Глава 16
Глава 16
Стикс и я вернулись в 29-ю эскадрилью в то время, когда силы оси[83] были на пике своего успеха. На всех фронтах союзники сражались против самонадеянного врага, чтобы удержать свои позиции. В России немецкая группа армий «Юг» продвигалась к Кавказу. В Северной Африке 8-я армия генерала Аучинлека отступала в Египет, преследуемая Африканским корпусом Роммеля. На Дальнем Востоке союзники столкнулись с победоносным шествием японцев, которые уже захватили наши дальневосточные колонии и были на пороге Австралии. Только в воздухе оставались признаки надежды. Королевские ВВС достойно противостояли люфтваффе на каждом театре боевых действий. Ночное бомбардировочное наступление при поддержке недавно прибывшей американской 8-й воздушной армии усиливалось, и Германия расплачивалась за свои неразборчивые бомбежки британских и европейских городов такой ценой, о которой она никогда не могла подумать. Геринг, хваставшийся, что ни одна бомба никогда не упадет на Германию, теперь пребывал в большом замешательстве. Пилоты «спитфайров» и «харрикейнов», после замечательной победы в Битве за Англию, вели поиск вражеских истребителей, заставляя их вступать в бой над их же территорией в оккупированных Франции, Бельгии и Голландии. Большие потери, нанесенные люфтваффе нашими ночными истребителями и зенитной артиллерией, остановили любые серьезные крупномасштабные налеты на Англию. Как бы мрачно ни выглядела общая картина, в Королевских ВВС были уверены в окончательной победе. Мы наносили поражение противнику в воздухе.
Пока Стикс и я отсутствовали, в 29-й эскадрилье произошли большие перемены. Большинство экипажей были новичками, но многих из них я знал, потому что они прошли через Кренфилд во время моего пребывания там. Колбек-Велч был заменен уинг-коммендэром Клеландом, и снова 29-й посчастливилось получить очень хорошего и приятного босса. Новым командиром авиастанции был уинг-коммендэр Пап Уиллер, кавалер креста «За летные боевые заслуги» и Военного креста, получивший известность еще в Первую мировую войну.[84] Он только что завершил успешный тур в ночной истребительной эскадрилье и с нетерпением ждал возвращения в боевое подразделение. Он внес большой личный вклад в обе войны. Позднее сумел продолжить боевые вылеты в составе Бомбардировочного командования, где и погиб. Это был замечательный летчик.
Несмотря на мое негативное мнение относительно того, чтобы Джоан жила со мной около аэродрома в то время, когда я снова выполнял боевые вылеты, она убедила меня перевести ее в Уэст-Маллинг. Мы нашли превосходную квартиру в доме в Уэст-Маллинге, где она поселилась с нашим маленьким сыном и погрузилась в хозяйственные заботы военного времени. Я редко бывал дома, хотя не наблюдалось сильной активности противника. Немцы посылали лишь самолеты, сбрасывавшие мины в устье Темзы. Теперь я был командиром звена «А». Все наши самолеты были оснащены радарами «Mk.7», которые приносили эскадрилье хорошие результаты. Стикс и я получили «бьюфайтер» с бортовым номером 8284, который, благодаря нашим действиям и усилиям наших механиков, всегда был в превосходном состоянии.
Сразу после того, как я вернулся в 29-ю, к эскадрилье сверх штата был прикомандирован сквадрэн-лидер Дикки Ричардс. Идея состояла в том, что после получения некоторого практического опыта он примет под командование звено в какой-нибудь другой эскадрилье ночных истребителей. Дикки был очень забавным. Он напоминал типичного английского фермера. Это был коренастый человек с румяным лицом и огромными усами. Я думаю, что он мало понимал в нашем деле, потому что участвовал в боях не так много, как его более молодые собратья. Его стремление состояло в том, чтобы сбить хотя бы одного гунна, и тогда его честолюбие было бы удовлетворено. Ему не пришлось долго ждать, когда представится случай исполнить это желание, и его рассказ о бое был бесценным. Он перехватил немца светлой лунной ночью над устьем Темзы и после длительного преследования по радару увидел самолет и стал приближаться для атаки. Враг также его заметил, и хвостовые бортстрелки открыли по нему огонь. Когда Дикки спросили о том, что он сделал, он величаво ответил:
– Я вижу эти странные линии огней, приближавшихся ко мне, но лечу через них, нажимаю на кнопку огня, и сразу же вся цель в огне.
Полное игнорирование таких вещей, как вражеские трассирующие пули, было типичным для Дикки.
Наиболее выдающимся экипажем ночного истребителя в то время в эскадрилье были флаинг-офицер Пэпер и радиооператор сержант Тун, которых прозвали Перец и Соль. Они оба были в моем звене. Пэпер, канадец, в мирное время участвовал в мотогонках. Он доказал, что летает на «бьюфайтере» лучше, чем кто-либо в эскадрилье, но иногда, возможно, излишне рисковал.
Вскоро Стикс и я снова вступили в бой. Ночью 8 августа 1942 г. мы преследовали над Северным морем одиночный немецкий самолет, но были слишком далеко позади, чтобы перехватить его. Перец и Соль патрулировали южнее нас и смогли сбить его. Следующей ночью мы снова взлетели, и оператор «GCI» сообщил нам о нескольких «бандитах», приближавшихся к устью Темзы. Мы установили радарный контакт и на высоте 2100 м сблизились с «Дорнье-217». Он нас не видел, и мы открыли огонь с очень короткой дистанции снизу, послав его в море. Немедленно оператор «GCI» навел нас на второй самолет. Мы снова сблизились и увидели второй «Дорнье-217». Мы были приблизительно на 2400 м, и береговые прожекторные батареи осветили нас. «Дорнье» выполнил энергичный маневр ухода, а я, на мгновение ослепленный прожекторами, потерял его. Это был наш второй шанс одержать две победы за одну ночь, и мы снова его упустили.
В середине – конце августа все выглядело так, словно ситуация должна взорваться. Временное увеличение «оборотов» было вызвано рейдом на Дьепп 19 августа. Было бы нахальством пытаться написать об этой известной атаке. Более квалифицированные авторы написали о ней немало. Но нет сомнения в том, что в ходе этого рейда были получены ценные уроки относительно десантной атаки, и их правильно использовали при планировании вторжений в Нормандии и на Сицилии. Истребительное командование, поддерживавшее в ходе рейда на Дьепп наземные части, вынудило люфтваффе вступить в тяжелые дневные бои. Результаты были равными. Обе стороны потеряли приблизительно по 100 самолетов.[85] В течение нескольких ночей после Дьеппа активность ночных истребителей возросла, поскольку немцы посылали большое число самолетов, в основном «Юнкерсов-88», следить за передвижением кораблей в Ла-Манше и в портах на нашем южном побережье. В течение четырех ночей я провел три боя, результатом которых стали один сбитый и два поврежденных «Юнкерса-88», а также то, что мой радиооператор и я едва не погибли. На следующий день после Дьеппа я со Стиксом, получившим отпуск, летел к нему домой в Ньюкасл и подобрал в Кренфилде Джеко, который должен был летать со мной в отсутствие Стикса.
В Уэст-Маллинге большая часть наших усилий была направлена на противодействие самолетам-разведчикам, летавшим на рассвете и закате. Наша главная проблема заключалась в том, что противник, используя радиовысотомер, летал чрезвычайно низко, большую часть времени ниже 300 м, а нередко и в 15 м над поверхностью воды. В то время у нас на «бьюфайтерах» не было точного маловысотного радиовысотомера. Бортовой радар «Mk.7» имел ограниченную дальность действия на таких очень малых высотах, так что было необходимо чрезвычайно точное наведение с наземных РЛС. Обычные радары «GCI» не могли обнаруживать цели на малых высотах. Мы должны были полагаться на радары «CHEL»,[86] в чьи функции входило отслеживать такие полеты. Скоро выяснилось, что радары «CHEL» чрезвычайно хороши, и нашими успехами мы в значительной степени обязаны мастерству их операторов.
Джеко и я впервые столкнулись с низколетящим «Юнкерсом-88» вечером 24 августа. Мы настроили нашу рацию, чтобы получать команды со станции «CHEL» около Бичи-Хед. Мы оставались на 1500 м, пока не пересекли побережье между Бичи-Хед и Данджнесс. Оператор сообщил нам, что «бандит» был приблизительно в 50 километрах южнее нас, летя над Ла-Маншем юго-западным курсом.
– Доллар-42, курс 210 градусов и спускайтесь до 300 м. (Доллар – мой тогдашний радиопозывной. Время от времени из соображений безопасности он изменялся).
Прибавив газу, я снижался к морю, на поверхности которого белые гребни волн можно было едва разглядеть, поскольку сумрак вечера сменился темнотой ночи.
После еще нескольких изменений курса Джеко сообщил:
– Контакт, два с половиной километра. Он ниже вас, Боб.
Я мягко подал штурвал вперед, пока показания моего альтиметра не достигли 150 м. На этой высоте, даже в темноте, мы могли видеть волны, которые казались ужасно близкими. Стоило немного потерять концентрацию, и мы оба упали бы в море. Дистанция постепенно сокращалась.
– Он все еще ниже вас, Боб. 270 м, точно впереди.
– Боже, он, должно быть, скользит по волнам.
В этот момент я увидел его. Он был чуть ниже. Чтобы дать хорошую, точную очередь, я должен был стрелять чуть снизу и немного вверх. Если бы я попробовал сделать это, то упал бы в море, так как не было места, чтобы занять позицию ниже его, так что я попробовал дать с упреждением очередь сверху в пологом снижении. Четыре пушки и шесть пулеметов взревели. Джеко и я увидели несколько вспышек на «Юнкерсе-88», когда наши снаряды попадали в него. Затем я угодил в турбулентный воздушный поток от его винтов и в течение нескольких секунд пытался удержать самолет, который мог перевернуться через крыло и упасть в море. В это время я потерял противника из вида и не смог обнаружить его снова. Я вызвал оператора наземной РЛС, но и он сказал, что не может нам помочь, так что мы разочарованные вернулись в Уэст-Маллинг. Все, на что мы могли претендовать, так это на поврежденный самолет, да и то, вероятно, не очень сильно поврежденный. Однако из этой атаки мы вынесли ценный опыт борьбы с самолетом, летящим ночью на очень малой высоте.
В этот период в эскадрилью для изучения нашего опыта использования радаров прибыл лейтенант Келли из американского корпуса связи. Позднее он стал оператором наземной РЛС в одной из вновь сформированных американских эскадрилий ночных истребителей. Его обязанности не требовали участия в вылетах, но он очень хотел узнать, как радар работает в воздухе. Мы с Джеко взяли его с собой в вечерний патруль 28 августа. Мы были в воздухе уже чуть больше часа, и казалось, что ничего не случится. Наша скука была внезапно прервана голосом наземного оператора:
– Доллар-42, у меня для вас есть «бандит» в 25 км к югу от вашей настоящей позиции. Он на 460 м. Снижайтесь до 300 м и следуйте курсом 210 градусов.
Это был флайт-лейтенант Хилл, оператор радара «CHEL» около Бичи-Хед.
На максимальной скорости мы легли на указанный курс. По внутренней связи я сказал Келли о том, что случилось и что, в случае удачи, он увидит своего первого гунна. Это была последняя вещь, которую он ожидал увидеть, и был возбужден гораздо больше Джеко и меня. Хилл передавал нам указания, и расстояние до противника постепенно сокращалась. В четырех километрах Джеко передал:
– Контакт, прямо впереди и ниже.
Как обычно, он спокойным голосом выливал на меня поток сообщений, пока я не увидел слабое свечение из выхлопных патрубков двух двигателей. Я разглядел силуэт «Юнкерса-88». К этому времени мы были в 45 м над водой и снова не могли стрелять из столь любимой ночными истребителями позиции ниже цели. Так что я открыл огонь с пологого пикирования сверху и с близкого расстояния. Не думаю, что экипаж «Юнкерса-88» видел нас, поскольку он не пытался уклониться от атаки и не вел ответного огня. Келли смотрел через мое плечо и ободряюще кричал по внутренней связи, когда вспышки попаданий появились на всем протяжении фюзеляжа вражеского самолета, сопровождаемые сильным взрывом. Спустя секунду или чуть больше охваченный огнем самолет упал в море, и его обломки догорали на поверхности. В этот момент Келли был вне себя от волнения. Радостные мы вернулись на базу к ужину из яичницы с беконом.
Поскольку все экипажи в течение ночи уже совершили по одному вылету или еще находились в воздухе, на рассвете снова наступила наша очередь лететь.
– Келли, как вы относитесь к тому, чтобы еще раз слетать? Никогда не знаешь, может быть, это будет гораздо большее развлечение. Кроме того, вы приносите нам удачу.
– Нет, спасибо, – ответил он, – с меня хватит.
Он явно устал, и у него была другая работа на земле. Джеко и я спали в креслах в комнате отдыха нашего звена, когда в 2.45 нас разбудили, чтобы мы вылетели на патрулирование. Мы натянули наши спасательные жилеты и еще полусонные побежали к нашему «бью». Когда механики помогали нам застегнуть ремни, вокруг все еще было темно. Мы поднялись в спокойное ночное небо, на 1500 м взяли курс на Бичи-Хед и вскоре вышли на связь с оператором радара «CHEL».
Нас направили на линию патрулирования, к востоку и западу от Бичи-Хед, приблизительно в 32 км от моря. Было похоже на то, что мы совершим безрезультатный вылет. Пытаясь скоротать время, мы с Джеко обсуждали, как поступим с нашим выходным. С приближением рассвета небо на востоке становилось светлее. Скоро нас должны были сменить «спитфайры». Очередной вызов наземного оператора прервал наши грезы:
– Привет, Доллар-24, у меня для вас есть клиент. Направление 180 градусов. Снижайтесь до 300 м. Он в 25 км от вас.
Я выполнил на «бью» крутой разворот на пикировании и прибавил газу. Мы получили от оператора «CHEL» еще несколько указаний, когда Джеко доложил:
– Контакт. Четыре километра впереди и ниже.
Следуя указаниям Джеко, я снизился приблизительно до 45 м. К этому времени стало довольно светло, и я в 1800 м внезапно увидел силуэт «Юнкерса-88», вероятно, из той же самой эскадрильи, что и тот, который мы сбили несколькими часами ранее. Сократив дистанцию почти до 180 м, я открыл огонь, увидел несколько вспышек на фюзеляже 88-го, после чего стал маневрировать, уходя от огня, и открыл прицельный ответный огонь из верхнего заднего пулемета. Я стрелял в течение нескольких секунд, но мастерство немецкого пилота заставило большинство моих выстрелов пройти мимо. Неожиданно он прямо перед моим носом выполнил резкий разворот, почти задев правым крылом поверхность воды. Его задний бортстрелок выпустил длинную очередь, и все трассеры уперлись прямо в нас. В то же самое время раздался очень неприятный грохот, похожий на тот, что бывает, когда кто-то пинает по мусорному баку. Я увидел, что мой левый двигатель загорелся, по внутренней связи вызвал Джеко, желая удостовериться, что с ним все в порядке. Одновременно я выключил горящий двигатель и привел в действие встроенный огнетушитель.
Теперь уже охотились на нас. В нескольких километрах впереди я мог видеть французское побережье.
– Джеко, где 88-й?
– Я не вижу его, Боб. Возможно, он упал в море.
– Хорошо, но, ради бога, будьте начеку. Нам повезет, если вернемся на этом ящике домой.
Пожар в левом двигателе стих, но самолет заполнял запах гари. Я с трудом держал его в воздухе, даже с работающим на максимальных оборотах другим двигателем. К счастью для нас, «Юнкерс-88» или также имел серьезные повреждения и направился домой, или же упал в море, когда выполнял крутой вираж перед нами. Нашей главной заботой теперь стало как можно дальше уйти от французского побережья. Мы были не в состоянии сражаться с немецкими истребителями, которые захотели бы отомстить нам.
Оператор «CHEL» дал мне направление на ближайший аэродром, небольшую запасную взлетно-посадочную полосу во Фристоне, около Бичи-Хед.
– Джеко, подтяните ремни. Если мы не сможем дотянуть, то утонем.
Он прокричал сзади:
– К черту все, давайте доберемся немного ближе к дому!
Мы скользили прямо над верхушками волн. При поддержке Джеко, на последнем резерве мощности оставшегося двигателя, перегруженного и дымящегося, я смог набрать небольшую высоту.
– Доллар-42, вы идете точно. Фристон лишь в 15 км впереди.
Наш наземный оператор также хотел видеть нас дома. Наконец, слева появилась береговая линия с утесами Бичи-Хед. Я подумал, что если попробую пролететь над ними, то потеряю скорость и разобьюсь, так что летел над плоским берегом сначала на восток, а потом стал плавно поворачивать влево, уговаривая старый «бью» сделать последнее усилие для подъема к вершине Бичи-Хед и Фристону.
Было уже светло как днем, и прямо передо мной за живой изгородью расположился небольшой аэродром. Было поздно выпускать шасси, так что я посадил тяжелый самолет «на живот» на траву на скорости приблизительно 190 км/ч. К этому моменту в исправном, но перегруженном двигателе появились признаки пожара. Когда мы ударились о землю и с грохотом и скрежетом заскользили по ней, он загорелся. Мы остановились очень близко от края утесов, и к нам помчались аэродромная пожарная машина и врач на мотоцикле. Они были заранее предупреждены о нашем появлении. Джеко выбрался из самолета еще до того, как он остановился, и направил струю маленького огнетушителя на огонь в правом двигателе, пока я выбирался через верхний аварийный люк. Наш «бью» имел плачевный вид. Лопасти винтов погнулись при посадке «на живот», здесь и там были видны пробоины от пуль, наш достойный противник изрешетил нас. Одна пуля прошла через мое сиденье и чудом не попала мне в спину.
Доктор отвел нас в небольшой барак, откуда мы по телефону связались с нашей эскадрильей и доложили об атаке офицеру разведки. Мы не знали, разбился ли «юнкерс» или нет, потому заявили о нем как о поврежденном. Приблизительно в 8 часов утра, после замечательного завтрака из многочисленных яиц и бекона, на «оксфорде», связном самолете нашей эскадрильи, прилетел уинг-коммендэр Клеланд, чтобы забрать нас и доставить обратно в Уэст-Маллинг. Джеко и я были очень утомлены, и это уже начинало сказываться. Но личная забота командира эскадрильи о нашем состоянии во многом помогла снять волнение. Час спустя мы были в Уэст-Маллинге. Я договорился с Джеко, чтобы он тем же вечером забрал Джоан и меня на своем автомобиле для нашей запланированной поездки в Мейдстон, и поспешил домой. Джоан понятия не имела, что с нами случилось, но, поскольку какие-то детали могли просочиться через ее знакомых, я рассказал ей кое-что о нашем приключении. Однако мне было не по себе, потому что я знал, что она переживала. Она держалась превосходно, но мне было жаль, что она не осталась со своими родителями, где, по крайней мере, не терзалась бы подробностями моих боевых вылетов.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.