Заключение

Заключение

Представляется очевидным, что именно великолепная юридическая подготовка Александра III наиболее впечатляла его современников и интересовала исследователей его карьеры. Хотя он ясно продемонстрировал большую энергию и способности в различных областях папского управления, особенности выполнения функций понтифика в качестве верховного судьи состояли в том, что именно он, бывший профессор права, внес наиболее весомый вклад в их развитие. Количество декретов, изданных Александром, представляющих решения или мнения Папы, «отправленные какому-нибудь епископу или церковному судье по какому-либо тонкому правовому вопросу, когда запрашивали римскую Церковь», позднее включенные в официальную коллекцию канонического права, ставит его на второе место после Иннокентия III. В настоящее время количество известных нам постановлений Папы превышает пять сотен. Кроме них, в руках исследователей находится значительное количество фальшивых декреталий, приписываемых Александру III, появившихся после его смерти, что является свидетельством его широкой известности.

Развивая идеи права, Александр полагался в основном на работу Грациана. Некоторые из его булл, например, представляют почти слово в слово текст «Decretum». Это не говорит, однако, о том, что Александру недоставало оригинальности.

Его вклад заключается скорее в расширении и очищении умозаключений и в сообщении им универсальной значимости, как положениям, исходящим от Курии. Более того, поскольку сфера, которую затрагивало каноническое право в Средние века, была обширной, многие из решений Папы относились к вопросам, которые в современном обществе легко разрешаются в гражданских судах.

Так же как и в трактате Папы по каноническому праву, «Stroma Rolandi», который был написан до того, как Александр пришел в Курию, проблемы брака занимают центральное место и в его декреталиях. Взгляды Папы в этой области, в которой средневековые каноники отличались друг от друга в деталях, развивались годами. Будучи Папой, он твердо придерживался теории совместного согласия как необходимого элемента брака. Многие декреталии Папы о браке внесли огромный вклад в синтез идей, к которому стремились каноники XII века.

Подобно многим своим современникам, Александр также находился под сильным влиянием римской юриспруденции, которой, как он представлял, было необходимо следовать, если она не шла вразрез с каноническим правом. Изучение римского права дало ему идею ввести тончайшие разграничения в вопросе определения виновного или невиновного. Инструкции, отданные Александром Варфоломею Экзетерскому после убийства Бекета, представляют данные идеи. Папа также детально исследовал вопрос «незнания закона» и «незнания фактов». Он усовершенствовал судебное разбирательство по этой проблеме, поставив вопрос, являлось ли незнание преступника простительным или нет. Принятие ошибочного решения в отношении человека было признано особенно важным вопросом при рассмотрении преступлений, совершенных против клириков. Александр сформулировал разнообразные точки зрения по тем делам, где в качестве ответчиков выступали люди, которые из-за болезни или по какой-либо другой причине не могли свободно действовать; таким образом, Александр рассматривал различные обстоятельства, которые могли оказать влияние на свободу человеческого поступка и, соответственно, определить уместность, неуместность или жесткость наказания. В общем, Александр проявлял стремление к умеренности в наложении наказаний.

Хотя Александр являлся сторонником ясности и точности в законодательной процедуре, особенно в определении области церковной юрисдикции при рассмотрении дел, он был менее решителен, возможно даже непонятен, в своих формулировках теории папского политического первенства, хотя сомнения Александра в этом вопросе указывают на то, что сам он являлся каноником середины XII века. Так, и мы неоднократно обращали на это внимание, изменение условий жизни в XII веке не привело к простому решению исконной проблемы отношений между духовной и светской властью. В действительности, во второй половине средневековья великие споры о папской (или имперской) теократии, или политическом главенстве над христианским миром, временно, как мы показали, находились в состоянии неопределенности. Те писатели, которые говорили о проблеме взаимоотношений светской и духовной власти, порождали только сомнения и сложности.

Неудивительно поэтому, что Александр III избегал делать широкие заявления о политической власти Святого Престола. Если слова папы, произнесенные в Безансоне в 1157 году, в то время как Александр был легатом (при этом мы полагаем, что их действительно произнес он), подразумевали зависимость имперской власти от папства, он не позволял себе делать подобные утверждения, когда стал Папой. За исключением заявления Александра о положении периферийных территорий, таких, как Иберийский полуостров, Далмация или Ирландия, которые были единственными в данном списке, Папа, по-видимому, полагал, что светская власть зависела от римской Церкви, подчиняясь только в тех случаях, когда на данное положение указывал законодательный прецедент. И даже тогда Церковь не стремилась проводить активную интервенцию, Папа всегда боролся только за право Церкви заниматься своей сферой, libertas ecclesiae.

Но хотя Александра и каноников периода его правления нельзя причислить к сторонникам широко распространенной теократической концепции папской власти, они, тем не менее, уделяли особенное внимание похожей проблеме, которой было суждено приобрести важное значение в европейском обществе. Поэтому постепенно зарождалась новая, отличная от других дискуссия вовлекающая юристов и исследующая особые случаи например, определение области sacrum (священного), то есть того, что по закону принадлежало церковной юрисдикции и подлежало рассмотрению в церковных судах. Поэтому Церковь получила возможность приложения своих сил, поскольку ее моральное и религиозное влияние на обыденную жизнь людей возросло.

В этом споре Александр, как юрист, стоял на твердой почве, хотя даже здесь он не принял каких-либо оригинальных постановлений и в целом следовал мысли Грациана. Отвечая на вопрос о возможности апелляции из гражданского суда к церковному, он выразил мнение, что если дело не затрагивало человека, являющегося подданным юрисдикции церкви, и если местные обычаи запрещали подобное действие, такое обращение нельзя было считать юридически действительным. Владельцу лена, сказал он, рассматривая другой случай, следует разбирать феодальные вопросы. Папа, поэтому, признал легитимность сферы гражданской юстиции. Тем не менее очевидно, что хотя многие решения Александра очерчивали круг церковной компетенции, сфера ее власти была широкой, а мнение Папы оказывало порой решающее воздействие. Более того, вследствие его решений сфера церковной юрисдикции, описанная в «Decretum», была значительно расширена.

Таким образом, хотя нам остается непонятной позиция Александра на проблему теократической идеи, его взгляд на нее базировался на компетенции Церкви по широкому спектру вопросов, относящихся к области sacrum. Влияние религии на общество, в которое Александр верил, как и все остальные Папы, должно было получить движение не столько через провозглашение абсолютного превосходства римской Церкви над христианскими королевствами, сколько через сохранение и, в некоторой степени, расширение специфических прав в пределах каждого из христианских государств. В этом заключается значение борьбы и урегулирования в Англии, которые последовали за смертью Бекета.

В рассуждениях о достижениях Александра как церковного правителя, законодателя и судьи, необходимо также осознать точное значение термина «церковный». Только тогда представляется возможным понять значительный вклад Александра в усовершенствование папской монархии. Кроме того, если данная интерпретация точки зрения Александра на христианский мир является правильной – хотя по-прежнему необходимы дополнительные исследования, прежде чем делать окончательные заявления, – ее необходимо учитывать при любой оценке дипломатии Папы. Предполагаемые «сила» или «слабость» Александра должны быть определены стандартами середины XII века, но не временем правления Григория VII или даже Иннокентия III.

Нелегко понять Александра как человека. До нас не дошли свидетельства того времени о его человеческих качествах, хронисты вставляют в свои тексты только несколько фраз о темпераменте и личности Папы. Александр по своему образованию был ученым и преподавателем, но более всего юристом, хотя в некотором отношении и теологом. Будучи папой, он смог отстаивать по всем вопросам позицию интеллектуала. Действительно если и есть что-то, что особенно подчеркивается в скудных сведениях о нем, оставленных его современниками, то это прежде всего его ученость. Однако интеллектуальные интересы Папы не были, видимо, широкими. Он, правда, оставил после себя один теоретический трактат. Важным также представляется тот факт, что знаменитый ученый и юрист Бургундио Пизанский посвятил некоторые из своих переводов с греческого языка Папе Александру. Более того, среди всех своих забот и хлопот, Папа попросил патриарха Антиохийского найти хороший текст сочинении св. Иоанна Златоуста, хотя мы говорили, что цитаты из Священного Писания и Отцов Церкви в буллах, изданных папой, стали общепринятыми и часто повторяли цитаты из его предшественников или Грациана. Александр, таким образом, являлся выдающимся ученым, но в узкой области.

Исследователи называли Александра осторожным. Для тех, кто подобно Бекету и его друзьям, был разочарован в том, что Папа не смог поддержать всем сердцем архиепископа Кентерберийского, осторожность подразумевала слабость или даже малодушие. Как мы видели, данную точку зрения отстаивают и сейчас. Однако осторожность Александра была вызвана главным образом его собственным характером. Он был ученым, профессором школы XII века, которая стояла на позициях необходимого рассмотрения всех за и против в каждом деле. Удивительно, но он добился успеха как администратор – возможно благодаря тому, что после встречи с императором в Безансоне Александр научился избегать ненужных провокации и отделять центральную проблему от второстепенной.

Свойственная ученому осторожность Александра, которую можно встретить и в дальнейшем, образовывала крепкую связь со стойким духом и безграничным терпением. Неустрашимый в превратностях, твердый в понимании того, что он являлся главой организации, которая могла быть одновременно и более старой и более молодой в сравнении с различными светскими монархиями, он предпочитал ждать со спокойной уверенностью изменения позиции своих многочисленных противников. Более того, человек, который умер в столь преклонном возрасте, находясь на посту Папы двадцать два года, что стало одним из самых долгих периодов правления в папской истории, большая часть жизни которого прошла в изгнании, в скитаниях, в неопределенности, должен был быть, безусловно, одарен исключительной физической выносливостью.

Сила духа и терпение сами по себе не были достаточны. Дипломатия Александра, как мы видели, была чрезвычайно гибкой. Он желал использовать новые силы, не ограничиваясь традиционным образом действий, что видно из его отношений с Ломбардской лигой, Сицилией, восточными правителями и, особенно, с Византией. Но дипломатия всегда существовала как временное средство. Стоит, однако, подчеркнуть, что Александр, несмотря на осознание новых веяний, не был «либеральным» или «национальным» Папой, поборником политической свободы в сегодняшнем понимании этих терминов. Он был юристом-церковником, для которого дипломатия изредка была необходима, но не обладала фундаментальным значением.

То, что Александр стремился к милосердному суду, видимо, согласуется с теми взглядами, которые он выразил в вопросе наказания еретиков, и сдержанностью, проявленной в деле с Фридрихом Барбароссой и Генрихом II. Папа не хотел спешить, в отличие от тех, кто стремился к скорейшему и более резкому решению. Это нельзя считать слабостью или апатией, так как Александр обладал чувством долга и никогда не забывал о своих обязанностях. Его сдержанность скорее свидетельствовала о гибком юридическом уме Папы, размышлявшего о требованиях юстиции и проявлявшего заботу священника о спасении души грешника.

Хотя Александр был терпелив в больших делах, он был жестким, когда ему противостояли подчиненные. Более того, его склонность к точности и аккуратности, его интеллектуальность производили порой впечатление определенного высокомерия и отчужденности, что заставляет нас задаться вопросом, был ли Александр горд и амбициозен. Хотя мы не можем исключить определенную интеллектуальную гордость Александра, ему не было свойственно проявлять свои амбиции.

Аналогичное сомнение можно высказать и в отношении способности Папы проявлять теплые дружеские чувства. Официальная папская корреспонденция, очевидно составлявшаяся клириками, едва ли предоставляет соответствующие свидетельства. Но в некоторых из своих писем, например, к другу и наперснику, Генриху Реймскому, и к верному соратнику Эберхарду Зальцбургскому, Папа не только обращался официально но и высказывал себя другом и осознавал чувства адресата. Мы также знаем о печали Александра и его сожалении относительно убийства Бекета, и о его искренних эмоциях при примирении с Фридрихом Барбароссой. Кроме нескольких представленных нами ссылок, другими свидетельствами о человеческих качествах Папы мы не обладаем.

До нас дошли только одно или два свидетельства проявления со стороны Александра заботы о своей семье и родственниках. Среди многих писем Папы, рассматривающих вопросы школы и ученых, есть одно, написанное в 1161 году, в котором он просит каноников собора Парижской Богоматери обеспечить жильем трех его племянников и одного или двух клириков-студентов. Другого молодого родственника он послал в Англию продолжить образование там, где он, как полагал Папа, мог избежать невоздержанности французов и сохранить свои природный итальянский аскетизм и скромность в поведении. Хотя, согласно одному хронисту, Александр шутил, что имеет племянников, но не сыновей, абсурдно обвинять Папу XII века в «непотизме» в том смысле, который это слово приобрело в позднее время. Данные свидетельства также говорят о нем как о человеке безупречной честности, обладающем исключительной осведомленностью о всех своих личных делах.

Однако существует еще одна сторона в карьере Александра, к характеристике которой автор светской истории подходит с неуверенностью. Она включает в себя сферу обязанностей Папы как священника; мы не можем опустить рассмотрение этой стороны деятельности Александра, так же как и его обязанности администратора. Не в меньшей степени, чем простой кюре, Папа заботился обо всех человеческих душах. Однако недостаток материалов затрудняет задачу исследовать данную сторону карьеры Александра. С одной стороны, письма Папы изобилуют инструкциями. Хронисты дают подробное описание его проповедей, например во время переговоров в Венеции, и обращают особое внимание на речь Папы в кафедральном соборе в присутствии императора. Но письма официальны, а хронисты часто пишут по памяти, – после того, как событие уже произошло.

Очевидно, что Александр в неменьшей степени заботился о религиозном обновлении, чем его знаменитые предшественники и преемники. Многие из его писем описывают его ужас перед симонией и безнравственностью священников. Благожелательное отношение Александра к цистерцианцам и его доверие к бывшим цистерцианцам Генриху Реймскому и Петру из Таренте (последний был позднее канонизирован) в большей степени свидетельствуют о направлении религиозной мысли Папы.

Мы также обладаем некоторыми свидетельствами, что Александр был благочестив и, возможно, немного аскетичен. Напомним, что при канонизации Бернара Клервоского Папа сделал особый акцент на аскетичности жизни святого. Более того, многие хронисты называют Папу святым человеком.

Александра выделяет его особенно трепетное отношение к выполнению своих обязанностей верховного пастыря в деле спасения души грешника. Благодаря образованию и характеру Папы, выполнение этой обязанности воплотилось в юридическую форму, представлявшую суд и предписание канонической епитимьи. Трепетное отношение Папы к данному вопросу также проявляется в мерах, направленных на ликвидацию схизмы, в заботе Папы о более обоснованных методах обвинения еретиков, в его отношении к Генриху II и убийцам Бекета.

Поэтому представляется необходимым закончить данную книгу об одном из великих средневековых Пап, процитировав его собственные слова, которые указывают на то, что с самых первых дней своего понтификата он рассматривал свои пасторские обязанности как первостепенные. Александр, приехав во Францию, ответил одному доброжелателю, который назвал его хорошим Папой, на родном языке: «Если я смогу хорошо судить, проповедовать и налагать наказания, я буду хорошим Папой».