ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ.
- 1 марта в Петрограде. - Утро в Таврическом дворце. - Приход войск. Жены офицеров. - Насилия над офицерами. - Слухи о терроре. - Позорный приказ полковника Энгельгардта. - Исполком, его заправилы и их тактика. - Совет Рабочих Депутатов перестраивается в Совет Солдатских и Рабочих Депутатов. Выборы солдат в Исполком. - Важные постановления. - Приказ номер первый. Исполком и судьба Государя. - Вопрос о поездке Родзянко к Государю. - Роль Керенского. - Постановление Исполкома об аресте Государя с семьей. - Приход В. К. Кирилла Владимировича с Гвардейским Экипажем. - А. И. Гучков у В. Князя и его предложение. - 1 марта в Царском Селе. - Ожидание приезда Государя. Слухи о задержании Царского поезда. - Генерал Гротен обращается к Родзянко. Взгляд на Родзянко во дворце. - Возвращение делегатов парламентеров из Гос. Думы. - Прекращение телефонного сообщения. - Приезд депутатов Демидова и Степанова. - Взаимоотношение охраны дворца и гарнизона. - В. К. Павел Александрович у Императрицы. - Проект конституции. - Приезд Генерал-Адъютанта Иванова. - Его планы. Генерал у Ее Величества. - Перемена планов генерала. Телеграмма Алексеева. - Телеграмма Государя. - Отъезд Иванова из Царского Села. Напрасная тревога Петрограда.
С утра 1 марта во всех воинских частях Петрограда волнение. Солдаты требуют, чтобы офицеры вели их в Государственную Думу. Все желают выразить подчинение новой власти. Озлобление на офицеров растет. Многих из них уже разоружили. Некоторых избили за то, что вчера и позавчера они скрылись из казарм, не стали сразу на сторону революции. И теперь, когда офицеры возвращаются в казармы и хотят водворить там порядок, им не верят, их боятся. В них видят сторонников Царской власти, врагов революции.
Офицеры, повинуясь, с одной стороны, призыву Родзянко, с другой, требованию солдат, решают идти с частями в Г. Думу. Некоторые, в большинстве не кадровые, стали как будто искренно на сторону революции. Многие украсились красными бантами.
И войсковые части идут по направлению к Государственной Думе с красными флагами, со взятыми из полковых церквей старыми боевыми знаменами, к которым привязаны красные банты и ленты. Одним из первых явился рано утром 180 запасный пехотный полк, что привело в восторг настоящих революционеров. Явилась команда Конвоя Его Величества из нестроевых чинов. При ней не было ни одного офицера. Храбрый депутат Думы, казак, называвший себя есаулом, Караулов, бывший в те дни часто под давлением винных паров, приветствовал казаков и приказал арестовать офицеров Конвоя, раз они не хотят становиться на сторону революции.
С оркестром, игравшим марсельезу, явился эскадрон жандармского дивизиона. Революционеры радовались, думая, что то были жандармы политической полиции. Подходили запасные батальоны гвардейских полков, при них много офицеров. Забыт девиз Андреевской звезды "За веру и верность". Некоторые полковые дамы плачут, видя своих мужей под красными знаменами. Со слезами на глазах, молится одна юная такая патриотка, чтобы батальон с ее мужем не дошел до Думы. Женщины в такие острые моменты лучше и искреннее мужчин.
Пришло Павловское Военное училище. Батальон училища собирался идти походным порядком "туда, где Государь".
В училище поехал Караулов с одним еще думцем и убедил офицеров, что Государь уже отрекся, что ждут только оформления.
На сторону Г. Думы перешла Петропавловская крепость. Депутат Шульгин был послан для переговоров с комендантом. Комендант, генерал-адъютант Никитин, георгиевский кавалер, признал новую власть, в лице Г. Думы; просил выдать ему о том письменное удостоверение; освободил 11 арестованных за беспорядки Павловцев. Ни одного политического в крепости не оказалось. Шульгин произнес гарнизону патриотическую речь. Гарнизон кричал восторженно ура.
А толпа требует, чтобы крепостной флаг был заменен Красным.
В Г. Думе с утра кишит толпа солдат и всякого люда, заполнившая все помещения. В главном подъезде навалены груды съестных продуктов. Висят две туши мяса. Около, как бы для декорации, два конвойца в красных парадных "мундирах". Им и в голову не приходит, что они позорят Конвой Его Величества, который до отречения Государя честно нес свою службу Государю.
В Екатрининском зале появились прилавки с брошюрами и прокламациями разных революционных партий; девицы выкрикивают их. Как в 1905 году, подполье вышло на свет Божий. И заявляет свои права.
В комнате номер 13 собирается Исполком. Здесь царство присяжного поверенного Соколова, Суханова-Гиммера и Стеклова-Нахамкеса. Представители русской демократии. Рядом в зале гудит тысячная толпа рабочих и солдат. Это знаменитый Совет пока только рабочих депутатов. Во главе его Чхеидзе, а заправляют им все тот же Соколов, Скобелев и Исполком.
В двух дальних задних комнатах устроился вытесненный туда Временный Комитет Г. Думы, с грозным по виду Родзянко. Комитет это кажущийся возглавитель и руководитель революции. Его председатель и члены то и дело выходят на улицу встречать пришедшие на поклон войсковые части. Произносят патриотические речи, призывают к защите родины, к порядку и дисциплине. Но всем им ясно уже, что настоящими господами положения все более и более становятся совет с исполкомом. В комитете растерянность и боязнь революции, в исполкоме горячая организационная работа на углубление революции.
Родзянко горячей других воспринимает это и энергичные эпитеты "мерзавцы", "негодяи", "собачьи депутаты", то и дело срываются у него.
Нервно настроенная толпа жадно хватает каждый интересный слух. С утра в Думе передают, что Царский поезд задержан. Что и как - никто не знает. Шушукаются, что будет с Государем. Радостно встречено известие, что Петропавловская крепость "взята". Лихой офицер в кавказской черкеске, с заломленной назад папахой, геройски рассказывает, как он "взял" со своими крепость и как красиво доложил о том по телефону Родзянко. Несколько времени он был комендантом Трубецкого бастиона. Передают, кто с ужасом, кто со злорадством о бунте в Кронштадте. Замучен и убит главный начальник адмирал Вирен, несколько десятков офицеров, адмирал Бутаков, генерал Стронский. Временный комитет встревожен. Надо защитить офицеров. Через них надо водворить порядок среди солдат, взять в руки гарнизон, а через него восстановить порядок...
Но, прежде всего надо овладеть гарнизоном и встретить идущие с фронта войска. Этим занимается Военная комиссия, которую, вместо Энгельгардта, возглавил Гучков.
Энгельгардт же назначен комендантом Таврического дворца. Он должен организовать его оборону. Этот юркий полковник, из желания ли подделаться под настроение толпы или по растерянности, успел отдать по гарнизону приказ, воспрещавший офицерам отбирать у солдат оружие, причем грозили виновным строгими наказаниями до расстрела включительно.
Такой приказ настраивал солдат на офицеров. Он был как раз на руку Исполкому и его главному идеологу Суханову-Гиммеру. - "Гиммер - худой, тщедушный, бритый с холодной жестокостью в лице до того злобном... У дьявола мог бы быть такой секретарь", - так охаратеризовал Гиммера депутат Шульгин.
***
В Исполком с утра приходят солдаты с жалобами на офицеров. Офицеры возвращаются в казармы, восстановляют прежний порядок. Они контрреволюционеры. Они за Царя, хотят покончить с революцией, заступитесь. Руководители Исполкома отлично понимают, как важно иметь в своих руках солдатскую массу гарнизона. Надо обезвредить офицеров. И Исполком принимает гениальную по революционности меру. По его инициативе совет рабочих депутатов постановил пополнить состав совета делегатами от воинских частей, по одному от каждой роты и подобной ей воинской единицы.
Таким образом Совет рабочих депутатов перестроился и переименовался в Совет рабочих и солдатских депутатов. Совет немедленно же выбрал 10 представителей от солдат в исполком.
С. Р. и С. Д. постановил, дабы все воинские части гарнизона в своих политических выступлениях подчинялись бы только Совету. Дабы распоряжения Военной комиссии Временного комитета Г. Думы исполнялись только при условии, если они не противоречат распоряжениям Совета.
Наконец, Совет принял самое главное решение, которым разрушал армию, как таковую. Совет постановил перевести армию на "гражданское положение". То есть, чтобы солдатам были даны все гражданские права не считаясь с требованиями военной службы, ее духом и существом.
По подсказу Совет принял постановление, которым поручал Исполкому оформить все его постановления в особом приказе и представить его на утверждение Совета. Исполком выбрал комиссию, которая, под председательством Соколова, и составила приказ, принятый Исполкомом и утвержденный Советом. То был знаменитый приказ номер первый.
ПРИКАЗ No 1.
1 марта 1917 года.
По гарнизону Петроградскаго Округа всем солдатам гвардии, армии артиллерии и флота для немедленного и точного исполнения, а рабочим Петрограда для сведения.
СОВЕТ РАБОЧИХ И СОЛДАТСКИХ ДЕПУТАТОВ постановил:
1. Во всех ротах, батальонах, полках, парках, батареях, эскадронах и отдельных службах разного рода военных управлений и на судах военного флота немедленно выбрать КОМИТЕТЫ из выборных представителей от нижних чинов вышеуказанных воинских частей.
2. Во всех воинских частях, которые еще не выбрали своих представителей в совет рабочих депутатов, избрать по одному представителю от рот, которым и явиться с письменными удостоверениями в здание Государственной Думы к 10 часам утра 2 сего марта.
3. Во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется совету рабочих и солдатских депутатов и своим комитетам.
4. Приказы Военной комиссии Государственной Думы следует исполнять, за исключением тех случаев, когда они противоречат приказам и постановлениям Совета рабочих и солдатских депутатов.
5. Всякого рода оружие, как-то, винтовки, пулеметы, бронированные автомобили и прочее должны находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов и НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ ВЫДАВАТЬСЯ ОФИЦЕРАМ, даже по их требованию.
6. В строю и при исполнении служебных обязанностей солдаты должны соблюдать строжайшую воинскую дисциплину, но вне службы и строя, в своей политической, общегражданской и частной жизни, солдаты ни в чем не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все граждане. В частности, вставание во фронт и ОБЯЗАТЕЛЬНОЕ ОТДАНИЕ ЧЕСТИ ВНЕ СЛУЖБЫ ОТМЕНЯЕТСЯ.
7. Равным образом отменяется и титулование офицеров: ваше превосходительство, благородие и т. п. и заменяется обращением: господин генерал, господин полковник и т. д.
8. Грубое обращение с солдатами всяких воинских чинов и, в частности, обращение к ним на ты воспрещается и о всяком нарушении сего, равно как и о всех недоразумениях между офицерами и солдатами, последние обязаны доводить до сведения ротных комитетов.
Настоящий ПРИКАЗ прочесть во всех ротах, батальонах, полках, экипажах, батареях и прочих строевых и нестроевых командах".
Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов.
Таков был преступный приказ номер первый, которым наносился могучий предательский удар с тылу по Русской армии. Ответственными за него пред родиной являются: его главные составители и вдохновители присяжный поверенный Соколов, циммервальдовец-пораженец Суханов-Гиммер, считавшийся большевиком Стеклов-Нахамкес и, как главные, начальнические персонажи Совета и Исполкома, - председатель соц. демократ Чхеидзе и товарищ председателя Керенский. Керенский, считавшийся социалистом-революционером был в те дни первым по значению, по силе, по влиянию человеком, человеком, владевшим тогдашней толпой.
Об его политических взглядах в то время известный революционер журналист В. Л. Бурцев говорит следующее:
- "В 1914-1916 гг. и в начале 1917 года, во время войны Керенский был в России представителем партии социалистов-революционеров, во главе которой за границей тогда стояли такие махровые пораженцы - циммервальдовцы, как члены Ц. К. - Чернов и Натансон. (о них см. на нашей стр., ldn-knigi) Керенский тогда был в рядах активных пораженцев и вел борьбу с оборонцами, с теми, кто отстаивал борьбу с немцами до конца. В 1916 году, над Керенским висели тяжкие обвинения в сношениях с пораженцами. Несмотря на то, что он был членом Г. Думы, он был накануне ареста и предания суду по обвинению в государственной измене и в сношениях с теми, кто был заинтересован в сепаратном мире и в поражении русской армии, а не по обвинению в участии в общереволюционном движении.
Фактически это обвинение Керенского было верно. Да он был пораженец. Если же, тем не менее, Керенский не был тогда арестован, ни предан суду, то это произошло только потому, что тогдашнее оппозиционное настроение общества делало его арест очень трудным и правительство на него не решалось.
Но, в конце концов, от ареста Керенского спасла все-таки только революция. ("Общее Дело" 29 янв. 1921 г. "Суд идет"). Таков был товарищ председателя Совета, а председатель - профессиональный революционер, социал-демократ. Отсюда понятно, почему самые вредные для родины и для армии постановления так блестяще проходили через Совет и его Исполком. Приобщившись к власти, сделавшись через два дня министром юстиции, а позже и верховным главнокомандующим, Керенский перестал быть пораженцем, он даже сделался патриотом, но зло и зло непоправимое уже было сделано.
***
В тот день, вернувшись после завтрака домой, я нашел в квартире разгром. Вещи были перерыты, унесена пара высоких военных сапог. В столовой на столе остатки закуски, две опорожненных бутылки вина, три стакана. На мой запрос в домовую контору объяснили, что так как квартира записана на Дворцовую охрану, то какие-то солдаты приходили ее осматривать. Старший дворник, явившись, советовал лучше уезжать и уже, во всяком случае, не ночевать дома. - "Все может быть, ваше превосходительство, по нынешним временам", - резонно сказал он, - "нехорошо говорят про Государя Императора, все может быть". Я поблагодарил за предупреждение, дал на чай, принял к сведению.
Переговорив по телефону где бы можно было переночевать, протелефонировал Белецкому. Тоном убитого, расстроенного человека, иногда всхлипывая, видимо от душивших его слез, Белецкий сообщил, что он только что узнал, что в Думе решено отречение Государя. Все кончено. Бедный Государь. Отречение дело часов. Поезд Государя уже задержан. Белецкого пока не трогали, но он уже приготовился к аресту. Советовал и мне сделать то же. Распрощались.
В Г. Думе, как сообщили мне и из другого надежного источника действительно на очереди был поставлен вопрос об отречении.
***
В Исполкоме, еще до начала обсуждения солдатского вопроса, уже знали, что Императорский поезд где-то задержан. Это приподняло настроение. Затем дошли слухи, что временный комитет принял относительно "Николая II" какое-то решение. Но вот с вокзала дали знать, что Родзянко требует приготовить для него экстренный поезд для поездки навстречу Государю. Железнодорожники спрашивают как прикажет поступить Исполком. Давать или не давать поезд. От Родзянки же в то же время явился офицер и жаловался Исполкому, что председателю не дают поезда, ссылаясь на распоряжение Исполкома.
Исполком всполошился. Стали обсуждать вопрос "об Николае II". Суханов-Гиммер злобно и горячо доказывал "что Родзянко пускать к Царю нельзя". Что через Родзянко буржуазия сговорится с Царем, образуется контрреволюционная сила, под видом объединения Царя с народом, в лице думского народного представительства.
Что их поддержит армия и на Петроград будут двинуты воинские части, которые и водворят порядок "в Петрограде не только революционном, но и распыленном и беззащитном". "Кто может ручаться - горячился Суханов - что от разрешения дать поезд Родзянко не зависит судьба революции. Надо благодарить железнодорожников за правильное понимание и доблестное выполнение ими долга перед революцией и в поезде Родзянко - отказать".
Мнение Суханова-Гиммера было поддержано большинством Исполкома и вынесено постановление - в поезде Родзянко отказать, что и было передано приведшему от Родзянко офицеру.
После ухода офицера, Исполком продолжал обсуждать вопрос о судьбе Государя и членов Династии. Большевики высказывались за "изоляцию всего Дома Романовых, за смещение с военных и прочих постов великих и просто князей. Исполком решил, однако, арестовать пока лишь Государя и Его семью, что и было поручено группе, во главе с Чхеидзе. Не прошло и получаса как Чхеидзе попросили во Временный Комитет, а в комнату Исполкома вбежал Керенский.
Он набросился с упреками на Исполком за отказ в поезде, доказывая, что Исполком губит тем революцию, играет на руку монархии, Романовым... Керенский от усталости упал в обморок. Бросились приводить его в чувство. Придя в себя и оправившись, Керенский произнес речь, доказывая необходимость разрешить поездку Родзянко. Исполком пересмотрел вопрос и большинством всех голосов против трех (Суханов и б-ки Залуцкий и Красиков) Постановил: разрешить дать Родзянке поезд.
Но с поездом, должна была поехать группа с Чхеидзе. Родзянко, узнав, что навстречу Государю поедет и "батальон" какой-то красной гвардии с Чхеидзе, боясь подвергнуть жизнь Государя опасности, от поездки отказался. Государю на станцию Дно была послана телеграмма, что Родзянко выехать не может, но телеграмма эта застала Государя уже во Пскове.
Вопрос об отречении как бы повис в воздухе, но о нем говорили и в Думе, и в городе, и особенно в казармах.
***
А в Думу все подходили новые и новые части. Пришло Михайловское Артиллерийское Училище, другие училища. Депутаты произносили речи. И если представители Временного Комитета призывали к порядку и дисциплине и повиновению офицерам, то представители Исполкома агитировали и призывали к углублению революции. Цели Комитета и Исполкома расходились.
Около 4 часов Думу облетел слух о приходе Гвардейского Экипажа, с В. К. Кириллом Владимировичем.
В Гвардейском экипаже, которым командовал В. Князь, с утра было неспокойно. Матросы арестовали некоторых офицеров. Намечены были офицеры, с которыми предполагалось расправиться. Слухи из Кронштадта возбуждали матросов. Недобрым огнем горели глаза некоторых.
Таково было настроение, когда в экипаж явился В. К. Кирилл Владимирович. Ему доложили, что матросы желают идти в Думу, строем с офицерами. В. Князь знал, что правительства уже в Петрограде нет. Что власть в руках Думы. А батальон уже построился по собственной инициативе, ждут офицеров, командира... И В. Князь соглашается на просьбу и ведет Экипаж в Г. Думу.
На Невском Проспекте с какой-то крыши Экипаж обстреляли из пулемета. Произошел переполох. Строй нарушен. Часть матросов разбежалась. Придя в порядок, матросы продолжают путь. Великий же Князь, по приглашению какого-то студента, сел с двумя матросами в его автомобиль и приехал в Г. Думу раньше прихода туда Экипажа.
В. Князь просил провести его к Родзянко. Председатель встретил его в Екатерининском зале. Великий Князь доложил, что через несколько минут придет Экипаж, который он и предоставляет в распоряжение Г. Думы. Родзянко благодарил и сказал несколько патриотических фраз матросам. В. Князя провели в одну из комнат Временного Комитета, барышни предложили чаю. У дверей, как парные часовые, встали матросы - великаны. Когда пришел батальон Экипажа, к нему вышел начальник военной комиссии Гучков. Он призывал матросов к порядку и исполнению долга перед родиной. Батальон ушел. Великого Князя обступили журналисты.
Появление в Г. Думе В. Князя произвело тогда большое на всех впечатление. Многие видели в этом поступке присоединение В. Князя к революции, другие смеялись, что он выставил свою кандидатуру на престол, в чем видели продолжение того, что называли "заговор в. князей". И если одни радовались этому поступку, видя в нем одно из доказательств успеха революции, то другие были огорчены, считая поступок изменой Государю и недостойным для члена династии.
Часов около 8, усталый физически и морально, В. Князь вернулся к себе во дворец. Там его ожидал Гучков. Он был занят обороной Петрограда. По слухам к столице идут эшелоны генерала Иванова. Гучков просил В. Князя занять с Гвардейским Экипажем главный вокзал, что, по его словам, предотвратит кровопролитие.
В. Князь ответил категорическим отказом. Гучков уехал. В. Князь бросился на кровать и заснул, как убитый.
Многие утверждали, что В. Князь был украшен красным бантом. Офицер Павловского училища, следовавшего в Думу, на одном перекрестке столкнулся с Экипажем и уступил ему дорогу, категорически утверждал автору этих строк, что банта не было. Павлоны, как замечательные строевики, заметили, что В. Князь был одет не по форме - палаш у него был под пальто.
***
К вечеру настроение в Думе стало еще более тревожным. Из города сообщали об усиливающихся эксцессах с офицерами. Офицерство металось, не зная, что делать. Во всех частях уже прошел слух, что вышел приказ со свободами для солдат. Положение офицеров становилось критическим. Поздно вечером в громадном зале Армии и Флота состоялся митинг офицеров в несколько тысяч человек. Митинг постановил:
"Признать власть Исполнительного Комитета Г. Думы впредь до созыва Учредительного собрания".
Кто подсунул эту нелепую резолюцию осталось невыясненным. Ясно было, что только революционный психоз и страх перед разнузданной солдатчиной продиктовали тогда эту резолюцию.
Она, конечно, не является верным отражением тогдашнего политического настроения офицерства. Революционные демагоги, конечно, не верили этой резолюции и она не спасла офицеров от насилий. Члены Исполкома Александрович и Юренев составили погромную против офицеров прокламацию, которую и стали распространять по городу. Несколько тюков ее, по распоряжению Керенского, были задержаны, конфискованы в Г. Думе Исполкомом же. Наступившая ночь лишь усилила тревогу. Руководители Временного комитета, составлявшие список Правительства, волновались из-за незнания, что сделает Государь, из-за слухов о генерале Иванове и, наконец, приказ номер первый, явившийся разорвавшейся бомбой для комитета. Было ясно, что вся воинская сила уходила в руки Исполкома.
- Мерзавцы, негодяи, губят Россию, - гремел Родзянко. Разводили руками растерявшиеся прогрессисты.
Революция шла своим путем.
В Царском Селе.
Тревожно протекало 1 марта и в Царском Селе и особенно во дворце. Всю ночь в Царском Павильоне волновались, в ожидании приезда Государя. Ловили жадно каждый новый слух, приходивший по железнодорожному телеграфу. А слухи были нехорошие. Около 4 часов утра охрана выставила посты на путь проезда Государя. В Павильон приехали начальствующие лица. Говорили о Петрограде. Все надеялись, что с приездом Государя все изменится. И ждали, и ждали. В 5 часов пришла первая страшная весть: поезд Государя задержан, Государя в Царское не пропустят. Где, что и как - неизвестно. Все приуныли. Страшная весть проникла во дворец, дошла до Царицы. Её Величество не хотела верить. Как, задержали Государя. Но кто же посмел это сделать, как могли это допустить. Что же делала железнодорожная охрана, Воейков, Ставка, Алексеев...
Не хотелось верить. Теперь можно было ожидать всяких нападений со стороны города. Вот почему генерал Гортен, вернувшись из Павильона, вызвал по телефону Родзянко и просил принять меры, чтобы не было кровопролития. Родзянко обещался прислать в Царское членов Временного Комитета для переговоров с гарнизоном. В этот день на Родзянко уже смотрели, как на единственного человека, который может многое сделать.
Часов около 9 утра из Петрограда вернулась посланная туда депутация от частей охраны. Депутация была хорошо принята Гучковым. Гучков просил продолжать охрану порученных им лиц и имущества. Выдал на то удостоверения. "Мы - говорили вернувшиеся солдаты, - умрем, как один, за царскую семью. Мы не будем действовать против гарнизона, но и они не должны выступать против нас. Мы исполняем поручение Г. Думы". Такое разрешение вопроса внесло успокоение.
Часов около 11 сообщили, что, по приказанию полковника Энгельгардта, прерывается телефонное сообщение и радио Царского Села со ставкою. Вскоре сообщили о приезде депутатов Вр. комитета - Демидова и Степанова.
Они проехали с вокзала в ратушу, беседовали с офицерами, объехали все казармы и беседовали с солдатами. Их встречали восторженно, играли марсельезу, кричали ура. Подчинение Гос. Думе было и заявлено, и принято.
Генерал Гротен съездил к депутатам в ратушу. Просил их содействия, чтобы гарнизон не нападал, т. к. в противном случае охрана выполнит свой долг до конца и произойдет кровопролитие. Государыня же умоляет не доводить до него. Депутаты отлично понимали всю деликатность и сложность вопроса и обещали содействие.
В 5 часов к Государыне приехал В. К. Павел Александрович. Он был очень взволнован и, увидя выстроенные около дворца части, сказал им какую-то несуразную речь, про которую спокойный и уравновешенный Бенкендорф выразился так: - "Его слова произвели на нас всех печальное (пенибл) впечатление".
Государыня встретила Великого Князя очень сурово и резко упрекала его за бездействие, за недостаточный надзор за запасными батальонами гвардии, которые произвели бунт. Он старший из великих князей генерал-адъютантов в столице ничем не проявил себя.
Вернувшись домой В. Князь приступил к составлению некоего акта, который от имени Императрицы и находящихся в столице членов династии давал заверение Г. Думе, что Государь даст конституцию. В составлении акта принимал участие князь М. С. Путятин и управляющий канцелярией Дворцового коменданта Бирюков. Акт был вручен графу Бенкендорфу для представления на подпись Её Величеству.
Около полуночи стало известно, что на вокзал прибыл в вагоне генерал-адъютант Иванов, а что эшелоны с его войсками где-то задержаны. Явилась надежда узнать что-либо про Государя. Императрица просила генерала приехать во дворец.
Генерал Иванов, приехав на вокзал, принял кого-то из представителей города и гарнизона и принял представившегося ему, прибывшего из Петрограда полковника Доманевского, назначенного к нему начальником штаба.
Доманевский доложил о том, что делается в Петрограде и высказал - "что вооруженная борьба только осложнит положение".
На вокзале же была вручена Иванову следующая наивная, легкомысленная телеграмма от начальника штаба Алексеева:
- "Частные сведения говорят, что 28 февраля в Петрограде наступило полное спокойствие. Войска, примкнув к Временному правительству в полном составе, приводятся в порядок. Временное правительство, под председательством Родзянко, заседая в Государственной Думе, пригласило командиров воинских частей для получения приказаний по поддержанию порядка. Воззвание к населению, выпущенное временным правительством, говорит о незыблемости монархического начала в России, о необходимости новых оснований для выбора и назначения правительства.
Ждут с нетерпением приезда Его Величества, чтобы представить ему все изложенное и просьбу принять это пожелание народа.
Если эти сведения верны, то изменяется способ ваших действий. Переговоры приведут к умиротворению, дабы избежать позорной междоусобицы, столь желанной нашему врагу, дабы сохранить учреждения, заводы и пустить в ход работы.
Воззвание нового министра путей сообщения Бубликова к железнодорожникам, мною полученное кружным путем, зовет к усиленной работе всех, дабы наладить расстроенный транспорт.
Доложите Его Величеству все это и убеждение, что дело можно провести мирно к хорошему концу, который укрепит Россию. 28 февраля 1917 г. No 1833. Алексеев".
По этой идиллической телеграмме было ясно, что Ставка весьма благожелательно настроена по отношению революционного правительства и признает даже его министров. Иванов, сообразив обстановку, решил: опубликовать приказ о своем прибытии, сделать Царское Село местом своего штаба и призвать всех оставшихся еще верными Государю офицеров и солдат собираться к нему, задержанные же (по приказанию Бубликова, распоряжения которого так нравятся генералу Алексееву) эшелоны привести в Царское походным порядком.
С таким планом в голове и с заготовленным в кармане приказом Иванов приехал во дворец.
В ожидании приема Иванов посвятил в свой план генералов Гортена и Ресина и церемониймейстера Апраксина, графа Бенкендорфа. Он даже показал им проект заготовленного приказа. Идиллическая телеграмма Алексеева свите была известна, т. к. она передавалась Иванову через дворцовую телеграфную станцию. Иванов сообщил свите, что отдаст приказ после аудиенции у Государыни.
Аудиенция у Её Величества продолжалась с часу до двух с половиной ночи. Государыня была рада узнать новости про Государя. Она хотела переслать через Иванова письмо Государю. Хитрый старик отказался его взять, объяснив, что у него нет человека для пересылки письма.
Выйдя от Императрицы, Иванов сообщил свите, что никакого приказа он издавать не будет. Собирать войска в Царском также не будет. Императрица против этого.
Распрощавшись, генерал уехал на вокзал. Там ему вручили телеграмму от Государя следующего содержания:
- "Царское Село. Надеюсь прибыли благополучно. Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не принимать. НИКОЛАЙ. 2 марта 1917 г. О ч. 20 м."
Эта высочайшая телеграмма разрешала все сомнения "диктатора". Он поспешил вернуться к своему эшелону в Вырицу.
А в Петрограде дрожали, что к столице приближается генерал Иванов, и Гучков метался по вокзалам, подготовляя оборону.