5. За Советскую Украину!

5. За Советскую Украину!

Ни ВЦИК, ни Совнарком не считали боевые действия в Харьковской и Екатеринославской губерниях вооружённым конфликтом с Радой по двум причинам. Прежде всего, в Петрограде всё ещё так и не признали официально, декретом, ни автономии, ни, тем более, независимости Украинской Народной Республики. Поддерживали контакты только с ВуЦИКом и его исполнительным органом – Народным секретариатом. Вместе с тем, обе советизированные губернии до проведения в них на демократических основах референдума, о чём постоянно говорил и писал Сталин, никак нельзя было рассматривать украинской территорией.

Наконец, начиная с 16(29) декабря (с признания Совнаркомом Советского правительства Украины, к концу года распространившего свою власть как на Харьковскую, так и на Екатериновскую губернии), Троцкий просто был обязан рассматривать происшедшее на Левобережье продолжением революции. А заодно учитывая и то, что стало известно ему накануне отъезда в Брест-Литовск. Содержание ответа Киева на предложение Совнаркома начать переговоры на основе, практически, одного-единственного условия – признания режима Каледина контрреволюционным. Того самого ответа, которым Генеральный секретариат выдвинул встречные собственные условия. Во-первых, немедленный вывод советских войск с так и не согласованной с Петроградом территории Украинской Народной Республики. И, во-вторых, собственную оценку мятежа на Дону. «Определение контрреволюционности, – вызывающе излагал Киев своё мнение, – не должно быть навязано одной какой-либо стороной. Признание буржуазности и контрреволюционности за всяким, кто не принадлежит к большевистскому течению и не разделяет политики народных комиссаров, Генеральный секретариат решительно отвергает».¹⁰⁵

Проигнорировал народный комиссар по иностранным делам и прямое указание. Постановление Совнаркома, принятое 30 декабря (12 января) по докладу Сталина и сформулированное Лениным.¹⁰⁶

«Совет Народных Комиссаров, – констатировало оно, – признаёт ответ Рады настолько неопределённым и уклончивым, что он граничит с издевательством… Прямая или косвенная поддержка Радой калединцев является для нас безусловным основанием для военных действий против Рады…

Уклонение Рады от ответа на вопрос о том, прекращает ли она прямую и косвенную поддержку калединцев, срывает начатые нами мирные переговоры и возлагает на Раду всю ответственность за продолжение Гражданской войны, которую подняли буржуазные классы разных наций и которая совершенно безнадёжна, ибо подавляющее большинство рабочих, крестьян и армия решительно стоит за Социалистическую Советскую Республику».¹⁰⁷

Постановление больше не оставляло сомнений ни для кого, кроме Троцкого, что теперь переговоры с Радой больше невозможны. Следовательно, невозможно и её дипломатическое признание, даже де-факто.

Тем временем территория, изначально подконтрольная Генеральному секретариату, стремительно сокращалась. В те дни, когда непримиримый марксист, революционер и большевик Троцкий защищал, признавая, украинских сепаратистов, на Киев началось наступление сразу по нескольким направлениям. С запада и юга – 2-го гвардейского корпуса, от Ровно на Житомир, от Одессы на Вапнярку. С севера – главных сил, которыми командовал М.А. Муравьёв. Семи тысяч штыков, 1-го конного полка Червонного казачества при поддержке двадцати пяти орудий, двух бронепоездов, трёх броневиков, разделённых на две колонны. Основную (левого эсера, полковника царской армии А.И. Егорова) и вспомогательную (Р.И. Берзиня).

За десять дней нового, 1918 года советские войска заняли Чернигов, Сумы, Нежин, Конотоп, Бахмач, Полтаву, Кременчуг, Винницу, практически завершив окружение Киева. Заняли огромную территорию, не встречая сопротивления объявивших себя «нейтральными» частей, подчинявшихся Раде.

Опасаясь скорого краха, Генеральный секретариат» отдал 2(15) января приказ о разоружении рабочих киевских заводов «Арсенала», «Аэро», Снарядного, Проводного, Судостроительного, механических мастерских железнодорожного управления. Не удовольствовался тем и, пытаясь хоть как-то усилить своё положение, объявил два дня спустя о замене С.В. Петлюры на посту военного министра Е.Г. Поршем, о полной демобилизации старой армии, которую посчитал полностью большевизированной, советской. Надеялся, что теперь солдаты прекратят наступление на Киев и разбегутся по домам.

Зная обо всём происходившем, Сталин уведомил советскую делегацию в Брест-Литовске:

«В руках ЦИК /Украины – Ю.Ж./ – Харьковская, Екатеринославская губернии, две трети Полтавской, весь Донецкий бассейн, Черниговская, почти вся Херсонская с Одессой и Николаевым и все прибрежные города за исключением Ростова и Таганрога, входящих в состав Донской области. В руках Рады – только Киевская губерния и некоторые кусочки прилегающих губерний, день за днём уходящие от Рады. Дело ясное – Рада данного состава не может быть названа правительством Украины… С гораздо большим правом может и должен быть привлечён к мирной делегации ЦИК/Украины – Ю.Ж./».¹⁰⁸

Веские основания для такого предложения уже имелись. 30 декабря (12 января) Всеукраинский ЦИК принял решение об участии в мирных переговорах с Центральными державами. Сформировал собственную делегацию во главе с Е.Г. Медведевым, которая, однако, сумела прибыть в Брест-Литовск только 21 января (2 февраля). После того, как на переговорах разгорелась жаркая дискуссия о… территориальной целостности России. Дискуссия, спровоцированная безответственным заявлением Троцкого.

«Из факта принадлежности оккупированных областей к составу бывшей Российской Империи, – сказал нарком, – российское правительство не делает никаких выводов, которые налагали бы на население этих областей какие-либо государственно-правовые обязательства по отношению к Российской Республике.

Старые границы бывшей Российской Империи, границы, созданные насилием и преступлениями против народов и, в частности, против народа польского, пали вместе с царизмом. Новые границы братского союза народов Российской Республики и народов, которые пожелают выйти из её пределов, должны быть определены свободным решением соответствующих народов…

Российское правительство считает своей основной задачей ведущихся переговоров не отстаивание каким-либо образом дальнейшего насильственного причисления указанных областей к пределам Российского государства, но лишь обеспечение этим областям действительной свободы самоопределения по вопросам их внутреннего государственного устройства и международного положения».

На столь униженное заявление Троцкого последовал вполне предсказуемый ответ. Необычайно жёсткое предложение, высказанное членом австро-венгерской делегации фон Визнером.

«В связи с этим следует возбудить вопрос – на каком «юридическом основании нынешнее российское правительство признаёт за собой право и считает своим долгом добиваться действительной свободы самоопределения этих областей всеми силами, даже, при известных обстоятельствах, продолжением войны. Если факт прежней принадлежности оккупированных местностей к территории бывшей Российской Империи не налагает на население этих местностей никаких обязательств по отношению к Российской Республике, то с первого взгляда непонятно, на чём Российская Республика со своей стороны основывает свои права и обязанности по отношению к этому населению».

Венскому дипломату показалось мало продемонстрировать Троцкому, что он угодил в собственную ловушку. Фон Визнер продолжил ужесточать позицию Центральных держав.

«Если же, однако, встать, как это делает русская делегация, на ту точку зрения, что Российская Республика обладает таким правом, то возникает целых четыре вопроса, подлежащих разрешению, а именно:

1. вопрос об объёме территории;

2. вопрос о политических предпосылках, необходимых для осуществления права на самоопределение;

3. вопрос о переходном режиме;

4. вопрос о форме волеизъявления.

Вот те четыре пункта, по которым нужно достигнуть соглашения».

И сразу же пояснил, какой конкретно смысл вкладывают Центральные державы в каждый из них. Не стесняя себя дипломатической риторикой, иносказанием, откровенно высказал далеко не новые цели Германии и Австро-Венгрии, которые, он полагал, были практически достигнуты:

К пункту 1-му – «Утверждение, что право на самоопределение принадлежит целым нациям, а не, равным образом, и частям наций, не соответствует нашему пониманию права на самоопределение. И части наций вполне правомочны решать вопрос о своей самостоятельности и своём отделении. Это, однако, не означает, что границы оккупации должны иметь решающее значение при определении границ этих частей. Курляндия, Литва и Польша составляют и с исторической точки зрения национальное целое…»

К пункту 2-му – «Вывод войск до окончания мировой войны невозможен… Что касается возвращения беженцев и лиц, эвакуированных в течение войны, то мы обещаем благожелательное отношение в каждом отдельном случае…»

К пункту 3-му – «По мере постепенного приближения к всеобщему миру избранным представителям населения данной области должно быть предоставлено право участия в делах управления во всё больших и больших размерах».

К пункту 4-му – «Союзнические делегации в принципе согласны присоединиться к мнению, что волеизъявление народа, организованное на широких основаниях, должно будет санкционировать решения по вопросу о государственной принадлежности этих областей. Нам кажется, однако, непрактичным одностороннее требование референдума. Точно так же, по мнению союзнических делегаций, достаточно волеизъявления представительного органа, избранного или пополненного на широких основаниях. Следует упомянуть, что и признанные правительством народных комиссаров государственные образования в пределах бывшей Российской Империи, как, например, Украина и Финляндия, возникли не путём референдума, а по решению национальных собраний, избранных на широких основаниях».¹⁰⁹

Именно таким образом профессиональный дипломат из Вены наглядно показал Троцкому, сколь зыбка та почва теории, на которой народный комиссар по иностранным делам и пытался утвердить свою позицию. Доказал фон Визнер и иное – сколь наивно вести переговоры, используя, как главный для них, принцип «право наций на самоопределение вплоть до отделения». Что такой принцип можно трактовать как угодно, ибо он более чем двусмысленен. Зависит его осуществление не от воли всего народа, а лишь оттого, кто первым получил возможность его использовать. Он – всё ещё не общепризнанная норма международного права, которую, кстати, может диктовать только победитель побеждённому.

Оказавшись обороняющейся стороной, Троцкий и вообразить не мог, что сам же загнал себя в тупик. Ведь всего за две недели до появления его в Брест-Литовске делегации Германии и Австро-Венгрии были готовы к разумному компромиссу и достаточно серьёзным уступкам. Готовы были согласиться на создание комиссии, которая бы занялась «детальной разработкой проекта очищения оккупированных областей, плебисцитом».¹¹⁰ А вынудило их к тому отчаянное положение с продовольствием.

Глава австро-венгерской делегации, министр иностранных дел двуединой монархии сообщал в те самые дни императору Карлу 1:

15(21) января – «Мы стоим непосредственно перед продовольственной катастрофой. Положение… ужасно, и я боюсь, что сейчас уже слишком поздно, чтобы задержать наступление катастрофы, которая должна произойти через несколько недель… Остановится наша военная промышленность и наше железнодорожное сообщение, снабжение армии станет невозможным, её ожидает катастрофа. Её падение увлечёт за собой Австрию и, следовательно, Венгрию». 16(3) января – «Положение у нас становится критическим. Что касается продовольственного вопроса, то мы можем избежать кризиса лишь… при условии получения временной помощи из Германии… Но (эта перспектива) очень мрачная, так как сама Германия страдает от серьёзных лишений».

А затем Чернин всё же находит иную возможность спасения, о чём и пишет в дневнике. 17(4) января: «надеюсь со временем обеспечить страну запасами, вывезенными из Украины». 20(7) января: «Зейдлер /премьер-министр Австрии – Ю.Ж./ телеграфирует, что если украинский хлеб не прибудет, в ближайшем будущем неминуема катастрофа». 21(8) января: «Украинцы больше не обсуждают вопросы, они диктуют свои требования».

Что же это были затребования? Поначалу украинские дипломаты в Брест-Литовске (как плату за лояльность Центральным державам и поставки продовольствия) настаивали на присоединении Восточной Галиции и Закарпатья. Получив решительный отказ, сочли возможным удовольствоваться всего лишь образованием из Восточной Галиции и Буковины отдельной провинции Австрии, наделённой, как и другие, самоуправлением. «Принятие украинского требования, – отмечает Чернин в дневнике за 22(9) января. – должно иметь тяжёлые последствия при дальнейшем развитии австро-польского вопроса. Но зато украинцы должны оказать нам громадную услугу в смысле немедленного подвоза муки».¹¹¹

И всё же, тогда спасение для Германии и Австро-Венгрии пришло отнюдь не из Киева. Пришло от Троцкого, благодаря его признанию и права участия украинских дипломатов в обсуждении мирных условий, и – де-факто – независимости Украины. Тем самым нарком по иностранным делам и подтолкнул Генеральный секретариат к сепаратным переговорам с Центральными державами, которые, при полной отрешённости России, смогли вполне законно рассчитывать на поддержку и помощь столь внезапно и необычно возникшего в Брест-Литовске государства. Помощь и дипломатическую, и продовольственную.

Осведомлённый о продолжающемся победном наступлении советских войск на Украине Троцкий всё же продолжал упорно отстаивать занятую позицию. Более того, демонстративно не придавал никакого значения хотя бы приблизительному установлению территории страны, которую сам же вызвал к жизни. Ещё на пленарном заседании 18(5) января безмятежно констатировал: «Самоопределение Украинской Республики ещё не достигло того пункта, когда границы, отделяющие нас от нового государства, оказались бы проведёнными с согласия обеих сторон». И равнодушно добавил: «Вопрос этот не создаёт практических затруднений».¹¹²

От своей позиции (не столько затягивания переговоров, на чём так настаивал Ленин даже 11(24) января на заседании ЦК,¹¹³ сколько необъяснимого потворствования аннексионистским устремлениям Германии) Троцкому всё же пришлось отказаться, но отнюдь не по своей воле. Только после поездки в Петроград для участия в работе 3-го Всероссийского съезда Советов. Положившего конец революционным экспериментам и административной самодеятельности на местах. Ставшего, вместе с тем, и началом оформления государственности, оказавшейся и неизбежной, и насущной. Продемонстрировавшего общее стремление к восстановлению единства страны.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.