Глава 2

Глава 2

В Петрограде я выступал в роли господина Массино, восточного купца. По приезде я немедленно направился на свою квартиру, которая находилась на Торговой улице, дом номер 10. Елена Михайловна ожидала меня. К моему приезду был приготовлен скромный, но вкусный обед: суп, рыба, курица и сыр. И все это было подкреплено бутылкой вина, присланной капитаном Кроми из посольства. Елена сообщила мне, что Берзин, как и обещал мне в Москве, заходил днем. Он прождал меня около часа и затем отправился повидать своих друзей, проживающих в Латышском квартале. Он должен был зайти ко мне на следующий день.

В эту ночь я спал сном младенца. Боже, до чего я устал. Но теперь наконец цель, к которой мы стремились, была близка. Берзин вполне разумно распорядился деньгами. Один удар, и Ленин с Троцким были бы нашими пленниками. Москва – в наших руках, и чудовищный выкидыш, выползший из плодовитого чрева времени, раздавлен, уничтожен навеки, его отвратительная голова растоптана нашей поступью. Завтра я должен повидать Грамматикова и узнать от него об успехе экспедиционного корпуса, отправленного на Вологду, выяснить, какие намерения у Савинкова, послать отчет в Англию, а затем ехать в Москву – готовиться к нанесению удара. Хотя мы еще не достигли конца пути и самое сложное было еще впереди, я все же испытывал такое чувство, как будто ноша, лежавшая на моих плечах в течение последних нескольких месяцев, медленно соскальзывает с них. Конечно, мы могли встретиться со многими неожиданностями, между чашей и устами все еще было пространство. Но в чем могла крыться неудача? Понятно, нам угрожала опасность в Большом театре, когда придется нанести первый удар. Я и мои избранные соратники могли погибнуть, но вместе с нами погибли бы тираны, сделавшие из России общую могилу. Ничто не могло их спасти. Лишь бы убрать их с пути, а дальнейшее возьмут на себя Савинков и другие наши друзья, которые сумеют восстановить надломленную и истерзанную страну.

* * *

Милый город, в котором я провел столько счастливых лет перед войной, обратился в развалины и пустыню. На грязных улицах стояла невыносимая вонь. Народ выглядел равнодушным, усталым, голодным. Прохожие окидывали меня подозрительными, беглыми, испуганными взглядами и спешили скорее удалиться. Красный террор мог обрушиться на них каждую минуту. Никто не мог сказать, где его поджидала опасность, где его схватит страшное чудовище, пожиравшее людей. Только молчаливый дом номер 2 на Гороховой улице знал, куда они пропали, только он один мог рассказать про их страшную судьбу.

Несколько лет спустя один из моих друзей, которого я буду называть Д., бежал из России. В Лондон он приехал без гроша, но счастливый тем, что сохранил свою жизнь. Каждую ночь он в своем английском убежище просыпался в припадке безумного страха, вопя, что его настигает ЧК. Он никогда не мог освободиться от этого страха, даже на берегах Темзы. Страшно боялся одиночества, проявлял беспокойство и подозрительность в компании своих друзей, испытывал смертельный ужас в толпе. Это может показаться невероятным, но он вернулся в Россию. Его жены не было в живых – ее расстреляли большевики в ту минуту, когда она собиралась бежать из страны. Позже ему сообщили, что она все-таки жива и томится в заключении. Больше о них никогда ничего не слышали.

Вскоре после моего приезда в Петроград я установил, что за мной следят. Сначала это было лишь подозрение. У меня было какое-то чувство неловкости. Мои подозрения все росли и росли, пока не перешли в уверенность. Одно из моих петроградских убежищ подверглось обыску. В другом устроили засаду, и я едва избежал ареста. ЧК что-то стало известно. Но что именно? Я испытывал тревогу. Мои мысли вернулись к зловещей фигуре Маршана, которому я не доверял с самого начала.

Однако мне никоим образом не следовало подавать ни малейшего намека о своем подозрении. Я решил действовать смело и повидать Орлова в его же учреждении. Я без всяких происшествий добрался до набережной Фонтанки. Здесь в старые времена помещалось министерство внутренних дел, а теперь – Управление уголовного отдела ЧК, сотрудником которого я якобы являлся.

Грязный часовой встретил меня у дверей и окинул подозрительным взглядом.

– Владимир Орлов здесь? – спросил я и передал ему свое удостоверение сотрудника ЧК.

Печать на документе произвела на него впечатление. Наконец он топнул ногой, и два красноармейца появились из темной глубины фойе.

– Владимир Орлов, – произнес часовой.

Конвоиры встали по бокам, и мы отправились наверх к кабинету председателя уголовного отдела ЧК.

Я просидел примерно с полчаса, болтая с Орловским, и затем покинул здание на Гороховой. В результате наших переговоров мы пришли к заключению, что Рейлинский вне подозрений.

В соответствии с обстоятельствами товарищ Рейлинский поглотил господина Массино. Я решил на некоторое время держаться подальше от тех мест, где меня знали под другими именами, и появляться лишь там, где я был известен как сотрудник ЧК. Я чувствовал себя в полной безопасности и оптимистически смотрел в будущее. Гром грянул совершенно неожиданно. Берзин уже вернулся в Москву. Я позвонил Грамматикову, чтобы проинформировать его о некоторых незначительных переменах в моем плане.

Он ответил голосом резким и неестественным, словно нарочно хотел его изменить.

– Это я, Рейлинский, – успокоил я его.

– Кто?

Я повторил.

То, что он мне сказал, потрясло меня.

– У меня сидит человек, привезший дурные вести, – проговорил Грамматиков. – Врачи преждевременно произвели операцию, и положение больного стало в высшей степени серьезно. Если хотите видеть меня, приезжайте немедленно.

Почти теряя сознание, я понял, что Грамматиков говорил хриплым голосом не потому, что хотел изменить его. Голос охрип от ужаса. Что это могло означать? Очевидно, случилось нечто ужасное, касавшееся организации, о чем он не смел сообщить по телефону.

Торопясь насколько можно, чтобы не возбуждать подозрений, я пошел пешком к Грамматикову. Спешить на улицах было опасно. Однако через час я наконец добрался до квартиры Грамматикова и выслушал его мрачный рассказ.

– Идиоты, они выступили слишком рано, – сказал Грамматиков. – Сегодня, в одиннадцать часов утра, убит Урицкий. Мне как раз принесли это известие, когда вы звонили по телефону. Принес его еврей Герман, наш человек. Он мне прокричал: «Бегите, господин Грамматиков. Расправа будет ужасной. Буржуев будут расстреливать тысячами, а вам лично грозит большая опасность. Бегите! Я постараюсь достать для вас необходимые документы».

Герман был прав. Расправа должна быть ужасной. Заговору грозил провал.

– Вы страшно рискуете, оставаясь здесь, – сказал Грамматиков. – Я, конечно, уже нахожусь под подозрением. Если что-либо обнаружится, то в первую очередь это будут наши имена. Эта сволочь два дня назад уже арестовала Александру Петровну, и один Бог знает, что они нашли у нее. Когда женщину начинают пытать… Хорошо, что она знает не очень много.

Говоря со мной, Грамматиков опорожнял ящики своего письменного стола и жег бумаги в камине. Каждую минуту на лестнице могли раздасться шаги чекистов.

– Где вы будете ночевать? – спросил я.

– У сестры. А вы, Сидней Георгиевич? Вы не вернетесь в номер десять?

– Вернусь, – ответил я. – Мне необходимо предупредить моих друзей.

Мы условились о встрече на следующий день и расстались.

Много ли узнали чекисты? Кого из наших друзей в Петрограде они подозревают? Неужели после убийства Урицкого вспыхнет новая волна красного террора? Пока на улицах было спокойно. Ничего нового не произошло. Большевики не шевелились. Может быть, Герман получил ложные известия? Вероятно, дела были не так уж плохи. Если бы что-нибудь случилось, ЧК уже свирепствовала бы. Мысли эти несколько успокоили меня, когда я дошел до Торговой улицы. Елена Михайловна открыла дверь.

Я велел ей приготовиться к немедленному бегству. Она заранее знала, что надо делать в таком положении. Затем я позвонил капитану Кроми, британскому морскому атташе, и попросил его встретиться со мной в ресторане, хозяином которого был Сергей Сергеевич Балков и где я обычно встречался с Кроми. Встреча была назначена на 12 часов. У меня оставалось лишь время, необходимое для того, чтобы сжечь свои бумаги. Я наблюдал, как яркое пламя постепенно угасало и наконец совсем потухло.

– Все в порядке, – шепнул мне Балков на ухо и провел в маленькую комнату позади основного зала.

Я пришел точно в назначенный час. Едва дверь комнаты закрылась за мной, как стенные часы, зашипев, отбили положенное число ударов. Кроми еще не было.

Кроми всегда был образцом аккуратности. Можно себе представить мое состояние, когда я ожидал его. Я снова мысленно возвращался к событиям последних двух месяцев, к моим радужным надеждам и их позорному концу. Я чуть было не стал повелителем России.

Свое начальство в Лондоне я удовлетворил бы тем, что повернул Россию против Германии. Но я сделал бы больше. То, что происходит здесь, гораздо опаснее всех войн, которые когда-либо велись. Любой ценой необходимо вырвать с корнем ту непристойность, которая появилась в России. Мир с Германией? Да, мир с Германией, мир со всеми. Имеется только один враг. Человечество должно объединиться в священном союзе против кошмарного террора.

Четверть первого, а Кроми все не было. Дольше ждать я не смел. Но во чтобы то ни стало я должен был повидать Кроми сегодня.

Я решил рискнуть и наведаться в британское посольство. Это было, конечно, опасно, но другой возможности не было.

Предупредив Балкова о назревающих событиях и посоветовав ему спасаться в Финляндии, я вышел из ресторана.

По Владимирскому проспекту бежали люди, там царила явная паника. Что случилось? Объяснение не заставило долго ждать: по проспекту с грохотом пронесся грузовик, наполненный красноармейцами. За первым грузовиком второй, третий – ЧК выехала на работу.

Я ускорил шаги, почти побежал и быстро свернул на улицу, где британское посольство представляло собой случайный оазис цивилизации. И вот что я там увидел. Перед зданием посольства лежала груда солдатских трупов. Четыре грузовика стояли у ворот. Улица была оцеплена двойным кордоном красноармейцев. Двери посольства были взломаны, флаг над посольством сорван. Мертвые тела на мостовой свидетельствовали о том, что защитники посольства оказали отчаянное сопротивление.

Внезапно чей-то голос окликнул меня по имени. Я очутился лицом к лицу с усмехавшимся красноармейцем.

– Что, товарищ Рейлинский, пришли полюбоваться?

– Да, хотелось бы посмотреть на это зрелище, – дружески ответил я. – Но мне всегда не везет. Бежал всю дорогу и все же опоздал. Расскажите, товарищ, что здесь произошло?

Этого красноармейца я часто встречал, когда появлялся в роли товарища Рейлинского – сотрудника уголовного отдела ЧК. Он с большим удовольствием рассказал мне о том, что случилось, пока я ждал Кроми в ресторане Балкова.

ЧК усиленно искала некоего Сиднея Рейли и сделала налет на британское посольство в надежде найти его там. В здании находилось около 40 человек во главе с Вудхаузом. Когда произошел налет, Вудхауз бросился наверх и быстро принялся уничтожать документы посольства. Тем временем отважный Кроми, схватив по браунингу в каждую руку, один защищал лестницу от красной орды и успел расстрелять обе обоймы, прежде чем сам упал, буквально изрешеченный пулями.

* * *

Человек обычно крепко спит в ту ночь, которая следует за большой катастрофой. Зато тяжело и неприятно просыпаться на следующее утро. Я проснулся очень рано и долго ворочался в кровати, восстанавливая в памяти страшные события минувшего дня. Британское посольство разгромлено. Кроми убит. Мои английские соратники в Петрограде рассеяны. ЧК гонится по моим горячим следам. Совершенно невозможно было предугадать, где будет нанесен следующий удар. Нужно немедленно ехать в Москву.

Ночь я провел на квартире у моего друга Сергея Сергеевича Дорновского. Пока я сидел в ресторане Балкова, квартира Грамматикова на Торговой улице была окружена и обыскана.

Утро я просидел взаперти. Сергей вышел из дома на разведку и вернулся через два часа со свежим номером «Правды». По его словам, в Москве начались массовые обыски и облавы.

– Улицы будут залиты кровью, – мрачно сказал Сергей. – В Петрограде убит Урицкий. В Москве кто-то стрелял в Ленина и, к несчастью, промахнулся. Вот тут все прочтете. – И он передал мне газету.

Я прочитал заголовки: ЧК производит облавы в Москве. Она напала на след обширного заговора, организованного Англией. Глаза обожгло название Шереметьевского переулка. На мгновение комната завертелась перед моими глазами.

– Я должен немедленно ехать обратно в Москву, – проговорил я, придя в себя.

Было видно, что Грамматиков не верит, что мне удастся живым выбраться из Москвы. По слухам, город был залит кровью в отместку за убийство Урицкого и покушение на Ленина. Никто не чувствовал себя там в безопасности. Убивали женщин и детей. Роберта Локкарта якобы посадили в тюрьму. Почти не было сомнений в том, что роль моя в заговоре известна ЧК.

Грамматиков в волнении ходил взад и вперед по комнате.

– Нет, вы не можете ехать в Москву, Сидней Георгиевич, – застонал он. – Это значит лезть прямо в пасть зверя.

Он в ужасе закрыл лицо руками, как будто хотел избавиться от воображаемой картины ужасного зрелища.

– Что делается в Москве, мы точно не знаем, – возразил я. – Прежде чем решаться на что-нибудь, нужно собрать точные сведения. Вы знаете, какие меры предосторожности были нами приняты. Что же касается того, что в Москве многие меня знают, то в Петрограде меня знает еще большее число людей. Здесь мне грозит еще большая опасность.

– Да, вы правы, – сдался на мои доводы Грамматиков. – Наши друзья в Москве стойкие люди, но вы сами знаете, какие дьяволы эти красные инквизиторы и кто может сохранить тайну под длительной пыткой.

В сорока милях к западу от Москвы находится железнодорожная станция Клин, где поезд стоит десять минут и у пассажиров проверяются билеты и документы. На вокзале есть газетный киоск, где можно купить большевистскую литературу. Мы решили, что я доеду до Клина и куплю там московские газеты. Если газетные новости будут успокоительны, я поеду дальше в Москву. В противном случае я немедленно вернусь в Петроград, и мы снова обсудим как быть.

Разговор этот шел на квартире сестры Грамматикова. Сам же Александр с улыбкой рассказал мне, что чекисты, производившие обыск в его квартире, не обнаружили никаких компрометирующих документов.

– Это произошло не потому, что они не проявили должного старания, – сказал он, пожав плечами. – В Петрограде теперь климат нездоровый, Сидней Георгиевич. Можно легко заразиться и умереть. Я для сохранения здоровья уеду куда-нибудь через несколько дней. Но я пробуду здесь еще некоторое время. Если вернетесь из Клина, позвоните мне через Дорновского. Я должен увезти сестру куда-нибудь из города. Это решено.

Но выбраться из Петрограда было не так просто. На всех вокзалах чекисты зорко следили за прибывающими пассажирами. Вокзалы были наиболее опасным местом. Однако поездка в Москву казалась единственным выходом. Вряд ли чекистам придет в голову, что я бегу от террора в самое пекло террора.

Простившись с Грамматиковым и крепко пожав ему руку, я выскользнул на улицу.