Книга II
Книга II
НАЧИНАЮТСЯ ГЛАВЫ ВТОРОЙ КНИГИ
1. О епископстве Брикция [397-444 гг,].
2. О вандалах и о гонениях на христиан при них [406-427 гг. – правление Гундериха, 496-523 гг. – правление Тразамунда].
3. О Цироле, епископе еретиков, и о святых мучениках.
4. О гонениях на христиан при Атанарихе [372 г.].
5. О епископе Аравации и о гуннах [451 г.?].
6. О базилике святого Стефана в городе Меце.
7. О жене Аэция [395-454 гг.].
8. Что написано у историографов об Аэции [451 г.].
9. Что они же сообщают о франках.
10. Что пишут пророки господни об идолах язычников.
11. Об императоре Авите [455-456 гг.].
12. О короле Хильдерике и Эгидии [457 г.].
13. О епископстве Венеранда и Рустика в Клермоне.
14. О епископстве Евстохия и Перпетуя в Type и о базилике святого Мартина.
15. О базилике святого Симфориана.
16. О епископе Намации и о церкви в Клермоне.
17. О жене Намация и о базилике святого Стефана.
18. О том, как Хильдерик пришел в Орлеан, а Одоакр – в Анжер [463 г.?].
19. О войне между саксами и римлянами [466 г.?].
20. О герцоге Виктории [480 г.].
21. О епископе Епархии [469-470 гг.].
22. О епископе Сидонии [470-471 гг.].
23. О благочестии епископа Сидония и о том, как господь покарал за оскорбления, причиненные этому епископу.
24. О голоде в Бургундии и об Экдиции.
25. О гонителе Еврихе [484 г.].
26. О смерти святого Перпетуя и о епископстве Волузиана и Вера [491 г.].
27. О том, как Хлодвиг получил королевскую власть [481 или 482 г.].
28. О том, как Хлодвиг женился на Хродехильде.
29. О крещении первого их сына и о его смерти в крестильной одежде.
30. О войне против алеманнов [496-497 гг.].
31. О крещении Хлодвига [496 или 497 г.].
32. О войне против Гундобада [500 г.].
33. О гибели Годегизила [500 г.]. [26]
34. О том, как Гундобад пожелал креститься [после 500 г.].
35. О свидании Хлодвига с Аларихом.
36. О епископе Квинциане.
37. О войне с Аларихом [507 г.].
38. О том, как Хлодвиг получил звание патриция [507 г.].
39. О епископе Лицинии.
40. О гибели старшего Сигиберта и его сына [после 507 г.].
41. О гибели Харариха и его сына [после 507 г.].
42. О гибели Рагнахара и его братьев [после 507 г.].
43. О смерти Хлодвига [511 г.].
КОНЧАЮТСЯ ГЛАВЫ [ВТОРОЙ КНИГИ]
НАЧИНАЕТСЯ ВТОРАЯ КНИГА
[ПРЕДИСЛОВИЕ]
Следуя ходу времени, мы рассказываем вперемежку как о чудесных деяниях святых, так и о народных бедствиях. Я считаю разумным, чтобы мы, повествуя о праведной жизни святых, сообщили и о гибели нечестивых людей, ибо этого требует не удобство пишущего, а последовательность времени. В самом деле, внимательный и усердный читатель среди историй о царях израильских[1] найдет рассказ о том, как при Самуиле-праведнике[2] погиб богохульник Финеес[3], а при Давиде, прозванном Могучею Дланью[4], пал язычник Голиаф[5]. Пусть читатель вспомнит про времена великого пророка Илии, который прекращал дожди, когда он хотел, и посылал их по своему желанию на иссохшую землю, и как этот же Илия по своей молитве сделал богатой бедную вдову; пусть вспомнит истребления народов, какой голод и какая засуха постигли несчастную землю, какие бедствия перенес Иерусалим во времена [царя] Езехия, которому бог прибавил пятнадцать лет жизни; о том, какому истреблению и каким бедам подвергся сам израильский народ во времена пророка Елисея[6], который воскрешал умерших и совершал в народе много других чудес. Точно так же, вперемежку, писали в своих хрониках о войнах царей и о чудесах мучеников историки Евсевий, Север, Иероним и Орозий[7]. Так же поступили и мы, чтобы легче обозреть череду столетий и произвести полный подсчет годов до наших дней. Итак, следуя историям упомянутых авторов, мы с божьей помощью изложим то, что случилось в дальнейшем.
1. И вот после смерти блаженного Мартина, епископа города Тура, мужа великого и бесподобного, о чудесных деяниях которого у нас много [27] сочинений, епископство наследовал Брикций. Когда этот Брикций был в первой поре молодости, он строил многочисленные козни бывшему еще в телесной силе святому Мартину, потому что тот часто порицал его за суетные дела. Однажды, когда один больной искал блаженного Мартина, чтобы тот исцелил его, он встретил на улице Брикция, тогда еще диакона, и сказал ему в простоте душевной: «Вот я поджидаю блаженного мужа, да не знаю, где он и что делает». Брикций ответил ему: «Если ты ищешь того безумца, то посмотри вдаль. Вон он, по своему обычаю, взирает на небо, как сумасшедший». Когда же тот бедняк после встречи с Мартином получил от него то, что хотел, блаженный муж обратился к диакону Брикцию с такими словами: «Брикций, неужели я кажусь тебе безумным?». И когда тот, смущенный этими словами, стал отрицать сказанное, святой муж ответил: «Разве мои уши не были около уст твоих, хотя ты произносил эти слова, находясь от меня далеко? Скажу я тебе правду – а узнал я ее от бога, – что ты после моей смерти достигнешь сана епископа, но знай, что во время своего епископства ты претерпишь много бед». При этих словах Брикций засмеялся и сказал: «Разве я не прав в том, что этот человек безумный?». Но, даже будучи уже в сане пресвитера, Брикций часто оскорблял блаженного мужа.
Когда же Брикций, с согласия граждан, получил сан епископа, он все время проводил в молитвах. Хотя он был человеком гордым и тщеславным, однако его считали целомудренным[8]. Но на тридцать третьем году его служения против него выдвинули обвинение в одном прискорбном проступке. А именно: одна женщина, к которой слуги Брикция приносили стирать белье и которая, сменив мирскую одежду[9], притворно вела жизнь, посвященную господу, вдруг понесла во чреве и родила. Это вызвало гнев всех жителей Тура. Они всю вину возложили на епископа и единодушно решили побить его камнями. «Долго скрывал ты свое распутство под благочестием святого, – говорили они, – но бог не позволил, чтобы мы и дальше осквернялись, целуя твои недостойные руки». Но епископ в ответ напрочь отверг обвинение, говоря: «Принесите ко мне этого ребенка». И когда принесли ребенка, – а было ему от роду всего тридцать дней, – епископ обратился к нему со словами: «Молю тебя во имя Иисуса Христа, сына всемогущего бога, если я твой отец, скажи об этом всем». Ребенок ответил: «Нет, мой отец не ты!». Когда же жители попросили епископа узнать, кто отец ребенка, епископ ответил: «Это не мое дело. Что касается меня, об этом я позаботился, а что нужно вам, спрашивайте сами». Тогда они стали утверждать, что это он проделал с помощью волшебства, и, единодушно восстав против него, потащили его, говоря: «Больше ты не будешь властвовать у нас с именем лжепастыря». Тогда Брикций, чтобы оправдать себя перед народом, положил горящие угли в свою одежду[10] и, прижимая их к себе, дошел, сопровождаемый толпою, до могилы блаженного Мартина. Здесь он выбросил угли, показал народу не сожженную одежду и сказал: «Как эту одежду вы видите не тронутой огнем, так и мое тело не запятнано прикосновением к женщине». Но они не поверили ему и настаивали на своем обвинении. Они потащили его, оклеветали и изгнали, помня о [28] предсказании святого: «Знай, что ты за время своего епископства претерпишь много бед».
После того как они его изгнали, они поставили епископом Юстиниана. Между тем Брикций отправился за помощью к римскому папе. Плача и рыдая, он говорил: «Все это я терплю по заслугам, потому что я согрешил против божьего угодника, часто называя его сумасбродным и безумным. Видя чудеса, совершаемые им, я не верил в них». После ухода Брикция жители Тура сказали новому епископу: «Иди вслед за ним и похлопочи о своем деле; если ты за ним не последуешь, мы все будем гнушаться тобою». Тогда Юстиниан ушел из Тура. Но когда он подходил к городу Верчелли в Италии, его настиг суд божий, и он умер на чужбине.
Узнав о его кончине, жители Тура, все еще пребывавшие в злобе, поставили на его место Арменция. А епископ Брикций пришел в Рим и рассказал папе о всех своих невзгодах. Находясь при папском престоле, Брикций непрестанно служил обедни, оплакивая свои проступки, совершенные против святого Мартина. И вот на седьмом году своего изгнания он ушел из Рима, намереваясь с разрешения папы вернуться в Тур, и, придя в местечко, называемое Монлуи[11], находившееся в шести милях от города, там остановился. А в это время Арменций заболел лихорадкой и в полночь скончался. Епископ Брикций тотчас же увидел это во сне, и он сказал своим: «Быстро вставайте, чтобы нам прибыть на похороны нашего брата, епископа турского». И когда они входили в одни городские ворота, тело Арменция выносили через другие. После погребения Арменция Брикций вновь занял свою кафедру епископа и прожил счастливо семь лет. Всего он пребывал в епископском сане сорок семь лет, и когда он скончался, ему наследовал святой Евстохий, человек большой святости.
2. После этого вандалы, снявшись со своего места, с королем Гундерихом устремились в Галлию[12]; подвергнув ее сильному опустошению, они напали на Испанию[13]. За вандалами последовали свевы, то есть алеманны, захватившие Галисию[14]. Спустя немного времени между вандалами и свевами, которые жили по соседству друг с другом, возник раздор. И когда они, вооружившись, пошли на битву и уже готовы были к сражению, король алеманнов сказал: «До каких же пор война будет обрушиваться на весь народ? Чтобы не гибли люди того и другого войска, я прошу, чтобы двое – один от нас, другой от вас – вышли с оружием на поле боя и сразились между собой. Тогда тот народ, чей воин будет победителем[15], и займет без спора страну». Все согласились, что не следует многим кидаться на острие меча[16]. В это время скончался король Гундерих[17], и после него королевскую власть получил Тразамунд[18]. Когда произошел поединок между воинами, на долю вандалов выпало поражение. Воин Тразамунда был убит, и тот обещал уйти из Испании и удалиться от ее границ, как только приготовит все необходимое для пути.
В это же время Тразамунд начал гонения на христиан[19] и пытками и всяческими казнями принуждал жителей Испании принять лжеучение [29] арианской ереси. Тогда произошел такой случай: одну набожную, очень богатую девушку, почитаемую по достоинству в миру за ее происхождение, ибо она была из знатной сенаторской семьи, и, что самое главное, стойкую в католической вере, безупречно служившую всемогущему богу, повели на допрос. Когда ее привели к королю, он сначала льстивыми речами уговаривал ее принять арианскую ересь. Она отразила щитом своей веры отравленные ядом копья его речей, и он повелел отнять у нее богатства, но разумом ее уже владели сокровища рая. Тогда он приказал подвергнуть ее мучительным пыткам, чтобы у нее больше не осталось надежды на земную жизнь. Что же дальше? После многочисленных пыток и после того, как у нее отняли земные богатства, она не сломилась и не отреклась от святой троицы, и ее силой повели вновь креститься [по арианскому обряду]. И когда ее насильно заставили погрузиться в этот кладезь нечистоты, она воскликнула: «Верую, что отец, сын и святой дух едины по природе и по сущности!». Сказав же это, она загрязнила всю воду, как та и заслуживала, испражнениями своего чрева. Затем ее отвели на судебную расправу, и после дыбы, огня и когтей ей отрубили голову, посвятив тем самым ее жизнь господу Христу.
После этого вандалы, преследуемые до самого Танжера[20] алеманнами, переплыли море и рассеялись по всей Африке и Мавритании.
3. Но так как во время господства вандалов гонения на христиан, как было упомянуто выше, усилились, следует, мне кажется, рассказать и о том, что совершили они против божьих церквей и как лишились власти. Итак, когда Тразамунд, совершив преступление против святых господних, умер, королевство в Африке захватил Гунерих, который был еще более жестоким[21] и которого сами вандалы поставили во главе. Человеку не исчислить, сколько было убито во времена его правления христиан за одно священнейшее имя Христово. Однако свидетельством тому Африка, пославшая их на мученическую смерть, и десница Христова, украсившая их чело венцами с немеркнущими каменьями. Мы собрали, однако, некоторые рассказы о страданиях этих мучеников, и кое-что из них следует повторить для того, чтобы выполнить данное мною обещание.
Итак, в то время главнейшим учителем еретиков считался Цирола, ложно называемый епископом. И так как король [Гунерих] посылал его в разные места преследовать христиан, то однажды гонитель нашел в пригороде своего города[22] святого Евгения, епископа, человека исключительной святости и, как говорили, большого ума. Он так поспешно схватил его, что тот не смог пойти к своей пастве, живущей во Христе, и ободрить ее. Когда же Евгений увидел, что его уводят силой, он послал своим согражданам письмо, чтобы они соблюдали истинную веру. Вот это письмо:
«Епископ Евгений возлюбленным и во Христовой любви сладчайшим сыновьям и дочерям церкви, врученной мне богом.
По королевскому эдикту[23] нам велено прибыть в Карфаген, так как мы исповедуем католическую веру. Вот почему, дабы, уходя от вас, я не оставил божью церковь в сомнении или недоумении или чтобы молча, как неверный пастырь, не покинул паству Христову, я счел необходимым [30] направить вашей святости вместо себя это послание, в котором слезно молю, прошу и напоминаю, и со всей силой заклинаю во имя величия божия и ради страшного судного дня, а также ради устрашающего сияния грядущего пришествия Христа, чтобы вы твердо придерживались католической веры, утверждая, что у сына с отцом и у святого духа с отцом и сыном едино божество. Храните благодать единого крещения и соблюдайте священное миропомазание. Пусть никто после воды не возвращается к воде, будучи возрожден водою. Ведь по воле божией соль получается из воды, но если ее вернуть в воду, она тотчас теряет свой вкус. Вот почему господь в Евангелии справедливо говорит: «Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою?»[24] Во всяком случае, это значит потерять силу ума[25], если хотеть во второй раз приправить то, что было приправлено достаточно. Не слышали ли вы слов Христа: «Кто однажды омылся, тот не имеет нужды мыться вторично»[26]? Братия, сыны и дщери мои во господе, пусть вас не печалит мое отсутствие, ибо если вы будете придерживаться истинного вероучения, я вас и вдали не забуду и смерть не разлучит меня с вами. Знайте, что куда бы борьба меня не занесла, пальма победы будет за мной: если я уйду в изгнание, передо мной пример блаженного евангелиста Иоанна; если умру, «для меня жизнь – Христос, и смерть – приобретение»[27]. Если я возвращусь, братия, то исполнит господь ваше желание. Для вас же достаточно того, что я, по крайней мере, не смолчал, ободрил, научил, как мог. Не я повинен в крови всех гибнущих, и я знаю, что это письмо будет прочитано перед судом Христа в их присутствии, когда Христос придет, чтобы воздать каждому по делам его. Если я возвращусь, братия, я увижу вас в этой жизни, если нет, увижу в будущей жизни. Говорю вам: здравствуйте, молитесь за нас и поститесь, ибо пост и милостыня всегда склоняли к милосердию. Помните одно место из Евангелия: «Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить, а бойтесь более Того, Кто после убийства может погубить и душу и тело и бросить в геенну»[28].
И вот святой Евгений, приведенный к королю, имел спор с названным епископом ариан о католическом вероучении. После того как Евгений успешно победил его в споре о тайне святой троицы и, кроме того, сотворил благодаря Христу много чудес, тот епископ из зависти пришел в сильную ярость. В то время вместе со святым Евгением были епископы Виндемиал и Лонгин, весьма умные и благочестивейшие мужи, равные Евгению по своему сану, но не равные в совершении чудес. В самом деле, тогда говорили, что святой Виндемиал воскресил мертвых, а Лонгин возвратил здоровье многим больным. Евгений же не только возвращал зрение слепым, но и исцелял слепоту ума. При виде этого мерзкий епископ ариан призвал к себе какого-то человека, который исповедовал ложное учение, как и он сам, и сказал ему: «Я не потерплю, чтобы эти епископы творили среди народа многие чудеса и чтобы все следовали за ними и пренебрегали мной. Храни теперь в тайне то, чему я тебя научу. Вот тебе пятьдесят золотых; сядь на улице, по которой мы ходим, положи руки на закрытые глаза и, когда я буду проходить вместе с другими мимо тебя, громогласно взывай: „К тебе взываю я, блаженнейший [31] Цирола, предстатель веры нашей, воззри на меня и яви славу и силу свою, чтобы, открыв очи мои, сподобился я увидеть свет, которого лишился“». Выполняя его наставление, этот человек сел на улице, и когда еретик вместе с божьими святыми проходил мимо, тот, думая посмеяться над богом, громко воскликнул: «Выслушай меня, блаженнейший Цирола, выслушай меня, святой служитель божий, призри на мою слепоту! Позволь мне испытать ту целебную силу, которой ты часто удостаивал других слепых, которую испытывали на себе прокаженные и даже мертвые. Заклинаю тебя самой чудотворной силой, которая у тебя есть, возврати мне желанное зрение, ибо я поражен тяжкой слепотой». Но теперь, сам того не зная, он говорил правду, ибо жадность и впрямь ослепила его, а он думал, что за деньги он сможет посмеяться над силой всемогущего бога. Тогда епископ еретиков отошел немного в сторону и, тщеславный и гордый, намереваясь, совершив чудо, одержать победу, положил руку на его глаза и сказал: «Во имя нашей веры, по которой мы правильно веруем в бога, да откроются глаза твои !». Но только он произнес эти богохульные слова, как смех обратился в плач, и перед народом обнаружилась хитрость епископа, а именно: у этого несчастного так заболели глаза, что он с силой давил их пальцами, чтобы они не лопнули. Наконец несчастный начал кричать и говорить такие слова:
«Горе мне, так как враг отвратил меня от божеского закона. Горе мне, пожелавшему за деньги посмеяться над богом и получившему пятьдесят золотых для того, чтобы совершить это преступление». А епископу он сказал: «Вот твое золото, а ты возврати мне зрение, которого я лишился по твоей хитрости! Вас же, славнейшие христиане, я прошу о том, чтобы вы не презирали несчастного, но быстрее пришли на помощь погибающему. Ведь я теперь на самом деле узнал, что „Бог поругаем не бывает“»[29]. Тогда божьи святые из сострадания к нему сказали: «Если ты веруешь, все возможно верующему»[30]. И тот громко воскликнул:
«Кто не будет верить, что Христос, сын божий, и святой дух имеют с отцом единую сущность и единое божество, тот претерпит то же, что и я сегодня терплю!». И добавил: «Верую во всемогущего бога-отца, верую, что сын божий, Иисус Христос, равен отцу, верую, что дух святой единосущен с отцом и сыном и вечен, как и они». При этих словах епископы, предупреждая друг друга во взаимной учтивости, благочестиво поспорили между собой, кому первому осенить святым крестом его глаза. Виндемиал и Лонгин просят Евгения, а тот их умоляет, чтобы они возложили руки на глаза слепого. Когда они это сделали и держали свои руки над головой слепого, святой Евгений, осенив крестом Христовым его глаза, сказал: «Во имя отца и сына и святого духа, во имя истинного бога, которого мы исповедуем трояким в едином равенстве и могуществе, да откроются глаза твои !». И тотчас боль у несчастного прекратилась, и он снова стал здоровым. Благодаря его слепоте стало весьма очевидным, каким образом епископ еретиков окутывал жалкой мишурой своего учения очи сердца, чтобы никто не мог очами веры созерцать истинный свет. Несчастен, кто не переступил порога, то есть не вошел дверью Христовой, ибо Христос – истинная дверь![31] Цирола же – волк, [32] а не сторож стада, и факел веры, который он должен был зажечь в сердцах верующих, он в злости сердца своего пытался погасить! Святые божьи же сотворили в народе много и других чудес, и народ в один голос говорил: «Истинный бог отец, истинный бог сын, истинный бог дух святой. Нужно молиться им, исповедуя одну веру, бояться одной боязнью, воздавать одну и ту же почесть. Ведь всем очевидно теперь, что Цирола проповедует ложно».
Король Гунерих, видя, что его убеждения так опровергаются славною верой святых и что власть неправедной ереси не возвышается, а скорей падает и доброе имя его епископа благодаря этому поступку опозорено приказал подвергнуть святого божия [Лонгина] разного рода пыткам крючьями, огнем и когтями, а затем убить. А над блаженным Евгением приказал учинить казнь мечом, но сделать это так, что если в то время, когда над его головой будет висеть меч, он не перейдет к еретикам не убивать его, чтобы христиане не почитали его как мученика, но осудить на изгнание. Как мы знаем, так они и сделали. И, впрямь, когда угроза смерти нависла над ним и его спросили, решил ли он принять смерть за истинную веру, он ответил: «Смерть за правду и есть вечная жизнь». После того как меч только повис над ним, его отправили в изгнание в Альби, город в Галлии, где он и закончил земную жизнь. Еще и теперь на его могиле совершаются многочисленные чудеса. А святого Виндемиала король приказал зарубить мечом, что и было выполнено В этом гонении были убиты и изувечены архидиакон Октавиан и многие тысячи мужчин и женщин, приверженцев нашей веры. Но из-за любви к будущей славе эти мучения святые исповедники ставили ни во что ибо они знали, что, перенеся немногие страдания, приобретут много радостей, как говорит апостол: «Ибо нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с будущей славой, которая откроется в святых»[32] Многие в то время уклонились от веры ради богатства и сами себя подвергли многим скорбям[33], как, например, тот несчастный епископ прозвищу Отступник, который отрекся от католической веры.
Тогда же и солнце затмилось[34], так что едва была видна третья часть его. По причине, я полагаю, таких злодейств и из-за пролития крови и повинных. А Гунерих после стольких преступлений, содеянных им, стал бесноватым; и он, который долгое время наслаждался кровью святых, сам искусал себя зубами[35]. Так, мучаясь безумием, он закончил свою позорную жизнь такой смертью, какую заслужил. Ему наследовал Хильдерик по смерти которого королевскую власть получил Гелезимер[36]. Его победили римляне Восточной Римской империи[37]; на этом и закончилась его жизнь и его власть в королевстве. Так пало королевство вандалов.
4. Именно в то время на божьи церкви нападали сторонники многочисленных еретических учений, большую часть которых настигло божествевенное возмездие. Так и король готов Атанарих начал сильные гонения[38]; и многих христиан, подвергнув всевозможным пыткам, он убивал затем мечом, а иных приговаривал к изгнанию, где они и кончали жизнь от голода и различных мучений. Вот почему над ним свершился божий [33] суд, и за то, что он проливал кровь неповинных людей, его изгнали из королевства. Так и жил изгнанником, лишенным родины, тот, кто преследовал божьи церкви. Но вернемся к прерванному рассказу.
5. Итак, прошел слух, что гунны хотят вторгнуться в Галлию. А в то время в городе Тонгре епископом был Араваций, человек исключительной святости. Он проводил время в молитвах и постах и, часто проливая обильные слезы, молил милосердного бога о том, чтобы он не допускал в Галлию это неверующее и не достойное бога племя. Однако благодаря откровению он понял, что из-за грехов народа его молитва не может быть услышана. Тогда епископ решил идти в Рим, чтобы, заручившись покровительством чудотворной силы апостола, легче заслужить милосердие господа, о котором он смиренно молил. И вот, придя к могиле блаженного апостола, он умолял о благой его помощи, пребывая во всяческом воздержании, более всего – в еде, так что в течение двух или трех дней он оставался без всякой пищи и питья, чтобы не прерывалась молитва его. И когда он там пребывал в таком удручении уже много дней подряд, он, говорят, получил от блаженного апостола такой ответ: «Зачем ты беспокоишь меня, святейший муж? Ведь господь твердо решил, что гунны должны прийти в Галлию и, подобно великой буре, опустошить ее. Теперь же прими совет: возвращайся скорее, приведи в порядок дом свой, приготовь погребение, раздобудь для себя чистый льняной саван. Ибо когда душа твоя отлетит от тела, да не узрят очи твои бед, которые гунны причинят в Галлии. Так говорит господь наш, бог». Когда епископ узнал обо всем этом от святого апостола, он поспешил отправиться в путь и скоро вернулся в Галлию, И, придя а город Тонгр, он немедленно раздобыл все необходимое для погребения, простился с клириками и прочими жителями города, объявив им с плачем и рыданием, что они его больше не увидят. Они же, следуя за ним с великим плачем и слезами, смиренно умоляли его, говоря; «Не покидай нас, святой отец, не забывай нас, пастырь добрый!». Однако они не смогли вернуть его своим плачем, и после того как он их благословил и расцеловал, они вернулись. Подойдя к городу Маастрихту, он, изнуренный лихорадкой, преселился от тела. Верующие омыли его и похоронили возле самой столбовой дороги[39]. О том, каким образом после долгих лет тело этого святого было перенесено оттуда, мы написали в книге о Чудесах[40].
6. Итак, гунны вышли из Паннонии и, как утверждают некоторые, накануне святой пасхи пришли в город Мец[41], опустошая все на своем пути. Они предали город огню, убивали народ острием меча[42], а самих служителей господних умерщвляли перед священными алтарями. Во всем городе не осталось ни одного неповрежденного места, кроме часовни блаженного Стефана, первомученика и диакона. Об этой часовне я и расскажу, не откладывая, то, что я узнал от некоторых. А именно: рассказывают, что прежде чем прийти в город врагам, одному верующему человеку было видение, будто блаженный диакон Стефан беседовал со святыми апостолами Петром и Павлом о гибели города и говорил им так:
«Молю вас, мои владыки, возьмите под свою защиту город Мец и не [34] позволяйте врагам сжечь его, потому что в этом городе есть место, где хранятся мои грешные останки. Пусть лучше народ знает, что я что-то значу для господа. Но если грехи народа настолько велики, что нет другого исхода, как предать город огню, то, по крайней мере, пусть хоть эта часовня не сгорит». Апостолы отвечали ему: «Иди с миром, возлюбленнейший брат, пожар пощадит только одну твою часовню! Что же до города, мы ничего не добьемся, так как на то уже есть божья воля. Ибо гpexи народа возросли и молва о его злодеяниях дошла до самого бога; вот почему этот город будет предан огню». Нет никакого сомнения в том, что благодаря защите апостолов часовня осталась невредимой, в то время как город был разрушен.
7. Уйдя из города Меца, вождь гуннов Аттила опустошил еще много галльских городов. Осадил он и Орлеан, пытаясь захватить его с помощью мощных таранов. А в то время в упомянутом городе епископом был блаженнейший Анниан, человек замечательного ума и похвальной святости, о чудесных деяниях которого мы достоверно знаем[43]. Когда осажденные громко вопрошали своего епископа, что им делать, тот, уповая на бога, уговаривал всех пасть ниц и с молитвой и слезами молить господа о помощи, которую он всегда оказывает в нужде. И когда они так молили господа, как наставил их епископ, он им сказал: «Посмотрите с городской стены, не сжалился ли над нами господь и не подходит ли уже к нам помощь». Ибо епископ предчувствовал, что по божьему милосердию придет на помощь Аэций[44], к которому он еще раньше ходил в Арль в предвидении будущих событий. Осажденные посмотрели со стены и никого не увидели. А он им говорит: «Молитесь с верою; господь вас сегодня спасет!». И когда они опять молились, он им сказал: «Посмотрите снова!». Они посмотрели и никого не увидели, кто шел бы к ним на помощь. И говорит он им в третий раз: «Если вы будете молиться с верой, то господь быстро придет к вам на помощь». И они с плачем и громкими стенаниями молили господа о милосердии. Окончив молитву, они по совету старца посмотрели со стены в третий раз и увидели, что вдали поднимается от земли как бы небольшое облако. Когда они сообщили о том епископу, он им сказал: «Это помощь господня». Между тем стены уже дрожали под ударами таранов и вот-вот готовы были рухнуть. Но тут к городу подошли со своими войсками Аэций и король готов Теодор[45] со своим сыном Торисмодом и, потеснив врага, отогнали его. После того как заступничеством блаженного предстателя город был таким образом освобожден, они обратили в бегство Аттилу, который, дойдя до Мавриакской равнины[46], приготовился к сражению. Когда его преследователи узнали об этом, они начали усиленно готовиться к сражению с ним.
В эти дни до Рима дошел слух, что Аэций, сражаясь с отрядами врагов, находится в большой опасности. Когда жена Аэция узнала об этом, она в волнении и печали стала постоянно ходить в базилику святых апостолов и молиться о том, чтобы ее муж вернулся к ней из этого похода живым. Так она молилась и днем и ночью. Но однажды случилось, что один бедный человек, напившись вина, заснул в углу базилики святого [35] апостола Петра. Сторожа, не заметив его, по обычаю закрыли двери. Проснувшись ночью, он сильно испугался, ибо весь храм был освещен лампадами, и стал искать дверь, чтобы выйти наружу. Но как только он попробовал засовы первой и второй двери и понял, что все они заперты, он лег на пол и, дрожа от страха, стал поджидать то время, когда молящиеся придут к заутрене, и он сможет свободно выйти из храма. Между тем он увидел, как два человека почтительно приветствуют друг друга и заботливо справляются о здоровье. Тот, кто был постарше, начал так: «Я не могу больше видеть слез жены Аэция. Она постоянно просит меня о том, чтобы я помог вернуться ее мужу из Галлии живым, хотя божий суд решил иначе. Однако я добился большой милости, и он останется жив. И вот теперь я спешу вывести его оттуда живым. Но того, кто услышит это, я заклинаю молчать и не разглашать тайну господню, дабы самому скоропостижно не умереть». Но человек, слышавший все это, не смог промолчать. С наступлением дня все, слышанное им в церкви, он рассказал своей жене, и как только закончил рассказ, лишился зрения.
Итак, Аэций вместе с готами и франками сразился с Аттилой. Тот, видя, что его войско терпит поражение, обратился в бегство[47]. В этом сражении пал король готов Теодор. Никто не сомневается, что войско гуннов обратилось в бегство благодаря заступничеству упомянутого предстателя. Так одержали победу и уничтожили врага патриций Аэций и Торисмод. После сражения Аэций сказал Торисмоду: «Скорей возвращайся в свою страну, чтобы из-за происков брата ты не лишился отцовского королевства». Услышав это, Торисмод быстро отправился в путь, чтобы своим приездом опередить брата и раньше его захватить трон отца[48]. Подобной же хитростью Аэций удалил и короля франков[49]. Когда они ушли, Аэций собрал добычу с поля боя и с богатыми трофеями вернулся как победитель на родину. Аттила же вернулся после этой битвы с немногими уцелевшими воинами. Вскоре после этого Аквилея была захвачена гуннами, сожжена и разрушена. Кроме того, они прошли с боями по Италии и разорили ее. А Торисмод, о котором мы упоминали, покорил в войне аланов[50] и после многочисленных междоусобных споров и сражений был схвачен братьями и задушен[51].
8. Рассказав и изложив события по порядку, я был бы неправ, обойдя молчанием то, что рассказывает Ренат Фригерид[52], повествуя об упомянутом Аэции. А именно: в двенадцатой книге своей истории он сообщает, что после смерти божественного Гонория Валентиниан, тогда еще дитя, которому исполнилось только пять лет, был провозглашен своим двоюродным братом Феодосией императором[53], что в Риме взошел на престол тиран Иоанн[54] и что его послов с презрением принял император. Говоря об этом, историк добавляет: «Между тем послы возвратились к тирану, принеся с собой грозные распоряжения. Иоанн, побуждаемый этим, послал Аэция, который в то время был смотрителем дворца, с большим грузом золота к гуннам, известным Аэцию еще с того времени, когда он был у них заложником, и связанным с ним тесной дружбой, и приказал ему: как только вражеские отряды вторгнутся [36] в Италию, он должен напасть на них с тыла, тогда как сам Иоанн ударит им в лоб.
Так как об этом муже [Аэция] еще часто придется упоминать, то я хотел бы описать его происхождение и характер. Отец его, Гауденций, происходил из знатного рода в провинции Скифии[55], он начал свою военную службу в войске доместиком[56] и достиг должности магистра конницы. Мать его, родом из Италии, была знатной и богатой женщиной. Аэций, их сын, мальчиком принятый телохранителем к императору, в течение трех лет был заложником у Алариха, а затем у гуннов. Впоследствии он стал зятем Карпилиона и из начальника доместиков был назначен смотрителем дворца Иоанна. Он был среднего роста, крепок, хорошего сложения, то есть не хилый и не тучный; бодрый, полный сил, стремительный всадник, искусный стрелок из лука, неутомимый в метании копья, весьма способный воин и прославлен в искусстве заключать мир. В нем не было ни капли жадности, ни малейшей алчности, от природы был добрым, не позволял дурным советчикам уводить себя от намеченного решения; терпеливо сносил обиды, был трудолюбив, не боялся опасностей и очень легко переносил голод, жажду и бессонные ночи. Видимо, ему с малых лет предсказали, к какому положению его предназначала судьба, но о нем пойдет речь еще в свое время и в своем месте». Так рассказывает об Аэции упомянутый историограф. Когда император Валентиниан стал взрослым, то, боясь, как бы Аэций не умертвил его ради власти, он убил Аэция[57] без всякого к тому повода. Но позднее, когда император Валентиниан, сидя в кресле на Марсовом поле, произносил речь, обращенную к народу, он сам погиб от меча напавшего на него Окцилы[58], телохранителя Аэция. Таков конец обоих этих мужей.
9. Многие не знают, кто был первым королем у франков. Хотя о них много рассказывается в истории Сульпиция Александра[59], однако он вовсе не называет первого их короля, но говорит, что у них были вожди. Нам же представляется необходимым рассказать то, что он сообщает о них. А именно: когда Сульпиций говорит, что Максим, потеряв всякую надежду удержать власть[60], находился в Аквилее в состоянии близком к безумию, он добавляет: «Франки в то время, когда у них вождями были Генобавд, Маркомер и Суннон, устремились в Германию[61] и, перейдя границу, перебили многих жителей, опустошили плодороднейшие области, а также навели страх на жителей Кёльна[62]. Когда об этом стало известно в городе Трире, военачальники Наннин и Квинтин, которым Максим поручил малолетнего сына и защиту Галлии, набрав войско, пришли в Кёльн. Враги же, опустошив богатые области, с добычей вернулись за Рейн, оставив на римской земле многих из своих, готовых вновь начать опустошение. Сражение с этими франками произошло в благоприятных для римлян условиях, и многие из франков пали от меча возле Коленвальда[63]. Когда римляне после этой удачи обсуждали, следует ли им идти в область франков[64], Наннин отклонил это предложение, так как он знал, что франки готовы к их встрече и что в своей стране они несомненно превзойдут их силой. Так как Квинтин и другие воины не согласились [37] с ним, Наннин вернулся в Майнц, а Квинтин с войском перешел Рейн возле крепости Нёйс, и когда он удалился от реки на расстоянии двух дней пути, он увидел пустые дома и большие селения, покинутые жителями. Ибо франки, делая вид, что боятся встречи с врагом, ушли в более отдаленные лесистые места, по краям которых соорудили засеки. После того как воины сожгли все дома в поселках, принимая по своей глупости и трусости уничтожение их за полную победу, они, не снимая с себя оружия, ночь провели беспокойно. На рассвете под водительством Квинтина они вошли в лесистую горную местность, и около полудня они сбились с пути и блуждали, не подвергаясь опасности. Наконец, когда они обнаружили, что проходы плотно завалены огромными засеками, они решили прорваться в болотистую равнину, примыкавшую к лесу. Но тут появились одиночные враги, которые, стоя на стволах деревьев, собранных в кучу, или на завалах, словно с высоты башен пускали стрелы как из стрелометов. Стрелы были намазаны ядовитым соком трав, так что полученные от них раны только в виде царапин на коже или в местах не таких опасных неизбежно влекли за собой смерть. Отсюда войско, окруженное большим количеством врагов, неудержимо устремилось на открытую равнину, проход к которой франки оставили открытым. Первыми погрузились в болотистую трясину всадники, они смешались с телами животных и, падая, подавили друг друга. Даже пехотинцы, которых лошадь не подминала под себя, застревали в тине и, едва высвободив ногу, снова погружались. Те же, которые немного раньше с трудом выбрались из трясины, в панике скрывались в лесах. Так боевой порядок был нарушен и отряды перебиты. При этом погибли Гераклий, начальник иовианцев[65], и почти все военачальники. Немногие нашли спасение под покровом ночи в потаенных лесных местах». Так повествует Сульпиций Александр в третьей книге своей истории.
А в четвертой книге, когда Сульпиций рассказывает об умерщвлении Виктора[66], сына тирана Максима, он говорит: «В то время назначенные вместо Наннина Кариеттон и Сир стояли с войском в Германии против франков». И немного спустя, после того как Сульпиций рассказал о добыче, унесенной франками из Германии, он добавил: «Арбогаст[67], ничего не желая слышать о промедлении, посоветовал императору[68] наказать по заслугам франков: потребовать от них, чтобы они вернули немедленно если не все, то, по крайней мере, хотя бы то, что они награбили в прошлом году после уничтожения отрядов Квинтина, и чтобы они выдали виновников войны, ответственных за вероломное нарушение мира». Эти события происходили, как рассказал Сульпиций, в то время, когда [у франков] были вожди. Затем он говорит: «Спустя несколько дней Валентиниан, быстро закончив переговоры с царственными особами франков – Маркомером и Сунноном и, по обычаю потребовав заложников, удалился на зимние квартиры в Трир». Но когда Сульпиций называет их царственными особами, мы не знаем, были ли они королями или они были вместо королей. Тот же самый историк, когда он упоминает о бедственном положении императора Валентиниана, добавляет: «В то время, когда на Востоке, во Фракии, происходили различные события, в Галлии [38] произошла смута. А именно: когда император Валентиниан, запершись во дворце под Вьенном, вел почти только частную жизнь, то всю заботу о военком деле передали франкским наемникам, а ведение гражданских дел было поручено Арбогасту. Среди всех воинов, принявших военную присягу, нельзя было найти ни одного, который решился бы выполнить личное указание императора или его распоряжение». Затем Сульпиций продолжает: «В тот же самый год Арбогаст, преследуя Суннона и Маркомера, которые у франков были царьками[69], с яростью, свойственной его соплеменникам, в самую зимнюю стужу устремился в Кёльн. Ведь он знал все убежища в стране франков, в которые можно безопасно проникнуть и уничтожить их огнем, ибо голые, сбросившие листья леса не могли скрыть сидевшего в засаде врага. И вот, собрав войско, Арбогаст перешел Рейн и опустошил ближайшую к реке область бруктеров[70], а также область, населенную хамавами[71], и никто ему на пути не встретился, кроме немногих из племени ампсивариев[72] и хаттов[73], которые во главе с Маркомером показались на вершинах отдаленных холмов». В другом месте Александр Сульпиций не говорит о вождях и царьках, а ясно указывает, что у франков был король, не упоминая, однако, его имени. Он говорит: «Затем тиран Евгений, отправившись в поход[74], поспешил к границе Рейна, чтобы возобновить, по обычаю, союз с королями алеманнов и франков и показать диким народам огромное по тому времени войско». Таков рассказ упомянутого историографа о франках.
Ренат Профутур Фригерид, о котором мы упоминали выше[75], рассказывая о падении и взятии Рима готами, сообщает: «Между тем король аланов Респендиал, после того как Гоар перешел на сторону римлян, отвел свое войско от Рейна[76], так как в это время вандалы воевали с франками. Вандалы после гибели их короля Годегизила потеряли в этом сражении почти двадцать тысяч человек, и они полностью были бы уничтожены, если бы к ним вовремя не подоспели на помощь аланы». Здесь мы обращаем внимание на то, что, упоминая о королях у других народов, Фригерид почему-то не упоминает их у франков. Когда же он сообщает о том, что Константин силой захватил власть и приказал своему сыну Констанцию[77] покинуть Испанию и прибыть к нему, он рассказывает об этом так: «Когда тиран Константин[78] вызвал своего сына Константа, тоже тирана, из Испании, чтобы держать с ним совет по поводу государственных дел. Констант, оставив дела дворца и свою жену в Сарагосе и поручив управление Испанией Геронцию, поспешно, не делая остановок в пути, отправился к отцу. Встретившись, они вместе провели много дней, и так как со стороны Италии им не угрожала никакая опасность, Константин, предавшись чревоугодию, велел сыну возвращаться в Испанию. Констант, послав вперед войско, задержался еще у отца. Между тем из Испании прибыли послы с известием о том, что Геронций посадил на трон Максима[79], одного из своих приближенных, и что он с помощью иноземных племен готовится к войне против него [Константа]. Напуганные этим сообщением, Констант и префект Децимий Рустик, который ранее был старшим дворецким, послав к германским племенам Эдобекка, устремились в Галлию, намереваясь с франками, алеманнами [39] и со всем своим войском как можно скорее вернуться к Константину», Кроме того, когда Фригерид описывает, как Константин сидел в осаде, он сообщает: «Едва минуло четыре месяца со дня осады Константина[80], как вдруг из Северной Галлии прибыли вестники и сообщили, что Иовин присвоил царские знаки отличия[81] и вместе с бургундами, алеманнами, франками, аланами и со всем своим войском приближается к осаждающим. Таким образом, дело было ускорено, ворота города были открыты, и Константин сдался. Его тотчас отправили в Италию, но посланные императором навстречу ему убийцы обезглавили его на реке Минции». И спустя несколько строк Фригерид сообщает: «В эти же дни Децимий Рустик, префект тиранов, и Агреций, который был перед этим начальником канцелярии Иовина, и многие знатные лица были схвачены в Клермоне полководцами Гонория и жестоким образом умерщвлены. Город Трир при вторичном вторжении франков был ими разграблен и сожжен». А когда Астерий по императорскому указу получил титул патриция[82], историк добавляет: «В то же самое время Кастину, начальнику придворного отряда, было поручено возглавить поход против франков, и он был послан в Галлию». Вот что сообщили нам историки о франках. Орозий[83] же, один из историографов, в седьмой книге своего сочинения рассказывает так: «Стилихон, собрав племена, победил франков, перешел Рейн, прошел Галлию и дошел до Пиренеев»[84].
Вот такие сведения о франках нам оставили упомянутые историки, не называя по имени их королей. Многие же передают, что те же самые франки пришли из Паннонии[85] и прежде всего заселили берега Рейна. Затем отсюда они перешли Рейн, прошли Торингию[86] и там по округам и областям избрали себе длинноволосых королей[87] из своих первых, так сказать, более знатных родов. Позже это было подтверждено победами Хлодвига [над ними], о чем мы расскажем в дальнейшем. В Консульских фастах мы читаем[88], что Теодомер, король франков, сын Рихимера, и мать его Асцила пали от меча. Говорят также, что тогда королем у франков был Хлогион[89], деятельный и весьма знатный среди своего народа человек. Он жил в крепости, называемой Диспарг, расположенной в области торингов. В этой же области, в южной ее части, до самой реки Луары, жили римляне. По ту сторону Луары господствовали готы. Бургунды, последователи ереси ариан, жили на той стороне Роны, на которой расположен город Лион. Но Хлогион послал в город Камбре разведчиков, и когда они все тщательно разузнали, сам последовал за ними туда, разбил римлян и захватил город. Здесь он пробыл недолго и захватил область до самой реки Соммы. Говорят, что из этого же рода происходил и король Меровей, у которого был сын Хильдерик.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.