Глава 14. Горе побеждённым

Глава 14. Горе побеждённым

Поклявшись, что с кончиной Варшавского договора никто не попытается воспользоваться новым раскладом сил, Запад решил расширить границы НАТО до российских рубежей. Мы можем обратиться к свидетелю исключительной важности, не только наблюдавшему, но и лично обсуждавшему и вершившему судьбы нового мира, свидетелю, которого еще никто не опроверг. Это Михаил Горбачев. «Когда настало время объединения двух Германий, основным вопросом для всех, призванных принимать решения, стала синхронизация этого процесса с процессом создания системы общеевропейской безопасности. Объединение Германии не должно было повредить ему». Горбачев вспоминал об этом, когда готовил свою очередную статью для «Ла Стампа» в феврале 1997 года. Тогда он сказал: «Надо напомнить немаловажное обстоятельство – в то время еще существовали оба военных блока, и ОВД, и НАТО, враги по определению. Тем не менее в ноябре 1990 года в Париже были подписаны два важнейших документа: Хартия для новой Европы и судьбоносный Договор о сокращении обычных вооружений на европейской территории. Затем, как известно, Варшавский договор самораспустился. Ситуация еще более прояснилась, потенциальных угроз становилось все меньше и меньше. Что же мешало реализации разумной идеи о продвижении вперед по пути, открытому парижскими документами? Абсолютно ничего. Что мешало реализовать их дух и букву? Ничего».

Если существует доказательство того, что Западу, этому Западу доверять нельзя, то оно перед нами. Если есть доказательство, что этот Запад слишком глуп и опасен для всех, включая себя самого, то вот оно во всем своем неопровержимом блеске, яркое как Полярная звезда. А ведь их предупреждали. Если составить перечень тех, кто критиковал расширение НАТО в американской печати (итальянская хранила практически полное молчание, за исключением статьи Горбачева), мне не хватило бы страниц этой книги. Поэтому я ограничусь одним (но потрясающим!) выступлением, сделанным Джорджем Кеннаном в «Нью-Йорк таймс» в феврале 1997 года68, когда ставки были уже сделаны и вернуться назад, не потеряв лица и всего остального, было невозможно. Для тех, кто не понял, я имею в виду лицо Уильяма Клинтона.

Джорджа Кеннана нельзя обвинить в коммунистических симпатиях, как это (к сожалению для него) происходит с Горбачевым. Более того, именно Кеннан в свое время изобрел теорию «сдерживания» СССР. Поэтому ему можно верить, когда он скорее с раздражением, чем с удивлением сообщает нам, что «кто-то где-то» принял решение. Он тоже обнаружил, что по какой-то странной причине в этом мире самые важные решения принимаются «кем-то» и «где-то», и никогда не понятно, что же это за шалун такой и где он сидел, ковыряя в носу, во время их принятия. Бывший посол США в Москве, а ныне профессор истории в Институте прогрессивных исследований – человек немногословный, но говорит весомо и тщательно подбирает выражения. «Наша точка зрения, – пишет он, имея в виду собственную позицию, разделяемую „определенным числом людей с большим и зачастую достаточно свежим опытом в российских делах», – заключается в том, что, по правде говоря, расширение Организации Северо-Атлантического Договора стало бы самой роковой ошибкой американской политики за все время, прошедшее с окончания холодной войны».

Ясно? Аргументы вкратце таковы. Это решение подольет масла в огонь антизападнических и милитаристских настроений в России. Оно затормозит развитие демократии в России. Оно вернет климат отношений между Востоком и Западом назад ко временам холодной войны. Оно подтолкнет российскую политику в таком направлении, которое нам самим не понравится. Оно сделает невозможной ратификацию договора СНВ-2 со стороны Думы. Все это при «неудачном стечении обстоятельств», саркастически пишет Кеннан, когда российское руководство парализовано болезнью президента, совпавшей – «вдвойне неудачно» – с «совершенно не необходимым» ходом Запада. Короче, неужели нельзя было придумать ничего лучшего, как заново начинать выяснять, кто чьим союзником должен быть. Кто кому угрожает? Где и как может зародиться новый конфликт, сама мысль о котором представлялась смешной в 1996 году и будет казаться таковой следующие двадцать лет?

В самом ли деле здравый смысл отправился погулять и не отвечает на звонки по сотовому телефону? Неужели никому в Европе не пришло в голову, что кандидаты на вступление уже в достаточной мере защищены своим нынешним положением и что чрезмерная их защита со стороны Запада станет только оскорблением – и угрозой – для России? Почему никто не вспомнил, что во время холодной войны Финляндия, Швеция и Австрия преспокойно жили-поживали, не испытывая никакой потребности вступать в НАТО? Не столько потому, что они не ощущали реальной угрозы. Просто существование НАТО само по себе было достаточным сдерживающим фактором. Если дело обстояло таким образом во времена существования ОВД, то как можно представить себе российскую угрозу Чехии, Польше или Венгрии сегодня, когда у России нет военных союзников в Европе, а сама она не обладает армией, достойной этого имени? Можно понять страх стран Центральной Европы. Они еще не забыли печальный опыт прошлого. Но хороший врач советует пациенту, переживающему стресс, принимать успокаивающие. А только что изнасилованной девушке не предлагают на будущее одеваться в рыцарские латы. Если, конечно, добрый американский доктор не рассчитывает на голоса всех польских, венгерских, чешских, латышских, эстонских, литовских, румынских и болгарских эмигрантов. Но полно, профессор Кеннан, зачем мы теряем время в поисках оправданий для уже принятого и совершенно необоснованного решения? Давайте готовиться к приему новых членов НАТО и считать, во что это нам обойдется. Ведь если «кто-то» принял «где-то» такое решение, делал же он какие-то прогнозы. Наверняка он заключал союзы, но не военные, а с военными – с натовскими бюрократами, производителями оружия, со всеми теми, кому окончание холодной войны принесло только головную боль и тревогу, что время тучных коров закончилось.

Все исследователи бюрократии знают, что ее незыблемость объясняется общим законом: ни одна бюрократия не может планировать собственное сокращение или самоубийство. И следовательно, ни одна бюрократия никогда не поймет причин своего исчезновения или сокращения. У аппарата одна мысль: сохранить себя в неприкосновенности и, по возможности, расшириться. Это касается и НАТО, и всех остальных международных бюрократий. Военные чиновники ничем не лучше и не хуже чиновников финансовых. Теперь перейдем к подсчетам. Только начальные меры по организационному и технологическому перевооружению первых трех кандидатов на вступление в НАТО обойдутся от 15 до 20 миллиардов долларов. Весьма правдоподобные оценки утверждают, что до 2010 года кому-то придется раскошелиться на 100—150 миллиардов долларов, чтобы оплатить включение в НАТО всех или почти всех желающих.

Кто же будет платить? Кандидатам лучше не тешить себя иллюзиями. Запад собирается делать бизнес, а не дарить подарки. Добрая половина расходов придется на их плечи. Взамен они получат скорее всего уже устаревшие вооружения и бывшую в употреблении инфраструктуру: «Пока что научитесь пользоваться хотя бы этим». Предприятия западного ВПК уже взяли на вооружение технику «Филипп-Моррис», который дарит «Мальборо» новым потребителям, чтобы они пристрастились к их вкусу, а потом начинает продавать его по мировой цене (контрабандно). В данном же случае подавшим заявку на вступление предлагаются западные технологии. Потом им придется платить. А пока что российские технологии окончательно исчезают и бывшим хозяевам, ныне ставшим просителями, придется распроститься с будущим рынком.

Теперь мы начинаем кое-что понимать. Не так ли, профессор Кеннан? Так давайте же примем первых трех простачков. Они пойдут на закуску, доказав, что Запад всегда будет делать то, что ему нравится и что он считает нужным. А потом лезвие войдет в тело на всю длину и НАТО вберет в себя не только Прибалтику, но и несколько кусков бывшего СССР. Украина уже поджидает его, высунув язык от нетерпения.

Вот мы и объяснили мотивы западной политики. Правильнее было бы называть ее «американской», поскольку идея расширения НАТО на Восток проталкивалась с поразительным тупым упрямством прежде всего первой клинтоновской администрацией, а будет приведена в исполнение второй. Но сейчас мне хотелось бы остановиться на неоценимом вкладе в планы Вашингтона самого российского руководства. Для удобства мы разделим его на две части по принципу нанесения ущерба российским интересам. Первая состоит из ненамеренных, но разорительных глупостей, совершенных Ельциным и компанией с 1992 по 1996 год. Вторая же включает примеры намеренной, то есть сознательной продажи российских интересов Америке в обмен на политическую и экономическую поддержку Вашингтона обитателю Кремля. В обоих случаях можно было бы сказать – оставив в стороне на время самостоятельные проекты Запада, – что российское руководство сыграло главную роль и сделало все возможное и невозможное для осуществления расширения НАТО на Восток.

Итак, начнем с первой части. Россия разоружилась сама, самым несуразным, беспорядочным и безответственным способом, какой только можно вообразить. Из чувства справедливости следует заметить, что здесь бедный Запад ни при чем. Россияне все сделали своими руками. Годами говорилось о «военной реформе». Но для того, чтобы понять, какие вооруженные силы нужны России, – надо было сначала решить, какое место она намерена занять в современном мире. Не разобравшись со вторым, нельзя добиться первого. В результате российское правительство под руководством Верховного главнокомандующего начало урезать военные расходы и сокращать численность войск без всяких критериев. Десятки тысяч офицеров месяцами не получали зарплаты, десятки тысяч, возвратившись из бывших братских стран, остались без крова. Из-за нехватки денег, зарядов, топлива отменялись учения, тренировочные полеты, маневры кораблей. Это – позорно неполный перечень компонентов самого настоящего краха, сопровождавшегося исчезновением госзаказов во всех областях разработки и производства вооружений.

Да, армия была чрезмерно велика, содержать ее в новых условиях не представлялось возможным. Да, резкое сокращение военных расходов было неизбежно. Да, окончание холодной войны делало ненужными многие потребности прошлого, ознаменованного вооруженным противостоянием всему остальному миру. Сокращение было закономерно и необходимо. Но есть огромная разница между сокращением и разрушением. Столь огромная, что никто до сих пор не переходил эту грань. Чем же объяснить это саморазрушительное безумие? Только одним: в Кремле считали, что России больше не нужна никакая оборонительная система вообще. Еще одно проявление теории «империи зла», согласно которой с его уничтожением остается одна «империя добра» – миролюбивая Америка.

Чтобы вышесказанное не показалось голословным, имеет смысл повнимательнее изучить то, что произошло в области стратегических ядерных вооружений, к тому же – как пишет Джордж Кеннан – в самый разгар ратификации договора СНВ-2 в Думе. Напомним, что во времена Горбачева и Буша Россия и Америка договорились о частичном сбалансированном ядерном разоружении. Но, как известно, Борис Ельцин терпеть не мог Горбачева. И, быть может с целью затмить его заслуги в области разоружения, он пошел на сокращение, в сто раз превышавшее предыдущие договоренности. В то же время Америка продолжала придерживаться подписанных соглашений. В результате этого «однобокого» разоружения все сказки о «ядерном чемоданчике», так возбуждающем западных корреспондентов, полагающих, что они вызовут дрожь запоздалого ужаса у своих читателей, лишились какой бы то ни было основы. Просто болтовня, пускание пыли в глаза общественному мнению. В том числе и российскому, все еще верящему, что их президент может этим чемоданчиком кого-то напугать.

На самом деле российский стратегический ядерный потенциал практически сведен к нулю. Достаточно иметь хотя бы поверхностное представление о стратегии «ядерного сдерживания», чтобы понять, что она действует только в условиях реальной угрозы и только тогда, когда никто из противников не в состоянии избежать ответного удара. При отсутствии одного из этих условий стратегия сдерживания не только прекращает действовать, но ее компоненты становятся источниками смертельной угрозы, так как наиболее сильный соперник может испытать соблазн применить ядерное оружие. А более слабый, в свою очередь, может решиться прибегнуть к нему, чтобы помешать другому войти в еще большую силу. Сегодня, к счастью, мы живем в совсем ином мире. И разумеется, никто в Америке не предполагает использовать ядерное оружие против России. Но неплохо было бы признать, что ядерный паритет нарушен. Сейчас это ничего не значит. В будущем это обстоятельство может сыграть совершенно непредсказуемую роль.

К тому же ядерное оружие никуда не делось и представляет опасность уже сегодня, прежде всего для России. Для остальных стран, для нас, они несут угрозу типа Чернобыля, как источники потенциальных экологических катастроф, а не как наступательное оружие. Это не я говорю, так утверждает российский министр обороны, генерал Игорь Родионов: «Я боюсь, что вскоре Россия перейдет порог, за которым ядерные ракеты и системы выйдут из-под контроля»69. Согласно данным Комитета по экономической политике Думы70, система предупреждения в случае нападения уже в 1996 году функционировала не полностью как в части космической разведки, так и наземной. Ни одна из наземных станций за последние пять лет не модернизировалась, хотя многие из них выработали гарантийный ресурс и явно устарели. Что же до воздушного компонента стратегической системы ядерного сдерживания (ССЯС), то она сведена к минимуму и ее нынешняя эффективность «вызывает серьезное беспокойство».

Процесс «деградации» оказался особенно бурным на поверхности и в глубинах морей и океанов. Патрулирование вооруженных атомным оружием подлодок сократилась до такой степени, что большинство российских военных экспертов уже не считает, что оно играет какую-то роль в процессе сдерживания. Оперативные возможности подводного флота упали до критического порога, за которым он не просто теряет наступательный потенциал, но и становится источником опасности для себя и своих экипажей. С 1990 года Россия не произвела ни одной атомной подводной лодки. Предложения начать спускать на воду одну подлодку в год начиная с 2002 года остаются лишь благими пожеланиями – на них нет и не может быть средств. Иными словами, через 10-12 лет морской компонент ССЯС России будет насчитывать 9-12 атомных подлодок, вооруженных 800—1000 боеголовками. То есть Россия окажется далеко за низшим пределом, установленным договорами СНВ-1 и СНВ-2, предусматривающим для этого вида вооружений потолок в 1750—1900 ядерных боеголовок.

Перейдем к межконтинентальным баллистическим ракетам наземного базирования (МБРН). Здесь ситуация настолько серьезная, что еще немного и любой разговор о сдерживании станет пустой болтовней. Учитывая, что многие МБРН уже отслужили «гарантийный срок» и что новые «Тополь-М» производятся по чайной ложке из-за отсутствия средств, через шесть лет Россия будет иметь около 250—300 МБРН типа «Тополь-М», к которым добавится сотня СС-19 (с одной или 6 боеголовками) и пара десятков ракет «тяжелого» типа, то есть с десятью независимыми боеголовками. Но СНВ-2 обязывает Россию уничтожить все «тяжелые» МБРН, так что она потеряет свою сдерживающую способность и здесь.

Что же до обычных вооружений, то по ним мощь НАТО превзошла российскую уже в четыре раза. Применяя теперь к России критерии, использовавшиеся НАТО во времена существования ОВД, когда ситуация по обычным вооружениям была противоположной (но не с разрывом в четыре раза!), с несомненным превосходством СССР по количеству войск и бронетехники, Москва имела бы полное право считать ядерное оружие элементом поддержания общего равновесия. Но Россия, как мы только что засвидетельствовали, теряет даже стратегический потенциал сдерживания.

И, наконец, последний штрих. Вашингтон не скрывает своего намерения создать систему противоракетной обороны до 2003 года, что позволит ему выбросить в мусорную корзину договор по ПРО от 1972 года, по которому СССР и США обязывались не создавать ничего подобного (именно для того, чтобы сохранить в силе сдерживающий фактор, гарантированное взаимное уничтожение в случае ядерного конфликта). Чем могла бы ответить Россия? Очевидно, что у нее не было и нет соответствующих технологий для создания собственной системы ПРО. И что даже имей она их, у нее отсутствуют средства на ее производство. Теоретически (только теоретически) России остается одно: денонсировать все договоры по СНВ и начать штамповать такое количество «Тополей-М» с множественными боеголовками, что будущая американская система противоракетной обороны станет слишком уязвимой. Иными словами, противопоставить качеству и электронным хитростям грубое количество. Но опять же, где найти деньги? Не говоря уже о том, что стоит заикнуться на эту тему, как Вашингтон захлопнет все кошельки, включая МВФовский. И как обеспечить секретность, когда все системы безопасности советских времен разрушены и американцы всюду чувствуют себя как дома?

Под каким бы углом зрения мы ни рассматривали проблемы российской безопасности, результат один – Россия больше не является военной сверхдержавой. Министр обороны Родионов заявил, что «вооруженные силы достигли крайней черты, за которой дальнейшее снижение их боеспособности может привести к непредсказуемым катастрофическим последствиям». Кому-то может показаться, что Родионов преувеличивает, что он просто выбивает деньги из правительства. Но с какой стати преувеличивать военной разведке США, направившей в 1996 году в Конгресс США доклад, описывающий российскую военную машину такими словами: «Мощь ее растрачена, по крайней мере в следующие десять лет она будет неспособна проводить наступательные операции против Китая или в глубине Европы»71?

На этом этапе любой человек, естественно, спросит: какого черта НАТО расширяется на Восток вплоть до границы с Белоруссией? Ведь ясно, что с точки зрения безопасности бывших стран ОВД и Запада в этом нет никакой нужды. Разве Россия недостаточно ослаблена? Какую опасность она может представлять, когда Запад обошел ее и по ядерным, и по обычным вооружениям? Но здесь на подмогу американским теоретикам расширения НАТО и руководителям восточноевропейских стран, громко требующих пустить их под североатлантический зонтик, поспешил Борис Ельцин. Как ему это удалось? С помощью войны в Чечне. Иметь в качестве соседа страну, чьи лидеры, не моргнув глазом, могут истребить десятки тысяч собственных граждан, не так уж приятно. Будапешт, Варшава и Прага, уже испытавшие в прошлом на себе деликатность кремлевской политики, закономерно усомнились в том, что в Москве что-нибудь изменилось. Как остановить людей, способных на такую жестокость по отношению к собственной стране? А если даже Ельцин, клявшийся в верности демократическим принципам Запада, настолько циничен (так, наверное, думали в этих столицах), то что же произойдет, если его заменят другие люди, не столь покорные указаниям из-за рубежа? Короче, чем же все-таки неокапиталистическая Россия отличается от старой советской, имперской и агрессивной?

Аргументы, не лишенные весомости. Но на них можно легко ответить, перевернув их с ног на голову. Война в Чечне как раз и доказала, что российская армия уже не в состоянии воевать. Она не только не может вести завоевательную войну, но даже неспособна одержать победу на своей же территории, в условиях подавляющего численного и технического превосходства. Однако страхи не лечатся ни шутками, ни доводами разума. А грубость и глупость «демократа» Ельцина не может никого успокоить. Кроме, быть может, тех, кто более близко знаком с нравственными качествами российского президента и его окружения. Их легко призвать к порядку, лишь чуть-чуть потянув узду, по крайней мере в том, что касается поведения России за ее пределами.

И здесь мы переходим ко второй части «разбазаривания» национальных интересов России, к процессу, сознательно начатому Гайдарами, без конца мотавшимися в Вашингтон просить государственный департамент, чтобы кто-нибудь уговорил Ельцина не назначать премьером Виктора Черномырдина. Из этого источника черпали и бурбулисы, и шахраи, и полторанины, и лобовы, и Старовойтовы, и станкевичи, чьи американские вояжи, оплаченные американскими спонсорами, служили выработке стратегий, имевших мало общего с российскими интересами. Я имею в виду ту распродажу, в которой участвовал «мистер Да» Андрей Козырев, неоднократно дававший понять американцам, госсекретарю Уоррену Кристоферу и другу Строубу, что, ну да, конечно, НАТО может расширяться. Во-первых, разве мы теперь не друзья? А во-вторых, разве Россия сама в перспективе не присоединится к Северо-Атлантическому альянсу? А пока что нельзя ли примкнуть к какой-нибудь промежуточной программе, что-нибудь вроде «Партнерство во имя мира»? Лишь бы все делалось правильно, своевременно и без лишнего шума.

Американцев, ничего другого и не ожидавших, убедили, что только неисправимое коммунистическое меньшинство, неспособное смириться с сотрудничеством с Западом и полным и окончательным присоединением России к кругу цивилизованных стран, может воспротивиться новой европейской архитектуре под американской эгидой. Они, российские демократы во главе с Ельциным, постараются остудить эти горячие коммунистические головы. Они объяснят россиянам, что им нечего больше бояться. Взамен, само собой, Запад пообещает защищать их от любой опасности. Поскольку планировалось ограбление масс, лишние меры предосторожности не помешали бы. Да и кто бы отказался защищать столь верных слуг? Так были распределены роли, которые предстояло сыграть в узком кругу, как правило (к сожалению для них, не всегда) в стороне от нескромных ушей. Поэтому никто в Вашингтоне особо не беспокоился, слушая, как российский президент в Будапеште выступает с яростной антизападной речью, вошедшей в историю под названием «речи о холодном мире».

Оторопевшие комментаторы с тревогой бросились разбирать речь хмурого и резкого российского лидера. Россия повысила голос, писали они, наступает вторая холодная война. Российские журналисты продиктовали в свои редакции корреспонденции, переполненные гордостью за отчизну. На самом деле все обсуждали пустоту. Знающие же люди в Москве и в Вашингтоне, наверное, сгибались пополам от хохота. Роль была сыграна отлично. Клапан российского котла выпустил необходимый пар. Давление упало. Огонь, правда, никто не убирал и температура продолжала подниматься, но клапан Ельцина будет включаться регулярно:

В конце концов игра стала вестись почти в открытую. В начале 1996 года, когда началась предвыборная кампания и Борис Ельцин наконец-то сообщил о выдвижении своей кандидатуры (удивив, по-моему, только сторожа какого-нибудь заполярного маяка), все разговоры о расширении НАТО вдруг прекратились. Кое-какие западные столицы даже открыто дали понять: не время. Обсуждение этого вопроса может повредить кампании нашего друга Бориса. Своего места лишился и Андрей Козырев: слишком уж он засветился как «проамериканец». Его быстренько заменили более «советским» Евгением Примаковым. Иными словами, Ельцин и Клинтон на самом деле прекрасно знали, что тема НАТО россиянам неприятна. Россиянам вообще, а не только коммунистам. И совместными усилиями они решили обвести их вокруг пальца.

В первой главе я упоминал о темах, над которыми штаб Ельцина трудился в тесном контакте с американской командой из комнаты 1120 и «сигналы» о которых отправлялись в Вашингтон прямо Дику Моррису. Вот вам одна из них, для обработки которой Белый дом, очевидно, создал тандем во избежание неосторожных шагов. Самые острые вопросы внешней политики, те, по которым Кремль уже обещал найти решение, не должны были стать предметом широкого обсуждения. Надо было заставить замолчать не только российские СМИ – что достаточно просто сделать вливаниями десятков тысяч долларов, – но и американские и европейские. Здесь деньги не помогли бы. Однако необходимо было заставить их забыть о расширении НАТО на Восток по крайней мере до июля. На эту тему перестали говорить представители госдепа и европейских канцелярий. И журналисты о ней забыли.

Очевидно, что, с точки зрения самих западных правительств, их тактика была абсолютно последовательной и логичной. Решение вопроса откладывалось, чтобы не повредить кандидату, который обещал защищать их интересы лучше других. Но как объяснить поведение самого Кремля? Как минимум это доказывает его намерение обмануть российских избирателей. И если бы это доказательство было единственным!

Вот почему США настаивают на своем плане расширения НАТО. Ведь после первого, осторожного зондирования, проведенного в 1993 году, они больше не встречали сопротивления. Если бы при первых же намеках Ельцин и его генералы отреагировали с достаточной жесткостью, скорее всего, Вашингтон и европейские круги вынуждены были бы еще раз задуматься над этим вопросом.

Если вернуться мысленно на несколько лет назад, легко вспомнить, что тогда вопрос расширения НАТО на Восток вовсе не считался приоритетной необходимостью во многих западных столицах, особенно европейских. Многие считали, что необходимо учитывать и российские интересы, по крайней мере не провоцировать и без того достаточно измученную, ослабленную и внутренне нестабильную Россию. Я имею в виду первую половину 1993 года. Более того, если перечитать комментарии того времени, многие задавались вопросом: насколько необходимо сохранять в неприкосновенности военную машину и саму доктрину НАТО после краха бывшего военного противника? Но в это время на боснийском полигоне доказывался тезис, что, вопреки своим уставным функциям, НАТО могло сыграть немаловажную роль региональной полиции.

Пока ситуация развивалась таким образом, реакция российской стороны попросту отсутствовала. А ведь первые признаки того, что брюссельские генералы задумали форсированное расширение НАТО на Восток, появились еще в декабре 1993 года. Молчание Москвы позволяло интерпретировать его как согласие. Хотя, глядя на поведение Ельцина и Козырева, можно даже дерзнуть предположить существование договора по обмену. Но даже если никакой сделки не произошло, дело было сделано благодаря вопиющей некомпетентности. Поездки Павла-«Мерседеса» Грачева в Вашингтон и Брюссель были ознаменованы весьма противоречивыми заявлениями. И это еще слабо сказано. Единственный вывод, который можно было из них сделать, – Москва не имела никакой четкой позиции даже в том, что касалось ее собственного будущего. Про будущее НАТО и говорить не приходится. Запад вообразил, что имеет дело с кучкой недоумков и, естественно, начал посылать все более четкие и презрительные сигналы. Вроде того, когда Кристофер в конце 1995 года сухо заявил, что НАТО не примет российское вето на свои решения.

Россия же так и не пошла дальше невнятного повторения своего несогласия устами Грачева. И в результате проглотила пилюлю. Она не претендовала на право вето, ограничиваясь «несогласием». Вы только представьте себе: эти ребята передвигают свои пограничные столбы почти под нос Кремля, а российский министр обороны заявляет: «Я не согласен». В это же время российский министр иностранных дел уже год увлеченно играл в «Партнерство во имя мира», придуманное Строубом Тэлботом, хотя никто не мог уразуметь, что же это за штука и почему, собираясь партнерствовать с Москвой, НАТО одновременно готовилось к усилению антироссийского фланга, к тому же еще и пытаясь убедить Москву, что на самом деле расширение НАТО не направлено против России, то есть вообще не направлено против кого бы то ни было. Короче, НАТО отправилось на Восток просто для увеселительной прогулки.

Поэтому когда в конце 1996-го начале 1997 года под давлением российского общественного мнения Кремль и правительство решили организовать новый выброс анти-натовского пара, то обнаружили, что уже слишком поздно. Игра была уже сыграна по правилам, установленным Западом, то есть Вашингтоном. Решение о расширении было принято, и даже входные билеты для первых счастливчиков уже были проданы. Но даже тогда, когда министр Примаков стал выражаться с необычной жесткостью, заявив о решительном неприятии расширения и пригрозив маловероятным ответом в виде изменения курса внешней политики России и т. д., даже тогда правительственный хор умудрился петь вразнобой.

3 февраля 1997 года два человека, занимавшие самые высокие государственные посты в России, сделали для потрясенной международной печати взаимоисключающие заявления. Анатолий Чубайс, давший в Давосе интервью «Файнэншл таймс»72, утверждал, что «Россия никогда не выступала против расширения», и давал понять, что Москва готова закрыть глаза, если Запад подпишет с ней договор до натовского саммита в июле. По Чубайсу выходило, что вся проблема в том, чтобы не начинать действовать «немедленно», иначе западная политика рискует «совершить самую серьезную ошибку за последние 50 лет».

Аргументы он приводит любопытные. Чубайс даже не пытается объяснить Западу, что расширение НАТО – оскорбление для России. Это бесполезно. Он просто говорит, что оно «даст оружие коммунистам и националистическим силам». В тот же день Виктор Черномырдин беседует с Джимом Хоагландом и Дэвидом Хофманном из «Вашингтон пост»73. И говорит вещи намного более жесткие. Он тоже упоминает о договоре между Россией и НАТО, но считает, что он должен быть «юридически обязывающим» и «изменить природу альянса», превратив его в «политическую организацию». И для него дело не во времени. Россия против расширения НАТО сегодня и всегда. Только в одном вопросе мнение Черномырдина полностью совпадает с чубайсовским: в аргументации. Он тоже убеждает своих западных собеседников: «Я не боюсь, что Польша или Венгрия, или кто-нибудь другой вступят в НАТО. Для России это не такая уж большая опасность. Дело в том, что я беспокоюсь за Россию, за то, что в ней может произойти, и ничего больше». Обоими российскими руководителями движет страх перед Россией, а не угроза Запада. Всего за месяц до того новый шеф Совета Безопасности РФ, неподражаемый Иван Рыбкин, выступил с идеей, что Россия – почему бы нет? – с удовольствием присоединится к «политическим структурам» НАТО. Брюссель немедленно ответствовал, что об этом нечего и думать. НАТО не расширяется против России, объяснил некий анонимный высокопоставленный североатлантический чиновник, но Россия ни при каких обстоятельствах не присоединится к нему. А иначе зачем вообще нужно это пресловутое расширение?

Иван Рыбкин, наверное, все еще пытается разобраться в том, что же произошло. Когда он ездил в Вашингтон, то был слишком занят покупкой мебели и ее погрузкой в правительственный самолет вместо гуманитарной помощи, чтобы внимательно выслушивать строгих чиновников госдепа. Бывшая сверхдержава рассылала по миру политических побирушек. Как же можно было принимать ее всерьез? К тому же с какой стати Борис Ельцин, связанный по рукам и ногам заранее поставленными и принятыми условиями, вдруг позволяет себе самостоятельное поведение? Тем более, что в это время происходило радикальное сокращение политического и экономического потенциала России, которое сделало бы ее бессильной и покорной по всем направлениям. За несколько лет российский ВНП сократился вдвое. Здесь нужно предупредить возражение ярых фридманистов: естественно, скажут они, что производство должно было упасть. Ведь 80% производственной структуры СССР было связано с ВПК и его разрушение было неизбежно. А кто оспаривает эту аксиому, – или коммунист, или милитарист. В любом случае консерватор.

Как бороться с такой алмазной логикой? Может быть, с помощью латинского изречения: est modus in rebus, во всем нужно знать меру. Потому что за – точнее, внутри – экономических законов стоят живые люди. И если бы проблема решалась экономически и человечески мудро, то ее постановка не могла быть иной, чем предложенная Нобелевскими лауреатами. То есть: поскольку катастрофа неотвратима, надо попытаться ограничить ее последствия. Выбрать, где и когда резать, что сохранить, чем пожертвовать, в какие отрасли инвестировать. Но российское правительство, которое Запад продолжал упорно именовать «реформаторским», ничего не реформировало. Оно не решило ни где, ни когда, ни что. Структура промышленного производства не изменилась ни на йоту. Ей просто давали меньше денег. Но в условиях сокращающегося бюджета эти средства продолжали давить на экономику с не меньшей силой, чем раньше. Скользящий узел глупости и некомпетентности не замедлил затянуться. К тому же, несмотря на сохранение советских шулерских замашек, коммунизм все-таки умер и экономические показатели уже не удавалось передергивать или игнорировать. Пришлось хотя бы частично латать дыры в бюджете заграничными кредитами. Но брать в долг не является злом только тогда, когда страна-должник способна рано или поздно его вернуть. Когда же по счетам не платят, то долги становятся симптомом болезни. О каком партнерстве можно говорить, когда должник не в состоянии расплатиться с кредитором?

Цифры ясны. С 1990 года Россия не платила долги, которые, напротив, продолжали расти, в то время как Лондонский и Парижский клубы кредиторов щедро давали отсрочки, требуя политические проценты вместо экономических, заплатить по которым Россия была не в состоянии. Внешний долг, в 1990 году уже достигший внушительной суммы в 87 миллиардов долларов, к концу 1996 года вырос до 128—135 миллиардов. К которым надо еще добавить 66 миллиардов внутреннего долга. В этих условиях невозможно всерьез говорить о национальном суверенитете России и независимости ее внешней политики. И если Борис Ельцин на саммите в Хельсинки в конце концов проглотил пилюлю расширения НАТО, то главная, основополагающая – именно в этом.