В зените славы

В зените славы

Встреча в столице после четвертой Центральноазиатской экспедиции Пржевальского была не менее триумфальной, чем после предыдущей. Сам Пржевальский был произведен в генерал-майоры и получил добавочную пожизненную пенсию. Поручика Роборовского наградили орденом Св. Владимира 4-й степени, он также получил прибавку к пожизненной пенсии. Все остальные члены экспедиции были награждены знаками отличия военного ордена и единовременными денежными пособиями.

Географическое общество чествовало Н. М. Пржевальского на чрезвычайном торжественном собрании, на котором великий путешественник прочитал лекцию о законченном путешествии. В феврале 1886 г. Совет Географического общества постановил переименовать хребет Загадочный в хребет Пржевальского.

Вскоре после приезда в Петербург Николай Михайлович был избран почетным членом ряда российских и иностранных ученых обществ. Он узнал также, что еще во время экспедиции, в 1884 г., Шведское антропологическое и географическое общество избрало его своим иностранным членом и наградило медалью «Вега», а в 1885 г. Итальянское географическое общество — Большой золотой медалью. В 1886 г. Германская Академия естественных и медицинских наук прислала ему диплом действительного члена.

Все эти награды и высокая оценка деятельности учеными обществами были, конечно, приятны Николаю Михайловичу, но суматошная жизнь в Петербурге, бесконечные чествования, приемы и знакомства его тяготили. «Пребываю еще в Питере, — писал он кяхтинскому купцу А. М. Лушникову в конце февраля 1886 г., — и мучаюсь несказанно; не говоря уже про различные чтения и официальные торжества, мне просто невозможно пройти ста шагов по улице — сейчас опознают, и пошла писать история, с разными расспросами, приветствиями и т. п. Мало того, Телешову проходу не дают…»[54]

Пржевальский рвался в Слободу, чтобы отдохнуть и начать работу над отчетом о путешествии. Наконец 20 марта он приехал в свое имение, а через два дня с казаком Телешовым уже отправился в лес на охоту. И всю весну его почти не было дома — днем охотился, вечером рыбачил и ночевал в лесу, подстерегая глухарей, тетеревов и вальдшнепов.

Он сожалел, что нет с ним его спутников — Роборовского и Козлова. Первый готовился к поступлению в Академию Генерального штаба, а второй был в юнкерском училище. В письмах к ним Николай Михайлович сообщает о жизни в деревне, наставляет их усерднее заниматься и просит почаще ему писать.

В Слободе Пржевальский прожил почти безвыездно все лето и большую часть осени, занимаясь благоустройством сада, хлопотами о постройке нового дома, понемногу работая над отчетом об экспедиции.

В ноябре Николай Михайлович выехал в Петербург, где в начале декабря передал в дар Зоологическому музею Академии наук свою орнитологическую коллекцию.

29 декабря 1886 г. Николай Михайлович присутствовал на годовом торжественном собрании Академии наук, где ему была вручена золотая медаль. На ее лицевой стороне дан портрет путешественника в профиль с надписью вокруг: «Николаю Михайловичу Пржевальскому Императорская Академия наук», а на обороте слова: «Первому исследователю природы Центральной Азии. 1886 г.», окруженные лавровым венком.

В своей речи при вручении медали непременный секретарь академии К. С. Веселовский высоко оценил деятельность Пржевальского.

«Есть счастливые имена, — сказал он, — которые довольно произнести, чтобы возбудить в слушателях представление о чем-то великом и общеизвестном. Таково имя Пржевальского. Я не думаю, чтобы на всем необъятном пространстве земли Русской нашелся хоть один сколько-нибудь образованный человек, который бы не знал, что это за имя…»[55] Отметив исключительное мужество и силу духа, проявленные Пржевальским во время экспедиций, Веселовский подчеркнул, что ценой риска были добыты неисчерпаемые богатства для науки.

«…Я обязан быть кратким и потому скажу только, что имя Пржевальского будет отныне символом бесстрашия и энергии в борьбе с природою и людьми и беззаветной преданности науке…»[56]

Награждение именной медалью, речь академика Веселовского произвели большое впечатление на Николая Михайловича. Его первый биограф Н. Ф. Дубровин отмечает, что «никогда не случалось его видеть в таком возбужденном состоянии, как в этот раз».[57]

Чествование в Академии наук было, пожалуй, апофеозом славы Пржевальского.

Весь январь 1887 г. прошел у Николая Михайловича в хлопотах по устройству выставки собранных коллекций. Открылась она в залах Зоологического музея Академии наук в первых числах февраля и произвела огромное впечатление на посетителей.

В начале марта Николай Михайлович уехал в свою Слободу, чтобы продолжить работу над описанием четвертого Центральноазиатского путешествия, а также следить за постройкой нового дома.

Новый дом, по словам друзей Пржевальского, был его любимым детищем и строился по составленному им плану. Летом 1887 г. он в основном был окончен. На первом этаже шесть комнат, на втором — три. Завершался дом мезонином. В гостиной стояло чучело тибетского медведя с подносом, на котором обычно лежали яблоки и сливы. В столовой под стеклянными колпаками красовались чучела фазанов, а на стене — голова антилопы оронго. В кабинете, возле письменного стола, стоял шкаф для ружей, всегда содержавшихся в образцовом порядке. Рядом с кабинетом была спальня с железной кроватью и матрацем из хвостов дикого яка — особой гордости Николая Михайловича. В одной из комнат второго этажа помещалась большая библиотека.

Однако и в новом доме Николай Михайлович занимался редко. Как правило, весь день он проводил в «хатке». В саду, среди зелени, ему лучше работалось, свободнее дышалось.

К марту 1888 г. работа над рукописью была закончена, и Пржевальский повез ее в Петербург. Сдав рукопись в печать, Николай Михайлович тотчас же представил Совету Географического общества план нового, пятого путешествия в Центральную Азию сроком на два года.

Исходным пунктом экспедиции намечался город Каракол на озере Иссык-Куль. Отсюда предполагалось осенью 1888 г. двинуться через Тянь-Шань в Хотан, далее через Керию в Гас, где надо было устроить склад под охраной семи или восьми казаков. Весну и лето 1889 г. намечалось посвятить исследованию Северо-Западного Тибета. Возвратившись к складу и обновив запасы и вьючных животных, ранней осенью предполагалось двинуться к Лхасе. Поздней осенью 1890 г. путешествие должно было быть закончено.

Вскоре разрешение на путешествие было получено и выделены необходимые средства. В состав экспедиции кроме Пржевальского назначались поручик Роборовский, подпоручик Козлов, 6 нижних чинов из Московского военного округа, 5 солдат и казаков из Забайкалья и 13 солдат и казаков из Туркестанского военного округа.

Николай Михайлович стал деятельно готовиться к отъезду и принимал меры для ускорения издания книги. В начале августа книга «От Кяхты на истоки Желтой реки» вышла из печати. В этом же месяце после длительной переписки был получен от китайского правительства охранный лист на имя генерал-майора Пржевальского для путешествия в Тибет.

Весть о новой экспедиции Н. М. Пржевальского быстро распространилась по всему миру и вызвала беспокойство в английских кругах. Лондонские газеты отмечали странное, по их мнению, совпадение этого путешествия с напряжением отношений между Англией и Тибетом. Английские политические круги опасались, что экспедиция снаряжена специально, чтобы создать новые затруднения для Англии, намекали на возможность заключения секретного договора между Россией и далай-ламой. Все это были пустые домыслы. Новая экспедиция, как и все предыдущие экспедиции Н. М. Пржевальского, преследовала исключительно научные цели.