14. После конца – этнические осколки

14. После конца – этнические осколки

Как известно, случайности в истории встречаются часто, но большого значения не имеют, потому что их последствия – зигзаги – компенсируются в могучих течениях исторических и природных закономерностей. Но совпадения, или встречи двух-трех потоков закономерностей, влекут за собой либо смещения исторических судеб даже очень крупных народов, либо их аннигиляцию. Так произошло в Центральной Азии в так называемый «темный век» – 860-960 гг.[71].

В это столетие совпали кризисы тех линий или, точнее, исторических закономерностей, и совпадение их оказалось трагичным для культуры Центральной Азии, поскольку создался разрыв традиции и возникло забвение прошлого.

Первое, С разгромом Уйгурии закончилась инерция пассионарного толчка III в. до н.э. Все этносы, возникшие тогда в Великой степи, либо перестали существовать, либо превратились в реликты, либо стали примыкать к соседним могучим суперэтническим целостностям – к Китаю, мусульманскому халифату, к Византии – и даже вступали в контакты с лесными племенами Сибири. Дольше всех продержались тюрки-шато, потомки «малосильных» хуннов, вернувшиеся на древнюю родину – северную границу Китая, карлуки, потомки ветви тюркютов, и куманы, смесь среднеазиатских хуннов с алтайскими динлинами. Поскольку этот грандиозный этногенез с хуннов начался и хуннами кончился, правомерно называть его, пусть условно, хуннским. Он просуществовал 1200 лет и в Х в. был на излете. Собственные силы его стали малы и не обеспечивали возможностей роста.

Второе. Ни в Китае, ни в халифате кочевники не обрели покоя. Их не любили, а использовали. В этих обеих империях шла фаза этнического надлома. И там и тут вероломство и жестокость стали знамением эпохи, хотя и с различной окраской. В Китае вздымалась волна шовинизма, безотчетной ненависти ко всему чужому[72], и уж больше всего – к кочевникам. В халифате тюрок ненавидели шииты и карма – ты, хотя последние так же ненавидели мусульман. А в Византии в этот век в тюрках не нуждались и пренебрегали ими.

Кочевникам лучше бы не соваться на чужбину, а жить дома, но тут вмешалось третье: в степной зоне наступил очередной период вековой засухи. Волей-неволей приходилось уходить на окраины степи[73].

С одной стороны, засуха Х в. была полезна, ибо кыргызы покинули степь, превратившуюся в пустыню, и ушли домой, в Минусинскую котловину. Война их с уйгурами, не кончившись, загасла. Кровь перестала литься на пересохшую землю. Но, с другой стороны, кочевники, покидавшие родину и терявшие связь с ландшафтом, невольно упрощали этносистемы и теряли традиции.

Именно поэтому они воспринимались в окрестных странах как «дикари», тем более что в Х в. никто из соседей не знал истории хуннов, тюрок и уйгур. Обывательскому сознанию свойственно считать, что увиденное им теперь было таким всегда, а беду соседа рассматривать как его неполноценность. Так и создалось устойчивое мнение, будто кочевники Азии – это дикари, трутни человечества, неспособные к восприятию культуры. Нужно ли говорить, сколь это неверно и антинаучно?

В XI в. .безмолвие пустыни снова было нарушено дождями. И снова на берегах Онона, Кэрулэна и Селенги появились овцы и их пастухи. На этот раз они пришли из Восточной Сибири, хотя самое могучее из этих племен – татары – жило в Восточной Монголии еще до засухи. Прочие же племена – кераиты, ойраты, меркиты, тайджиуты и другие – попали в поле зрения географов XI-XII вв. именно в эти века[74].

Эти переселенцы говорили не по-тюркски, а по-монгольски и представления не имели о тех, кто жил в Степи до них. Каменные курганы хуннского времени они называли «керексурами» – кыргызскими могилами – и правильно считали, что не имеют к ним касательства. Между ними и хуннами лежал «темный век», и надо было все начинать сначала.

Новые кочевники, в отличие от хуннов и тюрков, охотно воспринимали культуру с юга, лишь бы она не была китайской, Кераиты приняли крещение в 1009 г. от несториан, изгнанных в 1000 г. из Китая,а их восточные соседи, предки монголов, усвоили «черную веру» Тибета, называвшуюся Бон[75]. Но в XI в. эти племена и их соседи, хотя и пользовались плодами благодатной земли, не проявляли никаких стремлений к объединению, а тем более к войнам. Эти качества проявились, а скорее, возникли лишь в конце XII в. Зато в XIII в. монголы удивили мир более, чем какой-либо этнос до них или после них.

Излагать историю монголов нецелесообразно, ибо это уже сделано самими монголами[76]. Важнее другое: надо постараться дать такую постановку проблемы, которая содержала бы решение, пусть в неявном виде. Этим мы и ограничимся, тем самым дав читателю возможность применить этнологическую методику к интерпретации легкодоступного материала.