Заключение
Заключение
В первой главе данной книги, посвященной теории вопроса господства на море, мы рассмотрели две трактовки этого понятия: современную и относящуюся к первым послевоенным годам. Напомню, что современная трактовка господства на море все свела к превосходству над противником, которое как бы гарантирует благоприятные условия для действий своих сил — иными словами, гарантирует решение поставленной задачи. В трактовке начала 50-х годов господство вообще никак не связано с превосходством над противником — это лишь условие, при котором мы способны решать поставленные задачи.
Что касается достижения самого господства, то, выражаясь словами Карла Клаузевица, это не математика, а искусство. Да и для того, чтобы воспользоваться своим господством, надо тоже быть искусным в военном деле, поскольку это не гарантия успеха, а лишь шанс его достигнуть.
Чтобы определить чья (а точнее, каких времен) точка зрения на господство на море в наибольшей мере соответствует сути явления, нами рассмотрены события Великой Отечественной войны на примере Черноморского театра. Выбрали мы его из-за ряда характерных черт, присущих ситуации на данном театре, которые позволяют наиболее наглядно проследить взаимосвязь между господством на море, превосходством в силах и средствах, результатом военных действий, Но сначала определимся с этими самыми характерными чертами.
Во-первых, основным предназначением Черноморского флота являлось содействие войскам приморских объединений Красной Армии. Подобное же предназначение имел Балтийский флот, а также, в меньшей степени, Северный. Но там деятельность сил флота протекала в основном в условиях стабильных фронтов. Даже когда войска Красной Армии в 1944–1945 гг. развернули наступление на Запад вдоль побережья Балтийского моря, основные силы Балтийского флота остались в Кронштадте, а войска поддерживали лишь боевые катера, железнодорожная артиллерия да ВВС флота.
Совсем другая картина сложилась для Черноморского флота. События на Черноморском театре развивались динамично, линия фронта постоянно перемещалась. Вместе с ней постоянно перемещались основные районы боевого предназначения сил Черноморского флота, его система базирования и так далее. Все это накладывало свой отпечаток на организацию флота, систему боевой подготовки, на функционирование всех видов обеспечения: боевого, тылового и технического. О динамике изменения боевой организации флота красноречиво говорит то, что Азовская и Дунайская флотилии за годы войны имели по два формирования. С первого до последнего дня силы Черноморского флота оказывали разностороннюю поддержку приморскому флангу наших войск: огневую, высадками войск десанта, транспортными перевозками, блокированием прижатых к морю группировок войск противника. Правда, в последний год военных действий на театре из них исключили корабли эскадры.
Во-вторых, на протяжении всей войны советский Черноморский флот всегда имел преимущество над противником в силах. Причем речь идет не только о корабельном составе. Фактически по своей численности ВВС Черноморского флота никогда не уступали германской авиации, действующей против сил флота. А если к ВВС ЧФ прибавить ВВС объединений (фронтов) Красной Армии, действовавших совместно с Черноморским флотом… Наконец, если брать группировки сухопутных войск флотского подчинения, например под Севастополем, то противник если и имел превосходство в силах, то уж не в 5–8 раз, как этого требовали наши нормативы для успешного прорыва укрепленного района.
В-третьих, в отличие от Северного и тем более Балтийского флотов, у Черноморского на протяжении всей войны имелись силы и средства, а главное, возможность воздействовать на морские коммуникации противника, вплоть до установления блокады отдельных изолированных группировок его войск.
На что можно было рассчитывать исходя из приведенных выше характерных условий деятельности Черноморского флота? Учитывая главное его предназначение, следовало бы ожидать, что наряду с проведением операций по высадке войск морских десантов и участием в перевозках войск силы Черноморского флота одновременно парализуют морские коммуникации противника и защитят свои. Повторимся: возможности, силы и средства для достижения этих целей флот имел. Очевидно, что все перечисленные выше задачи так или иначе находятся во взаимосвязи с господством на море.
Что касается морских десантов, то без господства в районе высадки и на путях подвоза снабжения на плацдарм — это отчасти авантюра. И Черное море тому пример. Из 23 высаженных на Черном и Азовском морях морских десантов только трем реально было оказано противодействие ВМС противника. И если в районе Южная Озерейка и Станичка, а также у озера Соленое мы, хоть с потерями, но преодолели это противодействие, то под Эльтигеном в ноябре 1943 г. германские ВМС блокировали наш плацдарм[113]. В результате войска десанта не погибли там полностью только потому, что прорвались по суше на другой плацдарм севернее Керчи.
Переброска войск на боевых кораблях чаще всего являлась мерой вынужденной, так как транспорта не могли прорвать морскую блокаду противника. Таким образом, если бы на Черном море действительно было завоевано господство, то и необходимость в использовании кораблей в качестве быстроходных транспортов во многом отпала. Наконец, защита своих и недопущение функционирования коммуникаций противника издревле решались в том числе и через завоевание господства.
Другое дело, как это самое господство можно завоевать. Например, можно ли было решить все задачи прямым физическим уничтожением военно-морских сил противника на Черном море? Скорее всего — нет. Даже если бы силы Черноморского флота нанесли румынским ВМС ощутимые потери в первую неделю войны (позже это сделать стало гораздо сложнее), то все равно противник имел возможность наращивать свои силы на театре. Причем не только за счет переброски их по Дунаю, но и за счет их строительства в Варне, Николаеве и Херсоне. Однако все равно теоретически, исходя из современной трактовки понятия господства на море, Черноморский флот мог как минимум блокировать группировки войск противника на Таманском полуострове в 1943 г. и в Севастополе в 1944 г. — что неминуемо привело бы к их полному разгрому и пленению. Также Черноморский флот, если не так успешно, как в случае с Одессой, но все равно должен был эвакуировать наши войска из Севастополя. Наконец, коммуникация Босфор — Констанца, если вообще не была бы парализована, то по крайней мере функционировала бы с большими сбоями. Безусловно, должны были быть надежно защищены свои коммуникации — хотя бы после того, как они скукожились до размеров одного прибрежного маршрута от Туапсе до Батуми. Действительно, что такое шесть подлодок и десяток торпедных катеров противника для такого флота, как Черноморский?
Произошедшее в реальности нам уже известно. Осталось ответить на вопрос: почему так произошло? Почему не сработала сегодняшняя трактовка господства на море? Почему Черноморский флот, несмотря на свое формальное превосходство, не смог решить несколько знаковых для данного театра задач и одновременно допустил, что противник аналогичные задачи в отношении нас решил?
Начнем с самого простого. Мы отметили, что физически уничтожить флот противника на театре мы не могли, оставалась борьба с ним в отдельных районах моря. А в прямом противостоянии многое зависит не только от количества имевшихся сил, но и от качества. Действительно, как можно бороться с подводными лодками, если на весь флот нет ни одной работоспособной гидролокационной станции? Также отсутствовали радиолокационные станции. Опять же, как можно обеспечить противоминную оборону, если на флоте отсутствовали не только средства борьбы с донными неконтактными минами, но не хватало обычных контактных тралов?
Что касается германских торпедных катеров и артиллерийских барж, то по огневым возможностям они превосходили главных своих противников — советские боевые катера[114]. Но и у противника по ряду позиций картина оказалась не лучше — например, также отсутствовали корабельные гидролокационные и радиолокационные станции. Что, в частности, облегчало деятельность наших подводных лодок. Правда, германские корабли, в том числе подводные лодки, имели более качественные шумопеленгаторы. Однако имевшиеся отдельные качественные преимущества обеих из противоборствующих сторон не являлись столь значительными, чтобы кардинально повлиять на ход и исход военных действий на театре. Поэтому причины неуспешных действий сил Черноморского флота, о которых говорится в этой книге, нужно искать прежде всего не в материальной сфере, а скорее в деятельности людей.
Мы уже делали некие промежуточные выводы, разбирали неудачные или не совсем удачные действия сил Черноморского флота. Обобщая, можно сказать, что основной причиной неудач являлся человеческий фактор. Материя эта тонкая, многогранная. Но при допустимых для данной книги упрощениях можно сказать, что человеческий фактор негативно мог повлиять на исход военных действий в четырех основных случаях.
Первое — это предательство. По этому поводу нужно отметить, что победу в Великой Отечественной войне прежде всего принесла беззаветная любовь советского народа к своей Родине. Он встал на защиту своего Отечества, своих близких и родных от возможного порабощения. Именно это являлось первопричиной массового героизма советских людей на фронте и в тылу. Правда, говорят, что героизм одних — это идиотизм других, обычно их начальников, которые своими действиями загоняли людей в безвыходное положение. Однако у подобных безвыходных положений, извините за каламбур, как правило, имелось как минимум два выхода. И абсолютное большинство выбирало подвиг, а не предательство. Естественно, здесь ни в коей мере не имеются в виду советские воины, попавшие в плен в силу независящих от них обстоятельств.
Если принять эту точку зрения, то надо сразу исключить какой-либо злой умысел при планировании и проведении операций. Разбор всех неудачных действий советского ВМФ в годы войны не дает ни единого, даже самого малейшего, повода для подобных подозрений.
Второе — это трусость. Здесь начнем с того, что все советские люди с оружием в руках, а иногда и без него защитившие нашу Родину от германского нашествия, даровавшие нам эту жизнь — герои по определению. Причем совершенно вне зависимости от того, какие лично подвиги каждый из них совершил, какие он имеет награды. Любой человек, добросовестно выполнявший свой долг, даже вдалеке от фронта, тоже участник той войны, он тоже внес свой вклад в Победу.
Конечно, в семье не без урода, но легко рассуждать тому, над чьей головой пули не свистели. В ходе военных действий, в том числе на Черноморском театре, имелись отдельные случаи проявления трусости перед лицом противника, а еще чаще — растерянности, паралича воли. Однако анализ деятельности черноморцев показывает, что подобные единичные случаи ни разу не повлияли на ход, а тем более исход боевых действий. Как правило, на каждого труса находился его начальник, а иногда и подчиненный, который своими действиями парировал негативные последствия деятельности труса. Другое дело, что зачастую люди более чем врагов боялись собственных начальников и «компетентные органы». Вот проявленное перед ними малодушие действительно несколько раз влияло если не на исход операций, то по крайней мере на количество потерь. Достаточно вспомнить морские десантные операции, проводившиеся при отсутствии необходимых условий, в том числе погодных. Знали, какая ожидается погода, знали, чем это грозит, даже докладывали по команде — но стоило сверху раздаться начальствующему рыку и все пускали на русское авось. А сколько раз на войне, да и в мирное время можно было услышать от начальника: «Наверх передокладывать не буду!»
Третье — это банальная человеческая тупость. Правда, здесь надо сразу оговориться, что если в результате какого-либо исследования вас будут подводить к мысли о том, что те или иные решения или действия оказались неправильными в силу того, что начальник дурак, сразу насторожитесь. Наверняка это произошло не потому, что начальник или исполнитель глуп, а потому, что у исследователя наступил предел его познания данного вопроса. Ведь объявить случившееся результатом чьей-то глупости — самый простой и универсальный способ объяснить негативный исход тех или иных событий. И чем менее компетентен исследователь, тем чаще он прибегает именно к такому объяснению произошедшего.
На самом деле субъективные решения любого человека являются следствием объективно складывающейся вокруг него обстановки. Вспомним, как Октябрьский, а за ним и Левченко опасались высадки морского десанта противника в Крым. Уж как им достается сегодня за эту «глупость». Но сейчас мы выяснили, что оба этих военачальника действовали вполне разумно исходя из той информации, которую они получали от разведки. Вообще термин «идиот» — это все-таки больше из области медицины, а потому применять его к кому-либо из фигурантов данной книги просто несерьезно.
Четвертое — это подготовленность человека к выполнению им своих функциональных обязанностей, обученность. Методом исключения получается, что мы подошли к главному.
Перед Великой Отечественной войной советский Военно-Морской флот располагал разветвленной сетью учебных заведений различного уровня и предназначения. Любой попавший на флот юноша проходил первичную военную подготовку (курс молодого бойца) в учебных отрядах, которые имелись на всех флотах. Часть из них, предполагавшихся на замещение должностей специалистов, продолжали обучение в специальных школах. На каждом флоте их было не менее четырех. Обычно это школа оружия, школа связи, электромеханическая школа, объединенная школа береговой обороны и ПВО. Подобные школы имелись не только флотского подчинения, но и в военно-морских базах, на флотилиях. Там их обычно называли «объединенными школами», в них обучались все нужные для данного объединения специалисты. Особняком стоял Учебный отряд подводного плавания им. С.М. Кирова в Ленинграде, где готовили специалистов-подводников в масштабе всего ВМФ. Старшинский состав готовился на курсах подготовки младших командиров, как правило, в тех же школах.
По поводу выпускников всех этих школ имеются отзывы как с наших флотов, так от союзников и даже от наших противников. Обобщенная оценка высокая, в том числе по вопросам борьбы за живучесть. Правда, здесь надо отметить несколько негативных факторов, повлиявших на качество рядового и старшинского состава ВМФ в годы войны. Например, в 1941 г. в Красную Армию передали 39 045 моряков-черноморцев, в том числе классных корабельных специалистов, на подготовку которых были затрачены годы.
На корабли и в части прибывали не только выпускники специальных школ, но и матросы из учебных отрядов сразу после завершения курса молодого бойца, то есть без специальной подготовки, так называемые строевые. Ими обычно укомплектовывали штаты, по которым подготовка в школах не предусматривалась или их выпускники не покрывали потребностей флота: боцмана, рулевые, сигнальщики, кочегары, коки, писаря, баталеры и так далее. Те из них, кто не имел своих боевых постов, расписывались, например, к артиллерийским орудиям или бомбосбрасывателям на подаче боеприпасов. Они даже так и назывались — приписные. Готовили их по специальности на корабле, то есть имел место этап становления, когда специалистом матрос еще не стал, а вахту уже несет.
С началом войны на флот прибыли призванные из запаса. К сожалению, качество этого контингента в целом оказалось низким. В лучшем случае из-за длительного перерыва человек просто утратил имевшиеся навыки по своей военной специальности. Но поступило много людей, ранее служивших не на флоте, а в армии. Одновременно буквально в соседние части РККА призывали бывших корабельных минеров, артиллерийских электриков, машинистов-котельных и так далее. С первых недель войны в крупных центрах концентрации призывников буквально рыскали представители отдельных родов сил, выуживая из общей массы «своих» дефицитных специалистов.
Кроме этого прибывали еще люди, ранее не служившие вообще, прошедшие так называемую вневойсковую подготовку на сборах по месту жительства. Там дело доходило до анекдотов вроде того, что подводник — это потому что на подводе ездил. Скорее всего это флотская байка, но вот когда человек получал военную специальность сигнальщика только потому, что участвовал в строительстве сигнальной вышки на пляже, — факт, документально подтвержденный.
Хлынувший на флот вал призванных из запаса в значительной мере понизил общий уровень профессиональной подготовки личного состава. Однако это почти не коснулось таких соединений, как эскадра, бригады подводных лодок и торпедных катеров; в первую очередь запасники попали на вновь формируемые соединения ОВР и в береговые части. Полегче было со специалистами электро-механической службы: все отмобилизованные суда передавались в ВМФ со своими экипажами, а значит, механики оставались штатные. В наибольшем дефиците оказались сигнальщики, специалисты минно-тральной службы, комендоры малокалиберной артиллерии.
Надо констатировать тот факт, что качество подготовки рядового и старшинского состава в школах, особенно в первые годы войны, также понизилось. Здесь имелось сразу несколько причин. Одна из них заключалась в сокращении сроков обучения. Так если перед войной основных специалистов для надводных кораблей готовили 20 недель, то в конце 1941 г. — 14, подводников соответственно 25 и 18. Вторая причина заключалась в том, что, несмотря на ограниченность ресурсов призывников со средним образованием, их в начале войны никто не выделял и большая их часть оказалась в пехоте. Поэтому уже с 1942 г. стало очень трудно укомплектовывать специальные школы контингентом с достаточным для освоения специальности образованием.
Вообще во время войны обострилось противоречие между общеобразовательным уровнем советской молодежи, пусть и из больших городов, и сложностью новых образцов оружия и военной техники. Возникли проблемы с массовым освоением не только экзотических для нас радиолокационных и гидролокационных станций, но и, например, катерных двигателей, получаемых из США по ленд-лизу. Иностранные бензиновые двигатели, поставленные вместе с катерами, эксплуатировались на износ, так как попытки их ремонта не дали положительных результатов, поскольку они требовали высокотехнологичной ремонтной базы и высококвалифицированных специалистов. Впрочем, их эксплуатация также была связана с большими трудностями. Только по моторам «Паккард» за 1944 г. имело место 33 крупных аварии, а зимой 1944/45 г. подлежало досрочной переборке 70 импортных моторов, не выработавших даже половинной нормы моторесурса. Причина — в нарушениях правил эксплуатации двигателей; не выдерживались сроки проведения технических осмотров и планово-предупредительного ремонта.
И все-таки специальная подготовка рядового и старшинского состава в целом всеми признавалась не ниже как «хорошая» в начале войны и «вполне удовлетворительная» в конце — во всяком случае, она вполне обеспечивала ведение боевых действий.
Офицерский состав готовился в военно-морских училищах. К высшим относились училище имени Фрунзе и инженерное училище имени Дзержинского в Ленинграде, училище во Владивостоке, Черноморское училище в Севастополе, Каспийское училище в Баку, гидрографическое училище имени Орджоникидзе и инженерно-техническое училище в Ленинграде. Кроме того, имелись четыре авиационных училища, медицинское, военно-политическое, хозяйственное и училище береговой обороны с факультетом связи. Высшие военно-морские училища выпускали командиров РККФ по специальности «вахтенный начальник», которые на кораблях могли замещать первичные должности специалистов: штурманов, артиллеристов, минеров, химиков. Словом, даже простой перечень показывает, что в учебных заведениях ВМФ готовились офицерские кадры по всем возможным специальностям.
Отзывы на лейтенантов выпуска 1940–1941 гг. имеются во многих документах, да и в воспоминаниях участников войны. В целом отмечалось хорошее знание ими материальной части, особенно у офицеров электромеханической службы. Несколько хуже обстояли дела с подготовкой управляющих огнем. В частности, указывалось, что артиллеристы недостаточно хорошо освоили современные центральные автоматы стрельбы, а потому избегали применять наиболее эффективные способы пристрелки и поражения морской цели, которые реализовывались приборами управления стрельбой новых кораблей.
В ходе войны качество подготовки курсантов в военно-морских училищах снизилось. Вот выдержки из донесения начальника политотдела эскадры кораблей ЧФ «О командирских качествах и типичных недостатках молодых командиров, окончивших ВМУЗы в 1941–1943 гг.». К наиболее типичным недостаткам отнесены в том числе: слабая оперативно-тактическая подготовка, БУМС изучен слабо; неудовлетворительная подготовка по кораблевождению в пределах обязанностей вахтенного командира; исключительно слабое знание Правил предупреждения столкновений судов и Правил совместного плавания; слабое знание корабельной организации; знания и навыки по морской практике слабые; командиры-артиллеристы в большинстве случаев слабы как управляющие огнем; командиры-зенитчики слабо знают правила стрельбы по морской цели; слабое знание практического использования корабельного оружия; исключительно слабо знают морской театр, а также историю ВМФ; плохо знакомы с методикой боевой подготовки.
Здесь надо не забывать, что в 1941 г. большинство училищ произвели два выпуска, то есть практически завершивших обучение четверокурсников, а также третьекурсников. Причем в кутерьме начавшейся войны произвести правильное распределение даже лейтенантов выпускного курса не удалось. Многие назначались на должности прямо там, где находились на практике, а многие вакантные должности закрывали «местными ресурсами» независимо от специализации. Например, из 260 выпускников Черноморского училища оставленных на ЧФ, 29 попали на подводные лодки, хотя все они по образованию являлись «чистыми» надводниками.
Что касается вчерашних третьекурсников, то осенью их просто в основном отправили командирами взводов в морскую пехоту. Многих, закончивших второй и особенно первый курс, мы потеряли в окопах под Таллином, Ленинградом и Севастополем. Черноморское училище по причине убытия на фронт 1 ноября 1941 г. вообще расформировали. Училище имени Фрунзе почти год находилось в процессе постоянного перемещения. Можно сказать, что только набор 1942 г. начал полноценное обучение, но он прибыл лейтенантами на корабли уже в 1946 г.
Ситуацию спасали училища во Владивостоке и Баку. Они аккумулировали у себя все, что осталось от командных военно-морских училищ европейской части страны после 1941 г. и осуществляли выпуски офицеров в годы войны. В огромной массе различных отчетов и донесений можно найти буквально единичные случаи срыва, а точнее — некачественного выполнения боевых задач по вине командиров корабельных подразделений. Поэтому можно констатировать, что подготовка офицеров, занимавших первичные должности, в целом обеспечила ведение боевых действий.
В предвоенные и военные годы училища выпускали универсалов — вахтенных начальников. Этого хватало для того, чтобы не только возглавить какое-либо подразделение на корабле, но и сразу стать командиром боевого катера. Однако училище не готовило командиров больших кораблей — и это вполне понятно, так как такой командир должен обладать не только целым комплексом знаний по всем корабельным специальностям, начиная от штурманской и кончая электромеханической, но и иметь определенный практический опыт корабельной службы. Поэтому в ВМФ существуют Высшие специальные офицерские классы. На них в течение года готовят командиров кораблей, а также проходят усовершенствование офицеры-специалисты.
Что касается подготовки командиров, то она заключается не только в изучении устройства, применении оружия и технических средств корабля, но и в освоении корабля как тактической единицы. Последнее требует более углубленного изучения тактики одиночного корабля и их групп. Качество подготовки командиров легко оценить по результативности их кораблей в ходе боевых действий. Примеров в книге приведено достаточно много.
Наконец для углубленной оперативно-тактической подготовки офицеров, предполагаемых на замещение должностей командиров и начальников штабов соединений и объединений флота, офицеров-операторов штабов объединений флота, а также специалистов для различных флотских управлений и учреждений, ВМФ располагал сразу тремя академиями: Военно-морской имени Ворошилова, Военно-морской кораблестроения и вооружения и Военно-морской медицинской. Нас, конечно, прежде всего интересует Академия имени Ворошилова, где готовились потенциальные советские флотоводцы.
Существовала еще одна академия — Академия Генерального штаба РККА. Там готовились военачальники для замещения должностей командующих корпусами, армиями и военными округами, а также офицеры управлений Генерального штаба. Применительно к ВМФ в то время это соответствовало эскадрам, военно-морским базам, флотилиям и флотам. Основная ценность для моряков заключалась в том, что в этой академии они изучали оперативное искусство РККА, обучались организации действий разновидовых группировок, то есть включающих войска, силы и средства сухопутных войск, ВВС и ВМФ.
Сейчас уместно посмотреть, какое образование имели военачальники, о которых идет речь в данной книге.
Начнем с основных должностных лиц, причастных к планированию и проведению операций Черноморского флота: командующие и начальники штабов флота, командующие и командиры основных объединений флота. Кроме этого обратим внимание на личность старшего на театре в 1941 г. — командующего войсками Крыма вице-адмирала Г.И. Левченко.
Как видно из Приложения VI, только Н.Е. Басистый и И.Ф. Голубев-Монаткин закончили Военно-морскую академию, а остальные, включая Г.И. Левченко, — в лучшем случае курсы усовершенствования высшего начальствующего состава (КУВНАС). Любые курсы по углублению имеющихся у человека фундаментальных знаний — это благо, но курсы не могут дать самих фундаментальных знаний, а значит, не могут подменить полноценное обучение в той же Академии. А здесь имел место именно такой случай. Отдельных военачальников, вместо того чтобы послать обучаться в Академию на три года, ускоренно обучали за год, а то и за шесть месяцев. Вместо фундаментальных знаний они получали суррогат; где слушателю все предлагалось принять на веру. В основном на курсах разъяснялись положения статей основных уставных документов, так как далеко не все владели даже понятийным аппаратом военно-морского искусства, то есть терминологией.
Естественен вопрос: а чем вызвана необходимость в таких курсах? Причин, естественно, было несколько — но чаще говорилось, что такое обучение связано с невозможностью отпускать с флота данного очень ценного кадра. И это при том, что, как нам всегда объясняли, незаменимых у нас нет. Применительно к концу 20-х годов все это отчасти имело место, поскольку ВМФ просто захлебывался от недостатка подготовленных руководителей высокого ранга (добавим — пролетарского происхождения). Однако имела место и другая причина — явная неспособность, да и нежелание ряда уже сформировавшихся военачальников освоить полноценный академический курс. Кроме КУВНАС, в Военно-морской академии с 1930 г. учредили Особый курс с двухлетним сроком обучения. Предназначался он для переподготовки командно-политического состава.
А какое образование нужно было бы иметь военачальникам флотского масштаба? Академия Генерального штаба. Именно там обучают применению разновидовых группировок, то есть включающих в себя войска, силы и средства всех видов Вооруженных Сил. А эти знания необходимы не только тем, кто командует подобными группировками, но и тем, кто командует силами в них входящими. Всю войну Черноморский флот находился в оперативном подчинении фронтов, то есть как раз входил составной частью в разновидовую группировку оперативно-стратегического масштаба. Кроме этого нельзя забывать, что военачальники Черноморского флота возглавляли оборонительные районы, которые также являлись разновидовыми группировками, только меньшего масштаба. Кстати, такое же образование, то есть в объеме Академии Генерального штаба, требуется для командующих флотилиями и командиров ВМБ.
А теперь обратим внимание на «академиков». Здесь картина в плане образования также рисуется нерадостная. Не то что Академию Генерального штаба — даже Военно-морскую академию закончил только Н.О. Абрамов. Правда, в ВМА учился и работал еще и А.П. Александров, но у него полностью отсутствовал практический опыт, так что он скорее являлся не военачальником, а просто преподавателем.
К ключевым фигурам в принятии Решений на ведение военных действий нужно отнести также начальников Оперативного отдела О.С. Жуковского и П. А. Мельникова, а также начальника Разведывательного отдела Д.Б. Намгаладзе. Первый и последний по образованию, по опыту службы полностью соответствовали своим должностям. Так что если у них и имелись огрехи в работе (а они были точно, и серьезные), то это уже надо отнести за счет качества обучения. Хуже с П.А. Мельниковым — он не имел ни академического образования, ни опыта штабной службы.
Безусловно, все военачальники, о которых шла речь выше, представься им такая возможность, с удовольствием и своевременно получили бы требуемое образование. То, что у них его не было, не их вина, а их беда. И дело даже не в том, что в то лихое время существовал хронический голод на кадры — бурный рост флота, репрессии, а потому начальники с большой неохотой отпускали учиться наиболее надежных специалистов. То время к тому же отличалось терпимостью к неучам — хотя это по сравнению с началом 20-х годов уже не считалось достоинством. Посмотрите на советских вождей той поры: в большинстве своем они не имели никакого фундаментального образования и ни в коей мере не испытывали от этого какого-либо дискомфорта. Прежде всего ценились идеологическая подкованность, преданность руководству, исполнительность и способность любой ценой выполнить указания сверху.
Армия — это зеркало общества. Все его пороки присущи и ей, только чаще проявляются в специфической форме. Но именно Великая Отечественная война показала, что время самоучек и недоучек безвозвратно прошло. Полководцем или флотоводцем может стать только высокообразованный и высокоэрудированный военачальник. Этому нас учит не только собственный опыт, но и мировая практика. Внимательно прочитайте биографии наиболее ярких иностранных полководцев и флотоводцев Второй мировой войны — иногда создается впечатление, что они только и делали что учились. А у нас через мемуары отечественных военачальников чуть ли не красной линией проходит мысль, что в начале войны воевать мы не умели, потом весь 1942 г. учились и, наконец, к середине 1943 г. научились побеждать.
Во-первых, зачем тогда нужна была вся предвоенная система подготовки, если все равно учились уже на войне? Во-вторых, сколько же людей положили на «фронтовых полигонах», пока начальники научились воевать? Так что многие из тех, кто упоминается в этой книге, были обречены воевать именно так, как воевали, а не лучше — это предел их возможностей.
Наверное, подошло время сделать окончательные выводы из всего вышеизложенного в данной книге.
1. Господство на море — это объективно существующая категория военно-морского искусства. Причем объективны как само ее существование, так и суть.
2. По своей сути господство на море — это не механическое превосходство, а созданная военачальниками совокупность благоприятных условий обстановки, которые не гарантируют, но представляют нам высокие шансы решить поставленную задачу, несмотря на максимально возможное противодействие противника. Сами условия надо создать своими искусными, грамотными действиями, а затем надо не менее искусными действиями реализовать эти самые благоприятные условия.
3. В ходе военных действий на Черноморском театре в 1941–1944 гг. у советского флота имелись материально-технические ресурсы для периодического завоевания господства в отдельных районах на время проведения планировавшихся и проводившихся операций. Таким образом, большинство описанных в этой книге операций в тех конкретных условиях обстановки могли быть успешными.
4. Причина неуспешности всех описанных операций заключается прежде всего в низкой оперативно-тактической подготовке командного состава флота. Негативное развитие событий на сухопутном фронте, а также проблемы и недостатки материально-технического плана лишь усугубляли просчеты и ошибки в принятии решений и их реализации. Постоянным отрицательно действующим фактором являлось снижение уровня боевой подготовки сил флота и качества обучения выпускников училищ.