3

3

Другое слабое место гипотезы об «агрессии Запада» в том, что ее сторонники никак не объясняют, почему она была направлена только против Новгородской земли, а не против расположенных ближе Полоцкого, Турово-Пинского, Волынского, Галицкого княжеств?

Как образно сказал Лоуренс Аравийский, «доступность района в стратегии имеет большее значение, чем количество сил. Поэтому изобретение мясных консервов изменило ход наземных войн более глубоко, чем изобретение пороха» («Партизанская война»). В XIII веке не было ни пороха, ни мясных консервов и, следовательно, вопрос доступности территории противника имел определяющее значение для определения пути вторжения. Но вопреки этой аксиоме военной стратегии, на самые удобные для нападения в силу своего географического положения западнорусские княжества никто не покушался. Наоборот, в то самое время, когда «выдающийся полководец» Александр Ярославич «героически» отражает натиск с Запада, князь Даниил Галицкий получает от Римского Папы корону и обещание предоставить помощь в борьбе с татаро-монголами. Кстати, «Житие» рассказывает о том, что Рим предлагал подобный союз и Александру Ярославичу, но в ответ получил надменный отказ.

Таким образом, если и была агрессия со стороны Запада, то только против Новгородской земли. Но Новгород в эти годы был самостоятельным государством. Таким же независимым от остальных русских княжеств, образовавшихся на землях бывшей Киевской Руси, как и современные государства, возникшие на просторах бывшей советской империи после распада СССР. Новгород потерял независимость только в конце XV века после насильственного присоединения к Московской Руси. Победа над Новгородом была для Москвы таким важным событием, что в честь нее был построен главный храм Московской Руси — Успенский собор Кремля. Почему именно Новгородская земля оказалась вовлеченной в военный конфликт с Западом? Чтобы ответить на этот вопрос, посмотрим, кого же историки обвиняют в агрессии: шведов и ливонцев, которые сами были жертвами нападений со стороны Руси. Народы, населявшие территорию современной Эстонии, Латвии и Финляндии на протяжении многих лет страдали от разбойничьих набегов ватаг новгородских и псковских удальцов и неоднократно становившихся целью грабительских походов, организованных русскими князьями. Данники новгородцев карелы и ижоры промышляли набегами на побережье Швеции. Однако даже путем подтасовки фактов трудно доказать, что беспомощная конфедерация феодальных государств в Ливонии или Швеция, еще не оправившаяся после столетней гражданской войны, представляли большую угрозу для Новгородской земли. На роль агрессора нужен враг посерьезнее. И такого врага отечественные историки нашли в лице немцев. К примеру, Лев Гумилев писал о событиях, предшествующих «Ледовому побоищу», что это «германское наступление на Восток — Drang nach Osten, — которое было лейтмотивом немецкой политики с 1202 по 1941 год» (Гумилев Л. Н. От Руси к России, с. 125).

При этом Гумилев «забывает», что кроме Ливонии и Швеции, никакие другие страны в событиях 1240—1242 годов непосредственного участия не принимали. Священная Римская империя, объединяющая германоязычные народы Европы, с русскими княжествами никогда не воевала. Наоборот, император Фридрих II (Император Священной Римской империи с 1220 по 1250 годы) был против войны с русскими и в ходе личной беседы с архиепископом рижским Альбертом (1220 г.) настоятельно советовал ему с русскими дружить. Вот как описывает эту встречу «Ливонская хроника Генриха»: «И отправился епископ ливонский к императору Фридриху, недавно возведенному в императорский сан, ища у него совета и помощи против упорной враждебности, как датского короля, так и русских и других язычников, ибо Ливония со всеми покоренными областями всегда с почтением относилась к империи. Однако император, занятый разными высокими имперскими делами, уделил епископу не много благожелательного внимания: уже до того он обещал посетить Святую Землю Иерусалимскую и, озабоченный этим, уклонился от помощи епископу, а лишь убеждал его и уговаривал держаться мира и дружбы с датчанами и русскими, пока над молодым насаждением не вырастет впоследствии крепкое здание». Да и сама Священная Римская империя была виртуальной державой. В реальности она находилась в состоянии глубокой феодальной раздробленности и не представляла собой единого государства. Причем степень дезинтеграции и распада Священной Римской империи была еще большей, чем на Руси. Феодальную раздробленность Германии углубляли многочисленные вольные города, яростно отстаивающие свой суверенитет, и конфликт между светскими и духовными феодалами — императором и католической церковью. На Руси не было ни вольных городов (с некоторой условностью к ним можно отнести только Новгород и Псков), ни конфликта духовной власти со светской.

О том, что Священная Римская империя существовала только на бумаге, свидетельствует тот факт, что даже страшные слухи об угрозе нашествия орд кочевников не смогли сплотить Германию. Соловьев так пишет об этом: «Рассказывали, что татарское войско занимает пространство на двадцать дней пути в длину и пятнадцать в ширину, огромные табуны диких лошадей следуют за ними, что татары вышли прямо из ада и потому наружностью не похожи на других людей. Император Фридрих II разослал воззвание к общему вооружению против страшных врагов. «Время, — писал он, — пробудиться от сна, открыть глаза духовные и телесные. Уже секира лежит при дереве, и по всему свету разносится весть о враге, который грозит гибелью целому христианству. Уже давно мы слышали о нем, но считали опасность отдаленною, когда между ним и нами находилось столько храбрых народов и князей. Но теперь, когда одни из этих князей погибли, а другие обращены в рабство, теперь наша очередь стать оплотом христианства против свирепого неприятеля». Но воззвание доблестного Гоген-штауфена не достигло цели: в Германии не тронулись на призыв ко всеобщему вооружению, ибо этому мешала борьба императора с папою и проистекавшее от этой борьбы разъединение; Германия ждала врагов в бездейственном страхе…» (СС, т. 2, с. 141). Что же получается? Германия не способна объединиться перед угрозой вражеского нашествия, а ее обвиняют в том, что в это же самое время она сподобилась на организованное «наступление на Восток». Уникальный случай в истории человечества — вместо того чтобы встать на защиту своего дома, немцы отправились завоевывать чужой. И не на другом краю земли, что было бы еще понятно, а под самым боком у врага, от которого они панически бежали. Может быть, целая нация была поражена неизвестной науке эпидемией, лишившей ее здравого смысла? Нет. Скорее, здравого смысла лишены те, кто придумал сказку про «Drang nach Osten».

Единственной реальной силой Германии того времени был Ганзейский торговый союз. Отгородившись городскими стенами от внешнего мира, ганзейские города жили своей автономной жизнью, гарантированной им магденбургским правом и даже вели войны против своих торговых конкурентов. И больше всего Ганза был не заинтересован в том, чтобы кто-то покушался на Новгород, от торговли с которым зависело благополучие этого торгового союза.

Может быть, сторонники гипотезы о немецкой агрессии считают, что Ливония — это составная часть Германии? Действительно, новгородский летописец XIII века иногда называл жителей Ливонии «немцами». Как я уже говорил, немцами тогда на Руси называли не только германоязычных жителей Европы, но и всех католиков и западных европейцев. Например, «Немецким двором» в древнем Новгороде называлась колония ганзейских купцов. Точно так же, как «русскими» называли предки латышей, переселенных на их земли из Новгородской земли в XV веке финно-угоров вожан, а в современной Европе называют всех выходцев из бывшего СССР, независимо от их национальности. Но в большинстве случаев, летописцы не путали немецких колонистов в Ливонии с немцами — жителями германских княжеств. К примеру, когда в НГО1 говорится о походе крестоносцев на Литву в 1236 году, летописец пишет, что в нем участвовали «немцы из-за моря», «рижане» и «вся Чудская земля», абсолютно четко разделив участников похода на немцев из Германии, жителей Риги и крещенных немцами туземцев. Позднее южных (прежде всего, итальянцев) западноевропейцев на Руси стали называть фрягами. Но это совершенно не значит, что историки должны использовать терминологию наших далеких предков. За минувшие века многие этнические термины поменяли свое значение. Скажем, татары, живущие в Казани, и монголы из современной Монголии — это совсем не те татаро-монголы, которые пришли на Русь с Батыем. Казанские татары — это вовсе и не татары, а булгары, предки жителей Волжской Булгарии, оказавшей упорное сопротивление татаро-монгольской агрессии.

Для современного читателя этноним «немец» в данном контексте ассоциируется в общественном сознании с немцами как нашими противниками в двух мировых войнах. Поэтому когда историки называет жителей Ливонии «немцами», они вводят в заблуждение читателей, для которых, в отличие от новгородского летописца XIII века, «немцы» однозначно ассоциируются с жителями Германии. Но «немцы» и «ливонцы» совсем не одно и то же. Ливония — самостоятельное государство. К примеру, выходцев из Англии, осевших в ее американских колониях, называют американцами, а не англичанами. А Ливонская конфедерация, в отличие от английских владений в Северной Америке, не была колонией. Конфедерацию составляли независимые, самостоятельные государства. Таким образом, называть жителей Ливонии «немцами», даже если они и были выходцами из Германии, не корректно.

Германия, которая в это время формально была объединена под эгидой Священной Римской империи, не имела никакого отношения к конфликту вокруг Ливонии. Судя по реакции Фридриха на обращение Альберта о помощи против датчан и русских, германского императора вообще не заботила судьба Ливонии в целом и поселившихся там немцев в частности (чего, разумеется, нельзя сказать о всех входящих в состав империи землях и городах).

Что касается этнического состава населения Ливонии, то немецкие колонисты и выходцы из Германии составляли в ней незначительный процент населения — на порядок меньший, чем русскоязычное население в современной Латвии и Эстонии. Подавляющее большинство жителей Ливонии составляли представители коренных балтийских и финно-угорских народов.