Книга VIII (книга IV Войны с готами)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Книга VIII

(книга IV Войны с готами)

1. Все то, о чем я до сих пор рассказывал, я написал, насколько это было возможно, с таким расчетом, чтобы разделить содержание и распределить его по книгам в соответствии со странами, где приходилось вести военные действия. Эти книги уже вышли в свет и распространены повсеместно в Римской империи. Но отныне в своем рассказе я не буду придерживаться этого порядка. К изданным мною произведениям, уже совершенно законченным, я не могу присоединить описание новейших событий, но обо всем том, чему суждено было совершиться в течение этих войн, равно и о войне против мидийского племени, о войнах о которых я уже писал раньше в прежних книгах, я напишу и в этой книге обо всем, что случилось нового. Таким образом, рассказ мой о событиях по необходимости будет «пестрой» всеобщей историей. В моих прежних книгах изложено уже все то, что произошло до четвертого года того пятилетнего перемирия, которое было заключено между римлянами и персами. В следующем затем году большое полчище персидского войска вторглось в землю Колхиды, Во главе их стоял некто, по имени Хориан, родом перс, человек очень опытный во всех военных делах; за ним в качестве союзников следовало много варваров из племени аланов. Кода это войско прибыло о область Лазики, которая называется Мохересис, оно остановилось, став лагерем на удобном месте. Протекает там также река Гиппис, небольшая и несудоходная, но доступная для перехода и для всадников и для пехотинцев. На правом берегу ее они поставили укрепленный лагерь, но не у самого берега, а довольно далеко в стороне. Чтобы читающие эти строки могли вполне ясно представить себе все места в области лазов и то, какие племена живут в этой стране, и чтобы читатели не были принуждены слушать все эти рассказы, как будто сражаясь с какими-то тенями, мне показалось [12] вполне современным описать в этой части своей книги, как и какие люди живут по так называемому Эвксинскому Понту. Я хорошо знаю, что и более древними писателями все это било описано, но я думаю, что все то, что ими сказано, не вполне точно.(Ксенофонт, Анабасис. IV, 8. 22. Арриан, Перипл, гл. XI.) Некоторые из них называли соседей трапезунтцев или санами (Конъектура Наurу.) (мы их теперь называем тзанами), или колхами, назвав лазами других, к которым еще и теперь применяется это имя. На самом деле не верно ни то, ни другое. Тзаны, находясь очень далеко от берега моря, живут рядом с армянами в середине материка. Между ними и морем вздымаются цепи высоких гор, трудно проходимых и совершенно отвесных, большая область, искони бывшая пустынной и безлюдной, русла горных рек, из которых трудно выбраться, непроходимые пропасти и холмы, покрытые густыми лесами. Все это отделяет тзанов от берега, не давая им права считаться приморским народом. Чти же касается лазов, то невозможно, чтобы они не были колхами, так как они живут по берегу реки Фазиса: как это бывает и у многих других племен, они только имя колхов переменили на имя лазов. Но помимо этого, многие века, которые протекли со времени тех, кто раньше писал об этих вопросах, внеся новое в положение дел, могли изменить то, что было прежде, в силу ли переселения племен, в силу ли следовавшей одна за другой перемены властей и названий; поэтому я счел крайне важным все это точно расследовать и изложить, а не те всем известные мифические легенды или древние сказания, не заниматься расследованием, в каком месте Эвксинского Понта, по словам поэтов, был прикован Прометей; я ведь полагаю, что между историей и мифологией большая разница. Но я хочу точно изложить и историю названий и описать материальную культуру и отношения, какие доныне присущи каждой из этих местностей. [13]

2. Этот Понт начинается от Византии и Калхедона (Халкедона) и кончается в земле колхов. Если плыть но нем, держась правого берега, то здесь по его берегам живут вифинцы и соседние с ними гонориаты и пафлагоняне, у которых, кроме других приморских местечек, есть города Гераклея и Амастрис. За этими племенами идет Понтийская область до города Трапезунта и его границ. Затем идет ряд небольших приморских городков, в том числе Синоп и Амис, а поблизости от Амиса так называемый Темискур и река Термодонт, где, говорят, был военный лагерь амазонок. Об амазонках я буду писать немного ниже. Границы Трапезунта простираются до поселка Сусурмен и до местечка, носящего название Ризей, которое отстоит от Трапезунта на расстоянии двух дней пути вдоль берега но направлению к Лазике. Раз я упомянул о Трапезунте, то не следует пропустить возможности указать на то, что там встречается особенность, совершенно противоречащая общераспространенным представлениям, а именно: мед во всех этих местностях около Трапезунта бывает горьким, опровергая, таким образом, только в этом месте общее мнение о сладости меда. Направо от этих мест сплошь высятся горы страны тзанов, по другую сторону которых живут армяне, подданные римлян. Из этих гор тзанов вытекает река, называемая Боас, которая, протекая но густым и обширным зарослям и по холмистой (Другое чтение: «лесистой») местности, проходит очень близко от страны лазов и впадает в Эвксинский Понт, но уже не носит имени Боаса. Дело в том, что, когда on подходит к морю, он теряет свое имя, приобретая в этих местах другое название, которое он получает в силу следующих физических свойств. Местные жители в остальном его течении называют его «Акампсис» («Несклоняющимся») по той причине, что там, где он смешивает свои воды с водами моря, он не меняет своего течения: со столь огромной силой и быстротой он [14] впадает в море, вызывая сильное волнение и бурное течение; вливаясь очень далеко в море, он делает недоступным плавание к этих местах. Те, которые плавают в этих местах Понта, направляясь ли прямо в страну лазов, или, снявшись оттуда и направляясь в открытое море, не могут плыть ближайшим путем; они не в состоянии пересечь течения реки, но, свернув в этом месте очень далеко в открытое море, они плывут почти посередине Понта и только таким образом могут избавиться от силы этого течения. Вот что я хотел сказать о реке Боас.

За Ризеем начинаются пределы независимых племен, которые живут между римлянами и лазами. Тут расположен некий поселок, по названию Афины, не потому, чтобы здесь осели выселившиеся афиняне, как некоторые думают, в качестве колонии, но потому, что в стародавние времена властительницей этой страны была некая женщина, по имени Афинея, гробница которой существовала еще до моего времени, За Афинами лежит Архабис и старинный город Апсарус, который отстоит от Ризея приблизительно на три дня пути. В древности он назывался Апсиртом (Arrian. Peripl. гл. 6.), получив название, одинаковое с именем человека, которого тут постигла кончина. Местные жители рассказывают, что но злому умыслу Медеи и Ясона погиб здесь Апсирт и что вследствие этою данное место получило такие название. Он в этом месте скончался, оно же в память о нем стало так называться. Но слишком много времени протекло от этого события ло наших времен, бесчисленны были тут смены народов: время дало возможность явиться новому названию, ему укрепиться и стереть память о тех событиях, из-за которых получилось это имя, благодаря чему имя этого места могло начать звучать по-новому. И могила этого Апсирта была в восточной части этого города. В древности этот город был многолюдным, его окружала могучая стена, украшен он был театром и [15] ипподромом и всем остальным, что обычно указывает на обширность и значение города. Теперь же от всего этого не остались ничего, если не считать фундаментов зданий.

Так что, конечно, можно было бы удивляться тем, которые говорят, что колхи – соседи жителей Трапезунта. Ведь ясно, что похитив вместе с Медеей золотое руно, Ясон[1] этой дорогой мог бы бежать не в Элладу и не в родные места, но назад к реке Фазису и к живущим в глубине страны варварам. Говорят, что во времена римского императора Траяна здесь стояли лагерем римские легионы вплоть до страны лазов и сагин. Живущие ныне здесь люди не являются подданными ни римского императора, ни царя лазов: только в силу того, что они являются христианами, епископы лазов назначают им священников. Эти племена по доброй своей ноле являются в силу договора друзьями и той и другой стороны, причем они согласились все время безотказно служить проводниками тем, кого обе стороны взаимно посылали друг к другу. По-видимому, они так поступали и до моего времени. Тех, которых оба властителя посылают друг к другу в качестве вестников, они перевозят на своих легких судах. Но до сего времени они еще никому не платили дани. Направо от этих мест поднимаются очень отвесные горы и на огромное пространство простирается пустынная страна. За ней живут так называемые персо-армяне и армяне, подданные римлян, занимающие пространство вплоть до самых пределов Иберии.

От города Апсарунта до города Петры и границ лазов, где кончается Эвксинский Понт, пути один день. Упираясь в эти места. Понт образует береговую линию в виде полумесяца. Длина пути при переезде по этому заливу-полумесяцу составляет приблизительно пятьсот пятьдесят стадий, а все, что лежит за этой береговой линией, является уже страной лазов и носит название Лазики. За этими местами внутри страны лежат области Скимния и Суания. Живущие здесь племена являются подчиненными лазам. Они управляются [16] начальниками из числа местных жителей: и когда для того или другого из начальников наступает роковой час его жизни – его смертный час, то по обычаю, раз навсегда установленному, царь лазов ставит над ними другого, взамен умершею. В областях, граничащих с этой страной, главным образом вдоль самой Иберии, живут месхи, издревле являющиеся подданными иберов. Живут они в торах, но горы месхов не кремнисты, не страдают от бесплодия; напротив, они изобилуют всякими благами, а сверх того и сами месхи – искусные земледельцы и хорошие для этих мест виноградари. В этой стране поднимаются очень высокие горы, покрытые лесом и труднодоступные. Они тянутся до самых Кавказских тор, позади же них по направлению к востоку лежит Иберия, простирающаяся до пределов персо-армян. Через эти горы, уходящие высоко в небо, течет река Фазис, начинаясь с гор Кавказа и впадая в середину этого «полумесячного» залива Понта. Некоторые считают, что в этом месте река Фазис служит границей двух материков. Места, которые идут налево, если смотреть вниз по течению, являются Азией, а направо лежащие называются Европой. В той части, которая принадлежит Европе, находятся все населенные места лазов, на другой же стороне лазы не имеют ни городов, ни укреплений, ни заслуживающею какого-либо внимания поселка, если не считать, что раньше римляне выстроили здесь крепость Петру, По преданиям местных жителей, в этой части Лазики находилось и то золотое руно, из-за которого в своих мифах поэты заставили эллинов строить Арго. Но это, по моему мнению, совсем неверно. Думаю, что Ясон с Медеей, захватив руно, не мог бы уйти отсюда тайно от Эта, если бы река Фазис не отделяла царский дворец и другие жилища колхов от того места, где считали, что находилось это руно, на что ведь действительно мимоходом указывают и поэты, писавшие на эти темы. Так вот река Фазис, протекая той дорогой, как я описал раньше, впадает в конечную часть Эвсинского Понта, на краях залива-полумесяца; на одной [17] его стороне, принадлежащей Азии, находился город Петра, а на противоположной стороне берега, принадлежащего уже Европе, находится область апсилиев: они подданные лазов и с давних уже времен христиане, как и все остальные племена, о которых я упоминал в этом рассказе.

3. Над этой страной лежит горный хребет Кавказа. (Ср. Иордан. Гетика. 52 cл.) Эти Кавказские горы вздымаются так высоко, что их вершин не касаются ни дожди, ни снегопады: они выше всяких туч. Начиная от середины и до самой вершины они сплошь покрыты снегом; предгорья же их и у подошвы очень высоки, их пики ничуть не ниже, чем у других гор. Отроги Кавказских гор, обращенные к северо-западу, доходят до Иллирии и Фракии, а обращенные к юго-востоку достигают до тех самых проходов, которыми живущие там племена гуннов проходят в землю персов и римлян; один из этих проходов называется Тзур, а другой носит старинное название Каспийских ворот. Всю эту страну, которая простирается от пределов Кавказа до Каспийских ворот, занимают аланы; это – племя независимое, по большей части оно было союзным с персами и ходило походом на римлян и на других врагов персов. Этим свой рассказ о Кавказском хребте я считаю оконченным.

Тут живут гунны, так называемые сабиры, и некоторые другие гуннские племена. Говорят, что отсюда же вышли амазонки и разбили свой лагерь около Темискура на реке Термодонте, как я говорил немного выше, там, где теперь находится город Амис. Теперь в окрестностях Кавказского хребта нигде не осталось ни воспоминания, ни имени амазонок, хотя и Страбон (Ср. Страбон. X, 5; ХII, 3, 21.) и другие писатели много рассказывают о них – Мне кажется наиболее верным относительно амазонок мнение тех, которые утверждали, что никогда не существовало такого «отдельного» племени храбрых женщин и [18] что законы человеческой природы не могли быть нарушены только в области Кавказского хребта; они говорили, что огромное войско варваров двинулось из этих мест на Азию со своими женами; став лагерем у реки Термодонта, варвары мужчины, оставив здесь своих жен, стали бродить, грабя и опустошая большую часть земель Азии. Когда против них поднялись жившие здесь народы, они были все перебиты, и никто из них, ни один человек, не вернулся в лагерь к своим женам. Эти женщины и дальнейшем под влиянием страха перед окружающими их жителями и вынужденные к этому недостатком продовольствия приняли волей-неволей мужской облик, надев на себя оружие и воинские доспехи, оставленные мужчинами в лагере; вооружившись таким образом, они доблестно совершили много славных подвигов, так как их толкала на это необходимость. Это продолжалось до тех нор, пока они все не погибли. Я и сам думаю, что это было так, что амазонки шли походом вместе со своими мужьями, основываясь на том, что происходило фактически и в мое время: обычаи, дошедшие до позднейших потомков, являются сражением природных свойств и привычек предков. Так ведь гунны не раз делали набеги на Римскую империю и вступали в рукопашный бой с теми, кто выходил против них: конечно, некоторым из них приходилось здесь пасть убитыми. После удаления варваров, подбирая и осматривая тела убитых, римляне находили среди них и тела женщин. (Ср, Плутарх. Помпей, гл. 15). Ведь другого женского войска нигде, насколько известно, не было найдено ни в одном месте – ни в Азии, ни в Европе. Да и поскольку нам известно по слухам, и горы Кавказа никогда не были лишены мужского населения. Вот что хотел я рассказать относительно мужского населения. Вот что я хотел рассказать относительно амазонок.

За Апсилиями и за вторым краем этого «полумесячного» залива по берегу живут aбaсги и, границы которых простираются [19] до гор Кавказского хребта. Эти абасги издревле были подданными лазов, начальниками же искони веков они имели двух из своих соплеменников: из них один властвовал над западной частью их страны, другой занимал восточную. Эти варвары еще в мое время почитали рощи к деревья. По своей варварской простоте они полагали, что деревья являются богами. Со стороны своих властителей из-за их корыстолюбия эти племена испытывали неслыханные вещи. Дело в том, что оба эти царя замеченных ими красивых и лицом и фигурой мальчиков без малейших угрызений совести отнимали у родителей и, делая евнухами, продавали в римские земли тем, кто хотел купить их за большие деньги. Родителей же этих мальчиков тотчас же убивали для того, чтобы кто-нибудь из них не попытался в будущем отомстить царю за несправедливость но отношению к их детям, и чтобы царь не имел в числе своих подданных людей, для него подозрительных. Таким образом, красота их сыновей осуждала их на гибель; эти несчастные погибали, имея несчастье родить детей, обладавших роковой для них и смертоносной красотой. Поэтому-то большинство евнухов у римлян и главным образом и царском дворце были родом абасги. При ныне царствующем императоре Юстиниане все отношения у абасгов облеклись в более мягкие формы. Они приняли христианскую веру, и император Юстиниан, послав к ним одного из императорских евнухов, родом абасга, Евфрата именем, решительно запретил их царям на будущее время лишать кого-нибудь из этого племени признаков мужского ноля, железом насилуя природу. С удовольствием абасги услыхали этот приказ императора. Получив смелость в силу такого приказания им пера гора, они уже решительно воспротивились таким действиям своих властителей. А до этого времени каждый из них боялся, как бы ему не стать отцом красивого сына. Тогда же император Юстиниан воздвиг у абасгов храм богородицы и, назначив к ним священников, добился того, чтобы они приняли весь христианский образ жизни. В скором [20] времени абасги, низложив своих царей, решили жить на свободе. Так шли дела здесь.

4. За пределами абасгов до Кавказского хребта живут брухи, находясь между абасгов и аланов. По берегу же Понта Эвксинского утвердились зехи. В древности этим зехам римский император назначил царя, теперь же эти варвары ни в чем уже не повинуются римлянам. За ними живут сагины; приморской же частью их страны издревле владели римляне. Для их устрашения они выстроили два приморских укрепления. Севастополь и Питиунт, находящиеся друг от друга на расстоянии двух дней пути, и с самого начала держали здесь военный гарнизон. В прежнее время, как я сказал (гл. II, § 16), легионы римских войск занимали нее местечки по побережью от Трапезунта до страны сагинов: теперь же у них оставались только эти два укрепления, к которых еще в мое время стояли гарнизоны. Но когда персидский царь Хозров был призван лазами в Петру, он очень хотел послать сюда персидское войско, с тем, чтобы оно захватило эти укрепления и само заняло их своим гарнизоном, Когда об этом заблаговременно узнали римские солдаты, то, предупреждая врагов, они сожгли дома и до самого основания разрушили стены и, без малейшего промедления сев на суда и переправившись на противолежащий материк, ушли в город Трапезунт. Правда, они причинили ущерб Римской империи разрушением этих крепостей, но этим же они доставили ей и большую пользу, потому что враги не смогли завладеть этой страной; не достигнув никакого результата вследствие разрушения крепостей, враги вернулись в Петру. Вот какие дела были здесь.

За сагинами осели многие племена гуннов. Простирающаяся отсюда страна называется Эвлисия; прибрежную ее часть, как и внутреннюю, нанимают варвары вплоть до так называемого «Меотийского Болота» и до реки Танаиса (Дона), который впадает в «Болото». Само это «Болото» вливается в Эвксинский Понт. Народы, которые тут живут, в [21] древности назывались киммерийцами, теперь же зовутся утигурами. Дальше, на север от них, занимают земли бесчисленные племена антов. Рядом с теми местами, откуда начинается устье «Болота», живут так называемые готы тетракситы; они немногочисленны и тем не менее не хуже многих других с благоговением соблюдают христианский закон. [Танаисом местные жители называют и то устье, которым начинается от Меотийского Болота Танаис и, простираясь, как говорят, на двадцать дней пути, впадает в Понт Эвксинский, и даже тот ветер, который дует тут, они называют Танаитой][2]. Принадлежали ли эти готы когда-нибудь к арианскому исповеданию, как и все другие готские племена, или в вопросах исповедания веры они следовали другому какому-нибудь учению, этого я сказать не могу, так как и сами они этого не знают, да и не задумывались над этим: но доныне с душевной простотой и великой безропотностью чтут свою веру, Незадолго перед этим, а именно когда исполнился двадцать один год единодержавного правления императора Юстиниана, они прислали к Византию четырех послов, прося дать им кого-либо в епископы, потому что тот, который у них был священнослужителем, незадолго перед тем умер: они узнали, по их словам, что и абасгам император прислал священника. Император Юстиниан, очень охотно исполнив их просьбу, отпустил их. Эти послы вследствие страха перед гуннами-утигурами открыто, в присутствии многочисленных слушателей, говорили довольно туманно, из-за чего они пришли, и ничего другого не объявили императору, кроме просьбы о назначении священнослужителя, но в беседе совершенно тайной, встретившись с глазу на глаз, они изложили все, насколько Римской империи будет полезно, если соседние с ними варвары будут находиться в вечных распрях друг с другом. Каким образом и поднявшись откуда осели здесь тетракситы, я сейчас расскажу.

5. В древности великое множество гуннов, которых тогда называли киммерийцами, занимало те места, о которых я недавно упоминал, и один царь стоял во главе их всех. Как-то [22] над ними властвовал царь, у которого было двое сыновей, один по имени Утигур, другому было имя Кутригур. Кода их отец окончил дни своей жизни, оба они поделили между собою власть и своих подданных каждый назвал споим именем. Так и в мое еще время они наименовались одни утигурами, другие кутригурами. Они все жили и одном месте, имея одни и те же правы и образ жизни, не имея общения с людьми, которые обитали но ту сторону «Болота» и его устья (Керченского пролива), так как они никогда не переправлялись через эти воды, да и не подозревали, что через них можно переправиться; они имели такой страх перед этим столь легким делом, что даже никогда не пытались его выполнить, совершенно не пробуя даже совершить этот переезд. По ту сторону Меотийского Болота и его впадения в Эвксинский Понт, как раз на этом берегу и живут с древних времен так называемые готы-тетракситы, о которых я только что упоминал: значительно в стороне от них осели готы-визиготы, вандалы и все остальные племена готов. В прежние времена они назывались также скифами, так как все те племена, которые занимали эти местности, назывались общим именем скифов; некоторые из них назывались савроматами, меланхленами («чернонакидочниками») или каким-либо другим именем. По их рассказам, если только это предание правильно (Никифор Kaликл. XI: 48; Иордан. Гетика. 123), однажды несколько юношей киммерийцев, предаваясь охоте с охотничьими собаками, гнали лань: она, убегая от них, бросилась в эти воды. Юноши из-за честолюбия ли, или охваченные азартом, или их побудила к этому какая-либо таинственная воля божества, последовали за этой ланью и не отставали от нее, пока вместе с ней они не достигли противоположного берега. Тут преследуемое ими животное (кто может скачать, что это было такое?) тотчас же исчезло (мне кажется, оно явилось только с той целью, чтобы причинить несчастье живущим там варварам); но юноши, [23] потерпев неудачу в охоте, нашли для себя неожиданную возможность для новых битв и добычи. Вернувшись возможно скорее в отеческие пределы, они тотчас же поставили всех киммерийцев в известность, что для них эти воды вполне проходимы, И вот, взявшись тотчас же всем народом за оружие, они перешли без замедления «Болото» и оказались на противоположном материке. В это время вандалы уже поднялись с этих мест и утвердились в Ливии, а визиготы поселились в Испании[3]. И вот киммерийцы, внезапно напав на живших на этих равнинах готов, многих из них перебили, остальных же обратили в бегство. Те, которые могли бежать от них, снявшись с этих мест с детьми и женами, покинули отеческие пределы, перейдя через реку Истр, оказались в землях римлян. Сначала они причинили много зла живущему здесь населению, но затем с соизволения императора они поселились во Фракии. С одной стороны, они сражались имеете с римлянами, являясь их союзниками и получая от императора, как и другие воины, ежегодное жалованье и нося звание «федератов»: так называли их тогда римляне этим латинским словом, желая, думаю, тем показать, что готы не были ими побеждены на войне, но заключили с ними договор на основании известных условий. Условия, касающиеся военных дел, по-латыни называются «федера» (foedera), как я это указывал раньше в прежних книгах (III, гл. II, § 4). С другой стороны, часть этих же готов вела с римлянами и войны без всякого основания со стороны римлян, до тех пор, пока не ушла в Италию под начальством Теодориха. Такси ход событий в истории готов.

Перебив одних, заставив других, как я сказал выше, выселиться из страны, гунны заняли эти земли. Из них кутригуры, вызвав своих жен и детей, осели здесь и до моего еще времени жили на этих местах. И хотя они ежегодно получали от императора большие дары, но тем не менее, переходя через реку Истр, они вечно делали набеги на земли императора, являясь то союзниками, то врагами римлян. Утигуры со [24] своим вождем решили вернуться домой, с тем чтобы в дальнейшем владеть этой страной одним. Недалеко от Меотийского Болота они встретили так называемых готов-тетракситов. И сначала готы, устроив преграду из своих щитов против наступавших на них готов, решились отражать их нападение, полагаясь на свою силу и на крепость своих позиций (Перекопский перешеек); они ведь были самыми сильными из всех тамошних варваров. Кроме того, начало устья Меотийского Болота, где в то время обосновались готы-тетракситы, образует залив в виде полумесяца, окружая их почти со всех сторон и поэтому дает для наступающих против них один, и при этом не очень широкий, путь. Но потом (так как ни гунны не хотели тратить здесь на них время, ни готы никак не могли надеяться с достаточным успехом сопротивляться такой массе врагов) они вступили друг с другом в переговоры, с тем, чтобы соединив свои силы вместе, совершить переход; они решили, что готы поселятся на противоположном материке у самого берега пролива, там, где они живут и теперь, и, став на дальнейшее время друзьями и союзниками утигуров, будут жить там все время, пользуясь с ними равными и одинаковыми правами. Вот каким образом основались здесь готы, так как кутригуры, как я уже сказал, остались в землях по ту сторону Болота на запад), то утигуры один завладели страной, не доставляя римлянам никаких затруднений, так как по месту жительства они совершенно не соприкасались с ними: между ними жило много племен, так что волей-неволей им не приходилось проявлять против них никаких враждебных действий.

За Меотийским Болотом и рекой Танаисом большую часть лежащих тут полей, как мною было сказано, заселили кутригуры-гунны. За ними всю страну занимают скифы и тавры, часть которой еще и ныне называется Таврикой; там, говорят, был храм Артемиды, главной жрицей которого некогда была Ифигения, дочь Агамемнона. Говорят, однако, что и армяне в своей так называемой Келесенской области [25] имели такой храм, а скифами в то время назывались все тамошние народы; доказывают они это тем, о чем я в ходе своею исторического изложения рассказывал относительно Ореста и города Команы (I, гл. 17, § 13 сл.). Но пусть относительно этого каждый придерживается своего собственного мнения; ведь многое, что случилось в другом месте, а иногда и вовсе нигде не случалось, люди любят присваивать себе, выдавая за исконные родные обычаи, негодуя, если не все следуют их точке зрения. За этими племенами расположен приморский город по имени Боспор, не так давно ставший подчиненным римлянам. Если идти из города Боспора в город Херсон, который лежит в приморской области и с давних пор тоже подчинен римлянам, то всю область между ними занимают варвары из племени гуннов. Два других небольших городка поблизости Херсона, называемые Кены и Фанагурис, издревле были подчинены римлянам и такими были и в мое время. Но недавно некоторые из варварских племен, живших в соседних областях, взяли и разрушили их до основания. От города Херсона до устьев реки Истра, которую называют также Дунаем, пути дней десять; все эти места занимают варвары. Река Истр течет с гор страны кельтов и, обойдя северные пределы Италии, протекает по области даков, иллирийцев, фракийцев и впадает в Эвксинский Понт. Все же места отсюда, вплоть до Византии, находятся под властью римского императора. Такова окружность Понта Эвксинского от Калхедона (Халкедона) до Византии. Но какова величина этой окружности в целом, этого я точно сказать не могу, так как там живет такое количество, как я сказал, варварских племен, общения с которыми у римлян, конечно нет никакого, если не считать отправления посольств. Да и те, которые раньше пытались произвести подобное измерение, ничего не могли сказать нам в точности. Одно только ясно, что правая сторона Понта Эвксинского, т.е. от Калхедона (Халкедона) до реки Фазиса, имеет в длину пятьдесят два дня пути для человека налегке. Делая вполне [26] возможное заключение, можно было бы сказать, что и другая, левая часть Понта немногим меньше.

6. Так как в своем рассказе я дошел до этих мест, мне оказалось совершенно уместным рассказать о границах Азии и Европы, т.е. о том, о чем спорят друг с другом люди, занимающиеся этим вопросом. Некоторые из них говорят, что оба эти материка разделяет река Танаис; они при этом настойчиво утверждают, что нужно придерживаться природных физических разделов, опираясь на то, что будто Средиземное море продвигается с запада на восток, а река Танаис вытекает с севера и, двигаясь к югу, протекает между двумя материками, Так в свою очередь египетский Нил, вытекая с юга, течет на север и служит границей между Азией и Ливией. Другие же, возражая им, утверждают, что их положение не верно. Они говорят, будто эти материки искони разделяет пролив в Гадейрах (Гибралтар) образуемый океаном, а равно и море, которое, вливаясь через него, продвигается вперед, и что места, находящиеся вправо от пролива и моря, называются Ливией и Азией, а налево все пространство получило имя Европы, вплоть до крайних пределов так называемого Понта Эвксинскогo, В таком случае река Танаис берет свое начало в Европе (Иордан. Гетика. 32. 45.) и впадает в Меотийское Болото, а Болото изливается и Эвксинский Понт; при этом, конечно, это не конец Понта и конечно, не его середина, но море двигается и разливается дальше. Левая часть этого моря относится уже к Азии, Кроме этого, река Танаис вытекает из так называемых Рипейских гор, которые находятся на территории Европы, как утверждают и те, которые еще в древности касались этих вопросов. Установлено, что от этих Рипейских гор океан находится очень далеко. Поэтому все местности, находящиеся позади этих гор и реки Танаиса, необходимо должны быть и с той и с другой стороны причислены к европейским. С какого же места в этом случае Танаис начинает разделять оба эти материка, сказать нелегко. Бели же нужно сказать, [27] что какая-то река отделяет оба эти материка, то это может быть только река Фазис. Она течет как раз напротив пролива в Гадейрах и разделяет между собою оба эти материка, так как пролив, идущий из океана, образует это море и но обеим его сторонам располагает оба материка; скатываясь к этому морю, Фазис, впадает в Эвксинский Понт, в самую середину полукруглого залива и таким образом совершенно явно продолжает деление земли, произведенное морем. Выдвигая такие положения, спорят между собою ученые и с той и с другой стороны. Что касается лично меня, то я докажу, что не только приведенное мною первым положение, но и эта последняя точка зрения, только что приведенная мною, может похвалиться и давностью своего происхождения и славою очень древних, выставивших ее, писателей. При этом я знаю, что по большей части все люди, проникшись каким-либо учением, восходящим к древним временам, упорно придерживаются его, не желая уже работать над дальнейшим исследованием истины и переучиваться и этом вопросе, и принимать во внимание новые точки зрения: для них всегда все более древнее кажется правильным и заслуживающим уважения, а то, что является в их время, они считают достойным презрения и смехотворным. К тому же, вопрос сейчас идет не о каких-либо вещах отвлеченных и умозрительных, исследовать которые иначе никак не возможно, но о самой реальной реке и стране, чего, конечно, время не могло ни изменить, ни скрыть. Исследование этого вопроса совершенно просто и не может представить затруднения ни для кого, кто серьезно захочет найти истину, так как для доказательства вполне достаточно зрения. Таким образом, Геродот Галикарнасский в четвертой книге своих «Историй» говорит, что вся земля едина, но что установлено делить ее на три части и давать ей три названия – Ливии, Азии и Европы. Из них Ливию и Азию разделяет египетская река Нил, протекающая между ними, а Азию от Европы отделяет река Фазис в стране колхов. Он знал, что некоторые думают это и относительно [28] реки Танаиса и в конце он об этом упоминает. Я считаю совершенно своевременным привести здесь подлинные слова Геродота (IV, 45). Они таковы: «Я не могу понять, почему земле, раз она едина, дано тройное название, заимствовавшее свои имена от трех женщин, и почему их границами назначен египетский Нил и Фазис, река Колхиды, Другие же такой границей считают реку Танаис, Меотийское Болото и Киммерийский пролив». С другой стороны, автор трагедии Эсхил (Прокопий заимствует дальнейшую цитату из «Перипла» Арриана, гл. 19.) в самом начале своей трагедии «Прометей освобожденный» называет реку Фазис гранью земель Азии и стран Европы.

Пользуясь данным случаем, я хочу указать еще вот на что. Из ученых, занимающихся этими вопросами, одни считают, что Меотийское Болото образует Эвксинский Понт, который и растекается частью налево, частью направо от этого Болота: потому-то оно и называется «матерью Понта». Утверждают они это, основываясь на том, что из так называемого Гиерона (Местечко в Вифинии, на берегу Босфора, и храмом Зевса, откуда название: «Священное»), проток этого Понта идет как некая река до Византии, и поэтому думают, что именно здесь-то и есть конец Понта. Те же, которые опровергают эту точку зрения, указывают, что это море является единым с Средиземным, которое все целиком наполняется океаном, и, не прерываясь нигде, простирается до земли лазов, если, говорят они, кто-либо, исходя из различия названии, не будет настаивать на двоякости этих морей, потому что и в самом деле море отсюда называется уже Понтом. Если же течение идет от так называемою Гиерона до Византии, то тут нет ничего особенною. Это происходит во всех проливах и не поддается никакому логическому пониманию; никто никогда этого объяснить не мог. Так, сам Аристотель, из Стагиры, один из самых ученых людей, прибыв именно с этой целью в Эвбейскую Халкиду и наблюдая находящийся здесь пролив, который [29] называют Эврипом, хотел точно выяснить физические основания этого явления, как и почему в этом проливе течение иногда бывает с запада, а иногда с востока и поэтому всем кораблям приходится плыть в эту сторону: когда возникает течение с востока и корабли обычно начинают плыть отсюда вслед за бурным течением, то очень часто возникает здесь обратное течение, и оно поворачивает корабли, заставляя их направляться туда, откуда они только что отплыли, другие же корабли от этого западного течения уносятся в другую сторону, хотя никакой ветер тут совершенно не дул, а было совершенно гладкое море и глубокое безветрие. Когда стагиритский философ стал думать об этом и долгое время вращал свои мысли в разные стороны, он, смертельно огорченный неудачей при объяснении этого явления, так и кончил дни своей жизни. И не только здесь, но особенно в проливе, который отделяет Италию от Сицилии, происходит много необычного. По-видимому, сюда направляется течение из так называемого Адриатического моря; с другой стороны, туг образуется поступательное движение морской воды из океана через Гайдеры (Гибралтар). Кроме того, внезапно образовывающиеся водовороты без всякой видимой для нас причины поглощают корабли. Поэтому-то поэты и говорят, что корабли, попадающие в такой момент в этот пролив, поглощаются Харибдой. Те, мнение которых я излагаю, полагают, что все эти явления, столь необычайные, наблюдаемые во всех проливах, происходят в виду близости с той и другой стороны материка. Они говорят, что стремительное течение, стесненное узким пространством, должно проявляться в таких странных и необъяснимых явлениях. Так что, если течение идет от так называемого Гиерона к Византии, то, конечно, не следует настаивать, что здесь кончается и море и Эвксинский Понт: ведь такое утверждение не имеет под собой твердого основания, но должно допустить, что и здесь главной причиной является узость прохода. На самом же деле подобное явление объясняется совсем другой причиной. [30] Рыбаки в здешних местах говорят, что не весь поток доходит прямо до Византии, по его верхнее течение, которое видимо нашим глазам, обычно идет в этом направлении, а низовое, течение, где пучина (она так и называется – «Абисс»), идет как раз в противоположном направлении и всегда стремится против видимого нами течения. Это доказывается тем, что когда рыбаки выезжают на рыбную ловлю и закидывают здесь свои сети, то, подхваченные нижним течением, сети несутся к Гиерону. Но в Лазике берег по всей линии удерживает дальнейшее продвижение моря и заставляет море как бы вздыбиться на натянутых вожжах, впервые только здесь ставя ему преграду, явно, что творец мира здесь поставил ему пределы. Коснувшись берега в этих местах, море уже не двигается дальше и не поднимается больше вверх, хотя отовсюду в него вливается бесчисленное количество очень больших рек, по уходит назад и вновь туда же возвращается: сохраняя свою собственную, ему свойственную высоту, оно держится в своих границах, как бы свято соблюдая какой-то закон, как будто связанное точными его предписаниями и как бы остерегаясь нарушить каким-либо образом эти предписания. Все остальные берега этою моря лежат не против него, но по окружности. Но обо всем этом пусть рассуждает каждый, как он хочет.

7. Из-за чего Хозров усиленно стремился подчинить себе Лазику, мною сказано раньше (II, гл. 28. § 16 сл.); что же особенно теперь побудило его и персон на это завоевание, я сейчас объясню, – так как, дав описание всей этой страны, я сделал яснее свой рассказ об этом предприятии. Часто эти варвары под руководством Хозрова вторгались с большими силами во владения римлян, причиняли своим врагам неописуемые бедствия, как это мною изложено в книгах, посвященных описанию войны с ними, сами же не извлекали отсюда никакой выгоды; напротив, им приходилось терпеть ущерб деньгами и живой человеческой силой. Дело в том, что из римских земель им приходилось уходить, потеряв [31] многих из своих воинов. Поэтому, вернувшись в родные пределы, они, правда очень скрытно, бранили Хозрова и называли ею губителем народа персидского. И как-то раз, возвращаясь из страны лазов, где они испытали ужасные страдания, они собирались открыто восстать против него и покончить с ним, предав его жестокой смерти. Они это исполнили бы, если бы он, предупрежденный об этом, не принял мер предосторожности, обойдя самых влиятельных из них льстивыми речами. (См. «Тайная история», гл. 2. § 26) до конца Желая тогда оправдаться в брошенном ему обвинении, он усиленно старался принести персидской державе какую-нибудь великую пользу. И вот он тотчас делает попытку овладеть Дарой, но, как у меня рассказано раньше (II, гл. 28. § 35 сл.), был отражен и навсегда отказался от мысли завоевать эту крепость. И в дальнейшем для нею было ясно, что он не захватит ее внезапным набегом, настолько внимательно охранял ее находящийся там гарнизон; тем более он не надеялся, что, осадив ее, сможет захватить какой-либо хитростью. Дело в том, что в городе Даре продовольствия всякого рода было предусмотрительно собрано в достаточном количестве на веки вечные, так чтобы в этом отношении ом мог выдержать осаду очень долгое время, а кроме тою, источник, пробивающийся очень близко на кремнистом и крутом месте, образует там большую реку, которая течет рядом с городом, причем те, которые хотели бы в эту сторону направить свои враждебные замыслы, не могли бы никуда отвести ее в другое место или помешать ею воспользоваться вследствие неудобства местности. После же того, как эта река войдет во внутрь укреплений, протечет весь город и, наполнив все его бассейны, вновь затем выйдет из города, она очень близко от укреплений низвергается в расщелину земли и исчезает. И где она вновь появляется на поверхности земли, никому еще до этого времени не удалось узнать. Эта расщелина в земле образовалась не с давних времен, но много времени спустя после тою, как император [32]

Анастасий основал этот город; природа сама в этом месте по своему произволу создала эту трещину, и поэтому те, которые задумали бы осаждать город Дару, принуждены были бы страдать от полного недостатка воды.

Потерпев неудачу, как я сказал, в этой попытке, Хозров пришел к убеждению, что если бы даже ему удалось взять другой какой-либо город римлян, он все-таки не мог бы утвердиться в середине римских земель, так как в тылу у него осталось бы много неприятельских укреплений. Поэтому, разрушив до основания Антиохию, когда ему удалось взять ее, он ушел из римских пределов. Теперь мыслями он уже вознесся до небес, и надежды заносили его очень далеко; он задумывал уже необычайные вещи. Услыхав, как варвары, жившие по левому берегу Понта Эвксинского и осевшие вокруг Меотийского Болота, бесстрашно нападают на землю римлян, он говорил, что и персам, если они завладеют Лазикой, возможно будет без большого труда, всякий раз как они этого пожелают, идти прямо на Византию, нигде не переправляясь через море, как это постоянно делают и другие варварские племена, которые живут там. Из-за этого персы стремились подчинить себе Лазику. Теперь я возвращаюсь к началу своего рассказа.

8. Так вот Хориан вместе с персидским войском стал лагерем около реки Гипписа. Когда об этом узнал царь колхов Губаз и начальник римского войска Дагисфей, то, посоветовавшись, они совместно повели против врагов войско римлян и лазов. Оказавшись на другом берегу реки и став там лагерем, они стали совещаться о положении в данный момент, выгоднее ли им оставаться здесь и ожидать наступления неприятелей, или же самим идти против врагов, чтобы этим показать свою храбрость и воочию поставить перед врагами факт своего презрения к ним; тем, что они сами начали наступление, можно было бы, по их мнению, заставить поколебаться самомнение стоящих против них врагов. Когда одержало верх предложение тех, которые предлагали наступление [33], все тотчас двинулись против персов. И тут лазы не пожелали стоять с римлянами в одних рядах, выставляя на вид, что римляне вступают в сражение и подвергаются такой опасности не во имя спасения своей родины или своих близких: для них же, лазов, этот бой – защита от опасности их детей, жен и отчих земель. Поэтому им было стыдно своих жен, если бы случилось им быть побежденными и этом сражении. Они считали, что со всей необходимостью сама собой явится доблесть и смелость у тех, которые ее даже не имеют. Поэтому они все воспылали желанием идти первыми один на один против врагов, чтобы римляне в этом деле не внесли смущения в их ряды, не будучи охвачены одинаковым с ними рвением и жаждой подвергаться опасности.

Обрадованный таким воодушевлением лазов Губаз, созвав их недалеко от римлян, обратился к ним с такой речью:

«Я не знаю, воины, нужно ли мне обращаться к вам с речами, возбуждающими смелость. Я думаю, что ни в каком поощрении не нуждаются те, которых, как это случилось с нами теперь, возбуждает и воспламеняет к проявлению храбрости тяжелое положение наших дел. Мы подвергаемся опасности во имя наших жен и детей, во имя земли наших отцов, одним словом, во имя всего того, из-за чего подняли на нас оружие персы. Ведь ни один человек в мире добровольно не уступает тем, которые силою хотят отнять что-либо из его достояния, так как сама природа заставляет его бороться за свое. Вы хорошо знаете, что жадность персов не имеет пределов, если они будут в состоянии добиться власти; если они победят нас в этой войне, они не только будут властвовать над нами, но наложат на нас дани и в других отношениях будут поступать с нами как с подданными, находящимися под их игом; ведь мы не забыли, как недавно еще поступил с нами Хозров. Пусть же не на словах только будет ваша решимость напасть на персов и имя лазов не будет равнозначно с трусостью. Да и не трудно нам, воины, сражаться с этими мидянами, в которыми мы не раз сходились в [34] бою и побеждали их, Людям уже привычным нет ничего трудного, так как уже раньше трудность дела была уничтожена упражнением и привычкой. Поэтому вам нужно презирать врагов, так как они были не раз побеждены в битвах нами и обнаруживают не одинаковую с нами храбрость. А уже раз порабощенный дух обычно менее всего способен найти себе путь к бодрости. Так вот, подумав обо всем этом, исполненные добрых надежд, идите в рукопашный бой с врагами».