Маршал Советского Союза И. X. Баграмян
Маршал Советского Союза И. X. Баграмян
Рассвет едва наступил. Красная площадь была еще безлюдна, и двое мужчин в штатском, но с военной выправкой сразу же привлекли внимание часового. Они шли в ногу, быстро приближаясь к Кремлевской стене, но вдруг остановились и... сели прямо на брусчатку возле Спасских ворот. Часовой, продолжая следить за странной парой, нажал кнопку звонка...
Народный комиссар обороны К. Е. Ворошилов только головой качал, читая докладную записку: да, поступок отчаянный. Сидели на Красной площади, чтобы добиться встречи с ним, наркомом? Надо же придумать такое! Да еще в дни, когда он сам, в песнях воспетый маршал, не знает, что будет с ним через час-другой. Посмотрим, кто же эти смельчаки. И Климент Ефремович раскрыл одну из лежавших перед ним папок.
Баграмян Иван Христофорович. Родился в армянском селе Чардохлу 2 декабря 1897 года. Из семьи рабочих. Закончил Тифлисское техническое училище в 1915 году. Как железнодорожник, призыву на военную службу не подлежал, но вдруг сам, добровольно, вступил в русскую армию.
Ворошилов припомнил события тех лет. Именно тогда по приказу турецкого правительства начались массовые убийства проживавших в Турции армян. Несчастных вырезали целыми семьями, целыми деревнями. Вот и решил молодой человек взять в руки винтовку, чтобы вместе с русскими солдатами сражаться за свободу своего народа.
Воевал он хорошо, в составе экспедиционного корпуса генерала Баратова дошел до Багдада — нужно было выручать попавшие в трудное положение английские войска. Но союзники, испугавшись присутствия русских в нефтеносном краю больше чем противника, капитулировали перед турками.
Баграмян в боях у стен древнего города отличился и был направлен в школу прапорщиков. Офицерские погоны получил уже после Февральской революции, а потому и службу продолжил не в русской, а в наскоро созданной армянской армии. Только она на всем Кавказе и смогла преградить путь турецким дивизиям, когда те, оправившись от поражений, рванулись к бакинской нефти.
В тяжелой битве при Сардарапате врага удалось остановить, но правительство националистов-дашнаков не сумело воспользоваться победой и заключило с Турцией позорный мир. Молодой офицер, как и многие другие, выражал свое недовольство подобной политикой слишком громко, а потому и оказался в тюрьме.
Первая мировая война закончилась. Место турок заняли англичане, чьим интересам на Кавказе мешал сам факт существования советской России. А почему бы вновь не использовать Турцию? Пусть ее отношения с северным соседом обострятся до предела, для этого можно использовать приманку надежную, проверенную и безотказную — бакинскую нефть.
Снова зашагали по земле Армении вражеские дивизии, оставляя за собой пепелища и трупы. 200 тысяч мирных жителей были физически истреблены, еще 60 тысяч угнаны на чужбину. Спасти могла лишь помощь России, но армянское правительство от нее отказалось, и тогда народ сверг власть националистов. В тот же день, 2 декабря 1920 года, советская Россия признала независимость Армении и взяла на себя обязательства по ее вооруженной защите.
Турецкие войска поспешили ретироваться. Армения вскоре вошла в состав СССР, а молодой офицер Иван Баграмян вступил в ряды Красной армии. Командовал эскадроном, кавалерийским полком. Окончил Высшие кавалерийские курсы, академию имени М. В. Фрунзе и академию Генерального штаба, где и преподавал до тех пор, пока не был арестован его брат.
Полковник Баграмян всячески защищал родственника, говорил, что допущена ошибка, в итоге его уволили из армии. Вот интересная справка: в настоящее время средств к существованию не имеет, когда ходил получать паспорт, был вынужден надеть пальто жены. Просил аудиенции у наркома, но получил отказ. Потому и надумал вместе с еще одним отчисленным из армии командиром напомнить о себе таким странным образом.
Что ж, пожалуй, стоит принять. Заслужили. Отчаянный шаг мог обойтись им очень дорого.
Иван Христофорович в итоге был восстановлен в рядах РККА и продолжил службу в академии. Но пытался перевестись в войска, ибо чувствовал — война не за горами. Командование не отпускало: в ту пору специалистов с таким, как у него, образованием было крайне мало. Тогда Баграмян написал письмо командующему Киевским особым военным округом генералу армии Г. К. Жукову: может быть, тот вспомнит товарища по учебе на Высших кавалерийских курсах и посодействует переводу?
Время шло, ответ не приходил, надежда таяла. Но вдруг поступила короткая телеграмма: Жуков сообщал, что просьба удовлетворена, и предписывал немедленно выехать в Киев.
Иван Христофорович медлить не стал и уже через день входил в кабинет командующего округом. Сначала полковник Баграмян держался так, как того требовала субординация, но официальный тон скоро исчез, и старые знакомые перешли к воспоминаниям. Наконец Иван Христофорович попросил разрешения выехать в расположение армии, начальником оперативного отдела которой был назначен.
— Э, нет, — возразил Жуков. — Придется повременить. В декабре состоится совещание высшего командного состава с участием товарища Сталина. Мне поручено сделать доклад о характере современной наступательной операции. Ты провел четыре года в стенах академии. Поможешь в составлении доклада.
Иван Христофорович взялся за дело. Доклад произвел благоприятное впечатление как на участников совещания, так и на самого Сталина: теперь он видел в Жукове не только практика, но и теоретика военного дела.
Вскоре последовали кадровые перестановки. Г. К. Жуков был назначен начальником Генерального штаба, а Киевский округ возглавил генерал М. П. Кирпонос, годом ранее проявивший себя как способный командир дивизии. Не был забыт и полковник Баграмян: он стал начальником оперативного отдела штаба округа, сразу же с головой погрузившись в работу. О свободном времени пришлось забыть. Приближение войны ощущалось все явственнее, и страна готовилась к отпору. За два года армия выросла более чем в два с половиной раза, формировались новые части и соединения, но для того, чтобы сделать их боеспособными, требовалось время.
Не хватало технических специалистов, автотранспорта, радиостанций, зенитной артиллерии. Новая техника поступала, однако для ее освоения нужны были месяцы. Приказ о создании фронтового управления и сосредоточении его в районе Тернополя был получен 19 июня 1941 года.
Полковник Баграмян выехал из столицы Украины поздним вечером 21 июня. Рассвет застал штабные машины под Бродами.
«Жаркий будет день, — думал Иван Христофорович, глядя на ясное небо. — Надо же, такая рань, воскресенье, а летчики занятия проводят», — удивился он, заметив приближающийся с запада строй крылатых машин и вспомнив о расположенной здесь авиачасти. Но вдруг три самолета отделились от остальных и с душераздирающим воем устремились к беззащитной колонне. Воздух!
Рев моторов, грохот скорострельных пушек, разрывы бомб, черные кресты на крыльях... Так для полковника Баграмяна началась война.
К счастью, вражеские летчики не стали тратить время и боеприпасы на какие-то машины: их куда больше интересовали советские истребители, плотно, крылом к крылу, стоявшие на ближайшем аэродроме. Колонна благополучно достигла командного пункта, и полковник Баграмян немедленно приступил к сбору данных обстановки. Лишь к вечеру стала проясняться картина происходящего, и была она безрадостной.
Войска Юго-Западного фронта не успели развернуться по штатам военного времени. Они были застигнуты врасплох вдали от районов боевого предназначения, а потому не могли остановить врага, полностью использовавшего преимущества внезапности, обладавшего высокой боевой выучкой, подавляющим превосходством в силах на важнейших направлениях и сумевшего сразу же захватить господство в воздухе. Лишь к началу августа ценой немалых жертв и невероятных усилий удалось добиться относительной стабилизации линии фронта, проходившей в опасной близости от столицы Украины.
Полковник Баграмян успевал справляться с потоком штабной работы и организовывать действия войск на опасных направлениях; именно в те скупые на благодарности и награды дни ему было присвоено звание генерал-майора.
Через некоторое время положение улучшилось, генерал Кирпонос подумывал даже о проведении контрудара... Но в это время гитлеровским войскам удалось форсировать Днепр в полосе соседа справа — Центрального фронта — и вклиниться далеко на восток. Затем 2-я танковая группа генерала Гудериана резко повернула на юг и во взаимодействии со 2-й полевой армией двинулась в глубокий тыл Юго-Западного фронта.
Вскоре другой танкист, генерал фон Клейст, сумел скрытно переправить через Днепр значительные силы у Кременчуга и прорвать оборону советских войск, после чего его бронированная лавина устремилась навстречу танкам Гудериана. Угроза окружения стала реальной. Оставалась единственная возможность избежать разгрома — отойти на новые рубежи.
Штаб фронта обратился в Ставку с просьбой разрешить отход, но получил отказ. У Сталина были свои достаточно веские причины во что бы то ни стало удержать столицу Украины.
Совсем недавно, 30 и 31 июля, он дважды встречался с Гарри Гопкинсом, представителем и личным другом президента США Рузвельта. Цель у важного американского гостя была одна: узнать, как долго продержатся русские. От его мнения зависело решение о начале поставок заокеанской военной техники по ленд-лизу. Кто же захочет отправлять оружие армиям, которые будут разбиты прежде, чем ценный груз достигнет порта назначения?
На прямой вопрос: «Где будет проходить линия фронта к 1942 году?» — советский Верховный главнокомандующий уверенно ответил: «Западнее Ленинграда, Москвы, Киева...» Сдать столицу Украины значит нарушить обещание, поставить под угрозу получение танков, самолетов, автомашин именно тогда, когда вследствие эвакуации промышленности нужда в них крайне обострилась.
Военачальники не были посвящены в тайны большой политики, зато отчетливо видели признаки надвигающейся катастрофы. Мнение штаба фронта разделял и командующий юго-западным направлением маршал С. М. Буденный. Он сумел убедить начальника Генерального штаба в необходимости оставить Киев, а Сталину отправил телеграмму с подробным обоснованием причин отвода войск на новые рубежи.
Возражать против доводов Буденного было трудно, и Сталин, вопреки своему желанию, позвонил командующему Юго-Западным фронтом, чтобы дать указания о порядке отвода войск. Завершая разговор, Верховный главнокомандующий не без раздражения заметил: «Перестаньте, наконец, заниматься поисками рубежей для отступления; надо искать пути для сопротивления».
И тут генерал Кирпонос вдруг отказался от собственного предложения и заявил, что у него даже мыслей об отходе не было, и просил всего лишь усиления резервами. Начальник штаба фронта генерал Тупиков схватился за голову: судьба стратегического объединения была предрешена. Кроме того, теперь получилось, что Буденный и Жуков ратовали за оставление Киева вопреки желанию как самой Ставки, так и командующего фронтом. Потому оба они лишились своих постов.
Новый командующий юго-западным направлением, маршал С. К. Тимошенко, быстро разобрался в обстановке и понял, что его предшественник был прав. Войска нужно отводить, причем как можно быстрее. Он доложил об этом в Ставку, но время было упущено. Не отход, а выход из окружения предстоял как раздробленным, лишенным связи с командованием армиям, так и самому штабу фронта.
В районе села Городищи генерал Баграмян получил приказ взять роту НКВД, уничтожить прорвавшихся к штабу мотоциклистов противника, а потом двигаться на Сенчу. Иван Христофорович лично возглавил атаку, одержал полную победу в коротком, но жарком бою и, собрав по пути разрозненные группы красноармейцев, вышел к указанному месту. Но колонны штаба он так и не дождался. Как выяснилось позже, генерал Кирпонос послал его в демонстративную атаку с целью отвлечь внимание противника, а сам пошел в другую сторону.
Судьба распорядилась так. На рассвете 20 сентября штаб фронта был окружен фашистами и принял неравный бой. Командующий и начальник штаба генерал Тупиков пали смертью храбрых...
Гитлеровские надежды на победу не оправдались: маршал С. К. Тимошенко сумел в кратчайшие сроки возродить Юго-Западный фронт, оперативный отдел штаба которого возглавил генерал Баграмян. Общая обстановка требовала вновь отводить войска; на этот раз отход был тщательно подготовлен и проведен организованно и планомерно. Более того, теперь любые дерзкие действия противника заканчивались для него неудачей.
Отход завершился на рубеже Тим — Изюм — Ямполь, где была создана глубокая, прочная оборона. 5 ноября гитлеровцы попытались прорвать ее ударом в обход Ростова с севера. Маршал Тимошенко в соответствии с разработанным генералом Баграмяном предложением ответил мощным ударом по коммуникациям противника. Иван Христофорович с удивлением наблюдал, как опытнейший фон Клейст лезет в ловушку, не обращая внимания на заходящий ему в тыл кавалерийский корпус.
В чем дело? Снова какая-нибудь хитрость? Позже выяснили, что все было гораздо проще: успехи первых месяцев войны вскружили противнику голову и лишили его осторожности. Та же причина мешала врагу поверить в силу советской армии и возросшее боевое мастерство ее командиров, а потому озлобленное упрямство все больше сказывалось на его оперативных замыслах.
Дивизиям фон Клейста все же удалось захватить Ростов, но ненадолго: меч контрудара уже был занесен. Два дня бешено сопротивлялись фашисты, а затем начали отход, превратившийся в паническое бегство.
Войска Юго-Западного фронта продолжили наступление специально сформированной оперативной группой, штаб которой в течение одной ночи создал и возглавил генерал Баграмян.
Победа радостной вестью разнеслась по всей стране и вызвала скандал в гитлеровском стане. Фюрер в ярости осыпал бранью главнокомандующего сухопутными войсками генерал-фельдмаршала фон Рундштедта, пытаясь сорвать с него Железный крест, а еще нескольких генералов сместил со своих постов.
Первые успехи вызвали у командования юго-западного направления желание провести летом 1942 года ряд наступательных операций с целью освобождения Харькова и Донбасса. В последней декаде марта Иван Христофорович вылетел в Москву, куда вскоре прибыли Тимошенко и член Военного совета Н. С. Хрущев. Они-то и решили, что докладывать предложения к плану летней кампании Сталину будет генерал Баграмян: сам их разрабатывал, ему и карты в руки.
Доклад состоялся вечером 22 марта. Верховный главнокомандующий слушал внимательно, иногда задавая вопросы, по ним опытный штабист понял, что Сталин проверяет, насколько он, генерал Баграмян, подготовлен к своей должности. Поразило автора предложений то, насколько глубоко знал Сталин особенности применения различных родов войск, особенно артиллерии.
В ходе обсуждения доклада Верховный главнокомандующий сообщил, что летом ожидается новое крупное наступление противника на Москву, разъяснил положение на других фронтах, ситуацию с резервами, боевой техникой, вооружением и тактично подвел командование направления к выводу: задачи на лето придется ограничить лишь освобождением Харькова. Замысел операции предстояло разработать немедленно.
Иван Христофорович работал всю ночь напролет. Предложения по освобождению Харькова были приняты, но ни Ставка, ни командование фронтов, ни сам Баграмян не знали, что подготовка противником очередного наступления на Москву всего лишь ловкая имитация в рамках гигантской стратегической дезинформационной операции «Кремль». Подлинные направления главных ударов вели к Сталинграду и Кавказскому хребту. Поэтому войска Юго-Западного фронта, успешно начавшие было Харьковскую операцию 12 мая 1942 года, вскоре столкнулись с упорным, все возрастающим сопротивлением противника. Жестокие бои шли на земле и в воздухе, где советские летчики пока еще тщетно пытались положить конец господству фашистской авиации.
17 мая противник нанес мощный удар в полосе соседнего, Южного фронта и начал продвигаться на север, в тыл харьковской группировки. Иван Христофорович просил маршала Тимошенко прекратить наступление. Тщетно: ведь цель так близка, может быть, удар противника удастся отразить лишь частью сил, а остальные использовать для освобождения Харькова? Но 22 мая последовал еще один удар, на этот раз с севера.
Окружение стало реальностью. Лишь 22 тысячи бойцов и командиров смогли выйти из смертельного кольца. Юго-Западный фронт переходил к обороне, но, ослабленный поражением, он уже не мог предотвратить начавшееся вскоре наступление гитлеровцев на Сталинград и Кавказ. На этот раз суровых наказаний не было — возможно, потому, что Верховный главнокомандующий ощущал собственную вину за стратегический просчет. Но ведь кто-то должен ответить за неудачу? Так пусть это будет генерал Баграмян. Напрасно Тимошенко и Хрущев, сами будучи в нелегком положении, уверяли, что начальник штаба в сложных условиях сделал все для сохранения управления войсками.
— Кого-то ведь нужно снимать, — ответил Сталин и, помолчав, добавил: — Вообще-то это нас с вами нужно снимать. Но мы товарища Баграмяна не забудем...
29 июня наказанный понижением в должности на две ступени генерал приступил к исполнению обязанностей заместителя командующего 61-й армией Западного фронта, который возглавлял в ту пору Г. К. Жуков. Он и предложил Ивану Христофоровичу руководство прославленной в битве под Москвой 16-й армией: детище только что получившего фронт Рокоссовского должно было быть передано в надежные руки.
Вскоре развернулось ожесточенное Ржевское сражение, в котором советское командование стремилось воспретить противнику маневр резервами с центрального направления на сталинградское, а также овладение территориями к северу от Волги. Гитлеровское командование сдавать выгодные позиции не желало, пассивной обороной не ограничивалось и отвечало дерзкими, сильными, хорошо подготовленными контрударами. Один из них пришелся по левому флангу 16-й армии.
Сотни фашистских танков, охватывая советские дивизии, рвались к реке Жиздра. Но генерал Баграмян, искусно сочетая отход, твердое удержание ключевых рубежей и решительные контратаки, умело выводил свои войска из-под угрозы окружения. Противник же, с боем захватывая каждый метр земли, не мог даже представить, что идет именно туда, куда нужно советскому военачальнику.
19 августа на подступах к деревне Алешинки ловушка захлопнулась. Противник был накрыт заранее подготовленным огнем тяжелой артиллерии, а затем сметен стремительными контратаками армейских резервов. Победа была убедительной, чистой и красивой...
В феврале 1943 года генерал Баграмян доказал умение побеждать не только в обороне, но и в наступлении: враг был отброшен на 160 километров, а 16-я армия переименована в 11-ю гвардейскую.
Весна выдалась ранняя, с распутицей. Наступившее затишье предвещало бурю. Где грянет она будущим летом? Высокие штабы хранили свои соображения в глубокой тайне, но стратеги батальонного и даже ротного звена, глядя на карту, уверенно показывали на причудливый выступ линии фронта в районе Курска: «Здесь!»
Войска внутри Курского выступа готовились к обороне, а расположенная севернее 11-я гвардейская армия — к наступлению. Надлежало прорвать оборону гитлеровцев южнее Козельска и, нанося удар строго на юг, выйти во фланг и тыл орловской группировке противника. Иван Христофорович ночи напролет проводил над картой, оценивал обстановку, прикидывал варианты, вспоминая горечь прошлогоднего урока под Харьковом. Тогда войска Юго-Западного фронта тоже двинулись на изготовившегося к наступлению противника с глубокими целями, а что получилось?
Вот и сейчас все больше убеждался генерал Баграмян: количество выделенных сил глубине поставленных задач не соответствует. А значит, неудача лета 1942 года может повториться.
Он подготовил собственные предложения, подкрепил их расчетами, доложил командующему фронтом, но понимания не встретил. Генеральный штаб также отклонил его вариант действий.
Вскоре после этого план Орловской операции был рассмотрен на совещании у Верховного главнокомандующего. Обсуждение заканчивалось, и военачальники сворачивали карты, но тут генерал Баграмян попросил разрешения высказаться. Сталин выслушал, внимательно изучил карту и произнес:
— А ведь Баграмян дело говорит. По-моему, с его предложениями следует согласиться.
Подготовка операции завершалась уже в ходе Курской битвы и была проведена столь умело, что враг до самого последнего момента так и не заметил сосредоточения мощной ударной группировки буквально у себя под боком. Рано утром 12 июня тысячи советских орудий возвестили о начале наступления. Успех первого дня превзошел все ожидания: уже к 15.30 главная полоса обороны противника была прорвана на всю глубину, а потери фашистов только от огня артиллерии достигли половины первоначального состава.
Опомнившись, фашистские войска начали ожесточенно сопротивляться: память о прежних успехах мешала признать, что перед ними армия не 41-го и даже не 42-го года.
Иван Христофорович радовался малым потерям и тому, как искусно, избегая фронтальных схваток, управляют боем командиры, обрушивал на узлы обороны противника шквальный огонь артиллерии, блокировал выдвижение его резервов ударами авиации, наращивал успех вводом вторых эшелонов. В штабе врага воцарилось смятение: фашистские стратеги начали понимать, что их летним планам пришел конец.
Взбешенный Гитлер стал искать козла отпущения и в конце концов назначил таковым командующего 2-й танковой армией генерала Шмидта Но положение от этого лучше не стало. Общее наступление советских войск успешно развивалось.
Шла вперед и 11-я гвардейская армия. К началу осени за ее плечами было 227 пройденных с боями километров, более 800 освобожденных населенных пунктов, 10 наголову разгромленных вражеских дивизий.
Успех заметил и Сталин. В начале ноября Иван Христофорович был вызван в Москву.
— В Ставке обсуждался вопрос о смене командующего 1-м Прибалтийским фронтом, — сказал ему Верховный главнокомандующий. — Принято решение назначить вас на этот ответственный пост. Как вы к этому относитесь, товарищ Баграмян?
Иван Христофорович заверил Сталина, что он приложит все силы для оправдания высокого доверия. В тот же день был подготовлен проект постановления Совета народных комиссаров о присвоении Баграмяну воинского звания «генерал армии».
19 ноября новый командующий прибыл на командный пункт фронта, чтобы принять должность у своего товарища по Высшим кавалерийским курсам А. И. Еременко. Андрей Иванович причину своих неудач объяснял просто: раскисшие дороги даже боеприпасы подвозить не позволяли, в то время как противник, используя преимущества в сообщениях, стянул против главной ударной группировки фронта все, что мог.
Вскоре генерал Баграмян убедился в правоте своего предшественника. Лишь в начале зимы, когда морозы покончили с бездорожьем, удалось завершить подготовку наступления с целью ликвидации занятого гитлеровскими войсками опасного выступа с Витебском в основании и Городком в центре.
Гитлеровское командование, как всегда, умело использовало сложную, изобилующую реками и озерами местность, тщательно подготовило оборону в инженерном отношении. Иван Христофорович понимал, что внимание Ставки сейчас приковано к освобождению Правобережной Украины и окончательной ликвидации блокады Ленинграда, а потому рассчитывал только на доблесть и выучку войск, качество советского оружия да на свое мастерство полководца. Последнее в этой операции развернулось в полной мере.
Не было ни одной возможности, которую бы не использовал генерал Баграмян, чтобы добиться победы. Специалисты могли оценить по достоинству тщательно организованное огневое поражение противника, мощные, дробящие удары, глубокие обходы, искусное выманивание резервов противника из подготовленных районов с целью их блокирования и уничтожения, внезапные ночные атаки и скорейшее, нежели у гитлеровцев, восстановление поврежденной боевой техники. Недаром эту относительно небольшую операцию Иван Христофорович считал одной из сложнейших за всю войну!
Враг потерял без малого 70 тысяч солдат и офицеров. Но главным итогом наступления стало создание благоприятных предпосылок для проведения Белорусской стратегической операции, в рамках которой 1-му Прибалтийскому фронту предстояло освободить Витебск, Полоцк, а затем выйти к границам Литвы и юго- восточной Латвии.
Рассвет 22 июня 1944 года генерал Баграмян встретил на наблюдательном пункте. Войска, завершив сложную перегруппировку, застыли в ожидании первых залпов. Они раздались ровно в 5.00 утра, а к вечеру глубина прорыва достигала уже 18 километров!
Впереди — Западная Двина; нельзя позволить противнику закрепиться на ней, построить систему огня. Командующий фронтом обрушил на врага всю мощь своей артиллерии и авиации, чтобы облегчить задачу пехоте, и достиг цели: следующим утром передовые отряды форсировали крупную водную преграду и захватили плацдармы на противоположном берегу.
Фашистское командование, заметив угрозу окружения, обратилось к Гитлеру с просьбой отвести войска. Но не Гитлер, а советская армия решала судьбу витебской группировки. 25 июня войска 1-го и 3-го Прибалтийских фронтов замкнули кольцо западнее города. В «котле» оказалось более 50 тысяч солдат и офицеров противника.
Москва салютовала освободителям Витебска, а 1-й Прибалтийский фронт продолжал неудержимо продвигаться вперед — командующему приходилось часто перемещать командный пункт. Неизгладимое впечатление на него произвел участок дороги от города Камень до Jle- пеля: весь он был забит уничтоженной техникой противника, а по обочинам лежали убитые солдаты и офицеры. Тысячи и тысячи. Всякое повидавшим солдатом был Иван Христофорович, но тут ему стало не по себе...
Очистив от фашистов город Лепель, советские солдаты обнаружили концлагерь, а в нем — более 40 тысяч полузамученных людей. Ярость бойцов была так велика, что противник не смог их остановить даже на прикрывавшей Полоцк мощной оборонительной линии «Тигр», искусно вписанной в систему озер и болот.
Сам город был тщательно подготовлен к круговой обороне шестью засевшими в нем фашистскими дивизиями. Генерал Баграмян решил начать штурм со всех сторон одновременно, предотвратив попытку противника вывести войска из города. Дружная атака началась утром 7 июня.
Фашисты выводили спрятанные в укрытиях танки и бросались в яростные контратаки. Но огромные потери заставили их отказаться от активных действий и засесть в укреплениях. Каждый дом приходилось брать, словно крепость, но 3 июля в боях наступил решительный перелом, а на следующий день Полоцк был полностью освобожден. Шесть гитлеровских дивизий нашли здесь свою смерть, а войска фронта и его командующий получили бесценный опыт по овладению укрепленным городом, что вскоре пригодилось на земле Прибалтики.
Мастер короткой осады и решительного штурма не забывал и о других способах действий, безошибочно выбирая именно тот, который был оправдан в данной обстановке. Так было с городом Тукумс, освобожденным решительным броском танкистов генерала В. Т. Обухова. Противник не успел парировать молниеносный удар, и гитлеровская группа армий «Север» оказалась в кольце советских войск. За спиной ее были только волны Балтики.
Гитлер собрал с других участков фронта все, что было возможно, и бросил на деблокирование группировки 800 танков. Но генерал Баграмян предвидел такой поворот событий и приказал войскам перейти к обороне еще за двое суток до контрудара противника. Этого оказалось достаточно, чтобы фашисты, оставив на полях сражений сотни сгоревших машин и тысячи убитых, остановились.
Правда, ценой жизни еще 15 тысяч солдат и офицеров гитлеровскому командованию все же удалось пробить узкий коридор вдоль побережья, но меч для нового, еще более грозного удара по группе армий «Север» уже был занесен. Ставка Верховного главнокомандования планировала очередную стратегическую операцию, вошедшую в историю под названием «Прибалтийская». Войскам генерала Баграмяна в ходе ее предстояло выйти к устью Даугавы и во взаимодействии с соседними фронтами разгромить рижскую группировку противника.
И опять Иван Христофорович проводил ночи над картой в решении сложных оперативных головоломок: неожиданностей быть не должно, а на каждый возможный ход противника заранее следует подготовить сокрушительный ответ.
Фашистские генералы возлагали особые надежды на заградительные свойства рек Лиелупе и Мемеле, но к полудню 13 сентября уровень воды в них вдруг упал до 30 сантиметров. Грянули артиллерийские раскаты, и через обмелевшее русло бросилась в атаку советская пехота. Ошеломленный противник даже не контратаковал, а генерал Баграмян мысленно благодарил своих саперов, перекрывших верхние течения рек плотинами.
Две позиции были прорваны с ходу, и лишь на третьей враг оказал упорное сопротивление. Генерал фон Шернер, известный своей беспощадностью, в том числе и к собственным войскам (в поездках его сопровождал автобус с членами полевого суда и расстрельной командой), погнал пехоту и танки в бессмысленные контратаки.
Но дивизии 1-го Прибалтийского фронта неумолимо продвигались к Риге. До города оставалось всего лишь 16 километров, когда Ставка приказала изменить направление наступления на более выгодное, мемельское.
Иван Христофорович готовил очередную операцию в ходе предыдущей, а перегруппировку огромного количества войск и грузов провел так, что мощный удар, нанесенный утром 5 октября, застал противника врасплох. Осознав просчеты, фон Шернер превзошел самого себя в количестве контратак — до 20 в сутки, — одновременно пытаясь вывести войска из-под Риги узким коридором вдоль берега моря в Восточную Пруссию. Но генерал Баграмян пресек его попытки решительным броском 5-й танковой армии к Паланге.
— Высылаем вам фляжку балтийской воды в подарок, — радостно сообщили командующему фронтом танкисты.
— Спасибо, но фляжки маловато, — ответил Иван Христофорович. — Все море подавай!
— Приезжайте, товарищ командующий, оно в вашем распоряжении!
— А как на это посмотрит Шернер?
— Это от него уже не зависит...
Так 300-тысячная группа армий «Север» во второй раз была отсечена от Германии и теперь уже окончательно.
Она оказалась выключена из вооруженной борьбы и больше не могла влиять на ход войны. Советское командование перенесло усилия в Восточную Пруссию, где на долю 1-го Прибалтийского фронта выпало уничтожение земландской группировки фашистских войск и штурм города-крепости Кенигсберг.
Впрочем, крепостью была вся Восточная Пруссия с ее прочными, подготовленными к обороне зданиями, перекрытая линиями заграждений и долговременных огневых точек.
Началась привычная работа по подготовке операции, напряженная, тяжелая, но в то же время творческая, захватывающая поиском нестандартных решений. 18 февраля Иван Христофорович получил скорбное известие: шальной осколок прервал боевой путь его фронтового друга и соседа генерала И. Д. Черняховского. Вскоре последовали организационные изменения. 1-й Прибалтийский фронт упразднялся, а его войска передавались в состав 3-го Белорусского, в командование которым вступил маршал А. М. Василевский. Генерал Баграмян назначался его заместителем и одновременно командующим земландской группировкой советских войск. Задача оставалась прежней: освобождение Кенигсберга и разгром его 130-тысячного гарнизона.
Ровно сутки оценивал обстановку Иван Христофорович, вырабатывая замысел штурма. Но это была лишь основа для проведения огромного числа подготовительных мероприятий. Чего стоило только лишь обеспечение аэродромами группировки авиации, насчитывающей 2444 самолета!
Немало забот требовала и артиллерия: прокладывать дорогу наступающим должны были 5 тысяч орудий и почти четыре сотни «катюш». А для разрушения прочных укреплений Кенигсберга адмирал флота Советского Союза Н. Г. Кузнецов прислал 15 особо мощных береговых орудий, способных вести огонь снарядами весом в 350 кг на дальность до 34 километров.
Огневое поражение противника должно было обеспечить успех в уличных боях 26 штурмовым отрядам и 104 штурмовым группам, состоявшим из стрелковых, артиллерийских, саперных и огнеметных подразделений. Наиболее сложные задачи предстояло решать «кротам» — так называли бойцов инженерно-штурмовых бригад. Облаченные в бронежилеты, напоминавшие средневековые доспехи, вооруженные автоматами, пистолетами и острыми, как бритва, малыми пехотными лопатами, они были мастерами боя в кромешной тьме замкнутых пространств казематов и подземных галерей.
История учит, что самую большую угрозу для войска, осадившего вражескую крепость, представляет деблокирующая группировка. Не всякому полководцу удавалось отразить внешний удар! Иван Христофорович предусмотрел и это: наступление 39-й армии в сторону Пиллау должно было предотвратить попытки противника помочь гарнизону Кенигсберга.
2 апреля прибыл маршал А. М. Василевский, чтобы, согласно решению Ставки, лично возглавить штурм. Все было готово, но погода мешала использовать авиацию. Ждать денек-другой, пока рассеется туман, было нельзя: действия фронта тесно увязаны с операциями советской армии на других направлениях.
Утром 5 апреля Иван Христофорович был на командном пункте 43-й армии генерала А. П. Белобородова. Ровно в 9.00 от раскатов артиллерийского грома задрожала земля, а спустя два часа на скрытый пеленой разрывов передний край обороны противника ринулась пехота.
Вскоре последовали доклады об уверенном продвижении вперед. Но вдруг мощный взрыв отбросил генерала Баграмяна в угол комнаты: вражеский снаряд угодил точно в здание, где располагался командный пункт. Несколько мгновений спустя Иван Христофорович пришел в себя. Голова болела, уши заложило, но...
— Кажется, обошлось, — сказал А. П. Белобородов, также по счастливой случайности избежавший ранений.
Тем временем операция шла по плану: штурмовые группы прорывались в промежутки между фортами, вели за собой войска, а те методично уничтожали гарнизоны многочисленных укреплений.
Ожесточенные бои продолжались и ночью, а 7 апреля волна за волной к городу потянулись советские бомбардировщики.
— Последний день Помпеи, — произнес один из генералов, глядя на их работу.
После ударов авиации оборона Кенигсберга распалась на отдельные части. Но прочные железобетонные сооружения все еще давали противнику возможность упорно сопротивляться.
Саперы во взаимодействии с артиллерией подбирались к фортам, проламывали стены направленными взрывами, затем в бреши устремлялись штурмовые группы. Некоторое время спустя на командный пункт поступало очередное победное донесение.
«Да, без специальной подготовки и оснащения нелегко бы пришлось в этом железобетонном лабиринте», — думал Иван Христофорович, любуясь четкой работой воинов. Размышления его прервал доклад о переходе земландской группы фашистских войск в контрнаступление с целью помочь гарнизону Кенигсберга.
Генерал Баграмян лишь кивнул головой — это событие ждали и были к нему хорошо подготовлены. Восемнадцать раз бросались гитлеровцы в контратаки, и все напрасно! А в середине дня советские войска и вовсе отсекли гарнизон Кенигсберга от группы «Земланд». Теперь у противника оставалось два выхода: или попытаться ближайшей ночью прорваться к своим, или, опираясь на проходящий вокруг центра города укрепленный рубеж, отчаянным сопротивлением продлить свое существование еще на несколько дней.
Маршал Василевский предложил осажденному гарнизону капитулировать, но фашистское командование предпочло иное. Два удара, в которые были вложены все оставшиеся силы, были нанесены ровно в полночь: со стороны Земландского полуострова двинулись крупные силы пехоты и танков, а навстречу им с отчаянием обреченных рванулся осажденный гарнизон.
Жестокие бои шли до самого утра, а затем противник вновь «уполз» в железобетонные укрытия и подвалы. К западу же от Кенигсберга земля дрожала весь день — это советская авиация обрушивала на деблокирующую группировку шквал огня с неба.
Кольцо советских войск неумолимо сжималось вокруг центра города. 9 апреля штурмовые группы пробили бреши в стенах королевского замка и ворвались внутрь, завязав рукопашные схватки с офицерскими батальонами, оборонявшими старинную твердыню. Исход последних боев предвидеть было нетрудно, и тогда комендант города генерал Отто Лаш отдал приказ о капитуляции.
— Никак нельзя было ожидать, — с горечью и изумлением сказал он, — что такая крепость, как Кенигсберг, падет так быстро...
Взбешенный фюрер объявил генерала предателем и велел арестовать его семью.
Утром 10 апреля тысячи солдат и офицеров противника начали сдавать оружие, а вечером того же дня Москва салютовала героям штурма Кенигсберга. Теперь настал черед группы «Земланд».
Гитлеровские войска полагались на многочисленные фортификационные сооружения, инженерные заграждения и населенные пункты, каждый дом был превращен в крепость. Но оказалось, что в 1945 году не только остановить, но даже нанести существенный урон умелым, прекрасно вооруженным частям советской армии — дело чрезвычайно трудное.
Положение фашистов вскоре осложнил десант, высаженный в их тылу Балтийским флотом. Гитлеровское командование бросило на него последний резерв — офицерский полк, но тот весь полег в бесплодных контратаках.
Наконец остатки группы «Земланд» укрылись за 5 оборонительными рубежами на узком Пиллаусском полуострове, южную часть которого защищала старинная крепость со стенами пятиметровой толщины. Сам город Пиллау был превращен в мощный укрепленный район.
— Кенигсберг в миниатюре, — сказал Иван Христофорович, изучив разведывательные данные. Заболоченная местность исключала маневр, оставляя лишь один способ действий — лобовой удар. Но искусство полководца в том и состоит, чтобы даже в подобном случае решить задачу, избежав лишних потерь.
Вновь пошли вперед героические саперы. Они подводили под укрепления противника мощные заряды, взрывали их, а броски пехоты закрепляли успех. 24 апреля враг был надежно окружен в своем последнем пристанище — Пиллау.
Гитлеровские генералы стянули сюда всю оставшуюся на полуострове зенитную артиллерию, но советские самолеты превратили город-крепость в извергающийся вулкан. Утром 25 апреля город вновь скрылся в дыму и пламени разрывов, затем в атаку пошла гвардейская пехота, и к полудню над центром вражеского сопротивления взвился алый флаг.
Гитлеровцы бросились спасаться на узкую косу Фришес-Нерунг. Здесь, на полоске земли шириной всего в полтора километра, их скопилось до 40 тысяч. Утром следующего дня началась и к полудню закончилась заключительная фаза операции. В плен сдались всего лишь 8 тысяч солдат и офицеров противника...
В это время маршал Василевский был вызван в Москву. Уезжая, он сдал фронт генералу Баграмяну и поставил задачу завершить разгром ушедшей в плавни Вислы группировки фашистских войск, насчитывавшей несколько десятков тысяч человек. Потери должны быть минимальными. Впрочем, об этом Иван Христофорович и сам никогда не забывал.
9 мая, в день, когда во всех городах и селах победившей страны царило ликование, бойцы генерала Багра- мяна нанесли последний удар по врагу. Из плавней вышли, складывая оружие, 30 тысяч солдат и офицеров противника во главе с тремя генералами. Вскоре полководец убыл в Москву, чтобы на Параде Победы провести по Красной площади сводный полк 1-го Прибалтийского фронта.
Прошагав мимо Мавзолея, Баграмян застыл в положении «смирно» у его подножья, а затем по приглашению Сталина поднялся на трибуну. Многое было за плечами военачальника, и многое было впереди. Он будет командовать войсками округа, возглавит академию Генерального штаба, станет Маршалом и дважды Героем Советского Союза, отдаст целых 10 лет труда на посту заместителя министра обороны — начальника тыла Вооруженных сил СССР.
Но кому дано знать будущее? А тогда, 24 июня 1945 года, Иван Христофорович смотрел на поверженные знамена врага, на колонны танков и артиллерийских орудий, чьи жерла, казалось, еще хранили пороховой запах победных залпов, на лица воинов-победителей и по праву гордился великой армией, великим народом, великой страной.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.