5

5

Насколько непредсказуемой и гибкой была тактика рыцарей, свидетельствует Грюнвальдская битва. Это сражение было значительно масштабнее, чем «Ледовое побоище». Максимальное количество воинов, которое могли выставить новгородцы и псковичи, вместе с пришедшими им в помощь дружинами «низовой земли» под командованием Андрея — около двадцати тысяч. Хотя псковичей, скорее всего, на поле боя не было. Об их участии в сражении НПЛ и «Житие» не сообщают. Силы, которые могла выставить Ливонская конфедерация, значительно меньше. Поскольку даже поздние редакции «Жития» ничего не говорят о численности вражеского войска, историкам приходится фантазировать. Впрочем, большинство из них даже в советское время, когда в исторических исследованиях было больше идеологии, чем науки, старательно обходили стороной вопрос о численности ливонского войска. Нельзя же было признать, что «немцев» было если не в шестьдесят раз (как об этом говорит ЛРХ), то все равно намного меньше, чем их противников. Если про численность «крестоносного войска» и говорили, то оценивали ее равной или даже превосходящей по численности силы Александра Ярославича. Например, один профессор — преподаватель истории столичного педагогического ВУЗа, учит будущих преподавателей, что «немцы имели превосходство в силах, по крайней мере, превосходство в численности тяжеловооруженных рыцарей». Очень интересное замечание насчет тяжеловооруженных рыцарей. Поскольку ни тяжеловооруженных, ни легковооруженных рыцарей в русском войске не было вообще, то, если предположить, что у ливонцев их было сто, получается, что по числу рыцарей они превосходили русских в сто раз. Ну и что? А на этих сто тяжеловооруженных рыцарей у русских была тысяча лучников, которые за одну минуту выпускали десять тысяч стрел — по сто на каждого рыцаря. Возможно, что среди этих лучников не было ни одного стрелка, сравнимого по меткости с Робин Гудом. Но попасть в такую крупную цель как всадник на лошади, не так сложно, как в глаз белке. Даже если цели достигли десять стрел из ста, то этого вполне достаточно, чтобы поразить если не всадника, то его коня.

Обычно советские историки оценивали численность «рыцарского» войска в двадцать тысяч воинов. Сейчас аппетиты уменьшились: например, по Бегунову, у «немцев» было двенадцать тысяч воинов (указ. соч., с. 77). Что касается зарубежных ученных, то они оценивают численность ливонского войска на порядок меньше: восемьсот немцев и датчан (в том числе несколько рыцарей) и около тысячи эстонцев (Д. Николла. «Lake Peipus», 1996, p. 41).

В сражении при Грюнвальде, по самым скромным подсчетам, каждая сторона выставила не менее двадцати тысяч бойцов. По некоторым оценкам, в этом сражении участвовало более ста тысяч воинов с обеих сторон. Например, Соловьев приводит следующие цифры: «у рыцарей было 83 000 войска, у Витовта и Ягайла — 163 000» (т. 2, с. 374).

Интересна Грюнвальдская битва не только своими масштабами, но и тем, что в этом сражении участвовали все рода войск и использовалось самое современное оружие того времени: легкая кавалерия, тяжелая (рыцарская) кавалерия, пехота, лучники и арбалетчики. Кроме того, тевтонцы одни из первых в истории войн применили в этом сражении полевую артиллерию. Как же построились рыцари в сражении при Грюнвальде? В отличие от «Ледового побоища», они пришли на поле будущей битвы первыми и поэтому имели возможность выбрать наиболее выгодную позицию. И как же расположились тевтонцы? Построились «клином»? Нет. По предположениям историков (в исторических документах об этом нет сведений), рыцари выстроились в несколько рядов, расположив впереди пушки, а за ними арбалетчиков и пехоту. Тяжелая рыцарская кавалерия стояла позади строя пехоты, разделенная на три отряда: два на флангах и один в резерве. Причем всадников на правом фланге было на треть больше, чем на левом.

По фронту позицию тевтонцев защищали волчьи ямы. Как видно, орденское войско приготовилось к обороне, и наступать первыми рыцари не собирались. Как могла начать атаку их главная ударная сила — тяжелая кавалерия, если дорогу ей загораживала собственная пехота и волчьи ямы? Позаботились тевтонцы и о безопасности своих флангов: они были прикрыты лесом и болотом.

Тактический замысел рыцарей сводился к следующему: заставить противника начать атаку на позиции Ордена. В ходе атаки его боевые порядки расстроятся, а большая часть сил окажется вовлеченной в схватку с пехотой. В этот момент в сражение и должна была вступить главная ударная сила Тевтонского Ордена — рыцарская конница. Пока войско Ягайлы и Витовта сковано боем с пехотой Ордена, более мощный правый фланг рыцарского войска обходит противника и заходит ему в тыл.

Так как весь тактический замысел тевтонцев строился на том, что противник будет атаковать их позиции первым, то для того, чтобы реализовать свой план, они были вынуждены буквально уговаривать Ягайло и Витовта перейти в наступление. Три часа тевтонцы безрезультатно прождали, что их противник начнет атаку. Но так и не дождались. Тогда магистр Ордена послал в лагерь Ягайлы и Витовта глашатаев с двумя мечами — символами вызова на бой. Глашатаи объявили о том, что войска Ордена отступают, чтобы освободить противнику место для наступления. Оставив в качестве приманки пехоту и артиллерию, тевтонцы отвели назад свою конницу. И только тогда войско союзников двинулось в атаку. Так что если бы Ягайло и Витовт так и не осмелились начать атаку, битва могла бы и не состояться: две армии просто простояли бы друг против друга. Литовцы, поляки, чехи и русские, вышедшие на поле возле деревень Грюнвальд и Танненберг, в отличие от князя Александра Ярославича имели за плечами уже двухвековой опыт сражений с рыцарями. Кто-кто, а они уж наверняка прекрасно знали «особенности тактики рыцарей». Только эти знания и численное превосходство над противником мало помогли им в данном сражении. Если бы не гибель магистра Ордена, неизвестно, удалось ли вообще союзникам одержать тогда победу над рыцарями.

Бросается в глаза, что тактика рыцарей в Грюнвальдской битве весьма похожа на тактический план Александра Ярославича, изложенный Соколовым в «Красной Звезде». Такое же построение войск: впереди лучники и пехота, а за ними конница, разделенная на три отряда. Такой же расчет на то, что кавалерия сумеет обойти противника, связанного боем по фронту, и нанести ему удар по флангам и с тыла. Только несмотря на то, что Грюнвальдская битва развивалась в полном соответствии с тактическими замыслами тевтонцев, они ее проиграли. Точно такая же участь могла ожидать и Александра Ярославича. При гипотетическом сравнении «Ледового побоища» и Грюнвальдской битвы возникает вопрос: а могли ли в 1242 году ливонцы, встретив на льду развернутое для сражения войско Александра и Андрея остановиться в ожидании, пока русские первыми начнут атаку? Могли. Учитывая численное превосходство русских, а этот факт никто не подвергает сомнению, именно так они и должны были поступить: атаковать превосходящего по численности противника — безумие: слишком велик риск попасть в окружение. А в рукопашном бою, каким были все сражения до появления огнестрельного оружия, это означало верную смерть. При том, что построение войск Александра Ярославича внешне похоже на построение рыцарского войска в Грюнвальдской битве, между ними есть принципиальное различие, которое, реконструируя «Ледовое побоище», не учитывают наши доценты с кандидатами: тевтонцы были готовы к тому, что войска Ягайлы и Витовта атакуют их позиции по всему фронту, а не только в центре. Именно поэтому они и расположили свою пехоту равномерно вдоль всей линии своих войск. А вот Александру Ярославичу, уверенному в том, что рыцари нанесут удар в середину русского войска, логичнее было бы всю свою пехоту поставить именно в центре, а конницу расположить на флангах, чтобы ничего не мешало ей в нужный момент стремительно обрушиться на фланги пресловутой «свиньи». Неслучайно большинство историков считают, что новгородско-суздальские войска построились именно так: пехота в центре, конница на флангах. Вот, например, как описывает построение русского войска Л. В. Беловинский в книге «С русским воином на века»: «Александр построил свое войско по иному: в центре находилось ополчение, а на флангах — профессиональные воины-дружинники (т. е. конница. — Авт.). Из дружины был выделен и отряд в засаду… Первый удар рыцарей заставил плохо вооруженное ополчение попятиться. Но острие бронированного клина увязло в массе русских воинов, а опытные, хорошо вооруженные дружинники, как крыльями охватили вражеское войско, пробились в тыл рыцарям. А затем в атаку бросился засадный полк, и немцы побежали» (с. 213).

Приведенный отрывок демонстрирует еще одно широко распространенное заблуждение наших историков: о «плохом вооружении» новгородского ополчения. Напомню, что для большинства новгородцев мужского пола «призывного возраста» одним из основных источников дохода были набеги на соседние народы. Члены ушкуйничьих шаек, конечно, не были профессиональными воинами. Скорее, их можно сравнить с участниками современных организованных преступных группировок. Так, новгородские ушкуйники, чья жизнь и достаток целиком зависели от их вооружения и умения им пользоваться, сильно уступали в этом рыцарям и наверняка были вооружены лучше чухонского ополчения, составлявшего основную массу ливонского воинства. Впрочем, автор ставшей уже классической книги «Древнерусское оружие» А. Кирпичников утверждает, что вооружение русского воина не только не уступало, а даже превосходило западноевропейские аналоги. Сравним, к примеру, плоский (похожий на ведро) шлем европейского рыцаря и конусообразный шлем русского пехотинца. С конусообразного шлема соскальзывал меч противника, а плечи русского воина оставались невредимыми, так как под кольчугой прикреплялась широкая наплечная стальная пластина, которую историческая традиция сохранила в виде погон. «По данным археологических раскопок, во всех странах Европы вместе взятых найдено в археологических слоях IX—XIII веков значительно меньше кольчуг и шлемов, чем в земле тех же столетий одной лишь Новгородской земли, хотя Европа тогда была заселена несравненно плотнее, а в новое время тщательнее раскопана археологами» (В. Чивилихин. «Память», с. 540).

Не случайно всего через двадцать лет после «Ледового побоища», в битве при Раковоре (1268 г.), когда рыцари опять выстроились «клином» против русских полков, на острие их удара вновь стояли не «профессиональные воины-дружинники» русских князей, а все те же «плохо вооруженные» новгородцы. Только тогда почему же, господа-историки, летописец называет новгородский полк в Раковорской битве «железным полком»? Да потому, что новгородцы воевали не в рваных телогрейках с оглоблями в руках, а в металлических доспехах. И тяжелая рыцарская кавалерия в Раковорской битве не смогла прорвать строй закованного в броню новгородского городского ополчения, в то время как атака русской кавалерии (т. е. хорошо вооруженных княжеских дружин) по флангам рыцарского войска благополучно захлебнулась. Почему наши историки утверждают, что в ходе «Ледового побоища» все произошло наоборот — совершенно непонятно. Впрочем, есть и те, кто не отрицает очевидного факта, подтвержденного данными археологических раскопок: «новгородцы имели на вооружении очень надежные дощатые доспехи» (дощатые в смысле не из досок, как у чухонцев, а из толстых металлических пластин. — Авт.) (И. Греков и Ф. Шахмагонов, указ. соч., с. 80). Но и здесь наши историки верны себе: «Построенные глубокой стеной пешие воины в дощатых доспехах не очень-то поворотливы в бою, и могли стать приманкой для клина»!!! (там же). Можно подумать, что закованные в более несовершенные (по мнению Чивилихина) доспехи рыцари были более поворотливы. Да и зачем пехоте во время боя крутиться, это же не балет: македонская фаланга тоже была «не очень-то поворотлива», но при этом показала высокую боевую эффективность.