Заключение

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Заключение

Прощай, Россия! Иногда страны, нации, народы исчезают, уходят и не возвращаются. Бывало, что от народа не оставалось и следа и ученым даже не удается разузнать что-нибудь о его истории. Но это – не наш случай. От России в любом случае останется память, огромная, как и ее вклад в развитие человеческой цивилизации, как ее литература, театр и наука, как ее военная мощь и ее жестокость, ее подлость и свирепость, как ее нетронутая, дикая красота и гениальная авантюрная склонность к утопии, превратившие ее в лабораторию гигантского трагического эксперимента. Только великий народ мог создать все это одновременно.

Прощай, потому что все это умирает намного быстрее, чем можно было себе представить. Другие империи и цивилизации рушились столетиями, теряя клочки своего величия в пыли времени. Но у их подданных было время приспособиться к переменам, осознать их, примириться с неумолимым ходом истории. Здесь все происходит гораздо быстрее, этот век в самом деле стал очень коротким, сокращая все события и даже само время, даже идеи. Человечество никогда не развивалось так бурно. Скорость все растет, расстояний уже практически не существует, судьбы каждого пересекаются с судьбами всех остальных, и у людей отнято даже право исчезнуть одиноко и незаметно. На Земле больше нет кладбищ слонов, и Атлантида уже не может затонуть вдали от телекамер и всевидящих электронных глаз космических спутников.

Прощай, потому что уже не видно, за что можно зацепиться, чтобы устоять против течения. В этой России, втянутой (давшей себя втянуть) все перемалывающей западной машиной, нет сил, интеллектуального потенциала, планов на будущее. Она хотела противостоять Западу в одиночку, в который раз ослепленная солнцем собственной гениальности и печальной луной собственного неизбывного комплекса неполноценности.

Прощай, ведь в конце этого века мир отбросил милосердие прошлого. Мне грустно слушать, как российские друзья – и недруги – провидят новые всплески величия, ссылаясь на свое прошлое, видевшее неоднократные падения и столь же молниеносные, необъяснимые взлеты, непредсказуемые восхождения, нежданные возрождения. Мне грустно, потому что все это уже ничего не значит, потому что ни одна историческая аналогия не выдерживает испытания новыми, беспрецедентными условиями, в которых уже не остается места чудесным открытиям гения.

Третий Рим, или вернее, страна, претендовавшая на этот титул, сворачивает свои знамена. Первый пал под ударами полчищ варваров, второй под ударами Востока, который с рождения пропитывал его. Этот Рим уничтожается на наших глазах Западом. Единственное отличие от двух других состоит в том, что падение совершается намного быстрее. И без боя. Россия со всей своей хваленой духовностью склоняется с приходом скупого царства прагматизма, успеха и материализма.

Быть может, еще есть время для мучительных конвульсий, для кровавых и бесполезных судорог, порожденных иллюзиями, которые всегда отказываются умирать. Но новый взлет маловероятен. Спад и распад – которым сами россияне способствовали своей ленью и глупым подражанием чужим примерам – только начались. За потерей Средней Азии последует утрата Кавказа. А потом россияне распрощаются с Сибирью, их подомнет самый сильный из «азиатских тигров». Это произойдет само собой, потому что Россия делает харакири на глазах у Азии и колоссальное демографическое давление китайцев скоро не будет сдерживаться уже ничем.

Александру Солженицыну, великому диссиденту, среднему мыслителю и отвратительному политику, может быть, и удалось интерпретировать русский дух, но он так и не понял, что Россия нуждалась в среднеазиатском «подбрюшье» не меньше, чем в своих киевских корнях. Отдавая в никуда, всем и никому, азиатские степи, Москва теряет саму себя. Уничтожение «тюрьмы народов» привело к созданию пятнадцати тюрем меньших размеров, но не меньшей жестокости. К тому же россияне сами оказались заключенными, после того как веками, не по своей воле, в качестве представителей авторитарного государства, были тюремщиками.

Солженицын несет свою долю моральной ответственности. Он был пророком распада. И его не оправдают его благие намерения, поскольку он сам потребовал для российского Писателя роли, выходящей далеко за рамки литературы. За ним последовала когорта эпигонов. И если пророком двигали исключительно внутренние соображения, стремление защитить чистоту и целостность российских ценностей (неважно, насколько они были таковыми), то подражатели, последователи и популяризаторы сильно подкорректировали его идеи, увеличив количество ошибок и недоразумений. Солженицын не питал иллюзий по отношению к внешнему миру, он его отвергал. Но он недооценил его жажду власти и способность к экспансии. Он тоже переоценил российскую духовность и недооценил силу Запада. Он оказался плохим учителем, подняв флаг отступления во имя будущей духовной победы и не заметив смертоносную воронку, которая неизбежно возникла бы вместо пустоты. «Демократические» эпигоны, впрочем, пошли дальше: они создали воронку своими руками, уничтожив то немногое, что Россия могла противопоставить, и склонившись перед новыми идолами, пришедшими извне.

Прощай, Россия! Они добились своей цели и успели разбогатеть, сплотиться, стать частью прочной паутины, окутавшей мир в конце века. Наступает время подлинных интернационалистов, пришедших в эпоху глобализации на смену пролетарскому интернационализму, скончавшемуся по меньшей мере пятьдесят лет назад. А поскольку, как написал Томас Фридман, «глобализация – это мы», то – прощай, Россия!

Да, они всего лишь немногочисленная и жадная олигархия, невежественная и подлая, неумелая и преступная. В любых других условиях их бы смели после нескольких лет их грабительской деятельности. Но в России это вряд ли случится. По двум причинам внутреннего исторического характера и одной – внешней и сиюминутной. Последнюю просто объяснить и понять – сам Запад, целиком, вел их за руку, помогал, кормил и защищал.

Две исторические причины заключаются в том, что россияне не успели освоиться в демократии, обещанной перестройкой. Им просто не дали на это времени. Россия просто оказалась не в состоянии обеспечить себе это время. И народ снова стал тем «ослом» (выражение Александра Лебедя), который терпит все, что преподносит ему его горькая судьба. Но я не верю в его кажущееся безграничное терпение. Это не терпение. Нужно знать и уметь жить в гражданском обществе, чтобы проявлять нетерпение, которое есть не что иное, как осознание собственных прав. И нужно быть организованными, чтобы нетерпение принесло свои плоды, привело бы к какой-нибудь цели. У россиян всего этого никогда не было, они просто ничего об этом не знают. Им надо было все изобрести заново, но времени не хватило. А его требовалось немало. И даже если бы оно у России было, его всегда оказалось бы недостаточно.

Только в России власть всегда была настолько далека и невидима, недоступна и враждебна, что ее можно сравнивать лишь с царством египетских фараонов. Только в России народ настолько распылен и разбросан на невообразимо огромном пространстве, что этому невозможно найти сравнение на всей нашей планете. Витфогель называл это «гидравлическим» обществом, другие предпочитали говорить об «азиатском» способе производства. Мне кажется очевидным, что только такая свыше всякой меры деспотичная, обожествленная Власть, только самодержец мог удержать вместе этот «мир миров» на таких пространствах. И только так мог родиться народ, настолько чуждый Власти, настолько беззащитный, настолько склонный оправдывать несправедливость, что она уже кажется частью его собственной природы. Народ, настолько «анархичный», чтобы время от времени взрываться в никуда, и настолько «коммунистический», чтобы довольствоваться мизерной долей самоуправления в «общине», которую Власть не столько позволяла, сколько терпела из-за невозможности проникнуть во все уголки этого огромного пространства.

Потребовалось бы намного больше времени, несколько поколений, чтобы в самом деле вступить в новый этап культурного демократического развития. Вместо этого посткоммунизм, не без активной помощи демократической интеллигенции, немедленно породил новую олигархию. Которая – вот вам и вторая историческая причина – сосредоточила в своих руках настолько огромное богатство, что может теперь надолго удержаться у власти, выделяя малую его толику для тех, кто будет защищать ее внутри страны. Никто не знает, сколько это может продлиться. Но все идет к тому, что эта саранча сожрет страну задолго до окончания ее жизненного цикла.

Прощай, Россия! В том числе и по другим причинам, некоторые из которых и подтолкнули меня на написание этой книги. То, каким образом умирает эта империя, является отражением победившей цивилизации, нашей цивилизации, в свою очередь не отдающей себе отчета в том, что она вступила в свой заключительный кризис. После которого не наступит конец мира, а просто придет что-то другое. Вся нечистоплотность, все ужасы и ошибки, поведанные мной, – наше отражение, знак наших страхов, наших слабостей, нашей наглости и цинизма. Все главные плоды нашей цивилизации – либеральная демократия, правовое государство, плюрализм, современные технологии, коммуникации, информация – были изнасилованы нами же на глазах россиян. А потом мы преподнесли им эти плоды, изуродованные до неузнаваемости. Если они отвергнут их, уже отвергают, в этом будет и наша вина.

К сожалению, более или менее то же самое происходит и у нас, но, чтобы понять это, нам приходится всмотреться в кривое российское зеркало. На смену либеральной демократии приходит популизм, на смену выборам – плебисциты. Партии подменяются личной харизмой лидеров, представительная демократия – единоличными решениями лидера, избранного большинством. Вместо общественного мнения, родившегося в реальной дискуссии и соперничестве закономерных интересов по общепризнанным правилам, появляется неразличимая масса телезрителей, которой даже слишком просто манипулировать, что не мешает армии манипуляторов испытывать на ней свой цинизм, соревнуясь в воспевании независимости суждений этой публики и выставляя на общественное порицание тех, кто осмеливается призвать к трезвости и критике.

Все это уже случилось в России и зарождается на Западе. Над этим стоило бы поразмыслить до того, как великие трансформации XXI века – экологический, экономический, социальный, демографический, информационный, институциональный – обрушатся нам на голову все разом, а мы не сможем с ними справиться потому, что не предугадали их.

Я обязан еще кое-что пояснить. Этой книгой я выстреливаю только по небольшому числу мишеней. Думаю, что те из них, кто это заметит, не обрадуются. Но я настаиваю на необходимости произносить в такого рода полемике имена и фамилии. Я ненавижу безадресное моральное бичевание. К тому же ведь мы говорим о победителях, а их имена нельзя замалчивать. Нужно признать, что они выиграли. Это их информация о России выдавалась широкой публике, разумеется, с помощью «рулевых», определяющих погоду в итальянских и всемирных СМИ. Пусть читатели сами решат, может ли это обстоятельство стать предметом гордости или стыда.

Я не скрываю, что к написанию этой книги именно с этим заголовком меня побудило и соображение весьма личного порядка. Я подумал, что через несколько лет, когда дым иллюзий рассеется и проблемы взорвутся во всей своей остроте, кто-нибудь спросит: а почему никто нас не предупредил, не рассказал, как на самом деле обстоят дела? Я просто попытался поведать то, что понял. Для потомков. Наконец, хотелось бы ответить на последнее критическое возражение. Кому-то покажется, что эта книга слишком однобока, слишком эмоциональна, чтобы быть объективной. Не думаю, что это так. Я не считаю отстаиваемые мной идеи однобокими и не защищал их просто из любви к полемике. В самой книге достаточно доказательств объективности исследования, и, к счастью, они принадлежат не только мне, но и многим гораздо более авторитетным наблюдателям. Как говорил итальянский философ Пьеро Гобетти: «Когда по одну сторону нет ни капли правды, соломоново решение становится крайне тенденциозным».

Москва, март 1997 г.