Об участии Ягайло в Куликовской битве
Об участии Ягайло в Куликовской битве
Великий князь литовский Ягайло (впоследствии — польский король Владислав II, основатель династии Ягеллонов), как уже отмечалось, фигурирует в «памятниках Куликовского цикла» как главный союзник Мамая перед Куликовской битвой.
Авторы «Задонщины», «Летописной повести…» и нескольких вариантов «Сказания о Мамаевом побоище» в самых мрачных красках расписывают Ягайло и его качества — как личности и как правителя. Литовский правитель, подобно Мамаю, именуется «поганым» и «злочестивым», а также «льстивым сотоньщиком, диаволю съветником» и обвиняется в намерении разделить Русь с Мамаем и Олегом Рязанским.[421]
Автор «Сказания…», стремясь придать своим обвинениям в адрес Ягайло большую достоверность, приводит содержание его переговоров с Мамаем и даже текст его послания бекляри-беку: «Восточному вольному великому царю Мамаю. Князь Ягайло Литовский, присяжник по твоей милости, челом тебе бьет и обращается с мольбой. Я узнал, о господин, что хочешь ты устрашить свой улус, своего служебника московского князя Дмитрия. Поэтому прошу тебя, царь: ведь я знаю, что великие обиды приносит князь Дмитрий Московский твоему улуснику Олегу, князю рязанскому, да и мне он вреда много причиняет. Оттого мы оба просим тебя, всесветлый вольный царь, чтобы ты научил его не творить таких неправых дел, чтобы, царь, ты сам потрудился прийти сюда и, придя, увидел наше смирение, а его гордыню. Тогда ты поймешь наше смирение против грубости московского князя Дмитрия».[422]
Средневековые русские авторы в противовес Ягайло представляют в самом благоприятном свете его братьев Андрея Полоцкого и Дмитрия Брянского, перешедших на московскую службу и принявших участие в Куликовской битве на стороне Дмитрия Донского. Причем тот факт, что они, сражаясь против Мамая, выступали, следовательно, и против собственного брата, не смущает средневековых авторов и не умаляет положительного образа братьев Ольгердовичей.
А между тем есть серьезные основания полагать, что Ягайло вообще не мог столь явно пойти на сотрудничество с Мамаем. Начнем с того, что союз Ягайла с Мамаем мог быть заключен не ранее 1380 г.: еще в этом году ордынцы Мамая сражались с Литвой за Подолию, причем в сражении с ними погиб подольский правитель Александр Кориатович.[423] Соответственно, ни о каком союзе Ягайло с Мамаем до этого времени говорить не приходится. Да и условия союзного договора нам неизвестны. Однако маловероятным представляется намерение Мамая «поделить» Русь со своим литовским союзником — как это намеревались сделать двадцать лет спустя хан Токтамыш и великий князь Витовт.[424]
Практически все «памятники» сообщают, что Ягайло спешил к месту битвы, но в день сражения находился еще в двух переходах от Куликова поля.[425] Авторы приписывают такое поведение Ягайло его трусости и вероломству. Такие качества литовского князя, безусловно, также добавляют штрих к негативному образу Мамая: будучи вероломным сам, он выбирает себе таких же вероломных союзников (вспомним, в каких выражениях Л.Н. Гумилев и его последователи описывают его «союзников»-генуэзцев!).
Причины же того, что Ягайло «не успел» к битве, историки видят в стратегических дарованиях Дмитрия Ивановича Московского, который якобы поспешил завязать сражение с Мамаем, чтобы не дать бекляри-беку соединиться со своим союзником.[426] Однако подобное объяснение вызывает ряд возражений. Во-первых, решительные действия Дмитрия Донского не вписываются в «оборонительный» характер Куликовской битвы, который отечественные историки не подвергают сомнению. Во-вторых, стратегия Дмитрия Донского до мельчайших деталей напоминает действия его потомка Ивана III, который ровно сто лет спустя, в 1480 г., именно так повел себя во время противостояния с ханом Ахматом, выдвинув свои войска на р. Угру, чтобы не дать ордынцам соединиться с их союзником, литовским князем и польским королем Казимиром IV — кстати, родным сыном Ягайло![427]
Весьма вероятным представляется, что у Ягайло вообще не было намерений участвовать в Куликовской битве. Как мы уже отмечали, за время его правления литовцы не вели активных боевых действий против Московской Руси — войны шли уже в тот период, когда Литву возглавил великий князь Витовт Кейстутович, двоюродный брат Ягайло (прав. 1392— 1430 гг.).[428] Союз Мамая с Ягайло, по-видимому, преследовал в большей степени экономические цели, нежели военные: как уже отмечалось, около 1380 г. купцы г. Львова, входившего в состав Великого княжества Литовского, получили от «Мамаева» хана Мухаммада ярлык, предоставляющий им льготы в торговле с Золотой Ордой. В источниках не упоминается ни одна совместная акция ордынских и литовских войск в период, когда у власти в Орде был Мамай, а в Литве — Ягайло.
Кроме того, Ягайло, вступивший на великокняжеский престол в 1377 г., с 1379 г. был вынужден разделить власть и трон со своим дядей Кейстутом, братом Ольгерда, с которым сначала исподволь, а затем и открыто враждовал. Только в 1382 г. Ягайло удалось предательски заманить дядю в ловушку, после чего по его приказу Кейстут был брошен в темницу и там задушен.[429] Кстати, сам Кейстут проводил довольно миролюбивую политику по отношению к Москве и на рубеже 1381-1382 гг. даже, вероятно, заключил с ней мирный договор в отношении спорных земель.[430]
Наконец, не прекращалась борьба Ягайло и со своими братьями по отцу — Андреем Горбатым Полоцким и Дмитрием Брянским. Русские средневековые авторы объясняют противостояние Ягайло с братьями тем, что Андрей и Дмитрий якобы являлись сторонниками и защитниками православия, а Ягайло был «язычником». Однако Ягайло был воспитан матерью-тверянкой в православных традициях и до 1385 г. сам тяготел к православию. На самом деле вражда его с братьями объяснялась тем, что Андрей Горбатый претендовал на трон Литвы как старший сын Ольгерда, а следующий по старшинству Дмитрий Брянский поддерживал его.[431] Таким образом, их противостояние с братом носило чисто политический характер. Лучшим подтверждением этому является тот факт, что как только литовским князем стал Витовт (сначала язычник, а потом католик — как и Ягайло), Андрей и Дмитрий Ольгердовичи немедленно вернулись в Литву, признали его власть и, в конце концов, погибли в 1399 г. в битве на р. Ворскле, сражаясь за Витовта против ордынских войск хана Тимур-Кутлуга и его бекляри-бека Едигея.[432]
Таким образом, в то время, когда Мамай сражался с русскими на Куликовом поле, Ягайло был полностью поглощен междоусобицами в Литве и вряд ли намеревался покидать ее, чтобы полностью уступить контроль Кейстуту или своим братьям.[433]
Стоит также отметить, что польские и литовские хроники ничего не сообщают о союзе Ягайло с Мамаем и его намерении принять участие в Куликовской битве. Ничего не говорят об этом союзе и польско-литовские хронисты — М. Меховский, М. Стрыйковский, Б. Бельский, А. Гваньини и др. историки Великого княжества Литовского. Биографы Ягайло (Ф. Софонович, М. Смирнов, П. Брянцев и др.) также много пишут о его союзе с Польшей и Тевтонским орденом, но ни слова не упоминают о его союзе с Мамаем и намерении совместно участвовать в походе на Москву.[434]
Правда, в отечественной историографии довольно широко распространено утверждение, что, «согласно немецким хроникам», Ягайло якобы воспользовался тем, что русские после битвы с Мамаем понесли тяжелые потери, напал на них при возвращении с Куликова поля и отнял у них добычу, которую они сами захватили у ордынцев.[435] Однако в качестве источника авторы этих утверждений обычно приводят… статью В.Т. Пашуто, в которой сказано буквально следующее: «Ягайло, которого весть об исходе битвы настигла у Одоева, пограбил русские арьергарды, как смутно сообщают немецкие хроники (курсив наш. — Р. П.), и повернул обратно».[436] Никаких ссылок на пресловутые немецкие хроники автор статьи не приводит.
Что же заставило авторов «памятников» навязать Ягайло роль самого активного участника антимосковской коалиции, созданной Мамаем перед Куликовской битвой, к которой литовский князь, лишь благодаря лишь счастливой (для Москвы!) случайности, не успел? По-видимому, причиной стали последующие антирусские действия Ягайло. Как мы знаем, он был сыном Ольгерда от православной супруги, тверской княжны Ульянии, дочери св. Александра Михайловича Тверского (и, соответственно, сестры Михаила Александровича Тверского — упорного, но неудачливого соперника Москвы в борьбе за великокняжеский стол), воспитанным в православной вере. Более того, одно время Дмитрий Донской даже прочил его себе в зятья. Московская Русь и православная церковь связывали с Ягайло надежды на обращение Литвы в православие.[437] Однако брак литовского князя с дочерью Донского не состоялся: московский государь предпочел выдать дочь замуж за рязанского княжича Федора Ольговича (кстати, сына Олега Рязанского, который в «памятниках Куликовского цикла» также представлен как союзник Мамая в Куликовской битве!). И в 1385 г. в результате Кревской унии Ягайло женился на польской королеве Ядвиге, принял католичество и взошел на трон Польши под именем Владислава II. После этого он начал активную католизацию Литвы, включая и входившие в ее состав южнорусские земли.[438] Естественно, московские ревнители православной веры не смогли простить Ягайло его измены православию, и летописцы, сами являясь представителями православного духовенства, постарались представить литовско-польского монарха в самых мрачных тонах.
Вполне вероятно также, что Ягайло «пострадал задним числом»: на него могли возложить вины его преемников, и в самом деле активно сотрудничавших с правителями Золотой Орды.[439] К ордынской помощи прибегали литовские князья Свидригайло Ольгердович (брат Ягайло), его преемник Сигизмунд Кейстутович, князь литовский и король польский Казимир IV (сын Ягайло), а затем — Ян-Альбрехт и Александр Ягеллоны (сыновья Казимира), которые вели непрекращающиеся войны с Русью за ее юго-западные территории. Для русских летописцев было весьма соблазнительно представить их потомственными врагами Руси и объяснить их союз с Ордой традицией, берущей начало во времена Мамая, современником которого являлся Ягайло! Не будем забывать, что большинство русских летописей, содержащих сведения о Мамае, равно как и значительное число «памятников Куликовского цикла» было создано или, по крайней мере, отредактировано при Иване III и его преемниках — на рубеже XV-XVI вв., в период острого противостояния Москвы с Литвой…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.