ПРОЛОГ
ПРОЛОГ
Раннее утро 15 мая 1945 года было тихим и безветренным. Солнце взошло, и его косые лучи касались тополей, в которых утопал пригород Берлина — Целлендорф.
Жизнь в его кварталах начала пробуждаться. Первыми на улицах появились торговцы: через час—другой им предстояло открывать свои торговые заведения — лавочки и магазины.
Война обошла Целлендорф стороной. Здесь не видно привычных воронок от бомб и снарядов, разрушенных зданий и битого кирпича, грудами лежавшего на проезжей части дорог. Союзники не бомбили юго—западную часть Берлина. По предварительному договору Целлендорф должен был входить в английскую зону оккупации. Бомбовым ударам подвергался весь восточный сектор Берлина. Тут уж союзники старались вовсю.
В лесных массивах недалеко от Берлина размещалась 1–я гвардейская танковая бригада 8–го гвардейского механизированного корпуса 1–й гвардейской танковой армии. После капитуляции гитлеровской Германии соединения танковой армии были выведены из Берлина. Уже более недели не стреляли пушки, танки не штурмовали укрепления врага — доты и дзоты, уличные заграждения и баррикады, пехота не ходила в яростные штыковые атаки, автоматчики не «выкуривали» из подвалов «фаустников». И люди, и военная техника отдыхали после напряженных лет войны.
До побудки в военном лагере 1–й гвардейской танковой бригады оставались считаные минуты. У палаток и землянок, оборудованных умельцами из хозяйственного взвода, находились старшины и офицеры. Тут же стоял комбриг полковник Иван Никифорович Бойко, посматривая на часы.
С сигналом «Подъем!» начинался у бригады новый мирный день. День особый: ожидался приезд командующего армией дважды Героя Советского Союза генерал—полковника М.Е. Катукова. Бойко узнал о приезде командарма от начальника штаба армии генерал—лейтенанта М.А. Шалина, с которым разговаривал по телефону в конце прошлого дня.
К встрече готовились все подразделения, каждый боец и командир. Готовился и сам командарм. Для него 1–я гвардейская бригада — соединение особое. И не только потому, что награждено орденами Ленина, Суворова, Кутузова, Богдана Хмельницкого, награждено заслуженно, а потому, что оно прошло вместе с ним боевыми дорогами от Мценска до Берлина.
Утром из Берлина в сопровождении мотоциклистов и броневика с охраной вышли машины и взяли направление на юг. Еще кое—где дымились развалины поверженного города. Вдоль дорог работали саперы, расчищая проезды и проходы от мин и снарядов, растаскивали колючую проволоку и другие заграждения. Там, где они прошли, ставились примелькавшиеся таблички с надписью: «Проверено. Мин нет!»
Рядом с саперами трудились немцы — несколько групп пожилых рабочих, одетых кто во что горазд. Они разбирали завалы разрушенных зданий.
После прекращения боев берлинцы сумели много сделать по расчистке дворов и улиц. Труднее всего давалась организация продовольственного снабжения населения. Несмотря на принятые советским командованием меры, продуктов в городе все равно не хватало. Часто можно было видеть такую картину: у дымящихся солдатских кухонь выстраивались длинные очереди. Женщины, старики и дети, держа в руках котелки, чашки, а то и просто консервные банки, терпеливо ждали, пока повар, сердобольный советский солдат, нальет в них горячего супа.
— Оживает Берлин, — произнес командарм, кивком головы указывая на бесконечный поток людей, идущих по обочине дороги. Многие везли тележки с нагруженным нехитрым домашним скарбом. — А то ведь еще несколько дней назад улицы города были совсем пустынны, словно все вымерло вокруг.
Шофер, не отрывая взгляда от дороги, отозвался:
— Так Геббельс, товарищ генерал—полковник, на всю Германию кричал, что большевики уничтожат всех поголовно, даже малых детей. А они вон — хлебают суп, уписывают кашу за обе щеки и радуются, что остались живы.
Машины, набирая скорость, выскочили за городскую черту. Серой лентой стлалось широкое шоссе, на котором лишь местами зияли воронки от разорвавшихся бомб и снарядов. Вскоре показался лагерь 1–й гвардейской танковой бригады.
На лесной опушке выстроились боевые машины, как на параде, колесо к колесу, гусеница к гусенице. В четком строю стояли экипажи, гвардейское знамя колыхалось на ветру.
«Мерседес» застыл на правом фланге, рядом остановилась машина члена Военного совета Попеля.
Комбриг Бойко подал команду:
— Смирно! Равнение направо!
Приняв рапорт, командарм пошел вдоль строя, внимательно вглядываясь в лица солдат и офицеров. Все они — механики—водители, башенные стрелки, командиры танков — еще недавно штурмовали городские кварталы Берлина, рискуя в последнем бою погибнуть от фашистских пуль и осколков разорвавшихся снарядов.
В центре поляны уже стоял невысокий стол, покрытый кумачом. Возле него хлопотал Попель, готовясь к церемонии награждения. Офицер отдела кадров вынул из портфеля необходимые документы, коробочки с орденами и медалями.
Катуков произнес короткую речь:
— Товарищи бойцы и командиры! Дорогие первогвардейцы! Сегодня мне выпала почетная миссия вручить вам боевые награды в особых условиях, в условиях мира. Вы честно сражались, как подобает солдатам, громили противника везде и всюду, шли вперед, не страшась смерти, теряли боевых друзей и товарищей. Наш путь пролег от Орла до Берлина. Такое не забывается!
В строю — оживление. Еще бы! Разве можно забыть огненное пекло многочисленных боев, откуда, казалось, невозможно выбраться живым?
Офицер отдела кадров начал поименно вызывать к столу бойцов и командиров. Попель брал коробочку с орденом или медалью, передавал ее Катукову. Вручая награду, Михаил Ефимович каждому пожимал руку, желал дальнейших успехов в службе.
Ответ был один:
— Служу Советскому Союзу!
Всматриваясь в лица первогвардейцев, командарм пытался отыскать тех, кто воевал с ним в октябрьские дни 1941 года. И не находил. Выйдя на середину строя, он спросил:
— Кто воевал под Орлом и Мценском в четвертой бригаде?
Строй не шевелился, ни один человек не сдвинулся с места: таких просто не оказалось.
Последовал новый вопрос:
— Кто воевал со мной на Волоколамском шоссе? Пять шагов вперед!
Строй раздвинулся, с десяток человек вышло вперед. Это были все, кто остался в живых после ожесточенных сражений под Москвой. Как ни прискорбно, но это так. Каждый бой выводил из строя все новых и новых людей. Одни погибли под Мценском, под Москвой и Курском, на Южном Буге, Висле, Одере, в Померании, под Кюстрином и под Берлином, другие по ранению выбыли из армии, демобилизовались, третьи после госпиталей попадали в другие части и войну заканчивали в танковых армиях Богданова, Рыбалко, Лелюшенко, Ротмистрова и других.
Катуков подходил к каждому бойцу, обнимая, с трудом произносил слова:
— Спасибо… Спасибо, что выжил… Душевно рад видеть тебя, герой…
В тот день командарм и член Военного совета успели побывать и в других соединениях армии, вручали награды. В Берлин возвращались поздним вечером, ехали в одной машине в нарушение установленных правил.
В дороге Михаил Ефимович был неразговорчив, больше молчал. Видимо, встреча с сослуживцами сказалась на его настроении. На вопросы Попеля отвечал односложно и даже неохотно. Николай Кириллович, наоборот, был в приподнятом настроении, всячески старался отвлечь командарма от мрачных мыслей, то и дело втягивая его в обсуждение проблем, которые предстояло решать в ближайшее время.
Мысли напирали одна на другую, кружились, словно в калейдоскопе. Михаил Ефимович перебирал в памяти прожитые годы. Получалось так, что они составляли половину, а быть может, и большую часть жизни. В сентябре ему исполнится сорок пять лет. Двадцать шесть — в армии. Почти шесть лет воевал. Полтора года в Гражданскую, все остальные теперь, в Великую Отечественную.
Человек, проживший значительную часть своей жизни, сделавший в ней что—то важное, существенное, в минуты душевного подъема обращается к детству и юности, к тем дням, когда начинал свой самостоятельный путь.
У Михаила Ефимовича Катукова, как и большинства его сверстников, этот путь был не простым. Революция 1917 года разрушила привычный в его глазах мир. Далее жизненные обстоятельства вовлекли в круговорот важнейших событий, захвативших Россию. Тут были и Гражданская, и восстановительный период, и несуразные индустриализация с коллективизацией, и классовые чистки 1937–1939 годов, которые для многих командиров Красной Армии закончились трагически. Война с Германией, пожалуй, особый период.
…В те же майские дни 1945 года в одном из американских лагерей для пленных немцев, где содержались такие военные преступники, как, например, фельдмаршал фон Лееб, организатор блокады Ленинграда, начал коротать время генерал—полковник Гейнц Гудериан.
К своей судьбе «отец танковых войск» был почти равнодушен. Знал: за содеянное во Франции, Советском Союзе и других странах придется держать ответ. Но судьба иногда играет человеком. После первых допросов, проведенных армейскими юристами в звании майоров и подполковников, Гудериан предстал перед лицом более высоких военных и гражданских чинов. Правда, они проявляли интерес не столько к его персоне, сколько к германским танковым войскам, их строительству и организации, накопленному боевому опыту, особенно опыту действий танков на советско—германском фронте.
Нюрнбергский международный трибунал уже судил главных военных преступников — Геринга, Гесса, Кейтеля, Деница, Шпеера и некоторых других. Одни из них кончили жизнь на виселице, другие были осуждены к пожизненному тюремному заключению, третьи получили различные сроки — от 2 до 20 лет, четвертые — вообще освобождены от ответственности.
В начале февраля 1948 года началось новое судебное разбирательство, известное как «процесс ОКВ». Трибунал судил еще одну группу военных преступников в составе 14 известных немецких генералов и адмиралов. Среди танковых военачальников были генерал—полковники Герман Готт и Ганс Рейнгардт. Оба осуждены к 15 годам тюремного заключения. Организатор блокады Ленинграда фельдмаршал Вильгельм фон Лееб получил смехотворный срок — 3 года, сменивший его в 1942 году фельдмаршал Георг фон Кюхлер — 20 лет, фельдмаршал Гуго Шперле и адмирал Отто Шнивинд были вообще оправданы.
Военного преступника Гейнца Гудериана в списках международного трибунала не оказалось по уже упомянутым причинам. В июле 1948 года американские военные власти реабилитировали генерала, освободили из лагеря, предоставив ему возможность работать над своими мемуарами.
Из—под пера Гудериана в 1950 году вышла книга «Воспоминания солдата», в которой он уделил наиглавнейшее внимание советско—германскому фронту, описывая боевой опыт германских бронетанковых сил и их историю. Американские покровители весьма одобрительно отозвались об этой книге, особенно лестно говорил о ней генерал Брэдли, ее читал президент Трумэн, сенатор Маккарти даже организовал Гудериану поездку в США в качестве эксперта по танкам.
Новую книгу «Танки — вперед!» генерал Гудериан не успел закончить: ушел из жизни в мае 1954 года. Ее черновые наброски обрабатывал генерал Оскар Мюнцель, который и довел дело до конца. Книгу выпустило в 1956 году западногерманское издательство «Шильдферлаг».
И все—таки надо отдать должное генерал—полковнику Гудериану. Конечно, не за его нацистские убеждения. Особенно ценным является в его трудах история развития не только германских бронетанковых сил, но и развитие этого вида оружия во многих странах мира — Франции, Англии, США, России. И конечно же заслуживают самого пристального внимания теоретические разработки в области применения танков в условиях маневренной войны.
Генерал Гудериан был прекрасным тактиком и стратегом, знатоком своего рода оружия. В черновых набросках своей последней книги он написал: «Мы усмотрели в танке главное средство наступления и будем придерживаться этого мнения до тех пор, пока техника не преподнесет нам лучшего подарка».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.