ОДНА ИЗ ТРЕХ. СПИСКИ ЧУДОТВОРНОЙ ИКОНЫ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ОДНА ИЗ ТРЕХ. СПИСКИ ЧУДОТВОРНОЙ ИКОНЫ

Этой истории по крайней мере четыреста лет, и до конца ее никто не разгадает, потому что она подобна кочану капусты – сорвал с нее лист, а под ним еще одни. И так до кочерыжки.

О первом листе этого кочана сведения скупы, зато объяснение, на мой взгляд, простое. Итак, в 1552 году войска Ивана Грозного взяли штурмом последний оплот татарского ханства на Верхней Волге – Казань. Это была очень важная победа не только в военном отношении. Она превратила молодого московского государя в известного полководца, а его сравнительно небольшие владения – в державу, с которой стали считаться и в Европе. А главное, с этого момента противостояние мусульманского и христианского миров в России закончилось. Двести с лишним лет татары правили Русью, после стояния на Угре в стране царило равновесие. И вот с падением Казани началось постепенное наступление России на юг и восток, которое завершилось, правда, нескоро, к концу XVIII века при Екатерине Великой, переходом всей территории нынешней России под контроль русского правительства. И последний серьезный противник России – Крымское ханство – перестал существовать.

Но в середине XVI века исход этой борьбы еще не был ясен.

И с присоединением Казани к России татарское ханство не успокоилось. Его еще следовало русифицировать, обратить его народ в христианство. Ведь ислам для покоренных татар был не только религией, но и знаменем в борьбе за независимость. Столько лет за независимость и свою веру боролись русские, теперь же роли переменились.

В Казань срочно переселяли стрельцов и служивых людей из России, помогали укрепиться купцам, строили церкви и монастыри. Но чувствовали себя русские в Казани как в оккупированной стране. Там случались и убийства, и поджоги, и постоянные бунты.

Как и в любой поверженной стране, требовались энергичные, безжалостные миссионеры – агитаторы за новую веру.

И вот в этой обстановке появляется такой священник. Зовут его Ермолаем. Получил он сан поздно, когда ему было уже около пятидесяти лет. В 1578 или 1579 году отец Ермолай получил свой первый приход – Никольскую церковь на Гостином дворе. Прихолсане в ней были большей частью торговые люди, не любящие татар-конкурентов, на рынок которых они вторглись.

Отец Ермолай – человек карьерный. Не так уж много осталось ему жить на свете, и он понимает, что ради святого дела можно пойти и на хитрость. Цель, в его понимании, оправдывает средства.

Очевидно, отец Ермолай к операции готовился загодя, и ему помог большой пожар. То ли татары подожгли, то ли само загорелось от жары и сухости, но 23 июня 1579 года в пожаре сгорела большая часть посада, торговые ряды и склады и половина Кремля. Убытки были страшные. И многие недавно окрещенные татары переходили обратно в ислам, потому что им казалось, что христианский Бог своих подданных защитить не может. Волнения среди татар были так велики, что опасались настоящего бунта. Кстати, он и случился через пять лет, когда казанцы захватили ряд городов и перебили тамошние гарнизоны.

В пожаре сгинул и дом московского стрельца, у которого была десятилетняя дочь Матрена. Пожарище было рядом с церковью отца Ермолая. Девочку с матерью священник пригрел в своем доме, а через несколько дней девочка увидела вещий сон: ей привиделась икона Богоматери, которая велела ей идти в Кремль и объявить о чуде. А икона эта закопана на дворе сгоревшего дома.

Никто не обратил внимания на этот сон, и даже призывы отца Ермолая откопать икону ни на кого впечатления не произвели. Отец Ермолай, единственный, кто поверил девочке, проводит с ней целые дни. И вот днем, во время полуденного сна, девочка снова видит Богородицу, которая уже гневно настаивает на том, чтобы ее икону выкопали из-под земли. Отец Ермолай взывает к своей пастве. Сбегаются соседи, начинают копать, где велит Матрена. И конечно же на пепелище на глубине двух локтей находят икону Божией Матери Одигитрии. Радости людей нет предела! Богородица вспомнила о них и явилась! Теперь дела пойдут лучше.

Конечно же отец Ермолай был рядом и помогал девочке копать, даже направлял ее ручонки, куда надо.

Впоследствии, в книге, написанной по этому поводу, отец Ермолай вспоминал: «…Обаче прослезихся и припадох к Богородицыну образу и к чудотворной иконе, и потом поклонихся архиепископу и благословение испросих».

Разумеется, Ермолай отнес икону, совсем новенькую, себе в церковь, но к вечеру того же дня архиепископ и прочие городские чины сообразили, что негоже оставаться в стороне от такого важного пропагандистского события. Архиепископ велел перенести икону в собор, а затем девочку и ее мать (видно, стрельца не было в живых) отдали в монастырь. Так появилась на свет одна из самых главных икон Русской Православной Церкви – икона Казанской Божией Матери.

Дальнейшая судьба отца Ермолая тесно связана с чудотворной иконой. Правда, ее чудотворность обеспечивалась на другом уровне, нежели приходский священник, но вскоре было отмечено, что от прикосновения к ней прозрели два слепца.

И конечно же популярность иконы росла. Поддерживали ее казанские оккупационные власти.

Вскоре умерла жена Ермолая. Он тут же постригся в монахи под именем Гермогена и начал делать сказочно быструю карьеру. Уже через шесть лет известный всей Казани чернец был поставлен первым митрополитом Казанским и Свияжским. Еще через год он возглавил жесткую кампанию по борьбе с отпавшими от христианства обращенными татарами. В 1593 году Гермоген жалуется царю на таких неверных татар и получает от царя ответ: всех новообращенных татар сселить в одну слободу под надзор, чтобы с бывшими единоверцами не могли встречаться. А тех, кто от христианской веры отрекся, «сажать в железа и бить», а все мечети «вконец извести». Гермоген участвовал в разрушении мечетей и издевательствах над татарами. В столетия татарского ига татары не вмешивались в дела веры русских, но Иван Грозный был не таков!

Отчет о чудесах митрополит Гермоген отослал в столицу с рядом предложений относительно того, как бороться с исламом. В Москве мысли Гермогена пришлись ко двору. Икона, да еще чудотворная, должна была укрепить русскую власть в Татарии.

Царь приказал на месте обретения иконы поставить женский монастырь на сорок монахинь и каменную церковь. В тот же монастырь перевели и Матрену с матерью.

Затем об иконе забыли. Умер Иван Грозный, недолго процарствовал его сын Федор, потом трон занял Борис Годунов… Время шло. Гермоген тоже не стоял на месте. В 1606 году он стал Патриархом всея Руси.

Несмотря на почтенный возраст – в годы польского нашествия Гермогену было уже за восемьдесят, – он смело отстаивал православие, был брошен поляками в тюрьму и в 1612 году умер в застенках за несколько дней до освобождения Москвы.

Может быть, перед смертью он узнал, что его любимая икона Казанской Божией Матери в эти дни прибыла в Москву. Но увидеть икону, скорее всего заказанную и закопанную в подходящем месте им самим, ему было не суждено.

Летом 1611 года к Москве подошло ополчение из Казани, которое привезло с собой чудотворную икону. Но между союзниками происходили ссоры. Пешие ополченцы из Казани ссорились с казаками Заруцкого, что, впрочем, не помешало им совместно взять штурмом и разграбить Новодевичий монастырь. Они не только разграбили монастырь, но и сожгли его дотла, а монахинь взяли к себе в обоз и вдоволь над ними поизмывались.

Казанская икона вынуждена была все это наблюдать. Ведь казаки были украинцами, а для них святость москальских монастырей была условной. Они, хоть и считались единоверцами, на деле вели себя как язычники, как крестоносцы, взявшие штурмом, разграбившие и спалившие Константинополь.

Впрочем, есть мнение, что в войске Заруцкого, которое бесчинствовало в Новодевичьем монастыре, находилась не настоящая Казанская Богородица, а лишь «список» с иконы, то есть ее копия.

В любом случае икона промаялась в Москве до зимы, а потом отбыла в Казань с тамошним протопопом.

Так что если верить летописям, то с этого момента в Казани обреталось две Казанских Богородицы. Одна была написана в конце XVI века, а вторая – через двадцать лет, в самом начале века XVII.

Когда же поляков изгнали из Москвы, то состоялся крестный ход, и несли перед ним икону Богоматери Владимирской, а вот о Казанской в те дни никто и не вспоминал.

Зато когда все успокоилось, Казанской иконой заинтересовался князь Пожарский, и новый русский царь Михаил Романов уже молился у Казанской иконы. До 1636 года икону переносили из церкви в церковь, потому что собственного храма у нее не было. Только непонятно (и летописи тут путаются), о какой иконе идет речь – о настоящей или о списке с нее.

Наконец в 1636 году было выбрано место для храма в честь Казанской Божией Матери. Этот небольшой красивый собор поставили в углу Красной площади, в том месте, где в нее вливается Никольская улица.

Простоял этот собор ровно триста лет. В 1936 году под предлогом того, что собор мешает входу на Красную площадь танковых колонн и бодрых потоков трудящихся, его взорвали. Место разровняли и ничего там строить не стали. Получилась ровная площадка, где собирались экскурсанты, ожидавшие автобусов. Площадка эта всем своим видом доказывала, что никогда собор не мешал советским танкам и стаям комсомольцев.

Праздник иконы отмечали 22 октября. В тот день, по преданию, отряд, шедший с иконой во главе, взял штурмом первую из башен Китай-города. А в 1648 году праздник иконы стал государственным торжеством, потому что в тот день у царя Алексея Михайловича родился сын Дмитрий.

С тех пор Казанская Божия Матерь стала иконой семьи Романовых, царской иконой. Романовы настолько чтили икону, что для нее в Петербурге был построен гигантский Казанский собор. В том соборе висела икона, которую привезла в Петербург невестка царя Петра Прасковья Федоровна в 1710 году. Эту икону почитала императрица Анна Иоанновна, дочь Прасковьи. Так появилась третья икона. И уже никто не мог сказать наверняка, какая из них настоящая. Тем более что владельцы всех трех называли истинной именно свою.

А так как нет уверенности в том, какая из икон «явленная», то даже драма, разыгравшаяся в 1904 году, не смогла этот вопрос прояснить.

Во время революции две иконы пропали, но в 50-е годы одна всплыла в Лондоне. В начале 70-х годов она была куплена униатской церковью и попала в Португалию, в город Фатиму.

Впрочем, сохранился и второй из трех образов. Это петербургский список из Казанского собора. Собор был закрыт в 1933 году. Икону положили в подвал. К счастью, она там пролежала без вреда для себя и после возвращения собора церкви снова заняла свое место. Ученые, которые исследовали ее, уверены, что она была написана именно в начале XVIII века.

Утром летнего дня 1904 года сторожа Кафедрального собора города Казани нашли связанным. Сторож ничего не помнил. Его оглушили в темноте, и пришел в себя он, только когда его освободили.

Когда сторож и звонарь вбежали в храм, они замерли в ужасе: на месте иконы зияла черная дыра. Драгоценную реликвию вместе с ризой, украшенной драгоценными камнями, унесли.

В Казани началось массовое помешательство. Весть о пропаже покровительницы города разнеслась мгновенно. Суеверный ужас перед святотатством был столь велик, что в Казани закрылись магазины и фабрики, на улицах стали собираться люди. Город полнился слухами. Одни говорили, что заступницу выкрали, чтобы отвезти в столицу, другие считали, что она сама ушла из города, потому что ей опротивели творящиеся там безобразия.

А самая простая версия – грабеж ради драгоценного оклада и ризы иконы Казанской Богоматери – прозвучала позже всего. Она была слишком приземленной и даже обидной. Или невероятной, потому что никто не мог представить себе человека, который настолько бы не боялся кары небесной, что посмел поднять руку на святыню.

Примерно через неделю пустых поисков в полицию пришел слесарь и сказал, что когда он увидел в газете фотографию сломанного замка, то подумал, что так сломать его можно было бы с помощью особого ломика, который заказал ему две недели назад черноволосый, широкоплечий господин, принесший рисунок нужного инструмента.

Когда об этом объявили в газетах, в Казани началась настоящая охота на широкоплечих, черноволосых мужчин. Десятки их попадали в руки толпы, и еще счастье, что никто из них не погиб.

Это было дело, которое раскрылось не потому, что полиция оказалась очень сообразительной и по следам на подоконнике раскрыла дьявольские козни. Просто вся Казань знала о преступлении, и все, кто имел голову на плечах, были настороже.

Еще через несколько дней в полицию прибежал ювелир, который сообщил, что утром к нему приходил широкоплечий, черноволосый господин и продал по дешевке несколько бриллиантов. Ювелир заметил важную деталь – на улице господина ждала красивая молодая цыганка с маленькой девочкой.

Тут же вызвали экспертов, и те подтвердили, что бриллианты извлечены из оклада иконы.

Семью из трех человек вычислить и найти куда легче, чем просто черноволосого крепыша. Еще через три дня с помощью доброхотов из числа соседей в дом к господину Чайкину тридцати двух лет от роду, скупщику краденых вещей и мошеннику, явилась полиция. И арестовала не только самого преступника, но и его красивую молодую цыганку-жену.

Сначала обыск в доме Чайкина ничего не дал.

Но полицейский следователь попался дотошный. Он приказал простучать все предметы мебели. И оказалось, что ножки стола – полые. А в них спрятаны драгоценности общей стоимостью шестьдесят тысяч рублей.

Сумма гигантская!

Но полиции было известно, что стоимость всех камней оклада иконы превышала четверть миллиона рублей.

Никаких следов остальных камней обнаружено не было.

Когда на суде Чайкина спросят, где же основная масса драгоценностей, он ответит: «Спросите у тех, кто делал обыск в моем доме. Они об этом знают куда лучше меня».

Ответ наглый и конечно же клеветнический.

Но эту тайну разгадать так и не удалось.

На следствии Чайкин себя виновным не признал и утверждал, что драгоценности ему на продажу дал тот самый ювелир Медведев, который донес на него полиции.

В тюрьму попали Чайкин, его жена, ювелир Медведев и даже церковный сторож, которого заподозрили в сговоре с ворами.

Чайкин был фигурой яркой, выразительной. Огненный взгляд, умение убеждать, откровенная ненависть… Его адвокат вспоминал потом, что все в зале «сразу уверовали, что это человек, у которого не дрогнет рука посягнуть на любую святыню. Такой именно взгляд очевидцы находили у Емельяна Пугачева».

Казань бурлила. И надо сказать, что волновали всех не драгоценности оклада, а судьба самой иконы. Ее у Чайкина не нашли. Чайкин вообще отрицал, что видел ее когда-нибудь. Но ведь все в городе верили, что икона чудотворная, и потому отношение к ней было мистическим, как к божеству. Слухи все множились. Говорили, что Чайкин продал икону старообрядцам. Ведь она была написана и стала чудотворной еще до раскола в православной церкви. Потом пронесся слух, что Чайкин закопал икону у себя во дворе.

Что после этого началось!

Сотни людей с лопатами кинулись к дому Чайкина и начали перекапывать двор. Раскопки ширились. На следующий день копали уже больше тысячи добровольцев. В лунный пейзаж превратился не только двор Чайкина, но и участки вокруг соседних домов.

На Казань обрушилось средневековье. И как положено в таких случаях, экзальтированным людям начали видеться вещие сны. Круг замкнулся. Но если девочка Матрена угадала то, что велел ей угадать отец Ермолай, сейчас такого знающего батюшки не нашлось. Но и без него результаты оказались фантастическими.

Одному монаху привиделся лик Богородицы, словно бы осыпанный чем-то красным. Он проснулся, побежал советоваться к своим коллегам. И тут кто-то воскликнул:

– На холме красная глина! Там Богоматерь!

Адвокат, который жил неподалеку от холма, вспоминал: «Я видел эти поиски, мигание фонарей во мраке, слышал возгласы надежды и отчаяния и чувствовал, что эта толпа фанатиков находилась в опасном состоянии. Полиция не вмешивалась в эту бессмысленную работу».

Перед воротами тюрьмы круглые сутки стояли толпы озлобленных обывателей, требовавших, чтобы им на расправу отдали Чайкина и «эту самую цыганку».

Суд продолжался неделю. В зал суда пропускали только по специальным билетам. Толпа продолжала бушевать за окнами.

Только на суде удалось вытащить из Чайкина хоть малые сведения о его прошлом. Оказывается, он был подкидышем, родителей не знал и с шести лет был подпаском. Единственными его друзьями были пастушьи собаки. В четырнадцать лет он сбежал и прибился к воровской шайке. Несколько лет его колотили не меньше, чем в пастухах, но в конце концов он превратился в умелого и наглого вора. С возрастом поменял специальность на более спокойную – стал скупщиком краденого. Женился. Жену купил в цыганском таборе. Родилась дочка. Чайкин решил сделать из нее настоящую барышню и даже нанял учительницу французского языка. Стал подумывать об эмиграции – уехать куда-нибудь, где не знают о его прошлом. Но для этого надо было иметь много денег.

Защитник произнес трогательную речь о том, как несчастное детство, сиротство и жестокость окружающих превратили в зверя умного и способного человека. Речь адвоката произвела яркое впечатление во всей России, которая следила за этим странным делом. Даже Лев Толстой прислал адвокату письмо с благодарностью за «дух искренности и человечности, которого так мало в адвокатских речах ».

Хоть Чайкин ни в чем не сознался и, кроме драгоценностей, найденных в его доме, против него не было никаких доказательств, ему дали двенадцать лет, а его жене четыре года каторги. Но, как понимаете, вся Казань была возмущена мягкостью приговора. Все рассчитывали, что Чайкина повесят. Повесить было не за что, но осудили Чайкина даже строже, чем предусматривалось законом.

Толпа перед зданием суда хотела растерзать Чайкина, и полицейским с трудом удалось увести его в тюрьму. На прощание он сказал адвокату, что не собирается проводить в тюрьме столько лет. «Читайте обо мне в газетах», – сказал он.

И в самом деле, через полтора года с Урала бежала партия каторжан. Трое беглецов были убиты, троих поймали, а один скрылся. Звали его Семен Чайкин.

Еще через год он пытался ограбить церковь в Ярославле, был пойман, заключен в тамошнюю тюрьму, перебрался через стену, прыгнул вниз, сломал ногу, и, когда за ним гнались, часовые его пристрелили. Вряд ли он убегал на сломанной ноге, но его предпочли застрелить при попытке к бегству, чем ждать новых побегов.

Все время на каторге его постоянно пытали, куда он дел чудотворную икону. Он никому не признался. Официально считается, что он сжег икону в печке. Но все говорит против этого.

Почему Чайкин был так уверен, что его не найдут? Он ведь был неглуп, а спокойно прожил в Казани больше недели после ограбления. За это время он мог бы спокойно уехать на другой край России, и никто бы его не нашел. Но, пожалуй, был он все же не один. Икону и почти двести тысяч рублей в драгоценностях унес сообщник. А Чайкин ждал его сигнала, как действовать дальше.

Но сообщника никто никогда не видел, икону и драгоценностей – тоже. И не исключено, что икона и алмазы лежат где-то и ждут своего часа. И стоимость драгоценных камней сегодня исчисляется миллионами долларов.

Вот только непонятно, какую икону украл Чайкин и какая из них объявилась в Португалии?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.