Сталин против НАТО

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Сталин против НАТО

К созданию НАТО американцев отчасти подтолкнул сам… Сталин. Да, именно он своей политикой, которая делалась на основе тезисов неотвратимого классового и политического противостояния двух разных систем.

О том, что НАТО «вырос» из противоречий разгоревшейся холодной войны, можно убедиться, вспомнив предыдущие главы. Говоря о необходимости создания системы европейской безопасности, Сталин считал, что она будет достигнута только при присутствии значительных контингентов советских войск в странах Восточной Европы, которые кремлевский вождь фактически насильно сделал социалистическими. Фактически эти огромные территории были под контролем Москвы являлись ее военным плацдармом для вероятного нападения на Западную Европу с целью ее социализации. Такая мысль зародилась у англо-американских политиков на основе воспоминаний об относительно недавних довоенных аннексиях территорий, которые провел СССР под видом освобождения народов от «буржуазного ига». Так были присоединены к Советской империи Бессарабия и значительный кусок Финляндии после окончания советско-финской военной кампании. Единственно справедливой можно считать аннексию Западной Украины, поскольку это было заключительным шагом для полного территориального объединения украинской нации, которая всегда стремилась к единству и сплочению. На основе этих объединенных земель после краха СССР и возникла демократическая цельная Украина.

Сталин смотрел на национальную безопасность глазами политика старого поколения, основывая ее на присоединении территорий или создании государств-сателлитов, что и было сделано в Восточной Европе. Из данных разведок западные политики знали, что Москва через своих агентов проводит подрывную деятельность в странах Восточной Европы, финансово «подкармливает коммунистические партии, расшатывающие устои капиталистического государства».

«Помните, что агенты НКВД в заговоре с итальянскими коммунистами планировали поднять мятеж в Северной Италии и создать там социалистическое государство», — говорил в 1949 году английский дипломат Э. Герден своим коллегам в Вестминстере. Да, действительно, одно время Сталин дал Берии санкцию на разработку такой операции в Северной Италии, но затем, все еще надеясь построить отношения с союзниками по своей модели, он отменил этот план и свалил всю вину за заговор на австрийских, югославских и венгерских коммунистов, назвав их «экстремистами».

Таким образом, зная о «происках Москвы» в Западной Европе и оценивая быстро ухудшающиеся отношения с Советским Союзом, оценивая ту резкую пропаганду, которая по указанию Сталина велась против всего Запада, политики Лондона и Вашингтона пришли к выводу о необходимости создания системы коллективной безопасности, направленной против СССР. Если бы Сталин сразу после войны был демократичнее в контактах с англо-американцами, не пошел на противостояние, болезненно не реагировал на выпады частной буржуазной прессы, он смог бы плодотворно сотрудничать с капиталистическим миром, оставаясь полновластным хозяином подчиненных ему социалистических территорий.

Так 4 апреля 1949 года был создан Северо-антлантический союз — НАТО. В СССР это восприняли как вызов, как начало вооруженной подготовки для нападения на Советский Союз и Восточную Европу в будущем.

Для правительства СССР стало первоочередной задачей создать против НАТО такой же вооруженный интернациональный кулак. Принципиальное значение для оценки международной ситуации имели донесения разведок. Тогда параллельно с военно-стратегической разведкой работали внешнеполитическая, экономическая и научно-техническая. Основные задачи внешнеполитической службы выполнял Комитет информации при МИДе. Также добывал информацию по своим каналам часто менявший название Внешнеполитический отдел ЦК ВКП(б).

Материалы от этих служб поступали ежедневно и в большом количестве, так что Сталин просто физически не мог ознакомиться подробно с каждым из них. Наиболее важные он прочитывал сам, об остальном вкратце докладывали Абакумов, Берия и личный секретарь Поскребышев. Информация вождю, в основном, излагалась с классовым подходом, который ему нравился. Особое ударение делалось на превосходстве СССР в разрешении перспективных проблем.

Сталин не мог быть в политике выше своих пристрастий: так или иначе они отражались на его поступках. И если в годы войны он отказался от берлинского предложения обменять своего сына Якова на фельдмаршала Паулюса, то это вовсе не означало, что он так поступал в каждом государственном случае. Над ним довлела идея необходимости противостояния капитализму, и в силу своей ортодоксальности, консервативности он от нее не смог отказаться с времен революции, не смог и после войны перестроить свою психологию в соответствии с требованиями мирного, безблокового существования. В том, что на долгие годы была похоронена эта идея Рузвельта, повинны и американские, и советские консервативные круги.

Но если опираться сугубо на факты, то вооруженный блок первыми создали американцы и тем самым дали повод тоталитарной коммунистической системе создать в противовес свою вооруженную группировку — Варшавский договор. Не следует забывать и о том, что, учитывая текущую ситуацию, Сталин опирался на мнения ближайших соратников, проповедовавших им же созданную классовую доктрину строительства международных отношений. Молотов, Берия и Абакумов в таком же разрезе давали задания агентам внешней разведки, дипломатам. И, естественно, читали затем в донесениях о теневой политической жизни США и Англии то, что фактически заказывали. Так возникла система преломления информации под определенным идеологическим углом. В любом серьезном шаге правительств Британии и США в Москве усматривали тайный замысел против СССР.

Подобная подозрительность и неприятие малейших демократических решений сказывались и в отношениях со странами Восточной Европы, Балкан. В 1955 году заместитель министра иностранных дел А. А. Громыко признал, что в конфликте с Югославией в конце 40-х годов особую роль сыграли инспирированные пропагандистские мифы и подтасованная информация. (РГАНИ, ф. 2, on. 1, д. 161, л. 173). К таким же мифам от носилась и информация о «фашизации режима», поступавшая из США в октябре-ноябре 1947 года. На самом же деле шло обычное наступление реакции в демократических условиях, но отнюдь не фашизация. Однако профашистская характеристика внутреннего положения в США продолжала оставаться и даже усилилась в начале 50-х годов. Этому в немалой степени способствовала деятельность реакционного сенатора Дж. Маккарти и его многочисленных сторонников, разжигавших среди американских обывателей антилевые и расистские настроения.

Влиял на политику с Западом и Сталин. Даже близкие его сторонники, не говоря об историках, отмечали три главные психологические особенности вождя. Первая — хроническое недоверие к союзникам, не покидавшее его даже в годы войны, когда взаимопонимание с Лондоном и Вашингтоном было наилучшим. Невероятная подозрительность — это вторая черта Сталина. Общаясь, например, с советскими дипломатами, он был уверен, что «эти либералы из МИДа» смягчают обстоятельства, чего-то ему не договаривают. И вождь принимал более жестокие дипломатические решения, чем следовало бы. И третья отрицательная черта — мания величия, скрываемая под маской бытовой скромности и простоты поведения, общения с подчиненными.

Вот с какими настроениями и предвзятостями Сталин и его окружение встретили подписание Северо-антлантического договора. Исследуя видение Сталиным проблемы национальной безопасности СССР и соцлагеря, часть современных историков склонны считать, что это понятие вождь отождествлял с личной безопасностью. Такую мысль находим в последней книге Дж. Гэддиса, где он пишет дословно, что «…для «хозяина» Кремля национальная безопасность становилась синонимом личной безопасности. Он санкционировал новые массовые репрессии, чтобы устранить любой предполагаемый вызов своему режиму».

Это верно, но только отчасти, с учетом особенностей личности диктатора. Нам же видится более широкое проявление этой проблемы. В первую очередь, Сталин придерживался старомодной концепции территориальной, географической безопасности. И тут, скорее всего, он не учитывал сверхвозможностей нового атомного оружия и совершенствующихся средств его доставки. Еще при жизни вождя американцы на бомбардировщике могли сбросить атомную бомбу на территории СССР. И этот фактор почти сводил на «нет» устаревшую теорию географической безопасности. Такого мнения придерживается другой американский исследователь — М. Леффлер. В данном случае прагматизм Сталина сыграл в его политических решениях не лучшую роль. Именно с таких позиций он предъявил претензии Турции после окончания Второй мировой войны.

В создании социалистической системы безопасности Сталин с учетом своего плацдарма в Восточной Европе делал ставку и на подписание договоров о дружбе и взаимопомощи. Такие документы были подписаны в 1948 году с Румынией — 4 февраля, Венгрией — 18 февраля, Болгарией —18 марта, Финляндией — 6 апреля. В договорах были пункты о взаимопомощи, к которой договаривающиеся стороны прибегнут немедленно, если вновь возникнет угроза войны со стороны Германии. Это свидетельствует о том, что Сталин через внешнюю разведку уже имел информацию о тайном намерении бывших союзников возродить под своим контролем военно-промышленный потенциал Западной Германии (ФРГ) и превратить ее в свой плацдарм «для защиты западной демократии» при возможном столкновении с советскими войсками в Восточной Европе.

Подписание документа о взаимопомощи с Финляндией показывает, что сталинское правительство стремилось заключать союзы против потенциально опасной Германии и с капиталистическими государствами. Это была политика использования противоречий между буржуазными странами в целях ослабления империалистического влияния в мире. А по историческим меркам это была дипломатия по принципу «разделяй и властвуй!».

С подозрением в Кремле был воспринят и план Маршалла, предусматривавший возрождение экономики западноевропейских стран. Да, это была часть концепции европейской безопасности, которую на свой лад реализовали Британия и США. В Москве тут же отреагировали на обнародование плана Маршалла как на попытку «создать группировку западных держав против их союзника в годы Второй мировой войны». Именно так было воспринято в Кремле и предшествовавшее созданию НАТО подписание 17 марта 1948 года в Брюсселе Англией, Францией, Бельгией, Голландией и Люксембургом договора о Западном союзе. Вдохновителями этой акции были британский и французский министры иностранных дел Э. Бевин и Ж. Бидо.

Сейчас на основе архивных рассекреченных данных можно с уверенностью говорить, что к подписанию договора упомянутые государства подтолкнул коммунистический переворот в Чехословакии в феврале 1948 года. Из опасений, что «народная демократия» путем переворотов станет распространяться и дальше на Запад, министры иностранных дел и политики срочно сели за составление параграфов и условий Западного союза.

Как видим, и тут неуклюжая, подтасованная под «народную волю» политика Сталина вызвала ответную реакцию буржуазных кругов. В оперативных аналитических документах МИДа СССР, представленных Молотову и Вышинскому 23 марта, подчеркивалось, что Брюссельский пакт «является первым официальным военно-политическим союзным договором в общем плане создания Западного блока под руководством США». А сталинские эксперты особо выделили мысль, что «договор представляет собой военный союз, направленный, прежде всего, против Советского Союза и стран народной демократии». Доказательство агрессивности Западного союза московские политики без оснований усматривали в том, что создавшие его Британия и Франция заранее не уведомили об этом СССР, как бывшего союзника в войне, и заявили, что новый блок не угрожает безопасности СССР (АВП РФ, ф. 07, оп. 21, п. 33, д. 497, л. 2).

В ответ авторы западного соглашения могли с полным основанием заявить: почему тогда Москва заранее не предупредила союзников о готовящейся социализации Чехословакии через переворот? Вполне резонное замечание. Но это уже было время, когда взаимные заплевывания и обвинения нарастали с обеих сторон.

Создавая свою систему европейской безопасности, СССР, прежде всего, ориентировался на противостояние с ФРГ, где укрепляли свою военную базу союзники, заодно помогая и западногерманскому правительству. Стремясь в пропаганде выглядеть миротворцами больше, чем США, советское правительство заявляло в прессе, что план Маршалла и Западный союз «не имеют ничего общего с интересами укрепления мира и безопасности народов Европы». То же самое могли бы заявить и западные политики, адресуя свой упрек Москве.

Взаимное противостояние двух формаций привело к тому, что стало ясно: на одном блоке буржуазный мир не остановится. И это было верно, поскольку в 1948 году США усилили подготовку Атлантического пакта (НАТО). Вашингтон особо не скрывал, что в качестве главного противника на этот раз рассматривается именно бывший союзник и победитель во Второй мировой войне — СССР.

Прекрасно были осведомлены американцы и о ходе создания Западного союза. После оглашения этого пакта президент Трумэн тут же, 17 марта 1948 года, одобрил его и предложил членам нового союза материальную помощь. Решающим же фактором раскручивания спирали противостояния против СССР была резолюция сенатора-республиканца А. Вандерберга, принятая американским сенатом 11 июня 1948 года.

Эта резолюция санкционировала участие США в мирное время в военных союзах за пределами Западного полушария. А 6 июля в Вашингтоне с участием Канады и западноевропейских представителей началось обсуждение проекта Северо-антлантического договора.

Поскольку проект держался в строгой секретности, то для получения достоверной информации советскому государству пришлось как следует напрячь разведчиков и экспертов-аналитиков. Так, в Москве узнали, что США старается привлечь в НАТО как можно больше западноевропейских стран — Италию, Испанию, Португалию и скандинавские государства, которые привычно сохраняли нейтралитет. У скандинавов был свой союз, и в другие блоки они не вступали. Потому беспокойство СССР вызвало неожиданное заявление министра иностранных дел и министра обороны Норвегии, сделанное 13 октября 1948 года, о том, что Норвегия вроде бы не прочь участвовать в «более обширной системе безопасности». (АВП РФ, ф. 06, on. 11, п. 2, д. 15, л. 75–76).

Оценив сложившуюся неблагоприятную для СССР ситуацию, Сталин и его советники пришли к выводу, что для противодействия созданию более мощного блока, чем Западный союз, надо привлечь компартии Франции, Италии и других капстран, чтобы они повлияли на свои правительства и помешали им войти в НАТО.

Для начала было решено этими силами сорвать осуществление плана Маршалла. Лидеры упомянутых компартий были соответствующим образом проинструктированы. В качестве одного из весомых доводов агенты Москвы использовали вполне вероятную гипотезу, что с созданием агрессивного многострадального военного блока в Западной Европе может наступить такая же реакция, как и в США, и тогда свобода действий компартий будет резко ограничена новыми правительственными законодательными актами. Такой неутешительный политический прогноз должен был подвигнуть западноевропейских коммунистов на проведение широкомасштабных акций протеста под лозунгом борьбы за мирную Европу, за сокращение вооружений.

29 января 1949 года советское правительство поручило МИДу выступить с заявлением о Североатлантическом пакте, который будет усиливать напряженность в Европе, только начавшей оправляться от тяжелейшей войны. В заявлении четко говорилось, что Москва считает Западный союз и НАТО военно-политическими блоками, направленными против СССР, что политика США, Британии и Франции противоречит Уставу ООН и попирает ранее заключенные соглашения по Германии.

Наши политики сыграли тут и на внутреннем противоречии, созданном самими западными лидерами. Ведь до этого были основаны двусторонние англосоветские и франкосоветский союзы, которые были призваны служить сохранению безопасности. А НАТО без участия СССР и его сателлитов, получалось, противостоял этим двум советско-западным союзам, Франция и Британия тут выступили в роли марионеток, участвующих в двух взаимоисключающих блоках. Оправдывая свое тайное и явное влияние на политизированную левую общественность капстран, Москва в заявлении подчеркивала, что оставляет за собой право «еще энергичнее и последовательнее вести борьбу против всех и всяческих поджигателей войны». (АВП РФ, ф. 0129, оп. 336, п. 337, д. 1, л. 201).

В связи с этим не очень уютно почувствовала себя Норвегия, министр иностранных дел которой был не против вхождения этой нейтральной страны в НАТО; а Норвегия граничила с мощным СССР, так что абсолютно невыгодно было стать объектом одного из первых ударов в случае вооруженного столкновения блоков в будущем. Обыгрывая эту ситуацию, Советское правительство в санкции Сталина 5 февраля 1949 года предложило Норвегии заключить двусторонний пакт о ненападении. Интересы Норвегии стали склоняться в пользу предложения СССР еще и потому, что в случае вступления в НАТО она должна была предоставить часть своей территории для баз блока. А это уже в определенной степени ущемляло норвежскую независимость. Однако антисоветские силы в Осло победили, и правительство Норвегии, заверяя СССР в «искреннем желании поддержать добрососедские отношения», отказалось от подписания пакта с Москвой и открыто заявило о своем намерении вступить в НАТО.

…Бывшие союзники шли на дальнейшую конфронтацию с СССР в целях предотвращения распространения «красной чумы во всем мире». Переговоры западных лидеров приняли необратимый характер, и им уже никак нельзя было помешать. 18 марта 1949 года госдепартамент США опубликовал текст Североатлантического пакта. 20 марта вышла в свет Белая книга об этом договоре, в которой разъяснялась буржуазной общественности связь между интересами национальной безопасности США и созданием Атлантического вооруженного альянса.

До подписания НАТОвского пакта оставались считанные дни, и советское правительство сделало последнюю отчаянную попытку помешать вхождению туда Британии и Франции. С этой целью в Лондон и Париж были отправлены нашим МИДом ноты, в которых открыто говорилось о двурушничестве, нарушениях обязательств, ранее данных этими государствами при заключении двусторонних пактов с Москвой. Так, Великобритании напоминалось, что, заключая в 1942 году договор с Москвой, она, как и СССР, обязывалась сотрудничать «в целях организации безопасности в Европе не заключать никаких союзов и не принимать участия ни в каких коалициях, направленных против другой договаривающейся стороны». (АВП РФ, ф. 06, on. 11, п. 2, д. 16, л. 56).

В справедливости этого довода Кремлю не откажешь, но «хозяин» сам постоянно навязывал европейской истории свой вариант развития, насильно создавая под видом «народной демократии» просоциалистические режимы. С другой стороны, история не знает вечного соблюдения договоров. По разным причинам самые гуманные, миролюбивые соглашения рано или поздно разрываются — и разрывают их меняющиеся интересы государств и правительств, участвующих в соглашениях пока им это выгодно.

Сталин же, упирая на предотвращение возрождения германского милитаризма, одновременно всеми силами и средствами укреплял военно-экономическую базу социализма в Восточной Европе. И такие его действия (в частности, упрямое нежелание вывести с этих территорий мощные военные группировки) рано или поздно сподвигнули бы союзников на формирование ответного «бронированного кулака». С этой точки зрения то, что произошло в Европе после войны, было неминуемым.

Не довольствуясь одними нотами, предъявленными Британии и Франции, Сталин после 26 марта отдал приказ о подготовке Меморандума правительства СССР о НАТО. И уже 31 марта на заседании Политбюро проект документа был принят со значительными поправками. Одновременно в Кремле прошла перетасовка кадров на самом высшем уровне. Недовольный малой эффективностью международных мероприятий Молотова, Сталин 4 марта 1949 года снял его с поста министра иностранных дел, и Молотов остался советником при вожде как заместитель председателя Совета министров и член Политбюро, которому было поручено курировать Внешнеполитическую комиссию ЦК ВКП(б).

Что касается заявления МИД от 29 января и Меморандума советского правительства от 31 марта, то эти документы надолго определили политику СССР по отношению к НАТО. Нагнетая страсти вокруг Североатлантического альянса и тем самым провоцируя его расширение, СССР 19 июля 1949 года выступил с нотой протеста по поводу вступления в блок Италии. Италия, ввиду обострения отношений с Москвой, поступила, как и Франция с Британией: заключив 15 сентября 1947 года мирный договор с СССР, она в 1949 году вступила в НАТО, тем самым дав понять Москве, что будет себя чувствовать спокойнее и увереннее в союзе с Британией и США — под орудиями американских крейсеров в Средиземном море.

Дальше последовало событие, которое дало толчок гонке вооружений: через месяц после ратификации Североатлантического пакта (24 августа 1949 года) мир был ошеломлен известием о том, что в коммунистической России взорвана первая атомная бомба. Взрыв был зарегистрирован американской аппаратурой, а сама новость взбудоражила американский Конгресс. Теперь у Москвы был не менее весомый аргумент в спорах с капиталистическим миром, чем у Вашингтона в противостоянии с Советской Россией. С этого исторического дня «борьба за мир» с обеих сторон велась с ядерными дубинками за спинами государственных деятелей.

Однако поначалу наличие атомного оружия у СССР не столь резко повлияло на активизацию противостояния. Положение стало резко ухудшаться только в последующие два года, когда обе стороны в ходе непрерывных ядерных исследований, наконец-то, окончательно убедились, какую колоссальную опасность представляет атомная бомба.

Подписание акта о создании Североатлантического альянса (НАТО). Апрель, 1949 г.

Впрочем, в конце 1940-х годов, придерживаясь традиционной доктрины ведения возможной войны в основном привычными вооруженными силами, Сталин и Трумэн рассматривал и атомную бомбу скорее как символ статуса сверхдержавы, а не как главное средство разрешения вооруженного конфликта. Атомная доктрина возобладала в обоих лагерях много позже — с конца 50-х — середины 60-х годов.

Понимая, какую опасность теперь представляет США после создания НАТО, Сталин обратил особое внимание на укрепление военного потенциала СССР совместно с недавно созданными соцстранами Восточной Европы. В соответствии с его специальной директивой для координации военного сотрудничества с ними был образован особый орган — Военный организованный комитет. Однако в 1949–1950 годы тактика противостояния НАТО осуществлялась из Москвы в основном политическими и идеологическими средствами. Главное внимание Кремль тогда сосредоточил на расширении за рубежом массового движения сторонников борьбы за мир. И в этом отношении коммунистическая Россия выглядела пацифистом больше, нежели США и Британия, считавшие, что только наращиванием военных мышц можно добиться сдерживания политической эскалации СССР и добиться мирного осуществления с противоположной стороной.

Главная роль в мирной программе советского правительства отводилась Коминформу и Советскому комитету защиты мира, который но решению ЦК был создан в конце августа 1949 года. М. А. Суслов, с июля 1949 года вновь возглавивший Отдел агитации и пропаганды ЦК, 16–19 ноября 1949 года в Бухаресте выступил с докладом «Защита мира и борьба с поджигателями войны». Доклад был сделан на совещании Информбюро, в нем говорилось, что «широкое движение протеста должно стать мощным препятствием на пути развертывания войны западными державами».

В соответствии с такой идеологической установкой из Москвы в 1950 году была развернута кампания по сбору подписей под Стокгольмским воззванием о запрещении атомного оружия. В тот же период, чтобы не будоражить общественное мнение наращиванием потенциала в Восточной Европе и лишний раз не оправдываться перед зарубежными политиками, Сталин не увеличивал советские воинские контингенты в соцстранах, которые по количеству живой силы и техники уступали блоку НАТО. В этом поступке проявились определенная прозорливость и выдержка Сталина, которые достойны положительной оценки. Говоря об осторожных политических маневрах кремлевского «хозяина», американский исследователь В. Вохлфорс отмечал: «Только после смерти Сталина значительное количество обычных вооруженных сил стало концентрироваться на западных границах советского блока. До этого движение сторонников мира было той непрочной основой, на которой базировалась безопасность Советского Союза».

Очередной этап в оценке Советским Союзом НАТО был связан с развязыванием войны в Корее (начало 25 июня 1950 года). Это был новый виток милитаризации блока, который с 1951 года создал постоянную армию, начал размещать войска в Западной Европе, увеличил количество военных баз в Британии и других странах, подписавших пакт. Тогда же активизировалась милитаризация ФРГ, которую вовлекали в союз против «красной угрозы». Теперь уже Запад провоцировал СССР на развитие гонки вооружений.

Советская идеологическая машина направила свое действие на умы обеих Германий, чтобы мобилизовать общественное мнение против планов западных держав и правительства Бонна, возглавляемое К. Аденауэром. Канцлер Аденауэр буквально бредил современным перевооружением ФРГ, а подчиненные ему спецслужбы усиливали подрывную работу в ГЦР, в том числе и пропаганду за «единую Германию». Советское правительство также было за объединение двух Германий, но только под красным флагом и с коммунистическим правительством. Германский милитаризм с начала 50-х годов стал острейшей политической проблемой во всей Европе. Наибольшая угроза, как считали в Москве, исходила из попыток НАТО сделать ФРГ своим главным плацдармом для возможной атаки на соцстраны. И Аденауэр не очень-то и противился этим попыткам и «деловым предложениям», хотя, с другой стороны, в ФРГ определенная и влиятельная часть патриотической общественности воспринимала присутствие на своей территории значительных воинских контингентов блока НАТО как ущемление национально-политических интересов.

По этому поводу мнения разделились даже у консервативных и ярых врагов коммунизма: часть реакционных политиков и деятелей разведслужб считали, что в НАТО надо состоять, надо на него опираться в борьбе за интересы немцев, но не допускать много англо-американских частей на свою территорию, поскольку и простой обыватель помнил обиды поражения во Второй мировой войне и воспринимал англо-американцев как оккупантов. Такие же настроения, только против присутствия советских войск, были у части населения в ГДР.

За разработку мер противодействия «нарастающей империалистической угрозе в Европе» советские политики и стратеги засели в конце 1950 года после принятия на Западе плана Шумана (май 1950 г.) и плана Плевена (октябрь 1950 г.), которые были направлены на ремилитаризацию ФРГ и включение ее в состав НАТО. Эти события в Кремле расценили как продолжение мировой экспансии США, которые делали погоду в НАТО.

Чем больше раскручивался маховик холодной войны, тем более советское руководство теряло объективность в восприятии и оценке различных западноевропейских событий. Подозрительность сталинского руководства и привычка во всем видеть «происки империализма» привели к сгущению красок при рассмотрении проблем интеграции Западной Европы и ее восстановления после войны. Такая «завышенная, несколько искаженная» оценка была дана и созданию Европейского объединения угля и стали — ЕОУС. Она изложена в Пражском заявлении министров иностранных дел СССР, Албании, Болгарии, Чехословакии, Румынии, Венгрии, Польши и ГДР от 22 октября 1950 года, а также в нотах правительству Франции 20 января, 11 сентября и 19 октября 1951 года. В заявлении говорилось, что ЕОУС направлено на восстановление военно-промышленного потенциала ФРГ «в целях подготовки новой войны в Европе и приспособления западногерманской экономики к планам англо-американского военного блока». (РГАНИ, ф. 5, оп. 30, д. 114, л. 37). Но ведь в первую очередь ЕОУС преследовало добиться подъема гражданской экономики в странах-участницах. Да, оно предназначалось и для развития военно-промышленных комплексов, но не в такой мере, как это усматривали в Кремле.

Что касается предложения французского премьер-министра Р. Плевена об организации Европейского оборонительного сообщества, то возможность появления еще одного блока (на этот раз без США) вполне обоснованно встревожила Кремль. Инициатива Плевена основывалась на резолюции Консультативной Ассамблеи Европейского Совета, принявшей в августе 1950 года предложение Черчилля о формировании европейской армии.

А в середине 1950 года на совещании министров иностранных дел западных государств, проходившем в Нью-Йорке, США выступили с идеей о перевооружении ФРГ в интересах укрепления НАТО. Плевену же казалось, что гораздо выгоднее для соседей ФРГ будет, если ФРГ войдет в вооруженный союз не через НАТО, а как член европейской армии, которую Лондону и Парижу станет легче контролировать, и где без США влияние Франции и Британии будет более значительным. В предложении Плевена явно усматривалось опасение перед возрождением германской мощи.

Этот момент попыталась выгодно использовать советская дипломатия, чтобы одновременно помешать созданию ЕОС. Правда, в Кремле план Плевена не вызывал восторга, но другого варианта для вбивания клиньев между западными державами и США пока не было. Вспомнили в Москве и о «замораживании» выполнения решений Потсдамской конференции. В ноте французскому правительству от 3 ноября 1950 года с этой целью предлагалось создать Совет министров иностранных дел — СМИД. В Москве считали, что эту проблему можно будет решить до конца силами СМИД, который последний раз созывался 23 мая — 20 июня 1949 года, а не при встрече только министров иностранных дел СССР, США, Британии и Франции. Это предложение на Западе удалось пробить.

Переговорам предшествовала инициатива лидеров ГДР В. Пика, О. Гротеволя и В. Ульбрихта, предлагавших, чтобы перед открытием совещания в Париже Народная палата совместно с Бундестагом ФРГ обратилась к четырем великим державам с требованием (!) включить в повестку дня пункт о подписании мирного договора с Германией. Об этой идее сообщал зам. министра иностранных дел А. А. Громыко в своем письме Сталину от 24 февраля 1951 года, из чего можно заключить, что данный замысел был «внушен» восточногерманским руководителям советскими дипломатами. Сталин одобрил эту идею. В одной из советских директив намечалось также внести в повестку дня на парижском совещании пункт об ускорении заключения мирного договора с Германией и выводе оккупированных войск. (РГАСПИ, ф. 83, Бьернстад С. Советский Союз и унификация Германии в течение сталинских последних лет. Осло, 1998, с. 41, 44).

В случае подписания такого соглашения Сталин убивал двух зайцев: связанная новым мирным договором с четырьмя державами ФРГ, даже при участии в НАТО, не могла напасть на СССР через Восточную Европу и даже участвовать в таком нападении НАТО. Но несмотря на все последующие старания кремлевских дипломатов и поддерживающих их лидеров ГДР, замысел реализовать так и не удалось. Произошло это потому, что политики США быстро поняли, что своей мирной инициативой СССР старается не только обезопасить себя в Восточной Европе, но и частично изолировать США от решения западноевропейских проблем. Второе опасение вашингтонских руководителей сводилось к тому, что в дипломатии ГДР и СССР усматривалась попытка расколоть едва образовавшийся блок НАТО.

С точки зрения сталинских советников (да и он сам так считал) наиболее уязвимыми среди капстран были Франция и Италия, где вели пропаганду и частично влияли на государственные решения крупные компартии, через которых проводил свою политику Кремль. Именно с помощью компартий в начале 50-х годов Москва и попыталась внести раздор в блок НАТО, взбудоражив общественное мнение этих стран, которое могло бы «надавить» на правительства.

Однако и эти планы советского руководства не удались, вернее — общественная антивоенная, антиНАТОвская война во Франции и Италии была не настолько сильной, чтобы внести желаемый раскол в Североатлантический альянс или помешать дальнейшему вооружению ФРГ и созданию Бундесвера.

Тем временем в ведомствах Берии и Абакумова поднимались дела на проверенных бывших участников Сопротивления во Франции, Западной Германии и Италии. В самих советских спецслужбах в 1951–1952 гг. были подготовлены агенты, созданы и обучены несколько боевых групп, которые под разными прикрытиями и «легендами» вели наблюдение за объектами НАТО. Поступающие от них данные свидетельствовали о быстром усилении военно-технической мощи блока. Но, что следует из архивных документов по данной теме, до смерти Сталина правительство не предпринимало значительных военных приготовлений, чтобы создать паритет в силе с НАТО.

Правда, по воспоминаниям Ракоши, который в то время возглавлял ЦК Венгерской партии трудящихся, на прошедшей в Москве 8 января 1951 года встрече Сталина с генеральными секретарями и министрами обороны восточноевропейских стран вождь однозначно и решительно говорил о необходимости иметь к 1953 году крепкие и значительные армии в этих соцстранах. Сталин также предположил, как помнил Ракоши, что если НАТО полностью окончит военную подготовку и свое оснащение, то, вероятно, может начать Третью мировую войну. (М. Ракоши. Из воспоминаний. «Людям свойственно ошибаться». Исторический архив. 1998,? 3, с. 11). С 1951 года в восточноевропейских странах увеличилось число советских военных советников, несколько возросли поставки туда вооружений и боевой техники.

Когда же в 1952 году в блок вступили Турция и Греция, то у советских идеологов окончательно отпали сомнения в том, что СССР и восточноевропейские соцстраны находятся во вражеском, агрессивно настроенном кольце. Обеспокоенность в Кремле в связи с обстановкой на Балканах усилилась после поступления информации о странных, скрываемых от Москвы политических маневрах Югославии, отношения с которой были серьезно подорваны после жесткой критики политики Белграда на совещании Информбюро в 1948 году, и когда Тито отказался строить новую власть в своей стране по указке и модели диктаторски настроенного Сталина.

Беспокойство сталинских политиков было не напрасным: в августе 1954 года Югославия подписала договор о дружбе, политическом сотрудничестве и военной(!) помощи с Турцией и Грецией, которые уже были членами НАТО! Это было создание так называемого Балканского союза в интересах региона, и Югославия, отдавая себе отчет о серьезности этого шага, вступила в него добровольно. Скорее всего, правы историки, считающие, что при возрастающем накале холодной войны, которая имела вероятность перерасти в локальный или масштабный вооруженный конфликт, правительство Тито из двух зол выбрало для себя меньшее.

Оставаться нейтральной в сложившейся политической ситуации Югославия не могла. Перед ней была дилемма: или решительно и непреклонно связать себя с Москвой, которая бы неминуемо создала свой вооруженный блок, — и тогда полное подчинение диктаторской силе Сталина, либо — с уже вступившими в НАТО соседями (Турцией и Грецией), союз с которыми пресекал Москве возможность открыто давить на Белград вплоть до угрозы «ввести войска под предлогом защиты народной демократии от «произвола режима Тито». И тут в своем выборе (с позиций нашего времени) правительство Югославии было право и действовало во благо народа, что подтвердилось в последующие годы, когда давление Кремля на оставшиеся с ним соцстраны усилилось до реакции и прямого вооруженного подавления демократии — как в Венгрии и Чехословакии. Вступление Югославии в Балканский союз советское правительство оценило как отступничество «от идеалов социализма, народной демократии» и прямое пособничество интересам НАТО, где, как говорилось, участниками являлись Турция и Греция.

Однако Москва не горячилась и из стратегических соображений не шла на полный разрыв с Белградом, который уверенно заявлял, что строит в стране свою модель народно-демократических отношений в обществе и экономике. В дальнейшем, после смерти Сталина, советским дипломатам удалось смягчить отношения с Югославией. Этому способствовало и то, что в СССР пал тоталитарный режим и начала развиваться кампания по осуждению культа личности диктатора, осуждались допущенные ранее внешнеполитические перегибы, просчеты. Такая позиция Москвы устраивала Югославию. Москве же нужен был с ней союз для укрепления своего влияния на Балканах. И такое соглашение, закрепляющее нормализацию отношений, было подписано в 1955 году. Но это вовсе не означало, что Югославия изменила интересам Балканского союза, переориентировала свою политику и вновь начинала попадать в зависимость Кремля.

А до этого, с середины 1952 года, Сталин затеял самую серьезную и самую противоречивую, по оценкам историков, комбинацию, направленную на противодействие сближению Германии с НАТО. Этот же замысел должен был содействовать и ремилитаризации упоминавшегося ЕОС, в который с 27 мая 1952 года вошли по договору Франция, Италия, ФРГ, Бельгия, Голландия и Люксембург. Идея вождя выражалась в обнародованной ноте о создании единой нейтральной Германии и подписании с ней мирного договора.

Это был шокирующий для западноевропейских политиков ход: непреклонный диктатор Сталин, через оккупацию восточноевропейских территорий расширявший пределы коммунистической империи и ее сателлитов, вдруг соглашался отдать территорию ГДР для воссоединения всей Германии! По этому поводу и сейчас возникают дискуссии, насколько Сталин был искренен в этом предложении, и не означало ли оно более тонкую игру, не скрывало ли какой-то неожиданный замысел Кремля. Не будем приводить версии на этот счет, поскольку они не имеют ни одного убедительного подтверждения или секретного документа, подписанного Сталиным либо его особо доверенными помощниками. Но не станем и отрицать вероятности политического лукавства, лицемерия Сталина, поскольку из архивных данных и воспоминаний его ближайшего окружения известно, что некоторые весьма секретные планы вождь фиксировал в документах наполовину, а теневую сторону замысла держал в уме. Это касалось и внутриполитических вопросов. Например, когда он одобрил репрессивное рвение Ягоды, а затем начал намекать Ежову и некоторым членам Политбюро, что Ягода «перегибает палку» в одних вопросах борьбы с врагами народа и не учитывает другие аспекты своей «очистительной миссии внутри страны». Чем это кончилось, прекрасно известно.

Не менее скрытен Сталин был и во внешней политике, когда отношения с союзниками в 1943–1944 годах были наиболее благоприятными. Эту хитринку «кремлевского горца» подчеркивал в мемуарах и Черчилль, который сам прослыл среди политиков буржуазного мира «хитрым лисом».

Обсуждал Сталин вопрос объединения Германии и с немецкими коммунистическими лидерами: Пиком, Гротеволем и Ульбрихтом — 26 марта 1948 года — задолго до обнародования упомянутой ноты на эту тему. То есть он вынашивал данный план, продумывал все до мельчайших деталей, чтобы прежде всего не упустить государственно-политическую и стратегическую выгоду СССР. При этом он подчеркивал, что процесс объединения Германии будет длительным и бороться за него необходимо всеми силами и средствами «агитации и пропаганды». (РГАСПИ, ф. 82. Сталинская кремлевская конверсия вместе с другими лидерами. Сборник документов. Вашингтон, 1998).

По другим официальным советским источникам, Сталин действительно с начала 50-х годов постепенно пришел к выводу, что не доводить противостояние с НАТО до вооруженного столкновения можно только лишь пожертвовав Восточной Германией для объединения немцев. При учете всех «плюсов» и «минусов» это был самый лучший вариант. Да, если подойти к положительному решению этого важнейшего вопроса, определившего на долгие годы потом отношения СССР с Западом, с позиций финансово-экономических, то, действительно, народное хозяйство Советского Союза во многом выиграло бы, если бы ежегодно миллионы долларов не тратились на десятки статей по содержанию советского контингента в ГДР, если бы армия ГДР поддерживалась и оснащалась в основном за счет своего государства, а не за счет СССР. Но этого, к сожалению, не произошло.

Еще Берия сразу после победы, когда шли споры вокруг послевоенного статуса и устройства оккупированной нашими войсками части Германии, намекал Сталину, что гораздо выгоднее для советской политики будет существование единого немецкого государства. Сталин тогда серьезно не воспринял осторожное предложение Берии: вождь был поглощен идеей создания просоциалистических государств на возможно большей европейской территории. К тому же раздробленная Германия казалась ему гарантией того, что даже при возможной неомилитаризации это государство не будет уже представлять для Европы и СССР столь значительную угрозу, как это было, начиная с 1933 года. Но уже к началу 50-х годов, анализируя быстро менявшуюся в худшую сторону обстановку по ту сторону Эльбы, Сталин переменил мнение и начал обдумывать вопрос о единой Германии.

Если между СССР и Западом в этот период взаимоотношения быстро охладевали, то между ФРГ с одной стороны, и Францией, Англией, США с другой, они улучшались. Для Москвы резким изменением ситуации стало решение союзников от 14 февраля 1951 года отменить оккупационный статус Западной Германии. Тогда 21 сентября 1951 года ЦК ВКП(б) согласовало с правительством ГДР план, согласно которому в подходящий момент Восточная Германия будет апеллировать к СССР, Англии, Франции и США с просьбой «об ускорении заключения мирного договора», а СССР по разработанному сценарию выступит с проектом основ такого договора. (РГАСПИ, ф. 82). Для осуществления этого замысла в январе-феврале 1952 года готовились мартовские ноты правительствам трех западных держав. Но не все было так гладко, как хотелось. Несмотря на верноподданические чувства к Кремлю, лидеры ГДР несколько изменили свое мнение насчет западной политики. Об этом А. А. Громыко сообщал Сталину в письме от 25 января 1952 года. Он отмечал то разногласие с руководством Восточной Германии, что оно считало лучшим вариантом начать кампанию против «Общего договора» трех западных держав с ФРГ и выступить с заявлением об основах мирного договора. Пропагандистская акция против «Общего договора», по мнению советского МИДа, подменяла кампанию в пользу мирного договора. А последовавшее затем заявление Москвы умаляло роль руководства СССР в приоритете этого шага. Получалось, что Москва выступит с инициативой вдогонку акции, начатой ГДР.

Старший московский брат не мог допустить такой политической международной вольности, в послевоенном мире общественность привыкла, что со всеми значительными международными предложениями выступает «мудрое сталинское правительство». Вот какие амбиции и дипломатические тонкости лежали в основе связей СССР со странами народной демократии. И, естественно, 10 марта нота Москвы прошла по западным дипломатическим каналам в том изложении перспективы, которая виделась лично Сталину, правившему эту ноту.

Этот документ был по-разному оценен «большими державами», хотя в общем все они увидели в нем «очередной, дипломатический, политический демарш» Москвы. Ввиду возникших противоречий лидеры ведущих государств призадумались, начались консультации между правительствами на уровне министров иностранных дел. Насколько московская дипломатия затруднила решение некоторых межгосударственных проблем на Западе, свидетельствует записка бывшего тогда министра иностранных дел А. А. Вышинского, приложенная к отчету посольства СССР во Франции (10 сентября 1952 г). В ней говорилось, что нота Советского Союза от 10 марта значительно осложнила американцам достижение их целей в Европе, так как возникли противоречия между самими западноевропейскими государствами, включая Западную Германию. (РГАСПИ, ф. 82). Однако эта заминка во взаимопонимании между большими державами была не столь долгой, как хотелось бы Сталину, и не дала трещины, способствовавшей бы серьезным раздорам в НАТО: противники политики СССР через некоторое время — к концу 1952 года — смогли совместить свои точки зрения во имя противодействия коммунистическому Союзу.

…Однако на основании приведенных нами фактов и документов еще нельзя составить основательное, полное и однозначное мнение о политике Сталина и советского правительства против НАТО, поскольку часть архивов и по настоящее время еще не была рассекречена, а новые, открытые доступу документы еще не изучены.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.