5.3. Происхождение среднестоговской культуры

5.3. Происхождение среднестоговской культуры

4. Среднестоговская культура сложилась на юго-востоке Украины на основе местных неолитических традиций. «Вопрос происхождения среднестоговской культуры изучен недостаточно. Судя по характеру керамики, костяного инвентаря, можно предположить, что в сложении ее главную роль сыграли местные неолитические племена Днепро-Донского междуречья, в первую очередь сурской культуры и неолита Нижнего Подонья, а также в некоторой степени заметно влияние соседних днепро-донецких племен, носителей культуры нижнемихайловского типа, раннего энеолита Крыма и Северного Кавказа. Надо полагать, что сложилась она в междуречье Днепра и Дона. По крайней мере, нет никаких оснований говорить о ее пришлом характере» [66, с. 310]. Из этого опять-таки следует, что степи Южной России между Доном и Волгой не могли быть прародиной индоевропейцев.

«Исходя из промежуточного положения наиболее важных показателей, характеризующих черепа среднестоговской культуры, антропологический тип носителей этой культуры сложился в процессе взаимной ассимиляции наследников местного мезолита, в частности типа Волошского могильника, и неолитического населения (Васильевка II, Поднепровье и Левобережная Украина). Краниологический тип черепа носителей среднестоговской культуры в целом сохраняется и в древнеямное время» [2, с. 117].

В. Н. Даниленко особо отмечал, что в Приазовье, которое, вероятно, входило в зону формирования среднестоговской культуры, исключительно рано началось разведение крупного рогатого скота, еще в докерамическую эпоху, примерно 10 тыс. лет назад [59, с. 142]. Уже тогда существовало поселение поблизости знаменитой своими древними рисунками Каменной Могилы. Там в древнейших слоях найдены в преобладающем количестве кости крупного рогатого скота (позднее — и коз), большое количество раковин перловиц (Unio), некоторое количество рыбьих костей и костяных рыболовных крючков, а также костей коня, зубра, кабана, благородного оленя и зайца. По особенностям материальных остатков все это схоже с памятниками сурской культуры, где также зафиксировано очень раннее возникновение животноводства. Собственно, сейчас данное поселение и относят к сурской культуре [298, с. 111]. В Приазовье же найдены и остатки древнейшей на востоке Европы керамики, с большой примесью толченых ракушек [59, с. 17, 22–23, 29, 30–31]. Подобная технология изготовления керамики позднее была «фирменной» как раз для среднестоговской культуры [72, с. 87].

Сравним также: «Анализ фаунистических остатков из поселений среднестоговской культуры свидетельствует о том, что третья-четвертая часть потребностей населения удовлетворялась за счет охоты. (…) Несколько большую роль, чем охота, в жизни населения среднестоговской культуры играла рыбная ловля. Рыбу ловили удочкою на костяные крючки, а также сетями и другими приспособлениями типа верш, ятерей и т. п. (…) Мясо моллюсков унио и анадонта (перловиц и беззубок) широко использовалось в пищу, а растертые ракушки домешивались в глиняное тесто при изготовлении керамики» [2, с. 140–141].

Рис.?11. Керамика и другие изделия среднестоговской культуры: боевой молот из рога оленя, керамические грузила для рыболовных сетей, кремневый нож, каменный топор, костяное шило, каменная мотыга, наконечники стрел, рыболовный крючок [2, с. 45, 73, 90, 121, 141].

Носители расположенной далее на запад буго-днестровской культуры также очень активно занимались рыболовством и участвовали в общем для всего Северного Причерноморья процессе одомашнивания кабана и тура [264, с. 146, 151–152].

Итак, наши предки до того, как стать скотоводами и всадниками, были прежде всего рыболовами. Это, между прочим, подтверждается и данными лингвистики. В частности, в индоевропейском языке есть слова naH?- "судно, лодка", p^[h]e?- "плыть (о лодке)" и erH_o-/*reH- "весло, грести (веслами)" [1, с. 674–675]. В отложениях реки Оскол на глубине 10 м найдена дубовая лодка эпохи неолита [230, с. 204]. Смущает, правда, отсутствие в общеиндоевропейской лексике названий для разных видов рыбы, кроме "лосося" и, возможно, "угря". Однако это легко объяснить именно табуированностью названий рыбы, боязнью ее спугнуть: рыбаки и сейчас не любят, когда болтают на рыбалке. Вероятно, рыбу часто вообще называли некими эвфемизмами. Очень может быть, что таково происхождение славяно-балтского [247, с. 716] слова "сом": в общеиндоевропейском языке частица *som- обозначала «предельность действия, направленного к цели», отсюда, например, древнеславянское s?nem? "с ним" [1, с. 360, 365]. Т. е. имелось в виду «быть с рыбой». Сравним: «в видовом составе ихтиофауны (среднестоговского поселения) Дереивки преобладали кости сома» [2, с. 141]. Такое преобладание часто сохранялось и впоследствии. Так, на скифском Савутинском городище на о. Хортица изо всех найденных костей рыб свыше 60 % принадлежали сому, прочие — белуге, осетру, сазану, щуке и др. [243, с. 109]. Впрочем, О. Шрадер, кажется, приводит общеиндоевропейские названия сома: немецкое Wels, прусское kalis, а также латинское squalus «крупная морская рыба» [284, с. 53].

Если внимательно прочитать словарь М. Фасмера, то можно предположить индоевропейское происхождение еще как минимум четырех названий рыб:

1) Карп, короп — словен. k?rp, польск. karp, литов. k?rpa, латыш, k?rpa, древневерхненемецкое karpo, charpfo, латинское сагра (Кассиодор, VI в.), греч. ????????, древне-индийское ?arpharas «вид карпа»[259, с. 202, 334–335].

2) Карась — сербохорватское к?раш, к?рас, чешское karas, литовское kar??is, kar?sas, немецкое Karausche, французское corassin, carassin, а также «особая рыба» — итальянское coracino от латинского corac?nus, греческое ????????? [259, с. 193].

3) Линь — украинское лiн, болгарское лин, сербохорватское линь, словенское l?nj, чешское lin, польское lin, литовское l?nas, латышское linis, древнепрусское linis, древневерхненемецкое sl?o, древне-английское sl?w, а также греческое ?????? «морская рыба» [259, с. 498].

4) Осётр — украинское осетр, болгарское есетър, польское jesiotr, литовское a??tras, древнепрусское esketres, древневерхненемецкое sturio, sturo, а также греческое ????? «какая-то рыба», латинское exetra «змея», (первоначально некое «водное чудовище») [247, с. 158].

Также не исключено (хотя и менее вероятно) общеиндоевропейское происхождение еще ряда названий рыб. Например, белуга имела общеславянское название viz, viza, vyza, древневерхненемецкое h?so, латинское huso [279, с. 131–132]. Очень древние корни могут быть у слов «сельдь», «щука», «ёрш», «мень» и др. Сюда можно добавить также индоевропейские названия таких рыб, как окунь, язь, мень (налим), форель, пескарь, сиг, атерина, красноперка [343].

В. А. Шнирельман в книге «Возникновение производящего хозяйства» очень нехотя признает: «Можно предполагать, что прикарпатские рыболовы кое-где сами начали одомашнивать волков и кабанов… Содержание собак и свиней еще в доземледельческий период могло распространиться от Железных Ворот на Дунае до Днестра… Древнейшие поселки буго-днестровской культуры обнаружены в Северной Молдавии около города Сороки. Они датируются серединой VI тысячелетия до н. э. (по калиброванным датам — серединой VII тыс. до н. э. — И.Р.). …Буго-днестровское население с самого начала держало одомашненных свиней и собак, к которым позднее прибавился крупный рогатый скот» [149, с. 175–176]. Но он вообще отказался рассматривать вопрос о происхождении этого крупного рогатого скота, который, согласно В. М. Даниленко, был одомашнен в Приазовье еще в эпоху мезолита (который тот именовал «протонеолитом»): «На юге Украины культуры с зачатками производящего хозяйства известны также в низовьях Днепра (сурско-днепровская), в Приазовье (Каменная Могила), в Крыму (степной и горный неолит), однако они еще плохо изучены» [149, с. 177]. О коровах — ни слова!

В то же время этот же автор пишет: «Таким образом, можно уверенно судить о том, что в центральных районах Новой Гвинеи земледелие и свиноводство возникли на протяжении VII–VI тыс. до н. э. …еще до появления австронезийцев в Океании» [149, с. 144–145]. Итак, согласно В. А. Шнирельману, Украина археологически плохо изучена, в то время как Папуа Новая Гвинея изучена замечательно, и о наличии там самостоятельного центра возникновения производящего хозяйства «можно уверенно судить»…

Но мы все же рискнем уверенно судить о том, что на юго-востоке Украины (включая Крым) и на севере Балканского полуострова еще в мезолите возникли два самостоятельных очага неолитической революции (возникновения скотоводства) и что с древнейшим центром доместикации крупного рогатого скота на юго-востоке Украины связано первоначальное сложение праиндоевропейской этнической общности.

В то же время, вероятно, правы И. Б. Васильев и А. П. Синюк, когда настаивают, что непосредственное формирование среднестоговской культуры происходило в лесостепи между Днепром и Доном [75, с. 43, 46]. В любом случае принципиально важно, что формирование среднестоговской культуры происходило в районе между Днепром и Доном на основе местных неолитических традиций, в том числе очень ранних традиций скотоводства.

Следует еще раз подчеркнуть то, что уже было сказано во «Введении» к данной работе: нашей целью является определение индоевропейской прародины накануне распада общеиндоевропейского языка. Великий французский историк Марк Блок писал об «идоле истоков» как опасности на пути историка: «Не лучше было бы, прежде чем погружаться в тайны происхождения, определить черты законченной картины?.. Хотят узнать, как возникло данное явление? Но сперва необходимо вскрыть его природу, а это возможно лишь при знакомстве с ним в его зрелом, наиболее завершенном виде» [234, с. 19, 198]. Это сказано, в частности, в отношении такого сложного явления, как западноевропейский феодализм. И это тем более справедливо в отношении индоевропейского этноса. Поэтому можно утверждать, что:

5. До эпохи среднестоговской культурной общности индоевропейского этноса и индоевропейского языка как сложившихся явлений просто не существовало. В частности, имеется достаточно аргументов в пользу того, что сама среднестоговская общность возникла в результате смешения двух неродственных народов, т. е. была гибридной и по культуре, и по языку.