В Страстном монастыре

В Страстном монастыре

На Сухаревской башне в 1812 году случилось нечто странное, о чем потом рассказывали многие очевидцы. За день до вступления французских войск в Москву над столицей долго парил ястреб. Его ноги были перевязаны какими-то мочалками и веревками. Пролетая мимо Сухаревской башни, он зацепился за крылья медного двуглавого орла на шпиле. Тщетно бился ястреб, пытаясь освободиться. Обессилел, повис и издох. Народ, наблюдавший за этим, толковал: «Это — недаром. Непременно и Бонапарт запутается в крыльях Русского Орла»…

После Бородинской битвы (26 августа), опасаясь худшего, глава московской церкви Августин с Владимирской, Иверской и Смоленской иконами Божьей Матери отправился в дорогу на Владимир. Русские святыни нужно было сохранить.

Все городское руководство, кроме начальника Воспитательного дома И. А. Тутолмина,[5] быстро покинуло Москву.

Перед вторжением французских войск из города были удалены пожарные команды.

2 сентября французы вступили в древнюю столицу России. И в первую же ночь, на 3 сентября, Москва запылала сразу в разных местах. Пожар продолжался несколько дней. В нем сгорело 350 церквей и монастырей, около 2500 каменных и около 7000 деревянных домов, торговые ряды — свыше 8000 лавок, 17 каменных и 21 деревянный мост.

Через месяц, 6 октября, французы со своими обозами уже выходили из Москвы. 7 октября и сам Наполеон, отдав приказ Мортье взорвать Кремль, покинул город. Французы отступали из голодной и холодной Москвы по Ордынке и Калужской улице. Они шли, закутавшись в какие-то лошадиные шкуры, рогожи, в салопы, церковные ризы, шали, театральные костюмы. Их головы украшали чепчики, колпаки, траурные шляпы… Картина могла иметь комедийный оттенок, но никому не приходило в голову смеяться. Москвичи говорили: «За свое вступайся, за чужое не хватайся».

Неожиданно в два часа ночи в темноте за Калужской заставой послышался выстрел пушки. У Каменного моста ей отозвалась другая. В Кремле раскатился третий выстрел. Потом настало полное затишье. Горожане подумали, что французы снова возвратились в Москву. Вдруг раздался оглушительный удар, от которого заколебалась московская земля. Задрожали и стали рушиться дома. Камни и бревна полетели высоко в воздух.

Взрывы и удары с перекатами повторились несколько раз. В вышине запылало зарево, над Кремлем взметнулось пламя. И в то же время из безоблачного неба полился сильный дождь. Этот дождь ослабил силу пожара и предотвратил взрывы многих заложенных французами мин. Поджог Кремля стал жестокой местью Наполеона.

Но в целом после всего этого кошмара кремлевские храмы остались в сохранности. Сгорел царский дворец, и собор Спаса на Бору оказался под его обломками. Была разрушена Филаретовская пристройка к Ивану Великому. Сама же колокольня (пусть с трещиной) по-прежнему стояла.

Удивительно, но остался целым образ Спаса над Флоровскими воротами, вместе с его деревянной рамой и железным навесом над иконой. То же произошло и с образом святого Николая на Никольских воротах. Здесь даже не разбилось стекло иконы, хотя шатер от взрыва рассыпался. Разрушен был и Арсенал, построенный еще в начале XVIII века по чертежам саксонца Конрада.

В Сенате были разбиты стекла и сломаны все оконные рамы. Он, так же как и Иван Великий, стоял без завершения: Наполеоном были захвачены с собой сенатская накупольная медная статуя коня (изображавшего московский герб), колоколенный деревянный крест (обитый серебряными вызолоченными листами),[6] еще и двуглавый орел, снятый с башни Винного двора…

Неприятель покинул город. Москвичам нужно было собраться вместе в благодарственной молитве за спасение города. Для проведения религиозной службы наиболее удобной и не оскверненной врагом оказалась только большая церковь Страстного монастыря. Это было по причине того, что, когда Наполеон прибыл в Москву и расположился в ней, к французскому императору пришла делегация монашек из этого монастыря и упросила не святотатствовать в их обители.

В первый же день после выхода неприятеля из Москвы, 12 октября, в Страстном монастыре после обедни был совершен благодарственный молебен. Священнодействовал настоятель Университетской церкви иеромонах Иона, сам подвергшийся жестоким истязаниям со стороны оккупантов.

Церковь и абсолютно все пространство внутри монастырской ограды были полны москвичами. Когда запели «Царю небесному, утешителю», все упали на колени и молились. Слезы скорби сменялись слезами радости. Казалось, что были забыты все ужасы, страдания и утраты. Все с умилением духа пели торжественную песнь «Тебе Бога хвалим».

Через два дня после освобождения города двор Страстного монастыря вновь переполнился: опять в церкви, в переходах, на паперти, в разных местах монастыря собрались богомольцы. Теперь уже, кажется, все население столицы старалось вместиться в эту не очень обширную обитель. По окончании литургии молившиеся пали на колени. Жители Москвы, русские и иностранцы, православные и иноверцы, воинские начальники и солдаты возглашали: «Царь Небесный! Утешитель!» В это время с Тверской площади, где стояли на биваках казаки, слышались пушечные выстрелы.

Именно тогда в первый раз после 40-дневной мертвенной тишины в городе раздался отрадный колокольный звон. Народ и войско кричали: «Ура! Москва воскресла!»

В те же дни стала очевидной потребность в строительстве городского просторного храма благодарения Богу о спасении государства.

Положение дел и должность главы московской паствы преосвященного Августина налагали на него обязанность восстановить алтари, освятить заново оскверненные церкви — и он незамедлительно прибыл в город.

Августин поселился в Сретенском монастыре. Он ежедневно ездил в Кремль.

Первым он освятил Покровский собор на Рву. Потом — весь Китай-город и Белый город.

Торжественное открытие Кремля Августин начал освящением Архангельского собора, который хранил прах российских государей. Затем он освятил кафедральный Чудов монастырь.

Кремлевский Успенский собор требовал много времени и трудов для своего возобновления. Когда его восстановили, в него вновь водворили Владимирскую икону Богоматери.

Долго жители Москвы боялись возвращения французов. Они успокоились лишь тогда, когда казаки заняли все оборонительные подступы к Москве и в город возвратилась полиция.

В годовщину изгнания неприятеля из Москвы Августин совершил благодарственное молебствие и крестный ход вокруг стен Кремля. Потом такой обычай был установлен НАВСЕГДА в память потомству и введен в устав московской церкви.

В 1817 году при посещении прусским королем Фредериком-Вильгельмом Москвы москвичи приняли от него публичный поклон городу за спасение Пруссии от Наполеона.