3

3

С момента падения Изборска до сдачи Пскова «немцам» прошло не менее двух недель. За это время на помощь Пскову могли успеть подойти не только новгородцы, но и дружины Великого князя владимирского. Выручать Псков они не пришли. Может быть, противники Ярослава Владимировича не обратились за помощью к Новгороду? Вряд ли. Летопись сохранила забавную историю, свидетельствующую о том, что даже непроверенные слухи о поражении псковского войска заставляли псковичей бежать в Новгород за поддержкой.

В 1343 году псковское войско, возвращавшееся с добычей после набега в Ливонию, было настигнуто «немцами». «Была сеча большая, и бог помог псковичам: побили они немцев и стали на костях, потерявши 15 человек убитыми; кроме того, некоторые из них обеспамятели от бессонницы (перед этим псковичи без отдыха грабили ливонцев целых пять суток. — Авт.) и погибли, блуждая по лесу; иные, впрочем, вышли после рати. Между тем еще при самом начале битвы Руда, священник борисоглебский, пригнал в Изборск и распустил лихую весть, что всех псковичей и изборян немцы побили; ту же весть перенес и во Псков. Здесь поднялся плач и вопль, какого никогда прежде не бывало; отрядили гонцом в Новгород Фому, старосту поповского, сказать там: «Псковичи все побиты, а вы, новгородцы, братья наши, ступайте скорее, чтоб немцы не взяли прежде вас города». Опамятовавшись, однако, немного, послали проведать, точно ли правду сказал Руда, и нашли, что псковичи, которых считали мертвыми, спокойно спят в стане под Изборском» (Соловьев, СС, т. 2, с. 248).

А что же Господин Великий Новгород делал целую неделю, пока под стенами Пскова топтались ливонские друзья Ярослава? Да и до этого? Пока они взяли Изборск, пока разбили псковскую рать, пока подошли к городу — времени выступить хотя бы малыми силами, как за полгода до этого против шведов, было предостаточно. И если бы новгородцы так и поступили, то ливонцы наверняка ушли бы от Пскова, не рискнув сражаться на два фронта, как это всегда случалось и до и после этого. Например, всего через десять лет, в 1253 году, ливонцы осадили Псков и сожгли городской посад. Но как только они узнали о приближении новгородцев, немедленно бежали: «и пошли новгородцы полком к ним из Новгорода и они побежали прочь» (НПЛ).

Значит, Псков заключил мир с «немцами» и согласился на размещение в городе символического ливонского гарнизона совсем не потому, что «бояре-изменники» сдали город врагам, как об этом пишут в учебниках истории, а потому, что осажденному городу не пришла помощь из Новгорода. Псковичи, убедившись что «старший брат» бросил их на произвол судьбы, вынуждены были стать «переветниками».

Может быть, новгородцы не пришли им на помощь потому, что были уверены в том, что у псковичей достаточно сил для того, чтобы отстоять свой город? Действительно, до этого никому не удавалось взять стены псковского Крома. Но тогда непонятно, почему, узнав о падении Пскова, новгородцы не попытались его освободить? Очень странно ведет себя Новгород. Вместо того чтобы немедленно нанести удар по захватчикам, как это сделали псковичи, узнав о падении Изборска, Новгород бездействует. Бездействует, пока враги жгут псковские посады. Бездействует и после того, как Псков сдался на милость победителю. Впрочем, не бездействует, а прогоняет ставленника «низовой земли» сына Великого князя владимирского и киевского князя Александра Ярославича. Еще более странным выглядит поведение новгородского князя. «Невская битва» свидетельствует о том, что Александр не нуждался в поддержке новгородцев и вполне успешно действовал самостоятельно, полагаясь только на свою «малую дружину». Так что даже если новгородцы трусливо выжидали, то их бесстрашный и решительный князь не из таких. По аналогии с «Невской битвой» он должен был появиться под стенами Изборска чуть ли не раньше, чем псковичи. И уж совсем непонятно, почему новгородский князь бездействовал, когда враги осадили второй по значению город Новгородской земли? Действуй он под Псковом так же, как против шведов, победа ему была бы обеспечена: неожиданный удар в тыл ливонскому войску гарантированно принес бы Александру новую громкую победу. Глядишь, вошел бы он в историю под прозвищем «Псковский». Но выдающийся полководец этим реальным шансом разгромить врага почему-то не воспользовался. Наоборот, вместо того чтобы прийти на помощь псковичам, он покинул Новгород со всей своей семьей и дружиной. О чем повествует продолжение рассказа летописи о событиях 1240 года: «В то же лето, той же зимы выйде князь Александр из Новгорода к отцу в Переславль с матерью и женой и со всем двором своим» (НПЛ). О причине, по которой Александр оставил Новгород, летописец пишет коротко — рассорился («роспревся») с новгородцами. Что не поделил с ними Александр? Может быть, захваченную у шведов добычу?

Впрочем, причины конфликта не имеют значения. Гораздо важнее то, что Александр фактически бросил Новгород на произвол судьбы в тот момент, когда город больше всего нуждался в князе. Что это, шантаж или предательство? Может быть, герой «Невской битвы» так же, как его отец, в панике сбежавший с поля Липецкой битвы, тоже испугался и убежал? Или были другие причины, заставившие Александра Ярославича в очередной раз покинуть Новгород?

Может быть, «Житие» объясняет причину, по которой Александр бежит из Новгорода? Нет. Первоначальные редакции «Жития» попросту игнорируют сам факт того, что Александр покинул город, доверивший ему свою оборону, в тот самый момент, когда пали важнейшие крепости Новгородской земли.

Получается, что в то время, когда «немцы» захватили Изборск и Псков, построили «город» на земле вожан, новгородский князь был на своем посту, но по каким-то причинам бездействовал. Следовательно, Александр несет полную ответственность за то, что новгородцы не пришли псковичам на помощь, и, следовательно, именно он главный виновник захвата «немцами» Изборска и Пскова и последующей потери Новгородом водьских земель. Более поздние редакции «Жития» этот недочет, бросающий тень на Александра, исправили. В них нападение врагов происходит в то время, когда князь отсутствовал по уважительной причине: Александр был вынужден отъехать из Новгорода в Переславль по очень важному делу. Оказывается, «он там (в Переславле. — Авт.) хотел утешить народ и помочь ему». Что за напасти случились в Переславле, и как Александр помог народу — «Житие» умалчивает. Хотя из летописи известно, что утешал князь народ весьма своеобразно: отрезанием носов и повешением.

Вот этот фрагмент «Жития»: «На следующий год после возвращения князя Александра с победой (т. е. в 1241 г. — Авт.) пришли опять те же (опять шведы?! - Авт.) от Западной страны и построили город на земли Александровой — Копорье. Когда Александр уехал в Суздальскую землю, в Переславль, то он там хотел утешить народ и помочь ему, но вынужденный приехать в Новгород, вышел немедля на немцев с новгородцами, срыл город их до основания, а самих избил, а других с собою повел, а иных, помиловав, отпустил, ибо был он милостив свыше меры. А вожан и чудинов, изменников, перевешал и отъехал на Русь».

Но эта ремарка «Жития» не объясняет причины бездействия Александра во время нападения врага на Изборск и Псков. Проблему алиби Александра Ярославича автор «Жития» решил просто: он прибег к элементарной фальсификации. В выше приведенном отрывке он пишет о том, что враги построили город Копорье. Из летописи известно, что это случилось уже после падения Пскова. А по версии «Жития», Псков «немцы» взяли не в 1240 году, а два года спустя, уже после того, как Копорье было разрушено. Александр, разумеется, и в этот раз не смог помешать супостатам, так как в Новгороде его опять не было: после освобождения Копорья, казнив изменников, он сразу же уехал на Русь. По каким, интересно, делам? «Житие» на этот вопрос ответа не дает: «А в это время «на третий год после победы Александра над королем (1242 год. — Авт.) в зимнее время собрались немецкой той страны и пришли на новгородский город на Плесков (Псков), и плесковский полк победили, и судей своих посадили в Плескове. И услышав об этом, Александр сильно оскорбился за кровь христианскую, и не замедлив нимало, взяв с собой братьев своих и мужей своих, пришел в Новгород». О том, что Александр рассорился с новгородцами и был вынужден покинуть Новгород, «Житие» умалчивает.

По распространенной в литературе версии князя выгнали сами новгородцы. Только почему они решили отказаться от услуг победителя шведов в тот самый момент, когда он был им нужен? С точки зрения здравого смысла, в условиях, когда границы Новгорода оказались под угрозой, новгородцы должны были действовать совсем по-другому. Им бы надо посылать к Великому князю владимирскому и просить его, чтобы он прислал на помощь Александру его брата Андрея, а еще лучше, сам пришел в Новгород во главе владимиро-суздальских войск. Вместо этого новгородцы не только отказываются от услуг самой боеспособной силы своего войска — княжеской дружины, но бросают вызов Великому князю: изгнание из Новгорода его жены и сына равносильно объявлению войны с «низовой землей». К примеру, когда в 1255 году новгородцы попросили сына Александра Ярославича Василия и пригласили вместо него на княжение одного из младших братьев Александра — Ярослава Ярославича, то Александр, ставший к тому времени Великим князем владимирским, немедленно пошел войной на Новгород. А в 1240 году новгородцы нанесли Ярославу Всеволодовичу еще большее оскорбление: выгнав его сына, они даже не обратились к нему с просьбой дать им другого князя.

Из этого можно сделать вывод о том, что изгнание Александра Ярославича означало, что в Новгороде вспыхнул очередной мятеж против Владимиро-Суздальской земли и лично Ярослава Всеволодовича. Это и объясняет причины, по которым Александр покинул Новгород, а новгородцы не пришли на помощь Пскову и не стали воевать с Ярославом Владимировичем и его ливонскими союзниками.

На такой отчаянный шаг, как война с «низовой землей», новгородцы могли пойти только в том случае, если они были абсолютно уверены в том, что смогут повторить успех Липицкой битвы. Для этого им нужен был князь, равный по масштабу Мстиславу Удалому. На это место напрашивается только одна кандидатура — племянник Мстислава — Ярослав Владимирович.

Почему новгородцы решили поставить на Ярослава Владимировича против Ярослава Всеволодовича?

Уже несколько десятилетий выбор князя в Новгороде зависел от результата борьбы двух партий. Одна поддерживала кандидатов из Владимиро-Суздальской земли. В основном это были бояре с «Прусской улицы». Их противники ориентировалась на князей из рода Ростислава Смоленского. Интересы этой партии выражал, к примеру, Мстислав Удалой. Нашествие Батыя и последовавшее за ним, неожиданное для всех, восшествие Ярослава Всеволодовича на великокняжеский трон разрушило исторически сложившийся баланс сил на Руси. Впервые за долгие годы после распада Киевской Руси один из князей сконцентрировал в своих руках такую большую власть. И этим князем оказался человек, с которым Новгород имел давние счеты. В Новгороде, где не понаслышке знали «человеколюбивый» нрав Ярослава Всеволодовича, возникли опасения, что он воспользуется ситуацией, чтобы расправиться со своими противниками. Первый поступок Ярослава в роли Великого князя — нападение на Киевское княжество, сделанное в целях сведения личных счетов с Михаилом, которого новгородцы в свое время пригласили на княжение вместо него, подтверждал эти опасения. Поэтому усиление власти Ярослава Всеволодовича вызвало в Новгороде обратный эффект — ослабление Владимиро-Суздальской партии. Однако до нового конфликта с «низовой землей» дело так и не дошло. Всего через несколько месяцев новгородцы посылают к Ярославу Всеволодовичу с просьбой дать им князя.

Что же произошло в Новгороде за время отсутствия князя? Чем можно объяснить столь радикальное изменение расстановки сил в Новгородской земле за столь короткое время? По версии НПЛ, причины, которые заставили Новгород искать примирения с Ярославом Всеволодовичем, — союз вожан с ливонцами и нападения на новгородские пригороды. Новгородский летописец пишет: «В ту же зиму пришли немцы на водь с чюдью и повоевав и дань на них возложили, а город учинили в Копорье. И не это было зло, но и Тесов взяли и за 30 верст до Новгорода гонялись, купцов били от Луги и до Сабли. Новгородцы послали к Ярославу по князя, и дал он им сына своего Андрея. Тогда же подумавши новгородцы, послали владыку с мужами по Александра; а на волость Новгородскую нашли литва, немцы и чюдь и поймали по Луге все кони и скот» (НПЛ).

Почему вожане, долгие годы покорно платившие дань Новгороду, вдруг взбунтовались? Одна из причин — опасение того, что новый конфликт Новгорода с «низовой землей» приведет к повторению голода 1214 года. Тем более, что теперь Ярослав Всеволодович был уже не просто удельным князьком, а Великим князем владимирским и киевским. Следовательно, последствия войны могли ударить по вожанам еще сильнее, чем четверть века назад. Поэтому водь, не дожидаясь, когда Ярослав Всеволодович перекроет подвоз продовольствия в Новгород, попросила защиты у ливонцев.

Не меньше неприятностей ожидало водь и в том случае, если Новгород начнет войну с Ливонией. В отличие от псковских земель, защищенных от ударов со стороны Ливонии крепостями, у вожан крепостей, за стенами которых они могли бы укрыться от вражеских нападений, не было. Именно поэтому эсты, совершая ответные набеги на Новгородскую землю, предпочитали нападать не на псковские пригороды, а на водь. Новгородцы защитить своих данников от этих набегов не успевали, да и не очень хотели. Русские грабят ливонские земли, возвращаются домой с богатой добычей и пленными, а расплачиваются за это ни в чем не повинные вожане. Например, после похода русских в Ливонию в 1221 году эсты за один только 1222 год совершили два похода в землю вожан. «Унгавнийцы (эсты из Дерптского епископства. — Авт.) уже в середине зимы выступили с войском в поход по глубокому снегу и перешли Нарву, разграбили соседнюю область, захватили пленных и добычу. Когда они вернулись, тем же путем отправились жители Саккалы, перешли Нарву и сделали далекий поход в землю, называемую Ингария (ижорская земля), относящуюся к Новгородскому королевству. Так как никакие известия их не опередили, они нашли эту область полной народу и нанесли ингарам тяжкий удар; перебили много мужчин, увели массу пленных обоего пола, а множество овец, быков и разного скота не могли захватить с собой и истребили. И воротились они с большой добычей, наполнив Эстонию и Ливонию русскими пленными, и за все зло, причиненное ливам русскими, отплатили в тот год вдвойне и втройне» (Хроника Генриха).

В сложившейся ситуации у вожан был только один выход — союз с Ливонией. Новгородский летописец назвал их за это «переветниками». В Ливонских хрониках не сообщается о том, что Орден занял новгородский пригород Тесов. Из этого следует, что в набегах на новгородские земли, о которых рассказывает НПЛ, Орден участия не принимал. Не могли же, в самом деле, наделать столько дел те два рыцаря, которых оставили в Пскове «охранять землю»? Наши историки из сообщения НПЛ о захвате Тесова делают вывод о том, что над Новгородом нависла смертельная угроза: мол, еще никогда так далеко ливонцы не вторгались на русскую территорию. Но и это неправда. Например, по сообщению НПЛ, еще в 1233 году «немцы» схватили в городе Тесове и увезли в Одемпэ новгородского боярина.

И в 1240 году сообщение о захвате Тесова не произвело на новгородцев впечатления. Это подтверждается тем, что в Новгороде в это время не возводили никаких оборонительных сооружений. Доподлинно известно, что всякий раз, когда возникала угроза вражеского нашествия, новгородцы начинали укреплять свой город. Об этом свидетельствуют данные археологических раскопок. В 1169 году новгородцы возвели возле города острог в связи с походом на Новгород суздальской рати. Следующий этап развития обороны города — 1224 год, вызван походом суздальской рати на Торжок (см. Соловьев, СС, т. 1, с. 601). После этого очередной строительный бум по возведению фортификационных сооружений обрушивается на город только полвека спустя — в 1270 году, во время конфликта Новгорода с братом Александра Невского — тверским князем Ярославом Ярославичем. Следующий раз новгородцы ставят новые остроги в 1316 году, в ожидании нападения тверского князя Михаила Ярославича (сына Ярослава Ярославича). Таким образом, полтора столетия (с конца XII по начало XIV веков) новгородцы укрепляли свой город в ожидании нападения русских из «низовых земель», а не шведов или немцев с Запада.

А в 1240 году новгородцы ничего не делают для того, чтобы подготовить город к обороне от врага, который, если верить историкам, уже стоял на его пороге. Следовательно, новгородцы не видели угрозы в том, что «неприятельские шайки метались в разные стороны, достигали тридцати верст от Новгорода и убивали новгородских гостей, ездивших за товарами» (Костомаров, указ. соч., с. 81).