Очерк двадцать третий Начало «гаскалы» у российских евреев. Традиционная система образования: хедеры и иешивы. Рав Хаим из Воложина. Рабби Леви Ицхак из Бердичева. Рабби Нахман из Брацлава
Очерк двадцать третий
Начало «гаскалы» у российских евреев. Традиционная система образования: хедеры и иешивы. Рав Хаим из Воложина. Рабби Леви Ицхак из Бердичева. Рабби Нахман из Брацлава
«Есть два способа подняться над соседом: возвыситься самому или унизить его. Никогда не следуйте вторым путем. Вместо того‚ чтобы копать яму другому‚ употребите эти силы на то‚ чтобы насыпать холм для самого себя».
1
В первой половине девятнадцатого века государственные умы России работали над проектами реформы еврейской жизни‚ и эти проекты – в зависимости от духа времени – внедрялись порой насильственными мерами‚ а порой мерами поощрения. Но замкнутое еврейское общество слабо поддавалось внешнему воздействию‚ что приводило в отчаяние одних государственных деятелей и подталкивало других на новые решительные меры. Одновременно с этим в недрах российского еврейства неприметно происходило движение к светскому образованию‚ которое вело к постепенному отходу от традиционной жизни‚ а зачастую – к ассимиляции и уходу из народа. Это движение получило название «гаскала»‚ что в переводе с иврита означает – просвещение.
Первый период «гаскалы» начался в Пруссии‚ во второй половине восемнадцатого века, поэтому его называют «берлинским»‚ а его последователей – «берлинерами». Этот же период называют и «мендельсоновским» – по имени писателя и философа Моисея Мендельсона. Он овладел европейской культурой в зрелом возрасте и стал образцом для евреев‚ стремившихся примкнуть к культуре окружающего их народа; его называли «Моисеем‚ который выведет еврейский народ из духовного плена». Мендельсон был верующим евреем‚ строго придерживался традиционного образа жизни‚ но при этом призывал евреев к овладению европейской культурой. Он участвовал в переводе Библии на немецкий язык‚ и эта работа способствовала распространению немецкого языка среди еврейской молодежи Центральной и Восточной Европы.
Раввины опасались‚ что чужая культура отдалит молодежь от традиционного образа жизни‚ – так оно и случилось впоследствии. Часть сторонников «гаскалы» в Европе видела в вере отцов лишь религиозные предрассудки‚ ради которых не стоило терпеть ограничения и от которых следовало освободиться. Их девизом было: от национальной культуры – к общечеловеческой. Старались забыть обычаи отцов‚ сменить одежды‚ которые делали их смешными в глазах соседей‚ торопились стать похожими «на всех»‚ с легкостью отбрасывали традиции‚ считали неприличным говорить между собой на языке идиш. Не случайно после смерти Мендельсона часть его последователей приняла христианство: это была эпидемия крещения‚ которая захватила детей и внуков Мендельсона, оторвала от народа тысячи людей. Одни это делали ради карьеры‚ другие для брака с христианином или христианкой‚ третьи желали тем самым окончательно приобщиться к культуре окружающего их народа.
Постепенно идеи «берлинского» просвещения стали проникать в еврейское общество России – через Пруссию и Галицию. Поначалу это было лишь внешнее подражание‚ и в начале девятнадцатого века в Варшаве уже появились «берлинеры» (в насмешливом и презрительном наименовании – «берлинчики»)‚ которые переменой внешнего облика старались «искоренить в себе отличительные признаки». Они разговаривали по-немецки или по-польски‚ брили бороды‚ стригли пейсы‚ носили короткие немецкие сюртуки и‚ конечно же‚ выделялись среди варшавских евреев в их длинных‚ до пят‚ одеждах. Хасиды и их противники единодушно ненавидели этих еретиков – «эпикойресов» (от слова «эпикуреец») за грубое нарушение вековых традиций, подозрительно относились к тем‚ кто проявлял самые малые признаки вольнодумства. Тайные сторонники «гаскалы» в городах и местечках скрывали свои взгляды‚ украдкой читали книги светского содержания и не выделялись среди прочих евреев образом жизни‚ чтобы не навлечь на себя гонений‚ публичных оскорблений, даже расторжения браков.
Первые сторонники светского образования в России – «маскилим» – просветители – получили традиционное образование‚ знали Талмуд, раввинскую литературу и мечтали соединить традиционный иудаизм с просвещением. «Их лозунгом было «Тора и мудрость»‚ – писал один из сторонников «гаскалы». – Тора и мудрость – или вера и разум – должны быть согласны между собой‚ так как обе они проистекают из одного и того же источника – из Божества. Тора и мудрость не противоречат одна другой‚ а дополняют друг друга. Тора без светских познаний непонятна‚ и вера без разума часто переходит в суеверие; разум же один, без веры‚ без богобоязни недостаточен: он не всегда и не везде может служить защитой от волнующих нас страстей».
Первые российские «маскилим» не помышляли о переходе в христианство и с болью наблюдали за эпидемией крещения в Центральной Европе среди тамошних «просвещенных» евреев. «Они из кожи лезут вон‚ – писал один из сторонников просвещения в России‚ – лишь бы доказать‚ что уже достаточно прозрели и‚ озаренные светом разума‚ вполне уразумели‚ что наследие отцов есть ложь‚ а традиция – тяжелейшая обуза‚ с которой необходимо порвать окончательно». «Я не могу спокойно видеть‚ – писал другой‚ – как отворачиваются от религии и преклоняются перед одним только разумом. Не к еретикам я обращаюсь‚ – их уже не вернешь на путь истины‚ они засохшие листья‚ и нечего взывать к мертвецам… Я взываю к тем из сынов Израиля‚ которые еще не ступили на ложный путь и не следуют пока по стопам грешников».
Российские «маскилим» были чаще всего самоучками‚ которые в зрелом возрасте занялись самообразованием. Вокруг них – в Литве‚ Польше‚ на Украине‚ в Белоруссии и Курляндии – звучала немецкая‚ польская‚ литовская‚ латышская‚ украинская‚ белорусская речь‚ но только не русская. Они не знали русского языка и не стремились им овладеть‚ так как это не имело практического применения. Учебным пособием стал для них немецкий перевод Библии Моисея Мендельсона; от Библии они переходили к чтению Канта‚ Шиллера, Гете и ничего не слышали о Пушкине‚ Лермонтове, Гоголе.
Они были идеалистами‚ далекими от реальных условий жизни‚ считали‚ что одно лишь нежелание мешает еврейскому обществу стать просвещенным и образованным. Стоит только захотеть‚ как завтра всё изменится к лучшему‚ еврейская жизнь преобразится‚ и власти непременно предоставят евреям равные со всеми права. А потому «маскилим» поддерживали правительственные меры по устранению еврейской обособленности‚ даже если они вводились принуждением‚ сетовали на хасидов, упрямых «гасителей света», врагов просвещения‚ которые противятся собственному счастью.
«Маскилим» издавали научные книги для немногих «любителей нового просвещения»‚ а остальных надо было еще убедить‚ что изучение наук не противоречит законам еврейской религии и традиции. Это попытался сделать Ицхак Бер Левинзон‚ прозванный «Мендельсоном российских евреев». У него были удивительные способности и поразительная память. В Галиции он познакомился с последователями Мендельсона и их идеями‚ затем вернулся в Россию‚ был учителем‚ тяжело заболел и навсегда поселился в Кременце‚ в маленьком домике на краю города. «Вот уже двадцать пять лет как я не переступаю за порог своего жилища и большую часть времени провожу в постели», – сообщал он в письме. Левинзон был беден‚ одинок, не мог даже выехать из города‚ потому что не имел приличной одежды и денег на дорогу. Но он продолжал работать‚ его выручала великолепная память и знания‚ полученные в молодые годы.
В 1828 году Ицхак Левинзон опубликовал книгу на иврите под названием «Теуда бе-Исраэль» – «Предназначение Израиля». От имени «ищущих правды и света» он доказывал пользу образования цитатами из Талмуда и раввинской литературы‚ ссылался на величайших еврейских авторитетов прошлого‚ которые владели многими языками и изучали светские науки. Эта книга имела успех‚ особенно среди молодежи‚ учеников иешив‚ которые читали ее тайком от своих учителей. Метод изложения был им привычен‚ ссылки на авторитеты убедительны‚ и они проникались ощущением‚ что светские знания не повредят их вере, уважению к вековым традициям.
«Только ваша книга‚ – писал Левинзону один из читателей‚ – которую я перечитывал несколько раз‚ дала мне должную зрелость». «В вашем труде я нашел такую книгу‚ – восторгался другой читатель‚ – появления которой давно ожидал от одного из мудрецов в Израиле… Изложение ваше дышит умом‚ доказательства ваши убедительны». Даже некоторые раввины отзывались с похвалой о книге Левинзона‚ а один из них считал ее единственным недостатком лишь то обстоятельство‚ что книга «написана не Виленским гаоном».
Во время одного из ритуальных наветов Левинзон написал книгу «Эфес дамим» – «Нет крови» – «против ложного обвинения евреев в употреблении христианской крови». Эта книга имела большой успех‚ выдержала несколько изданий‚ была переведена на английский‚ русский и немецкий языки. Другая его книга – «Зрубавель» – защищала от нападок Талмуд и еврейскую религию. Ицхак Бер Левинзон умер в 1860 году; друзья и ученики несли за гробом его книги и повторяли строки, которые он сочинил:
В день смерти моей загрустят друзья
и возрадуются враги мои;
одни заплачут‚ полные печали‚
другие возликуют‚ пьяные от вина.
Но если бы задумались те и другие‚
то поменяли бы свои намерения:
врагам – испить горькую чашу‚
друзьям – насытиться утешением.
Ибо душа моя в день кончины
выйдет из темницы на свободу‚
вознесется в горнии высоты‚
возвратится в прежний свой шатер
к Господу Величия – Села!
На памятнике Левинзону написали сочиненную им эпитафию: «Не острием меча сражался я с врагами Господа‚ но словом. Им отстаивал я пред народами правду и справедливость‚ – свидетелями тому «Зрубавель» и «Эфес дамим»».
2
«Положение об устройстве евреев» 1804 года позволяло еврейским детям поступать в российские училища и гимназии «без всякого различия от других детей»‚ но их родители не спешили воспользоваться этим правом. Народные школы в те времена существовали почти исключительно при монастырях и церквах‚ две трети которых были католическими; учителя-христиане старались совместить учебу с религиозной пропагандой‚ чтобы «уловлять жидков-гимназистов». Поэтому евреи бойкотировали общие школы; в 1808 году в Могилевской губернии учились в них лишь девять евреев‚ в Витебской губернии – один‚ а минские власти не обнаружили в местных народных школах ни одного еврейского ученика.
Влияние российских «маскилим» на еврейское общество на первых порах было незначительным. Евреи черты оседлости жили обособленно; их образ жизни до последней мелочи подчинялся законам Торы‚ и слабые веяния «гаскалы» до них практически не доносились. На восьмой день после рождения мальчикам делали обрезание. Собирались родные и соседи, моэл провозглашал после обрезания: «Этот малыш станет великим в Израиле!»‚ по подсказке отца произносил имя ребенка, «да продлятся дни его в покое и благополучии». Когда мальчику исполнялось три года, его заворачивали в талес, и отец относил ребенка в хедер, к учителю. Рядом шла мать‚ принаряженная и заплаканная‚ несла кулек со сладостями‚ а встречные произносили благословения по столь радостному поводу. В комнате стоял длинный некрашеный стол со скамейками, на которых сидели дети. Меламед раскрывал книгу Торы, показывал буквы: «Это алеф. Это бет. Это гимел…», а на голову маленького ученика сыпали конфеты с пряниками‚ чтобы учение соединилось у него со сладостью.
Система образования российских евреев сохранялась неизменной с давних времен. Все мальчики шли в хедеры‚ которые существовали в любом‚ даже самом крохотном, нищем местечке. За обучение ребенка родители давали меламеду установленную сумму‚ за неимущих платил кагал‚ и потому в еврейских общинах практически не было неграмотных мужчин. Учение начиналось с утренней молитвы, продолжаясь до вечера‚ с перерывом на обед. В хедерах учеников приучали самостоятельно «плавать по морю Талмуда»‚ а с тринадцати лет самые способные из них переходили в иешивы‚ обучение в которых было бесплатным и оплачивалось из общественных средств.
Во многих общинах существовали небольшие иешивы; они располагались в синагогах и заполнялись юношами из окрестных местечек, которые были готовы на лишения ради изучения Торы. Ученики жили в молитвенных домах, спали там на скамейках‚ обедали поочередно у местных жителей‚ каждый день у другого – это называлось «есть дни». Община платила жалованье руководителю иешивы и поставляла всё необходимое – книги‚ свечи‚ дрова для отопления – из тех скудных средств‚ которые собирали с каждого жителя. «Молодые люди‚ не имеющие ни гроша за душой‚ – вспоминал писатель Менделе Мойхер Сфорим‚ – приходят сюда пешком и почти налегке‚ с мешком‚ хранящим две старые залатанные рубахи и пару изношенных штопаных носков. И вот жалкий городок‚ удрученный собственной бедностью‚ берет на себя заботу о приезжих‚ снабжая их чем только может. Ради Торы самый большой бедняк готов поделиться с другим последним куском хлеба‚ если он им располагает».
Были в черте оседлости и крупные‚ знаменитые иешивы на сотни учеников‚ которыми руководили выдающиеся ученые того времени. Такие иешивы обычно располагались в маленьких местечках‚ подальше от городского шума и суеты‚ приезжали туда наиболее способные юноши из еврейских общин России, даже из европейских стран. Лучшие ученики иешив разъезжались затем по российским и европейским общинам и становились там раввинами: не случайно говорили тогда‚ что «свет Торы исходит с Востока». Большинство училось не ради каких-либо экономических привилегий; ученость давала почет в еврейском обществе‚ и каждый родитель из бедной, неродовитой семьи мечтал‚ чтобы его сын достиг высокого уровня учености, тем самым возвысил себя и свою семью.
В восемнадцатом веке в иешивах применяли обычно метод «пилпула» при изучении Талмуда: умение при помощи сложных построений сближать самые отдаленные понятия, улавливая тем самым скрытый смысл Закона. Больше всего ценились ученики‚ которые поражали изощренными умозаключениями‚ помогавшими им толковать и постигать слово Божье. Но порой «пилпул» вырождался в схоластические упражнения ума‚ и юноши уходили из литовских иешив, присоединяясь к хасидам‚ потому что прежние методы обучения не давали выхода их чувствам.
Виленский гаон предложил создавать иешивы с новым методом преподавания‚ чтобы противостоять распространению хасидизма. Самой знаменитой среди них стала иешива в белорусском местечке Воложин, «мать литовских иешив». Ее основал в 1802 году рав Хаим, ученик Элиягу Гаона, для преподавания по методу своего учителя. Прежде всего в этой иешиве изучали Тору, основу для последующего изучения Талмуда, и ограничивали метод «пилпула». Это была иешива нового типа, которая не зависела от местной общины, существуя на пожертвования частных лиц. Сначала в ней учились не более десяти учеников на средства главы иешивы‚ со временем их количество возросло до двухсот из разных концов России‚ и на собранные деньги построили специальное здание.
Рав Хаим из Воложина тоже выступал против хасидов‚ но не обвинял их огульно во всевозможных грехах. Хасидизм основывает всё на религиозном чувстве‚ говорил он‚ потому это учение годится лишь для немногих‚ а не для всего народа. «В настоящее время‚ – писал он‚ – когда мы висим на волоске‚ у каждого есть забота о своем существовании‚ никто не в состоянии сосредоточиться во время молитвы и подготовиться к особому вдохновению». Да и чувство человеческое – непостоянно‚ при перемене настроения человек может совершить нечто‚ противоречащее еврейскому Закону. Поэтому рав Хаим учил‚ что основа религиозной жизни – неукоснительное исполнение законов и обычаев‚ даже если человеку не всегда удается при этом сосредоточить мысли на Всевышнем.
Рав Хаим Воложинский терпимо относился к хасидам‚ и они учились в его иешиве. Религиозная борьба в первой половине девятнадцатого века постепенно затихала. Во многих общинах хасиды и их противники жили рядом‚ бок о бок‚ молились в разных синагогах‚ содержали отдельно раввинов‚ канторов‚ резников и учителей. Со временем хасидский способ убоя скота был принят повсеместно‚ и кое-где уже справляли свадьбы‚ на которых женили своих детей на детях бывших противников.
Хасиды группировались вокруг цадиков‚ которых называли с великим почтением «ребе» – учитель. У каждого цадика были свои последователи; они защищали друг друга‚ помогали в беде и были преданы своему «ребе». Хасиды не составляли замкнутые группы; в их ряды мог войти любой еврей, признававший святость цадика и безоговорочно ему доверявший. Вначале это был личный выбор – стать хасидом того или иного цадика, затем принадлежность к хасидизму определенного направления превратилась в семейную традицию.
«Хасиды образуют между собой самое образцовое братство‚ – утверждал наблюдатель‚ – перед которым бледнеют всякое родство и дружба… Это братство у них доходит до того‚ что понятия о превосходстве богатого над бедным‚ высшего над низшим вовсе не существуют. Все они равны перед трибуналом цадика‚ он один только возвышается над общим уровнем, ему одному воздается почет‚ слава и величие». Вера во всемогущество цадика порождала у хасидов спокойствие и веселие. Излишнее беспокойство о завтрашнем дне считалось как бы выражением недоверия к Богу‚ который обеспечит человека необходимым‚ если он всеми силами и разумом будет служить Всевышнему. Это упование на Бога помогало в нищей, беспросветной жизни черты оседлости‚ добавляло бодрости и оптимизма.
Цадик жил обычно в маленьком местечке‚ куда съезжались его хасиды‚ чтобы увидеть своего учителя. Поездки к «ребе» считались обязательными по меньшей мере раз в году‚ одно лишь лицезрение цадика возвышало душу хасида. Приходили к нему и пешком‚ иногда за сотни верст‚ ждали по нескольку дней‚ пока их допустят к «ребе»‚ потому что верили безоговорочно – цадик может исцелять больных‚ избавлять от надвигающейся опасности‚ помогать в беде‚ быть заступником перед Всевышним. Стоило ему сказать бесплодной женщине: «В будущем году ты обнимешь сына»‚ – так непременно происходило.
Порой хасиды подолгу жили возле своего цадика‚ слушали его проповеди‚ совместно молились, во время шумных и задушевных застолий «прогоняли уныние священным веселием». В субботние дни самые почетные гости садились за стол вместе с цадиком‚ а прочие посетители стояли вокруг и дожидались конца трапезы‚ чтобы разобрать и съесть остатки со стола‚ освященного присутствием «ребе». Эти остатки отвозили даже домой‚ для своих близких‚ потому что верили в их целебную силу. На исходе субботы, после трапезы, «ребе» читал проповедь‚ потрясая сердца слушателей. Временами он начинал восторженно петь какой-либо религиозный гимн‚ хасиды вторили ему‚ танцевали‚ заражались общим восторгом‚ ощущали общение со Всевышним через своего цадика.
В 1864 году группа «маскилим» направила письмо киевскому генерал-губернатору, в котором попросила распоряжения «правительства об удалении из здешнего края братьев цадиков Тверских, как самых вредных людей для живущих здесь евреев, даже для самого края, и о поселении их в отдаленных губерниях России, где евреям воспрещено селиться». Письмо сыграло свою роль: чернобыльскому цадику Аарону запретили покидать местечко без дозволения властей. Но вскоре киевский губернатор доложил начальству, что цадик Аарон Тверский, получив разрешение на временную отлучку из своего местечка «без посторонних лиц и без толпы», нарушил приказ и приехал с «толпой» хасидов в местечко Макаров на свадьбу внука.
Из секретного доклада губернатора: «Пиршество продолжалось сряду четыре дня, в нем участвовало местных и приехавших евреев более 1000 человек. Для угощения их… употреблено в пищу рыбы 30 пудов, говядины более чем втрое, спиртовые напитки были выставлены во дворе и других местах для всех местных жителей без различия верований и исповеданий, причем макаровские крестьяне перепились вместе с евреями… Крестьяне, несмотря на запрет местного начальства, украдкой поднесли жениху и невесте хлеб и соль, объяснив это тем, что «раввин нам благодетель, он в нужде помогает нам деньгами и прочим»…»
3
Невозможно распределить цадиков того времени по степени влияния; у каждого из них были верные последователи‚ которые превозносили святость своего цадика‚ даже если его влияние распространялось на малое число хасидов. Временами цадики соперничали между собой‚ тогда среди их хасидов дело доходило до скандалов‚ они не разговаривали друг с другом, не заключали между собой брачных союзов. О некоторых цадиках почти ничего не известно‚ другие же сохранились в учебниках истории и в памяти народа своими удивительными деяниями.
В восемнадцатом веке прославился странствующий цадик рабби Лейб Сорес из Ровно. Говорили‚ что он владел тайной сокращения пространства и мог мгновенно появиться в любом месте. Рабби Лейб неожиданно объявлялся в городах и местечках Польши‚ Галиции‚ Волыни и Подолии‚ исцелял больных‚ собирал деньги у богатых и раздавал их бедным‚ а заодно боролся с теми‚ кто замышлял гонения на еврейский народ. Потом он так же внезапно исчезал‚ надолго уединялся в лесу для молитвы‚ и его считали чудотворцем‚ одним из тридцати шести тайных праведников‚ на которых держится мир. «Истинный праведник‚ – говорил он‚ – должен быть живым‚ олицетворенным Священным Писанием‚ чтобы люди учились законам веры не по его словам‚ а по его поведению‚ по всем его движениям‚ по его восторженному настроению».
Предание рассказывает‚ как семь лет подряд рабби Лейб Сорес боролся с австрийским императором Иосифом II‚ который насаждал в Галиции «безбожные школы» и брал евреев в солдаты. Не случайно рабби Дов Бер в рекомендательном письме сообщал‚ что рабби Лейб «занимается таким богоугодным делом‚ выше которого не может быть… В его словах нет обмана‚ нечестия нет в устах его‚ он богобоязен‚ как немногие». Рабби Лейб владел кабалистической «тайной невидимки»‚ незамеченным проникал во дворец Иосифа II‚ пугал казнями египетскими‚ если тот не отменит законы против евреев‚ бил его, колол ножом. Когда рабби появлялся‚ только император видел его и всякий раз кричал в страхе: «Вот идет Лейбель пытать меня!..» – а придворные думали‚ что Иосиф II сошел с ума‚ и в страхе разбегались. Цадик и император умерли одновременно‚ в один год; народная молва утверждает‚ что рабби Лейб Сорес и Иосиф II погибли вместе‚ в последней яростной схватке. Но рабби победил и спас евреев Галиции‚ потому что со смертью императора его реформы отменили.
В местечке Ружин Киевской губернии была резиденция цадика рабби Исраэля; его дом «имел вид княжеского жилища, выделялся роскошью обстановки». Цадика окружали слуги‚ у него был собственный оркестр‚ он выезжал в карете с серебряными ручками‚ запряженной четверкой рысаков‚ и его последователи утверждали‚ что он это делает не для собственного удовольствия‚ но для прославления имени Бога. Рабби говорил: «Цадик – светоч мира. Через него изливаются свыше все блага на землю… Он должен жить богато‚ ибо если цадик стеснен в пользовании земными благами‚ то и влияние его ограничено».
Рабби Исраэль спал несколько часов в сутки‚ а остальное время проводил в молитвах‚ учении и приеме посетителей‚ которые приносили ему подарки, спрашивали совета в своих делах. К нему приезжали за помощью не только хасиды‚ но и помещики из окрестных имений, поражаясь роскошью его жилища. «Он поистине достоин всего этого почета… – говорили о рабби. – Какое бы трудное‚ запутанное и темное дело ему ни представляли‚ он тотчас своим острым взглядом и проницательным умом схватывает его во всей глубине и уясняет. Приятное впечатление производит и его наружность: он изящен и благороден».
Рабби Исраэль Ружинский говорил очень мало‚ и эту молчаливость его последователи объясняли особым образом: «Он не от мира сего. Он явился на землю‚ чтобы дождаться момента своего проявления в качестве Мессии‚ но так как поколение оказалось недостойным этого‚ то он замолчал и ждет часа своего ухода из этого мира‚ чтобы передать душу Мессии одному из своих сыновей». Рабби Исраэль говорил: «Как ртуть чувствительна к холоду и жаре‚ так и я чувствителен к скорби всего еврейского народа… Я не думаю хвастать этим‚ но поверьте‚ что я – часть души народа израильского‚ и если что-нибудь болит у еврея хоть на краю света‚ я это сразу же ощущаю».
Это ему, рабби из Ружина, принадлежат такие слова: «Сатан уподоблен в Талмуде дряхлому и глупому царю. Понятно, почему он назван царем: правит человеческими страстями. Понятно, почему дряхлый: намного старше людей. Но отчего он глупый?» Рабби Исраэль сделал паузу и продолжил: «Это я понял, когда оказался в тюрьме. Он, Сатан, был со мной и там. И я сказал ему: «Ну и дурак же ты! Что ты здесь делаешь? У меня просто нет выбора, а у тебя-то?»…»
Рабби Нахум, сын рабби из Ружина, сказал однажды: «Если бы нам позволили повесить свои горести на гвоздик, а потом разрешили бы взять на выбор, какие кому понравятся, каждый снял бы с гвоздика прежние свои горести, которые привычнее чужих». Спросили рабби Авраама Яакова, старшего сына рабби из Ружина: «Наши мудрецы учат: «Нет вещи‚ которой бы не было места». Но если это так‚ то и всякому человеку есть место на свете. Отчего же людям иногда так тесно?» Ответил цадик: «А это оттого‚ что каждый хочет занять место другого»…»
Рабби Хаим из Цанза говорил в свое время: «Когда человек ищет счастье‚ он готов подниматься на гору‚ опускаться в пропасть‚ кружить по равнине. Но к чему столько беготни? Быть может‚ стой он на месте – счастье нашло бы его само». Рабби Хаим встретил однажды своего ученика‚ который куда-то спешил. «Почему ты так торопишься?» – спросил он. «Мне нужно добыть средства к существованию»‚ – ответил ученик. «Но уверен ли ты‚ что идешь в правильном направлении? Может быть, то‚ что ты ищешь‚ находится позади тебя‚ и с каждым шагом ты только удаляешься от цели».
Рабби из Ропшица любил говорить своим ученикам: «Есть два способа подняться над своим соседом: возвыситься самому или унизить его. Никогда не следуйте вторым путем. Вместо того‚ чтобы копать яму другому‚ употребите эти силы на то‚ чтобы насыпать холм для самого себя». «Ребе‚ – сказал хасид‚ – я видел мир и был потрясен его испорченностью». Ребе ответил на это: «Кто тебе сказал‚ что ты видел мир? Быть может‚ ты видел лишь самого себя».
А рабби Мендель из Коцка повторял своим ученикам: «Если хотите познать мир‚ поднимитесь над ним. Тот‚ кто смотрит сверху‚ видит лучше других».
4
Одним из крупнейших украинских цадиков был рабби Леви Ицхак. Хасидская легенда рассказывает‚ что основатель хасидизма Баал Шем Тов очень обрадовался в момент его рождения и сказал окружающим: «В этот час появилась на земле душа‚ которая будет защитницей Израиля перед Всевышним». И еще сказал Баал Шем Тов: «Когда эта душа опускалась на землю‚ предстал сатана перед Богом и стал жаловаться: «Если она сойдет на грешную землю‚ наступит конец моему делу‚ ибо эта душа наставит всех на праведный путь». Сказал на это Всевышний: «Это будет раввин‚ и он будет обременен делами своей общины»…»
С малого возраста рабби Леви Ицхак изучал Талмуд, выделяясь удивительными способностями. Он рано женился и продолжал учиться, заниматься благотворительными делами: принимал нищих и странников‚ прислуживал им‚ подавал еду‚ стелил постели. В молодом возрасте рабби Леви Ицхак стал учеником рабби Дова Бера из Межирича. Учитель внушал ему благоговение‚ на его лице он видел «огонь сжигающий‚ пламя Божественное». Однажды он даже лишился чувств‚ когда рабби Дов Бер читал молитву; предание рассказывает со слов рабби Леви Ицхака: «В праздник Рош га-Шана‚ во время предвечерней молитвы‚ я увидел на его лице лучезарный свет‚ переливавшийся всеми цветами радуги; напал на меня страх и трепет‚ и поддержали меня люди‚ чтобы я не упал‚ но никто не знал причины… Еще раз я увидел этот свет и это сияние на лице учителя перед его кончиной‚ поэтому мне было дано постичь его учение».
Рабби Леви Ицхак был раввином в Пинске‚ однако во время борьбы с хасидами толпа чуть не разгромила его дом. Из Пинска он перебрался в Желехов‚ но и там противники хасидизма вынудили его покинуть город. Тогда рабби Леви Ицхак переехал в Бердичев‚ до конца жизни был главой волынских хасидов. Он часто объезжал местечки вокруг Бердичева‚ после торжественной молитвы начиналось пиршество‚ на котором хасиды во главе со своим цадиком долго веселились. Он беседовал с ними о житейских мелочах, любил повторять изречение Баал Шем Това‚ что Богу можно служить не только молитвой‚ но и обычными делами.
Смысл веры‚ учил рабби Леви Ицхак‚ это постоянное общение со Всевышним: как Он всегда думает о нас‚ так и мы должны думать о Нем. Это общение возможно лишь в состоянии радости‚ когда душа открыта к восприятию высших эмоций. Цадик – это тот‚ учил он‚ кто достигает высшей ступени общения с Богом, «мысленно исчезает в Нем». По просьбе цадика может быть отменен приговор Неба‚ и цадик не властен только над теми предначертаниями Всевышнего‚ которые направлены к благу людей. Но цадик не должен гордиться своим могуществом‚ потому что он – лишь канал‚ через который изливается на мир благодать Всевышнего.
Рабби Леви Ицхак был общительный, восторженный человек‚ его религиозный экстаз проявлялся в молитвах и в повседневной жизни. Он обращался к Богу с мольбой‚ с претензиями и требованиями‚ даже с негодующими возгласами: ведь он молился не за себя‚ а за «весь Израиль»‚ горестная жизнь которого заставляла страдать его сердце. «Он молился с трепетом‚ – вспоминал один из хасидов‚ – дрожа всем телом‚ от волнения он не мог стоять на месте. Волосы становились дыбом у тех‚ кто слушал его молитвы‚ сердце таяло‚ смывалась вся скверна души». Его обычным возгласом, обращением к Богу было «дербаремдигер»‚ что в переводе с идиша означает – милосердный.
В Бердичеве рассказывали‚ как однажды к рабби Леви Ицхаку зашел чиновник, предложил выбрать для себя фамилию, но рабби молился в тот момент с обычным для него экстазом и не заметил вошедшего. Чиновник услышал посреди молитвы несколько раз повторенное слово «дербаремдигер» (на идише «благословенный»)‚ решил‚ что это ответ на его вопрос‚ и записал семью рабби под такой фамилией. До сих пор встречаются евреи с этой странной на первый взгляд фамилией – Дербаремдигер‚ а его потомки в Израиле перевели ее на иврит и называют себя Рахмани.
Когда наступал месяц элул и приближались дни покаяния‚ рабби Леви Ицхак удалялся от житейских дел и посылал своего служку напомнить народу о том‚ что надвигаются «страшные дни». На Рош га-Шана рабби сам становился кантором и тогда‚ как говорит предание‚ он был вне плоти и разговаривал с Богом. Однажды он даже прервал молитву и стал распевать свою знаменитую импровизацию‚ которая сохранилась по сей день:
«Доброе утро Тебе‚ Властелин вселенной! Я‚ Леви Ицхак из Бердичева‚ сын Сары, пришел к Тебе спорить за Твой народ. Что Ты имеешь к своему народу? Что Ты насел на свой народ? Как только что-нибудь‚ так сразу: «Говори к сыновьям Израиля». И как только что случится‚ так сразу: «Укажи сыновьям Израиля». И как только малейшее шевеление‚ так сразу: «Прикажи сыновьям Израиля». Боже милостивый на небесах‚ сколько народов на земле! Мидяне‚ персияне‚ вавилоняне… Вот русские что говорят? Что их царь – это царь! А германцы что говорят? Что их император – это император! А англичане что говорят? Что их король – это король! А я‚ Леви Ицхак из Бердичева, сын Сары, говорю: «Не сойду с этого места‚ пока не придет избавление‚ пока не прекратятся бедствия народа Израиля! Ведь Бог восседает на троне высоком и возвышенном»…»
Хасиды рассказывали‚ что рабби Леви Ицхак сам трубил в шофар на Рош га-Шана. «За поясом у него висело несколько шофаров, он был вне плоти; замирали сердца у всех‚ видевших его‚ все дрожали перед ним‚ как перед ангелом Божьим». А перед началом молитвы в день Йом Кипур рабби обычно восклицал: «Взгляни же‚ Господи‚ на народ Твой израильский! Вот они‚ дети Твои‚ собрались в молитвенный дом Твой‚ все без исключения. Ни одного еврея нельзя в этот день найти пьяным‚ насытившимся едою или спящим на ложе своем. Все они стоят здесь‚ постящиеся‚ изнуренные‚ необутые. Неужели такой народ недостоин милосердия?»
Его вера в скорое избавление была велика‚ и он постоянно ожидал избавителя-Мессию. Однажды рабби Леви Ицхаку показали «тнаим» – предварительное соглашение‚ составленное при помолвке его внучки; там было написано‚ что свадьба состоится в такой-то день в Бердичеве. Рабби разорвал соглашение и написал новое‚ которое отличалось от предыдущего одним только пунктом: «Свадьба состоится‚ с Божьей помощью‚ в такой-то день в святом городе Иерусалиме. Но если к тому времени‚ упаси Бог‚ Мессия еще не придет‚ то свадьба состоится в Бердичеве».
Был Йом Кипур. Евреи ждали, чтобы рабби начал молитву, но он отчего-то медлил. Прошел час. Прошел другой. Наконец рабби сказал: «Среди нас есть человек, который не умеет читать. Это не его вина. Он много работал, чтобы прокормить семью, и у него не было времени на учебу. Но он говорит в сердце своем: «Ты – Всемогущий Бог, а я, слабый и невежественный, могу лишь разобрать двадцать две буквы священного языка. Позволь мне вручить их Тебе, чтобы Ты сотворил для меня прекрасные молитвы. Из этих букв»…» И рабби Леви Ицхак добавил: «А потому, евреи, нам пришлось ждать. Бог был занят. Он создавал молитвы».
Однажды на заре‚ во время утренней молитвы‚ рабби увидел‚ как еврей-извозчик‚ облаченный в талес‚ снимал колесо у телеги‚ мазал дегтем и молился при этом. Рабби Леви Ицхак пришел в неописуемый восторг: «Владыка мира! Смотри‚ как народ Твой израильский любит Тебя! Даже когда еврей мажет колеса‚ он не забывает Тебя и служит Тебе! А Ты еще недоволен Израилем и предъявляешь ему разные претензии!» В другой раз он остановил на улице еврея‚ который курил папиросу‚ и спросил его: «Сын мой‚ быть может ты не знаешь‚ что сегодня суббота? – «Знаю»‚ – ответил тот. – «А может‚ ты не знаешь‚ что нельзя курить в субботу?» – «Знаю»‚ – ответил тот. Тогда рабби воздел руки к небу и сказал: «Господи‚ погляди каков у Тебя народ! Я принуждаю его сказать неправду‚ а он не идет на это. Говорит только правду‚ как Ты заповедал!»
Его восторженная любовь к народу доходила до того‚ что он позволял себе дерзости против Неба‚ когда надо было заступиться за Израиль. Это рабби Леви Ицхак сказал однажды Всевышнему: «Если Ты будешь судить нас немилостиво‚ то мы‚ праведники нашего поколения‚ постановим отменить Твой приговор». Хасидское предание утверждает даже, что рабби Леви Ицхак вызвал Всевышнего на суд, требуя от Него заботы о Своих детях, и Бог подчинился решению суда.
В своей книге «Кдушат Леви» – «Святость Леви» – рабби писал: «Если евреи не всегда исполняют волю Всевышнего подобно ангелам‚ то их можно оправдать тем‚ что они постоянно озабочены своим пропитанием». Не случайно рабби Леви Ицхака называли «заступником Израиля». Многие еврейские женщины в канун субботы произносили и произносят молитву‚ которую он сочинил‚ верят свято в ее осуществление: «Дай‚ Господи‚ силы всем уставшим‚ дай силы Твоим детям служить Тебе‚ дай нам успешную‚ счастливую неделю – благословенную‚ милосердную‚ сытую и благополучную‚ нам и всему народу Израиля. Амен!»
Рабби Леви Ицхак скончался в Бердичеве в 1810 году‚ на его могиле воздвигли каменный шатер без всякой надписи, но каждый и так знал‚ кто там похоронен. После его смерти не стало раввина в городе Бердичеве. Все те‚ кто потом занимал это место‚ именовались более скромно – учитель‚ руководитель в Законе. Один раввин‚ достойный этого звания‚ был в Бердичеве – рабби Леви Ицхак бен Меир. Или‚ как он называл себя: «Леви Ицхак из Бердичева‚ сын Сары». По сей день идут к этой могиле евреи‚ когда у них беда или горе‚ молят его о заступничестве перед Всевышним. Недаром говорили в прошлом: «Когда вспоминают бердичевского раввина‚ смягчается строгость Небесного суда».
5
В 1772 году в Меджибоже родился правнук основателя хасидизма Баал Шем Това, который впоследствии стал известен как рабби Нахман из Брацлава.
В четырнадцать лет его женили‚ и он поселился в местечке у тестя. Изучал Талмуд‚ постился‚ в уединении бродил по лесу или плавал по реке на лодке. «Хорошо молиться в лесу или в поле‚ – говорил он‚ – где деревья и трава молятся вместе с нами, подкрепляют нашу молитву». После смерти тестя он жил на деньги, полученные в приданое‚ а когда их не стало‚ получал рубль в неделю за проповеди в синагоге. Он считал‚ что самое главное – оставить после себя учеников‚ которые станут учителями‚ оставят после себя еще больше учеников‚ и хасидское учение распространится среди народа Израиля.
Однажды‚ накануне праздника Песах‚ рабби Нахман объявил в синагоге‚ что собирается поехать в Святую Землю. Он продал всё‚ что у него было‚ хасиды добавили недостающее‚ и в 1798 году, через четыре месяца утомительного и опасного путешествия, он приплыл в Эрец Исраэль. Там рабби Нахман прожил зиму: изучал кабалу‚ посещал могилы еврейских ученых‚ молился возле них. Это произвело на него огромное впечатление‚ и впоследствии он запретил хасидам сохранять что-либо из прежнего своего учения. «Всё‚ что я проповедовал до поездки в Эрец Исраэль‚ не имеет теперь никакого значения». И еще он повторял на протяжении своей жизни: «Я живу в Эрец Исраэль‚ и куда я ни еду‚ я еду‚ в сущности‚ только в Эрец Исраэль».
Вернувшись из Святой Земли‚ рабби Нахман поселился сначала в Златополе‚ а через два года переехал в Брацлав. Этот город стал центром его хасидов‚ которые съезжались к ребе несколько раз в году, слушали его поучения. Он говорил им: «Сердце каждого из вас – необитаемая пустыня. Я пересекаю пустыню‚ чтобы подготовить в ней место для Шехины – Божественного присутствия». В Брацлаве к нему присоединился рабби Натан (Нусн Штернхарц из Немирова), который записывал многое из того‚ что слышал от учителя‚ даже пересказы его снов, и приносил цадику для просмотра. Благодаря этому сохранились поучения‚ беседы, аллегорические повествования – «чудесные и вызывающие трепет истории», которые рабби Натан перевел на иврит с языка идиш.
Рабби Нахман говорил: «Порой цадик вынужден придавать Торе форму общедоступных рассказов»‚ а потому в его историях фигурируют цари‚ мудрецы‚ принцессы и разбойники. Самобытная форма повествования его философских притч нелегка для восприятия, и рабби Нахман сказал про одну из них: «Лишь тот‚ кто постиг мудрость святых книг‚ способен понять содержащиеся в ней намеки». Он завещал своим последователям: «Превратите мои истории в свои молитвы», а его ученик рабби Натан добавил: «Избави тебя Бог отнестись к этим историям‚ как к обычным сказкам… Они способны пробудить каждого от духовной спячки‚ чтобы человек – не дай Бог – не проспал попусту всю свою жизнь».
Рабби Нахман учил: цадик – это душа‚ а хасиды – тело‚ и они взаимно дополняют друг друга. Не только хасиды нуждаются в цадике‚ но и цадик нуждается в хасидах‚ потому что его «озарение» свершается благодаря им. По его словам‚ цадик «в состоянии творить чудеса на небесах»‚ а «истинный цадик способен творить добро и после смерти своей». Каждый человек может достигнуть высокой степени совершенства‚ и каждый еврей‚ в сущности‚ является цадиком‚ потому что он – часть Всевышнего. Создатель присутствует во всем, даже во зле; человек, погрязший в грехах, способен раскаяться и вернуться к Творцу, так как «сломанное можно починить».
Основа иудаизма‚ утверждал рабби Нахман‚ это чистосердечие и простота‚ вера и молитва‚ проникнутые искренним чувством; следует так «взывать ко Всевышнему, как будто мы посреди бушующего моря, и жизнь наша висит на волоске». Это ему принадлежат такие слова: «Знай, что голосом тонкой тишины можно кричать великим криком, которого не услышит ни один человек… Нужно лишь мысленно вообразить этот крик и впустить его в свою молитву». Вся жизнь рабби была борьбой – преодолевать соблазны и сомнения, чтобы приблизиться к Богу. Ученики слышали порой его слова: «Как же удостоиться стать евреем?..» К этому он призывал и других – в ежедневной, ежечасной борьбе с самим собой пробиваться к Создателю в «сокрушении сердец». Поэтому рабби из Брацлава и произнес такие, на первый взгляд, загадочные слова: «Нет ничего более цельного в мире‚ чем разбитое еврейское сердце».
Рабби Нахман не считал себя чудотворцем и не любил‚ когда его просили помолиться за успех торговой сделки. Выше всего он ставил простоту жизни и предписывал хасидам лишь то‚ что сам исполнял. «Об одном лишь прошу вас‚ – говорил он своим последователям‚ – будьте честными‚ открытыми людьми. Этого я только добиваюсь, для этой цели жертвую всем‚ ей отдаю все силы». Чем проще и непосредственнее человек‚ тем ближе он к Богу‚ но наиболее близок к Нему бедный человек. «Тот‚ кто зарабатывает хлеб свой трудами рук своих‚ знает о величии Всевышнего больше‚ чем знают ангелы». Он советовал своим хасидам молиться также на идише‚ более доступном и понятном им языке, на котором «легче и проще… излить перед Господом то, что накипело на сердце».
Рабби Нахман относился к науке без особого почтения и считал‚ что лучше быть «всему верующим глупцом»‚ чем всеотрицающим «мудрецом». «Удивительные мудрецы! – говорил он. – Свой ум они отдают на то‚ чтобы придумать орудие‚ которым можно убить побольше людей. Не величайшая ли это глупость?» Но в то же время он был против духовной неподвижности, требовал постоянно обновлять свои мысли‚ так как обновление мыслей – это и обновление души. «Нехорошо быть стариком. Нехорошо быть старым хасидом или старым цадиком, нужно ежедневно обновляться… Если бы я почувствовал, что нахожусь там же, где час назад, то совершенно отчаялся бы».
Рабби Нахман критически относился к некоторым цадикам того времени. «Искусителю‚ – говорил он‚ – очень трудно справиться одному со своей работой, поэтому он назначил такого-то цадика в одном месте‚ а такого-то – в другом». Не просто отличить действительного цадика от мнимого‚ «так как и лжецадики… сидят целый день в молитвенном облачении‚ а на деле они лицемеры». Это раздражало цадиков, начались гонения на рабби Нахмана, вплоть до публичного осуждения; в ответ он говорил: «Как могут они не враждовать со мной? Ведь я иду новым путем‚ по которому не ходил еще ни один человек с тех пор‚ как существует мир. И хотя путь этот стар‚ очень стар‚ а всё же он новый‚ совершенно новый». «Я не от мира сего‚ – еще говорил он‚ – и потому мир не может меня терпеть».
В 1802 году рабби Нахман побывал в Умани и посетил еврейское кладбище‚ где похоронены тысячи жертв массовой резни гайдамацких погромов 1768 года. Там он попросил‚ чтобы его похоронили среди этих мучеников‚ и это случилось довольно скоро. Рабби Нахман прожил короткую жизнь‚ последние ее годы были печальными. В 1806 году умер его двухлетний сын Шломо Эфраим, – до этого у рабби были только дочери. В том же году родился у него второй сын и прожил лишь несколько месяцев. Весной 1807 года от чахотки скончалась его жена. Рабби Нахман тоже заразился этой болезнью и предсказал‚ что от нее умрет.
В 1810 году рабби переехал в Умань‚ потому что «души умерших там за веру ждут его». Его состояние стало ухудшаться, началось горловое кровотечение, но в ночь Рош га-Шана он‚ как обычно‚ произнес поучение‚ и это было его последнее обращение к своим хасидам. Рабби Натан описал последние часы жизни учителя:
«Мы уложили его на кровать‚ облаченного в прекрасное шелковое одеяние… Он взял небольшой восковой шарик и перекатывал его между пальцами. Так часто делал он в свои последние дни‚ погружаясь в глубокое размышление… Нам показалось‚ что он скончался‚ и‚ сотрясаемые рыданиями‚ мы начали взывать: «Ребе! Ребе! На кого ты покинул нас?..» Он услышал наши голоса и поднял голову‚ обратив к нам лицо‚ выражение которого повергло нас в трепет. Он как бы говорил: «Я не покидаю вас‚ упаси Бог!» Это было незадолго до того‚ как он ушел‚ чтобы приобщиться к своим отцам в великой святости и чистоте. Сверкающий и чистый‚ он ушел отсюда без малейшей тени смятения‚ без единого жеста непокорности‚ ушел‚ объятый безмятежностью‚ внушающей благоговейный страх…
Что мне сказать? И как я могу говорить? Чем я воздам Всевышнему за то‚ что удостоился стоять там‚ когда отлетела его душа? И если бы я пришел в этот мир только для этого‚ этого было бы достаточно».
В восемнадцатый день месяца тишрей‚ 16 октября 1810 года‚ рабби Нахман скончался‚ прожив тридцать восемь с половиной лет. «Я хочу остаться среди вас‚ – говорил он‚ – и вы будете посещать мою могилу». И действительно‚ его могила в Умани является и теперь местом поклонения евреев‚ которые приезжают туда со всех концов света. Со дня смерти рабби Нахмана нет у его последователей другого цадика‚ они так и называют себя – хасиды брацлавского ребе.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.