1

1

Что известно из исторических документов о сражении новгородско-суздальского войска под командованием братьев Александра и Андрея с ливонцами («Ледовом побоище»)?

В отличие от «Невской битвы» о войне русских с ливонцами в начале 40-х годов XIII века сообщают не только «Житие» и НПЛ, но и Лаврентьевская летопись и западные источники — Ливонские хроники.

Самый ранний из дошедших до нас- отечественных источников, упоминающих о «Ледовом побоище», — Лаврентьевская летопись. Ее сообщение и самое лаконичное: «Великий князь Ярослав послал сына своего Андрея в Новгород в помощь Александру против Немцев. Победив за Псковом на озере и взяв много пленных, Андрей с честью возвратился к своему отцу».

Таким образом, Лаврентьевская летопись ни слова не говорит об участии в этом сражении новгородцев и только упоминает об Александре, а победу в битве приписывает его брату Андрею.

Если автор «Жития» утверждает, что после «Ледового побоища» прославилось имя Александра «по всем странам от моря Варяжского и до моря Понтийского, и до моря Египетского, и до страны Тивериадской, и до гор Араратских, даже и до Рима Великого. Распространилась же слава о его имени среди тысячи и среди тьмы тем», то по Лаврентьевской летописи выходит, что о всемирной славе Александра не подозревали даже его ближайшие родственники. Более подробный рассказ об этой битве в Новгородской Первой летописи. Считается, что в наиболее раннем списке этой летописи (Синодальной) запись о «Ледовом побоище» была сделана в 30-х годах XIV века. По НПЛ ливонцы преследуют отступающих русских и встречаются с их основными силами. «Александр и новгородцы построили полки на Чудском озере на Узмене у Вороньего камня. И наехали на полк Немцы и Чудь, и пробились свиньею сквозь полк. И была сеча там велика Немцев и Чуди. Бог пособил князю Александру. Врага гнали и били семь верст до Суболичьского берега. И пало Чуди бесчисла, а Немцев 400 (позднейшие переписчики округлили эту цифру до 500, и в таком виде она вошла в учебники истории. — Авт.). В Новгород приведено пятьдесят пленных. Битва состоялась пятого апреля в субботу».

Как видно из этого текста, новгородский летописец, в отличие от своего суздальского коллеги, не упоминает об участии в битве князя Андрея и владимиро-суздальской дружины.

Сравним летописные свидетельства с тем, что сообщает о «Ледовом побоище» самая ранняя из дошедших до нас редакций «Жития»: «Отец Александра, Ярослав, прислал ему на помощь младшего брата Андрея с большою дружиною. Да и у князя Александра было много храбрых воинов, как в древности у Давида-царя, сильных и стойких. Была же тогда суббота, и когда взошло солнце, сошлись противники. И была сеча жестокая, и стоял треск от ломающихся копий и звон от ударов мечей, и казалось, что двинулось замерзшее озеро, и не было видно льда, ибо покрылось оно кровью. А это слышал я от очевидца, который поведал мне, что видел воинство Божие в воздухе, пришедшее на помощь Александру. И так победил врагов помощью Божьей, и обратились они в бегство, Александр же рубил их, гоня, как по воздуху, и некуда было им скрыться. Здесь прославил Бог Александра пред всеми полками, как Иисуса Навина у Иерихона. А того, кто сказал: «Захватим Александра», — отдал Бог в руки Александра. И никогда не было противника, достойного его в бою. И возвратился князь Александр с победою славною, и было много пленных в войске его, и вели босыми подле коней тех, кто называет себя «божьими рыцарями».

Таким образом, из напыщенного и многословного текста «Жития» о сражении мы узнаем совсем немного: — бой начался, «когда взошло солнце»; — в нем участвовало «большое» суздальское войско во главе с Андреем; — с помощью «воинства Божьего» русские одержали победу и преследовали противника «как по воздуху». И это все.

Рассказ «Жития» о «Ледовом побоище» уступает более подробному и содержательному рассказу Новгородской летописи. Следовательно, источники информации у автора «Жития» и у летописца были разные. Последний осведомлен значительно лучше, чем лично знакомый с участниками описываемых событий автор «Жития».

Более поздние редакции «Жития» (конец XVI века) устраняют расхождения с летописным известием, добавляя к первоначальной версии детали, позаимствованные из НПЛ: — место сражения, — «Немцы и Чудь пробились свиньей сквозь русские полки», — Александр преследует отступающих врагов семь верст, — данные о потерях. Число убитых врагов возрастает от редакции к редакции до 900. В некоторых редакциях «Жития» (а всего их насчитывается более двадцати) появляются сообщения об участии в сражении магистра Ордена и его пленении, а также абсурдная выдумка о том, что рыцари тонули в воде.

Между НПЛ и «Житием» есть еще одно принципиальное расхождение: по летописи сражение с ливонцами состоялось после того, как был «освобожден» Псков. Ранняя редакция «Жития» заставляет усомниться в такой последовательности событий. По «Житию» неясно, что же было в начале: или Александр освободил Псков, а потом произошла битва с «немцами», или победа в этой битве привела к тому, что псковичи были вынуждены принять Александра на правах победителя. Вот этот отрывок: «После победы Александровой, когда победил он короля («Невская битва». — Авт.), на третий год, в зимнее время, пошел он с великой силой на землю псковскую, ибо уже был взят немцами город Псков. И пришли немцы к Чудскому озеру, и встретил их Александр, и изготовился к бою, и пошли они друг против друга, и покрылось озеро Чудское множеством тех и других воинов». Далее, после одержанной на льду озера победы, с «множеством пленных» Александр направился не в Новгород, где по идее и должны были встретить победителей, а в Псков, где его, по словам «Жития», у города встречал народ. Получается, что псковичи, узнав о разгроме ливонского войска, решили сдаваться на милость победителя и вышли просить у Александра пощады.

Из этого можно сделать вывод, что Псков совершенно не тяготила «немецкая» «оккупация», и псковичи не торопились отказаться от союза с Ливонией. Не зря же Александр после разгрома ливонцев обращается к псковичам с такой речью: «О, невежественные псковичи! Если забудете это (имеется в виду, что он, говоря словами «Жития», «победил иноплеменников и оружием веры освободил Псков от жоязычников». — Авт.), то уподобитесь иудеям, которые забыли Бога, освободившего их из египетской неволи». «Невежество» псковичей надо, видимо, понимать в том смысле, что в отличие от иерархов Русской Православной Церкви, они считали, что «неволя» «иноязычников» — ливонцев меньшее зло, чем ордынское иго и власть Ярославичей.

Напрасно увещевал псковичей устами Александра автор «Жития». О своем благодетеле и освободителе они или очень быстро забыли, или ничего не знали. Это подтверждает такой пример: спустя сто лет после описываемых событий — зимой 1343 года, псковичи отправились в очередной грабительский набег на земли эстов. «Пять дней и пять ночей воевали они неприятельские села около Медвежьей Головы (Оденпэ), не слезая с лошадей, воевали там, где не бывали их отцы и деды». Ливонцы, собрав силы, погнались вслед за псковичами, которые «поехали назад к Пскову с большим полоном». Догнав противника, преследователи напали на него. Псковичам пришлось принять бой. «Стали псковичи на бой, помолились святым князьям своим Всеволоду и Тимофею (Довмонту)» (Соловьев, СС, т. 2, с. 248). Почему не Александру Ярославичу молятся псковичи перед боем? То, что их молитва обращена к князю Довмонту, понятно: он умер в 1299 году, и память о его деяниях была еще свежа. Но князь псковский и новгородский Всеволод Мстиславович умер в 1138 году. Почему же неблагодарные псковичи вспоминают в молитвах, прощаясь друг с другом перед смертью, имя князя, умершего два века назад, а не имя великого полководца Александра Ярославича? В отличие от Александра, ни Довмонт, ни Всеволод от «крестоносцев» или других каких захватчиков Псков не освобождали. В школьный учебниках истории про них не пишут. Литовского князя Довмонта вообще можно причислить к «иностранным захватчикам». Он пришел со своей дружиной в Псков из Литвы и стал там князем, прогнав Святослава (сына брата Александра Ярослава Ярославича). Это чуть было не привело к новой войне с «низовой землей». В 1266 году Ярослав, который после смерти брата стал Великим князем, пришел со своими полками к Новгороду, чтобы идти на псковичей и Довмонта. Поход не состоялся потому, что ему решительно воспротивились новгородцы. Сегодня в Пскове никто не знает, кто такой Всеволод Мстиславович и чем он прославился. Зато все знают имя Александра Невского и искренне уверены в том, что именно он был защитником и освободителем Пскова. Вот результат многовековой пропаганды, превративший заурядного князя в национального героя первой величины.

Вот и все, что известно из отечественных первоисточников о «Ледовом побоище». Численность войск, их построение, состав? Нет данных. Как развивался бой, кто отличился в сражении, сколько погибло русских? Неизвестно. Как, наконец, проявил себя в сражении Александр? Кого на этот раз хватил копьем по физиономии? Ответов ни на один из этих вопросов нет. Поразительный контраст с рассказом о «Невской битвы», в котором поименно названы герои и указано число погибших дружинников, описаны детали боя и действия отдельных подразделений, в том числе и противника. О более крупной по масштабам и историческому значению битве известно намного меньше. Как же так? Казалось бы, все должно быть наоборот. Свидетелей и очевидцев «Ледового побоища» на порядок больше, чем «Невской битвы». Ведь в сражении с «немцами» участвовала не одна «малая дружина», а объединенные силы Новгородской и Суздальской земель. В отличие от «Невской битвы», в «Ледовом побоище» было захвачено много пленных. Эти обстоятельства должны были помочь автору «Жития», который так любит ссылаться на свидетельства «очевидцев», воспроизвести развернутое и подробное описание сражения. Так почему же он этого не делает?

Многие историки отмечали тот факт, что описание «Ледового побоища» в «Житии» производит впечатление литературного заимствования. Как доказал В. И. Мансикка (Житие Александра Невского. СПб., 1913), автор «Жития» в рассказе о «Ледовом побоище» воспользовался описанием сражения между Ярославом Мудрым и Святополком Окаянным из чтения в честь Бориса и Глеба. Георгий Федоров отмечает и то, что «Житие» Александра «есть военная героическая повесть, вдохновленная римско-византийской исторической литературой (Палея, Иосиф Флавий)» (Святые Древней Руси, с. 100), а описание «Ледового побоища» — калька победы Тита над евреями у Генисаретского озера из третьей книги «Истории иудейской войны» Иосифа Флавия.

И. Греков и Ф. Шахмагонов считают, что «облик битвы во всех своих позициях очень схож со знаменитой битвой при Каннах» («Мир Истории», с. 78). Вообще рассказ о «Ледовом побоище» из ранней редакции «Жития» всего лишь общее место, которое с успехом можно применить к описанию любого сражения. Только зачем было автору «Жития» углубляться в такое далекое прошлое, как история Пунических войн, когда у него были гораздо более свежие примеры для заимствования?

В XIII веке было немало сражений, которые могли стать для авторов рассказа о «Ледовом побоище» источником «литературного заимствования». Расскажем о двух из них, удивительно похожих на рассказ о «Ледовом побоище». Лет за десять до предполагаемой даты написания «Жития» (80-е годы XIII века) произошло крупное сражение между ливонскими рыцарями и литовцами. Оно тоже состоялась на льду, но только не озера, а Рижского залива. И описание его удивительно похоже на описание «Ледового побоища».

Началось с того, что литовцы напали на Эстонию, а затем по льду Рижского залива проникли на остров Сааремаа.

Магистр Ордена Отто собрал из замков рыцарей в Ригу, созвал ополчение из горожан. Выступившая из Риги армия соединилась с силами епископов Дерптского и Эзель-Викского и датчанами из Северной Эстонии. У Карусена, на льду залива между островами Муху и Виртсу, ливонцы преградили путь литовцам, возвращавшимся с добычей. Магистр Отто с орденскими войсками занимал центр, епископские полки стояли на левом фланге, датчане — на правом.

Сражение произошло 16 февраля 1270 года. Битва началась атакой орденских сил в центре: рыцарская конница атаковала литовские позиции. Литовцы встретили врага, укрывшись за санями, и успешно отразили атаку тяжелой кавалерии, перебив рыцарских коней, запутавшихся между санями. После того как центр войска союзников был уничтожен, литовцы обрушились на фланги противника и довершили его разгром. Магистр Отто и командир датчан погибли. После боя литовцы проследовали домой с захваченной добычей, не пытаясь как-либо использовать свою победу в этом сражении.

Итак, как и в «Ледовом побоище», в битве при Карусене рыцарская конница атакует центр, там они «вязнут», и обходом с флангов противник завершает их разгром. При этом ни в том, ни в другом случае победители не пытаются как-либо воспользоваться результатом разгрома вражеского войска.

Да и потери ливонского войска в битве при Карусене удивительно совпадают с названным в Новгородской летописи числом павших в «Ледовом побоище». Согласно Ливонской рифмованной хронике, в этом бою погибли 600 христиан, в том числе 52 рыцаря Ордена (соответственно 500 погибших и 50 пленных в «Ледовом побоище»).

Поневоле напрашивается вопрос: а не позаимствовал ли летописец известие о битве при Карусене? Достаточно только изменить место и время сражения, заменить литовцев на русских — и готово «Ледовое побоище». Даже современники вряд ли обнаружили подлог. О битве при Карусене знали немногие. Зато многие помнили о том, что ливонцы заняли Псков и Изборск и были оттуда изгнаны суздальской ратью. Почему бы при этом не произойти сражению, в котором их отцы и деды нанесли поражение рыцарям на льду озера?

Очень похож на описание «Ледового побоища» и рассказ о сражении бывшего новгородского князя Мстислава Удалого с венграми, поляками и богемцами в 1219 году. Карамзин пишет, что богемцами командовал некий Воевода Фильний. «Сей надменный Барон изъявлял величайшее презрение к Россиянам и часто говорил в пословицу: «Один камень избивает множество глиняных сосудов. Острый меч, борзый конь, и Русь у ног моих» (СС, т. 3, с. 454). Описание вражеского военачальника, хвастающего тем, что легко справится с русскими, напоминает хвастовство ливонцев из «Жития». Как и «Ледовое побоище», это сражение началось с того, что «рыцари» почти разгромили русских. И в этот самый момент им в тыл неожиданно ударила отборная конная дружина Мстислава и его союзники половцы. Враг был окружен и разбит. Вот описание этого сражения (по Карамзину): «Ляхи стояли на правом крыле; Венгры и Галичане на левом; легкое войско их находилось впереди. Россияне показались: шли они медленно и стройно; за ними Половцы. Владимир Рюрикович предводительствовал одной частью войска, другою Мстислав… Уже битва началась. Владимир не устоял против Ляхов: они гнали Россиян, брали пленников, добычу, и древними песнями отцов своих торжествовали победу. Венгры, Галичане также имели успех, и бедствие наших казалось совершенным. Но Мстислав в самое то время с отборною дружиною и с Половцами ударил в тыл неприятелю: изумленные, расстроенные Венгры падали мертвые целыми рядами; сам предводитель их отдался в плен, и скоро Ляхи к отчаянию своему увидели, что победа им изменила; окруженные Россиянами, не могли спастись ни мужественною обороною, ни бегством и все легли на месте. Одни Половцы брали пленников, ловили коней, обнажали мертвых: Россияне, исполняя волю Князя, старались только о совершенном истреблении неприятеля. Еще многие Ляхи оставались назади, не ведали о гибели своих и, видя издали государственное знамя Польское, толпами стремились к оному; но сие знамя, с изображением Белого орла, развевалось уже в руках победителя: они находили там смерть. Кровопролитие было ужасно; вопль, стон несчастных жертв достигал до Галича; трупы лежали кучами на пространстве необозримом. Россияне, торжествуя победу, все единодушно превозносили хвалами Мстислава Храброго, называя его, по тогдашнему обыкновению, красным солнцем отечества» (там же).

В отличие от «Ледового побоища», это сражение имя собственного не получило и в учебники истории не вошло. Из чего можно сделать вывод: для полководца главное не победа в бою. Главное — это ее правильно и красочно описать и преподнести. Поэтому всегда настоящие герои остаются неизвестными, а приписавшие себе их заслуги никогда не воевавшие штабные писари ходят в героях.