Письмо Н. Н. Былова

Письмо Н. Н. Былова

«Глубокоуважаемый Николай Васильевич!

Сильно запаздываю с ответом на Ваше письмо. С одной стороны, не хочу навязываться Вам в «постоянные корреспонденты», – вероятно, у Вас их тьма, и я знаю, как это способно отрывать от литературных и научных трудов. С другой стороны, у меня была и есть туча паспортных и визовых неприятностей: на меня ополчился здесь пестрый эмигрантский фронт от Трепова до Милюкова, вперемежку с агентами контрразведок и прочими джентльменами. Решили выпроводить из Франции (что, в конце концов, и сделают). – Как, служил в торгпредстве? И в «Накануне» пописывал? А сейчас вместо того, чтобы стать на коленки и кланяться, исповедует ересь национал-максимализма?.. Не потерпим!..

В главе материалов о нас высылаю «Бюллетень советской эмиграции». – Есть здесь несколько человек, мыслящих себя по-советски, но с коммунистическим правительством не ладящих, – так вот всем им в эмигрантских учреждениях открыто говорят: «Всех вас, голубчиков, слопаем, ибо никакого запаха Советов не переносим». Ну, Бог с ними, это все старо и неинтересно. Интереснее для нас оказалось то, что представители советской эмиграции, познакомившись со всеми парижскими политическими течениями, свои симпатии остановили на нас (расходясь во многих идеологических вопросах). Не чувствуется совершенно та страшная пропасть, которая навсегда вырыта между эмиграцией и Россией. Это говорит за то, что национал-максималисты проделали большую работу над самим собой, своим сознанием и вырвались из эмигрантского стана.

Я прочитал (многое перечитал) все, что Вы прислали. Спасибо большое. Произвело впечатление Ваше предисловие ко 2-ому изданию «Под знаком революции» (первое я давно знаю). Я вполне разделяю Ваши чувства. Оттолкнувшись от этого эмигрантского берега, я тоже чувствовал и чувствую себя совершенно послереволюционным россиянином. Вот опять только скажу, что и в предыдущем письме: сменовехизм, ставший на очень хороший и правильный путь, сам себя губит путами лояльности к правительству. Лояльность была уместна в первый период нэпа, при жизни Ленина, когда можно было ждать многого дальнейшего. Это не оправдалось, и теперь лояльность не дает сменовехизму возможности развиваться дальше, а дальнейшее развитие необходимо. Вы, описывая Ваше путешествие в Москву, говорите: «Пора отойти от нашего традиционного поплевывания и отрицания правительственной верхушки». В общем-то пора и давно пора, но зачем же «пора» именно теперь, когда правительство как таковое только невольно и нехотя национально и когда, оно в настоящем задерживает дальнейшее поступательное движение послереволюционных процессов.

В этом вопросе у нас с Вами, Николай Васильевич, расхождение, хотя повторяю, что сам по себе вопрос о признании власти является второстепенным по сравнению с другими вопросами. Основа же у нас – общая.

Теперь о нас, «национал-максималистах». Разрешите обидеться за Ваши отзывы о кн[иге] Ширинского-Шихматова. Согласен, что брошюра, прежде Вам посланная, страдает многими редакционными и стилистическими недочетами. Слишком много формулировок и почти без подведения к ним дано на нескольких страницах, и это создает впечатление «окрошки». Но зато существо! Мне кажется, что тот отзыв, который был в «Руле» (препровождаю Вам), правильно, хотя и вкратце, отмечает новое политическое естество, – я бы сказал, стройно складывающееся мировоззрение, которое явственно выступает из всего.

Под «политическим полусветом» я понимаю такие группы, которые к примитивным, практическим целям подгоняют наспех сколоченную идеологию, причем, действительно руководствуются соображениями, чтобы все сразу выпучили глаза и зачихали от этой самой идеологии. Так я понимаю Ваше выражение «политический полусвет». Он от гражданской войны: сел это лихой корнет на коня, взмахнул нагайкой и решил все политические проблемы…

Князь же Ширинский, как Вы можете убедиться из присылаемого материала, встретил совсем другую оценку. В свое время и евразийцы – народ серьезный и разборчивый – избрали его в свой совет, и только впоследствии время обнаружило слишком большие идеологические расхождения, не позволяющие им совместно работать. Может быть, глубокоуважаемый Николай Васильевич, присланный теперь материал даст Вам возможность лучше ознакомиться с национал-максимализмом. Когда что отпечатаем, пришлем.

За этот год мы больше всего внутренней работой занимались, хотя немного и спорили в парижских аудиториях. Очень интересные были беседы (главным образом закрытого характера) с Бердяевым, с которым у нас много общих мест, хотя, в общем, он ведь не политик, а философ.

Еще два слова о брошюре князя Ширинского. Она излагает вкратце его доклады, прочитанные очень давно, в[19]23 году, если не еще раньше. И для меня в брошюре ценно именно то, что она отражает другой вариант тех идей, которые тогда забродили и классические линии которых – национал-большевизм, направлены Вами. Но были уже и тогда зачатки других толкований и других выводов. В этом смысле не сочтите князя Ширинского вульгарным плагиатчиком.

Хотелось бы затронуть один вопрос. Я вполне согласен со всеми Вашими установками национализма, но неясно мне следующее: является ли Россия для Вас самодовлеющим абсолютом, Богом, или абсолютом она является потому, что в ней присутствует Бог. Для меня она во всей своей трагической красоте, величии, данности и заданности приобретает окончательный смысл в своей религии, православии. Россия не только потому, что она Россия, духовный коллектив, частью которого и я являюсь, а именно потому, что здесь «двое или трое собраны во имя Мое». Если бы не были собраны во имя Его, то мне кажется, во всяком самом идеалистическом подходе к России будет недостаточность. Одним словом, вопросы Достоевского: «Россия – Бог» или Россия во Боге.

У меня как раз недавно был жесткий спор с одной бывшей эсеркой, пришедшей теперь к «России Бог». Она взъелась на меня за то, что я нахожу и извинение, и оправдание в теперешнем названии – «СССР». Для нее это неприемлемо. И это понятно: ни один исповедующий «Россию – Бог» <…> не может оправдать четырехбуквие. Я исповедую Россию в Боге и потому склонен найти уживчивость даже с этим, в общем, отвратительным названием. Если бы переделать, скажем, на Союз Народов Государства Российского, как мы, национал-максималисты, предлагаем, было бы хорошо.

Вы находите-таки примирение с названием «СССР». Отсюда я склонен сделать вывод, что и для Вас центр тот же, что и для меня (и для нас нац[ионал]-макс[ималисты]), т[ак] к[ак] исходя из «России – Бог» оправдать СССР нельзя, не впадая в противоречие с самим собой. Как Вы думаете, Николай Васильевич?

Еще! При таком взгляде вопрос иудаизма встает сам собой и не в «доморощенной форме», как Вы указываете, не как старый утробный антисемитизм, а как борьба и противопоставление двух миров – идеалистического и материалистического, оседающего сейчас в Западной Европе и имеющего свое логическое продолжение от исторически выковывающихся концепций Иудеи. Христос «в белом венчике из роз» отбрасывается, как нечто чуждое, непонятное и ненужное.

Ваша книга «Итальянский фашизм» пользуется в Париже громадным успехом в эмиграции. Не приемлют Ваш заключительный вывод: русский размах (в революции) шире, глубже, величественнее…

Не правда ли, выражение Ширинского по адресу эмиграции (правой) – «национал-пораженцы» является исключительным по точности (кстати, выражение, завоевавшее за последний год права гражданства).

Если бы Вы в заключение как-нибудь поплевали на ее последний (текущий) исторический этап, тогда для эмиграции было бы все хорошо – «в порядке».

Фашизм является блестящим примером «Италии – Бога», но не только. Нет ни малейшего намека на большее, и отсюда суженность путей и отсутствие каких бы то ни было широких перспектив.

Если будете откликаться – буду очень рад. И время от времени позвольте обрушиваться на Вас своими письмами. Повторяю, очень хочу остаться Вашим периодическим корреспондентом. Желаю, глубокоуважаемый Николай Васильевич, успеха в работах, к которым я уже столько лет отношусь с особым вниманием и, мне кажется, пониманием.

Искренне Вас уважающий Н. Былов.

Если откликнитесь, то пишите: Bureau restant private boite 1799. 22 Rue St. – Augustin. – такой страшный адрес я принужден избрать в силу свалившихся на меня гонений полиции и стоящей за ее спиной эмиграции. Не знаю, где следующий месяц буду встречать!.. А по этому адресу все дойдет и будет мне переслано. Еще раз всего хорошего»[359].