Причины катастрофы

Причины катастрофы

Окружение советских войск под Киевом — самое крупное за всю Вторую мировую войну, поэтому каждый, кто обращает свой взор к тем далеким событиям, задумывается: как же все это могло произойти? Неужели советское командование не видело угрозы, нависшей над войсками Юго-Западного фронта? А если оно видело, то почему не смогло предотвратить окружение?

Главным виновником трагедии Красной армии на Левобережной Украине многие историки Запада давно считают советского Верховного главнокомандующего. Действительно, именно он до самого последнего момента не разрешал войскам оставлять Киев, именно он, создав Брянский фронт, целиком и полностью положился на его командующего генерала Еременко, самонадеянно обещавшего непременно разгромить «подлеца Гудериана».

К чести других военных руководителей надо отметить, что они вовремя разгадали замысел командования вермахта, но в тех условиях не могли повлиять на ход событий.

Еще в конце июля, когда наступательные возможности группы армий «Центр» иссякли, руководство советского Генерального штаба пришло к выводу, что немецкие войска возобновят наступление на Москву «только после того, как будет ликвидирована угроза для них на фланге центральной группировки со стороны юго-западного направления…»[42] Начальник ГШ Г. К. Жуков доложил эти соображения Сталину 29 июля. Он предлагал усилить фронты центрального направления с тем, чтобы те были в состоянии надежно прикрыть северный фланг Кирпоноса и, оставив Киев, отвести его войска за Днепр. Однако тогда Сталин не распознал той опасности, что нависла над киевской группировкой. Даже сама мысль об оставлении Киева казалась ему кощунственной. Его больше всего волновало, как это отразится на настроениях внутри страны, а главное — как отнесутся к этому правительства Великобритании и США, на помощь которых Сталин возлагал немалые надежды. Недолго думая Сталин отстранил Жукова от занимаемой должности и назначил командующим Резервным фронтом, а Шапошникова отозвал с Западного направления, где тот возглавлял штаб главкома Тимошенко, и назначил начальником Генштаба.

Борис Михайлович Шапошников кроме высокой теоретической подготовки имел богатую практику штабной работы в стратегическом звене. В Гражданскою войну он возглавлял оперативный отдел Полевого штаба Реввоенсовета республики, а в межвоенный период дважды назначался начальником Генерального штаба РККА. В отличие от Жукова, происходившего из крестьян и пришедшего в Красную армию в звании младшего унтер-офицера царской армии, Шапошников окончил Николаевскую академию и еще до революции успел получить чин полковника. Из всех «военспецов», достигших высокого ранга в Красной армии, он оказался единственным человеком, кому удалось уцелеть после кровавых чисток. Это немаловажное обстоятельство не могло не отразиться на всей последующей деятельности маршала. Как правило, Шапошников весьма объективно оценивал обстановку, довольно четко предугадывал намерения командования вермахта, правильно прогнозировал ход вооруженной борьбы и выдвигал рациональные предложения. Однако Сталин, обладавший неограниченной властью, но не имевший достаточной военной подготовки, часто не соглашался с выводами и предложениями маршала, больше действуя по своему усмотрению, руководствуясь только ему одному известными мотивами. А Шапошников, опасаясь сталинской немилости, которая полковнику старой царской армии грозила не просто отставкой, а застенками НКВД, часто не упорствовал, отстаивая свое мнение. Следует отметить, что Шапошников постоянно находился в поле зрения НКВД, и, начиная с 20-х годов, его имя фигурировало при подготовке репрессий против командного состава Красной армии. В 1925 году он был убран из Штаба РККА, в 1931 году, в период ареста большого количества бывших генералов и офицеров, он вновь подвергался опале — его переместили с поста начальника Штаба РККА на должность командующего войсками третьестепенного Приволжского военного округа. У него на квартире производились тайные обыски, Сталин и Ворошилов устраивали ему очные ставки с доносчиками. Многие из военачальников, проходивших по делу «заговора военных» в 1937 году, в своих показаниях причисляли Шапошникова к руководству «заговорщиками». Маршалу было чего опасаться.

Разумеется, Шапошников видел опасность, угрожавшую войскам Юго-Западного фронта, и вместе со своим заместителем генерал-лейтенантом А. М. Василевским предпринимал попытки убедить Сталина в необходимости отвода их за Днепр. Однако Сталин, беспокоясь за Москву, больше всего заботился об укреплении Западного направления, ибо он был абсолютно уверен, что немцы вскоре возобновят наступление на столицу. В этой мысли его поддерживали и данные разведки. В первой половине августа в Кремль поступило сообщение от хорошо информированного разведчика Радо из Швейцарии о том, что командование вермахта собирается нанести удар на Москву через Брянск.

Это и в самом деле соответствовало намерениям главного командования сухопутных войск вермахта: 18 августа начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Гальдер представил Гитлеру план такого наступления. Но через три дня Гитлер подписал уже упомянутую директиву, в соответствии с которой часть сил группы армий «Центр» должна была повернуть на юг. 23 августа Гальдер лично доставил директиву в Борисов, в штаб-квартиру группы армий «Центр», где она встретила явное неодобрение. Особенно резко о ней отозвался Гудериан. В тот же день он вместе с Гальдером вылетел в Растенбург, в Ставку Гитлера, чтобы убедить фюрера в необходимости наступления на Москву. Тем не менее 24 августа Гудериан прибыл на свой командный пункт, чтобы руководить наступлением войск на юг, «прикрывшись» от командующего Брянским фронтом Еременко всего лишь одним корпусом. Конечно, обо всем этом не было известно Сталину, а потому он по-прежнему уделял основное внимание Москве, тем более что войска Юго-Западного фронта в конце августа 1941 года прочно удерживали Киев.

37-я армия обороняла полосу протяжением по фронту около 200 км. Важнейшим объектом обороны считался город Киев с прилегающим к нему районом. Киевский район являлся единственным для советских войск плацдармом на правобережье Днепра. Благодаря своему особому политическому и стратегическому значению район Киева привлекал особое внимание Ставки ВГК. От 37-й армии и всего Юго-Западного фронта требовалось сосредоточить основные усилия на обороне Киева, на борьбе с немецкими войсками, наступающими на Киевский УР с фронта, то есть с запада; поэтому, естественно, главные силы 37-й армии были сосредоточены на плацдарме и нацелены фронтом на запад.

Для борьбы с противником у Окуниново действовала группа войск 37-й армии в составе 27 ск (228 сд, 22 мк, 87, 124, 131, 171 сд, 28 сд).

Командование фронтом и армией, видимо, считало возможным в скором времени ликвидировать окуниновский плацдарм, поэтому соединения 27-го стрелкового корпуса, расположенные вблизи него, имели ежедневно повторяющуюся в приказах задачу «ликвидировать немецкую группировку на окуниновском плацдарме».

Для обороны моста через Десну у н/п Остер был создан отряд в составе двух батальонов пехоты, понтонного батальона, артполка и двух рот танкеток. Против 27 ск действовало пять пехотных дивизий немцев.

Войска Киевского укрепленного района (175, 206, 147, 284, 295 сд) оборонялись в системе долговременных сооружений УР, имея против себя части семи пехотных дивизий немцев, группирующихся главными силами против южного (левого) фаса позиций УР. Силу обороны УР составляли (с учетом 28 гсд) шесть стрелковых дивизий, 609 орудий и минометов; протяжение фронта — 70 км.

64-й стрелковый корпус (165 сд и находящаяся на формировании 146 сд) оборонялся по левому (восточному) берегу Днепра от Бортничей до Андрушей, имея против себя части 95, 294-й и 132-й пехотных дивизий немцев.

С 19 августа как с нашей стороны, так и со стороны немцев в полосе Киевского УР и 64-го стрелкового корпуса боевых действий, кроме артиллерийской перестрелки, не предпринималось.

37-я армия считалась самой сильной армией во фронте. Она имела 108 759 человек и 1116 орудий и минометов.

Штаб 37-й армии располагался в Киеве.

Командование Юго-Западного фронта еще 18 августа пыталось обратить внимание Ставки на угрожающее положение своего правого фланга. Как уже упоминалось, буквально на другой день командующий Резервным фронтом Жуков направил Сталину телеграмму, в которой сообщал, что противник, «перейдя к активной обороне против Западного и Резервного фронтов, все свои ударные подвижные и танковые части бросил против Центрального, Юго-Западного и Южного фронтов»[43]. Жуков предлагал создать в районе Глухов, Чернигов, Конотоп крупную группировку войск, способную сорвать замысел противника.

Сталину пришлось согласиться с предложенной оценкой. Однако он по-прежнему был уверен, что генерал-лейтенант А. И. Еременко сможет не только надежно прикрыть брянское направление, но и разгромить ударную группировку противника, нацеленную в тыл Юго-Западного фронта. Потому войскам Юго-Западного направления и было приказано упорно оборонять рубеж реки Днепр и «во что бы то ни стало удержать за собой Киев»[44].

Для подтверждения своих слов начнем с имеющей прямое отношение к данному вопросу записи переговоров по прямому проводу 24 августа 1941 года между Верховным главнокомандующим И. В. Сталиным и командующим Брянским фронтом генералом А. И. Еременко. Она гласит:

«Сталин: У аппарата Сталин. Здравствуйте!

У меня есть к вам несколько вопросов:

1. Не следует ли расформировать Центральный фронт, 3-ю армию соединить с 21-й и передать в ваше распоряжение соединенную 21-ю армию? Я спрашиваю об этом потому, что Москву не удовлетворяет работа Ефремова (речь идет о тогдашнем командующем Центральным фронтом. — Примеч. авт.).

2. Вы требуете много пополнения людьми и вооружением…

3. Мы можем послать вам на днях, завтра, в крайнем случае послезавтра, две танковые бригады с некоторым количеством КВ в них и два-три танковых батальона; очень ли они нужны вам?

4. Если вы обещаете разбить подлеца Гудериана, то мы можем послать еще несколько полков авиации и несколько батарей РС. Ваш ответ?

Еременко: Здравствуйте! Отвечаю:

1. Мое мнение о расформировании Центрального фронта таково: в связи с тем, что я хочу разбить Гудериана и, безусловно, разобью, то направление с юга надо крепко обеспечивать. А это значит — прочно взаимодействовать с ударной группой, которая будет действовать из района Брянска. Поэтому прошу 21-ю армию, соединенную с 3-й армией (обе армии в качестве самостоятельных объединений вошли в состав Брянского фронта. — Примеч. авт.) подчинить мне…

Я очень благодарен вам, товарищ Сталин, за то, что вы укрепляете меня танками и самолетами. Прошу только ускорить их отправку. Они нам очень и очень нужны. А насчет этого подлеца Гудериана, безусловно, постараемся задачу, поставленную вами, выполнить, то есть разбить его».

Из разговора видно, что войскам Брянского фронта была поставлена задача разбить танковую группу Гудериана и что командующий фронтом обещал выполнить эту задачу в ближайшее время. Танковая группа Гудериана представляла в тот момент серьезную угрозу для правого фланга Юго-Западного фронта. Поэтому, надо полагать, ликвидацию этой угрозы Ставка Верховного главнокомандования и связывала в значительной мере с предлагаемыми действиями войск Брянского фронта.

Когда в 20-х числах августа обозначился прорыв танковой группы Гудериана на стыке Брянского и Центрального фронтов, Ставка для руководства действиями войск в районе Новгород-Северского создала управление 40-й армии, полагая, что оно остановит дивизии Гудериана и надежно прикроет правый фланг и тыл Юго-Западного фронта. Но могли ли ослабленные в предыдущих боях на днепровском рубеже две стрелковые дивизии и воздушно-десантный корпус противостоять двум танковым дивизиям (3, 4 тд) противника? А ведь за ними двигались еще две моторизованные и 1-я кавалерийская дивизии вермахта (в этот период в состав 2-й танковой группы входили: 3, 4, 17, 18-я танковые дивизии по 100 танков в каждой и 10, 29-я моторизованные дивизии, мотодивизия СС «Рейх», а также части моторизованной дивизии вермахта «Великая Германия». — Примеч. авт.). Ни героизм советских воинов, задержавших немцев на несколько дней, ни опыт командарма 40А Подласа, командовавшего армией еще в 1938 году, когда она сражалась против японских войск в районе озера Хасан, положение спасти не могли.

30 августа Брянскому фронту была поставлена задача разгромить танковую группу Гудериана, которая к этому времени, преодолев Десну, устремилась в тыл Юго-Западного фронта. Но предпринятые усилия не дали должных результатов: противник упорно продолжал продвигаться.

2 сентября по требованию Верховного главнокомандующего генералу Еременко была направлена следующая телеграмма: «Ставка все же недовольна Вашей работой. Несмотря на работу авиации и наземных частей, Почеп и Стародуб остаются в руках противника. Это значит, что вы противника чуть-чуть „пощипали“, но с места сдвинуть его не сумели. Ставка требует, чтобы наземные войска действовали совместно с авиацией, вышибли противника из района Стародуб, Почеп и разгромили его по-настоящему. Пока это не сделано, все разговоры о выполнении задания остаются пустыми словами. Ставка приказывает: …всеми соединенными силами авиации способствовать решительным успехам наземных войск. Гудериан и вся его группа должны быть разбиты вдребезги. Пока это не сделано, все ваши заверения об успехах не имеют никакой цены. Ждем Ваших сообщений о разгроме группы Гудериана».

Объясняя неудачи своих войск Ставке, Еременко жаловался на их неустойчивость и просил разрешение на создание заградительных отрядов. 4 сентября просьба командующего Брянским фронтом была удовлетворена.

Танковая группа Гудериана, оставив в полосе Брянского фронта две дивизии (17 и 18 тд), ушла главными силами на юг и наносила удар за ударом во фланг и тыл войскам Юго-Западного фронта. Таким образом, Юго-Западный фронт не получил обещанной помощи. 7 сентября, когда танки Гудериана вышли к Конотопу, Шапошников и Василевский (генерал-лейтенант А. М. Василевский — начальник главного оперативного управления Генштаба РККА. — Примеч. авт.) вновь попытались убедить Сталина в необходимости отвода войск Кирпоноса. По их обоюдному мнению, даже в случае немедленного принятия такого решения войскам пришлось бы столкнуться с огромными трудностями, ибо было уже поздно. Как отмечал в своих мемуарах Василевский, Верховный довольно резко отреагировал на предложение руководителей Генштаба, упрекая их в том, что они идут по пути наименьшего сопротивления. «При одном упоминании о жестокой необходимости оставить Киев Сталин, — вспоминал впоследствии Василевский, — выходил из себя и на мгновение терял самообладание»[45].

К тому времени все более рельефно стал вырисовываться замысел германского командования — ударами сильных группировок по внешним флангам выйти в глубокий тыл основных сил Юго-Западного фронта с целью их окружения. Наиболее тревожно, как уже упоминалось, обстановка складывалась на севере. В то время как армии южного крыла Брянского фронта пытались уничтожить оставленный Гудерианом мощный заслон, на нашу небольшую по своему составу, только что сформированную 40-ю армию обрушились главные силы его танковых войск. Части Красной армии прилагали героические усилия, чтобы задержать танковую армаду в междуречье Сейма и Десны, к северу от Конотопа и Бахмача. Командование фронта направляло сюда все свои резервы, но остановить врага не удавалось. 40-я армия с тяжелыми боями медленно отходила на юг.

Командование ЮЗФ, естественно, основное внимание уделяло событиям на этом крыле фронта. И хотя имелись признаки, что немцы что-то затевают и на юге, руководство фронта за свой левый фланг тревожилось меньше. Считалось, что здесь нашим войскам будет легче отбить противника — все-таки линия обороны пролегает по Днепру, вдоль широкой водной преграды, которую немецким войскам не так-то просто преодолеть. К тому же командование ЮЗФ рассчитывало, что если удастся задержать танки Гудериана на севере, то не достигнет цели и вражеское наступление на юге. К югу от Киева оборону продолжали держать растянутые на широком фронте дивизии 26-й и 38-й армий. В августе они сумели пресечь все попытки противника форсировать Днепр, и командование имело основание полагаться на их стойкость.

26-я армия (159, 227, 289, 264, 41, 301, 199 сд) занимала оборону по левому (восточному) берегу Днепра от Андрушей до Чапаевки, имея в первом эшелоне четыре дивизии на фронте протяжением около 80 километров и в глубине также четыре дивизии (7, 41, 301, 199 сд). 304 сд находилась на формировании, числилась в распоряжении фронта и предназначалась для 38-й армии.

Против войск армии действовали части трех немецких пехотных дивизий (132, 94 и 68 пд). Как с нашей стороны, так и со стороны немцев боевая деятельность с 16 августа в полосе армии выражалась в разведпоисках и взаимной перестрелке.

Штаб армии располагался в н/п Коврай Левада.

38-я армия, составлявшая левое крыло Юго-Западного фронта, занимала оборону по левому берегу Днепра от Чапаевки до устья реки Ворскла силами 116, 212 сд[46], 37 кд, 297 сд и вела упорные оборонительные бои с переправившимся противником на участке Кременчуг, Кишеньки силами 300 сд и 5-го кавалерийского корпуса (3, 14 и 34 кд).

5-й кавалерийский корпус формально находился еще в подчинении главкома ЮЗН и, вступив в бой на левом фланге 38-й армии 31 августа, обязан был лишь взаимодействовать с ней; передача в подчинение состоялась только 2.09[47].

Протяжение фронта обороны и боевых действий составляло около 180 километров. В резерве армии находились в стадии формирования неукомплектованные 97-я и 196-я стрелковые дивизии. Итого всю силу армий составляли шесть стрелковых дивизий, четыре кавалерийские дивизии, 77 069 человек, 503 орудия и миномета, из них только четыре стрелковые и четыре кавалерийские дивизии имели удовлетворительную боеспособность.

Против этих сил немцы имели развернутыми одиннадцать пехотных дивизий (десять пд в боевой линии и две пд в резерве); это были главные силы 17-й немецкой полевой армии и подходившие авангарды дивизий 1-й танковой армии.

Непосредственно на кременчугском плацдарме против нашей 300 сд и трех кавалерийских дивизий 5 кк немцы имели части пяти пехотных дивизий, то есть силы почти двойного превосходства. На удалении 100 километров от плацдарма на расстоянии одних суток хода находились главные силы 1-й танковой группы немцев (13, 14, 16, 9-я танковые дивизии, 16-я и 25-я мотодивизии), которые уже имели предварительное распоряжение на сосредоточение к району Александрия (40 км юго-западнее Кременчуга).

Судя по распоряжениям и донесениям штаба 38А за период с 28 августа по 1 сентября, главное содержание боев составляла борьба небольшими отрядами против немецких отрядов, пытающихся просочиться и обосноваться на многочисленных островах, имевшихся на Днепре, то есть борьба против второстепенных отвлекающих действий противника. Так, большое беспокойство штабу армии причиняли назойливые попытки немецких отрядов обосноваться на острове Кролевец у Черкасс, на островах в районе Кременчуга и т. д.

Вплоть до 1.09 боевые расположения и донесения 38-й армии переполнены указаниями на значение этих островов. Даже 1.09, когда положение в районе Кременчуга становилось угрожающим, оперсводка № 056 оценивает действия на главном направлении в полосе 300 сд как обычную оборону, а на правом фланге (в районе Черкасс) — как «ведение боя за остров Кролевец»[48].

В своих распоряжениях на 2.09 командарм 38 ставит задачей войскам: «Командиру 297 сд уничтожить переправившиеся части противника, прочно обеспечить северный берег, чтобы никакие случайности не нарушили систему обороны…»[49] И далее: «Особое внимание обратить на район Кременчуга и остров южнее Градижска…»

В заключение командарм-38 предупреждал, что «ни один немец не должен быть на левом берегу Днепра…» и требовал производства расследования для установления виновного в оставлении одного из островов в районе Кременчуга.

Командирам 116-й и 212-й стрелковых дивизий в боевом распоряжении № 0090 от 1.09 было указано: «Частям на достигнутом рубеже окопаться и с рассветом 2.09 начать наступление с целью окончательного уничтожения противника на острове Кролевец»[50].

Таким образом, 1 сентября в штабе 38-й армии данные разведки не были еще настолько убедительными, чтобы считать положение на фронте угрожающим, и в особенности на левом фланге в районе Кременчуга и прилегающего к нему немецкого плацдарма. Можно полагать, что немцам удалось отвлечь внимание 38-й армии от главной опасности, то есть от своего главного удара в районе Кременчуга.

Когда генерал-майор Н. В. Фекленко, только что сменивший генерал-лейтенанта Д. И. Рябышева на посту командующего 38-й армией, доложил, что юго-восточнее Кременчуга, в районе Дериевки, войска 17-й немецкой армии переправлялись на левый берег и захватили небольшой плацдарм, командующий и штаб фронта отнеслись к этому относительно спокойно, приказав командарму решительными действиями ликвидировать плацдарм и пообещав помочь резервами. Кирпонос по-прежнему всю энергию отдавал руководству действиями войск северного крыла фронта. А там дела шли все хуже. Опасность нависла не только над 40-й армией, но и над войсками 5-й армии. Ее далеко выдвинутые на северо-запад 15-й и 31-й стрелковые корпуса, подковообразный фронт которых проходил севернее Чернигова, у Любечи упирался в Днепр и далее по его берегу тянулся до Сорокошичей, оказались под угрозой окружения. Первые признаки этого появились еще в начале сентября, когда войска 2-й немецкой полевой армии форсировали Десну юго-восточнее Чернигова и захватили плацдарм в районе Вибли. Одновременно дивизии 6-й немецкой армии усилили нажим со злополучного окуниновского плацдарма. К 5 сентября они прорвались в район села Максим, где имелась переправа через Десну. Если бы немцам тогда удалось здесь форсировать реку, они получили бы возможность соединиться со своими частями, обошедшими Чернигов с востока, и уже тогда главные силы нашей 5-й армии оказались бы отрезанными от остальных войск фронта. Ценой огромных усилий бойцы и командиры 228-й стрелковой дивизии, которой командовал Виктор Георгиевич Чернов, сорвали попытки врага переправиться через реку. К сожалению, это не ликвидировало угрозу. У германских войск оставалась возможность продвигаться к Чернигову по западному берегу Десны, перехватывая пути отхода дивизиям 31-го стрелкового корпуса.

5-я армия находилась в наиболее трудной и сложной обстановке, обороняясь на два фронта, на севере и на западе, в условиях глубокого охвата ее флангов. По своему боевому составу эта армия занимала второе место среди прочих армий Юго-Западного фронта (95 785 человек, 619 стволов). Оперативное положение армии характеризовалось следующей обстановкой.

Непосредственного соприкосновения с 21-й армией не было. Немцы в районе Борки, Лопатино, Вибли успели вклиниться силами 260 пд и создать на левом берегу Десны предмостную позицию. На стыке слева с 37А противник силами 51-го армейского корпуса угрожал прорывом с окуниновского плацдарма[51]. Таким образом, как и в 21-й армии, стыки и фланги 5-й армии находились под угрозой.

15-й стрелковый корпус (62, 45, 200-я стрелковые дивизии, 1-й воздушно-десантный корпус (две бригады), остатки 9-го механизированного корпуса, 1-я противотанковая бригада) оборонялся фронтом на север по линии Лопатино, Халявин, Довжик, имея против себя 260, 134-ю и 17-ю пехотные дивизии немцев.

Главной задачей корпуса было не допустить прорыва противника к району Чернигова, поэтому резервы корпуса и армии были сосредоточены в районе Чернигова (1 вдк, 9 мк, 1 иптбр).

В полосе 62-й и 45-й стрелковых дивизий шли наиболее упорные бои. Эти дивизии по вооружению считались наиболее сильными не только в корпусе, но и в армии.

31-й стрелковый корпус (193, 195, 215[52] сд) занимал оборону главными силами (195, 215 сд) по левому (восточному) берегу Днепра фронтом на запад по линии Любеч, Мнево, Сорокошичи и силами 193 сд — полосу обороны фронтом на север по линии Кулевичи, Любеч. Расположение корпуса показывало редкий пример невыгодного использования войск. По существу, все три дивизии этого корпуса бездействовали, так как против них немецких войск фактически не было, кроме части сил 17 пд и части сил 79 пд; видимо, наша разведка недостаточно осветила положение противника в полосе 31 ск. Могли быть и другие причины, объяснявшие негибкость построения 5-й армии.

Из тактических особенностей местности следует отметить реку Десну, доступную для переправы только по мостам или на паромах, и предмостную позицию у Вибли.

Переправившись через основное русло Десны, немцы получали предмостную позицию, плотно прикрытую справа и впереди рукавом реки, имеющей начертание дуги с вершиной на юг.

5-я армия имела 5 переправ через Десну — четыре моста в районе Чернигова и один мост у Максим (50 км южнее Чернигова). Штаб армии располагался в Андреевке.

Противник удерживал плацдарм в районе Вибли. Немецкие части успели здесь крепко зарыться в землю. А сил, чтобы их «выкурить», у советского командования не хватало. Неоднократные контратаки стянутых сюда двух батальонов 62-й стрелковой дивизии и подразделений 204-й воздушно-десантной бригады не дали результатов. Вражеская авиация висела над полем боя и не давала нашим бойцам поднять головы. Генерал Потапов приказал исполняющему обязанности командира 15-го стрелкового корпуса любой ценой отбросить врага за Десну. Полковник М. И. Бланк 2 сентября лично возглавил атаку двух батальонов 62-й стрелковой дивизии. Подразделения в бою близ деревни Пески понесли большие потери, Бланк был смертельно ранен, а плацдарм так и не был очищен. В командование 15 ск вступил генерал-майор К. С. Москаленко.

Назревала необходимость отвести 5-ю армию за Десну и за счет сокращения фронта и высвобождения резервов улучшить ее оперативное положение. Но генералу Потапову разрешили лишь несколько выпрямить линию обороны 31-го стрелкового корпуса. Эта мера существенно не меняла положение армии.

Боевой и численный состав армий Юго-Западного фронта по состоянию на 1 сентября 1941 года (списочный состав)[53]

Правильно оценив обстановку, главнокомандующий войсками Юго-Западного направления 4 сентября доложил Ставке, что противник создал на флангах Юго-Западного фронта охватывающее положение и угрожает прорывом в глубокий тыл его войскам. В связи с этим С. М. Буденный просил выделить фронту необходимые резервы, а если Ставка не располагает ими, разрешить вывести по две дивизии из Киевского укрепрайона и 26-й армии. Начальник Генерального штаба в тот же день сообщил, что Верховный главнокомандующий не возражает против такой перегруппировки сил внутри фронта.

В штабе фронта понимали, что этих мер далеко не достаточно. Сражение, приобретавшее все более широкий размах, сразу же, как губка влагу, поглощало все имевшиеся небольшие резервы, создаваемые за счет ослабления сил на пока не атакованных участках. А ведь по наиболее ослабленным местам советской обороны враг в любой момент мог нанести удары.

Верховное командование принимало меры, чтобы помочь войскам ЮЗФ. К числу принятых им решительных мер следует отнести объединение Центрального и Брянского фронтов в руках генерала Еременко, передачу ему резервов Ставки с единственной задачей разгромить войска Гудериана. С этой же целью была спешно создана 40-я армия, которая должна была выправить положение на стыке фронтов. Однако и у Ставки возможности были ограничены.

Главком направления, внимательно следивший за событиями на Юго-Западном фронте, своевременно разглядел опасность, которую таили вражеские плацдармы, особенно юго-восточнее Кременчуга. 4 сентября С. М. Буденный связался с Кирпоносом.

— Промедление с ликвидацией плацдарма у Дериевки смерти подобно, — сказал маршал и категорически потребовал сбросить немцев с левого берега Днепра. Для оказания помощи командарму Фекленко он рекомендовал направить ответственных представителей фронта.

Кирпонос приказал начальнику оперативного отдела ЮЗФ И. Х. Баграмяну вызвать к нему начальника артиллерии М. А. Парсегова, начальника автобронетанкового управления В. Т. Вольского и заместителя начальника штаба ВВС В. М. Лозового-Шевченко. Незадолго до захвата плацдарма на восточном берегу Днепра в междуречье Псела и Ворсклы немцы высадили крупный десант на острове Кролевец вблизи Черкасс и сумели создать впечатление, что именно здесь они готовятся форсировать Днепр, используя остров как трамплин для броска. Поэтому значительная часть сил армии (3 дивизии из 7) была стянута в этот район. Остальные соединения занимали оборону на широком фронте. А в последние дни Фекленко перебросил под Черкассы свою единственную резервную дивизию. Враг и воспользовался этим. Он выбрал для удара самое слабое место — днепровский берег между реками Псел и Ворскла, где оборону на фронте в 54 километра держала одна стрелковая дивизия. На участке форсирования с советской стороны оказался всего один стрелковый полк. А противник только в первом эшелоне бросил до двух пехотных дивизий. У генерала Фекленко поблизости не оказалось никаких резервов. В первые два дня сопротивление переправившемуся через Днепр противнику смогли оказать лишь располагавшиеся здесь части 300-й стрелковой и подоспевшие подразделения 34-й легкой кавалерийской дивизии полковника А. А. Гречко, переданной в состав армии из резерва главкома Юго-Западного направления. Командир стрелковой дивизии полковник П. И. Кузнецов попытался маневрировать силами, перебросить кое-что с других участков. Но сделать это в условиях, когда ему приходилось оборонять очень широкий фронт, было почти невозможно. Пользуясь своим многократным численным превосходством и господством в авиации и артиллерии, противник оттеснил наши подразделения от берега. Когда сюда подошли направленные из резерва части 5-го кавкорпуса генерал-майора Ф. В. Камкова (3-я Бессарабская имени Котовского кавдивизия, 14-я имени Пархоменко кавдивизия, части 212-й и 300-й стрелковых дивизий) и 304-я стрелковая дивизия, переправившиеся войска противника успели основательно закрепиться на захваченном плацдарме. К прибытию резервов на левом берегу Днепра было уже около 5 вражеских дивизий. Им противостояли наши 2 стрелковые дивизии и кавалерийский корпус, который еще в пути понес значительные потери от германской авиации. Было ясно, что этими силами не ликвидировать вражеский плацдарм. Нужно было подтянуть новые войска, танки, артиллерию с достаточным запасом снарядов. Лично находящийся на этом участке фронта генерал-майор И. Х. Баграмян немедленно доложил о создавшейся ситуации по телефону начальнику штаба ЮЗФ и просил его ускорить усиление 38-й армии необходимыми подкреплениями, обещанными главкомом направления.

Задача была не из легких. И не только потому, что противник имел больше сил, чем смогло сосредоточить командование Юго-Западного фронта. Времени на подготовку контрудара отводилось немногим больше суток. А танковые бригады и зенитные артиллерийские части еще только начали прибывать в район Полтавы. При этом все планирование подготовки контрудара легло на плечи малочисленной группы офицеров оперативного отдела штаба армии во главе с полковником М. И. Потаповым.

Поздно вечером 6 сентября войскам были отданы боевые распоряжения. Командарм-38 решил нанести два удара по сходящимся направлениям. Один — силами 4 стрелковых дивизий вдоль левого берега реки Псел на Колеберду. Другой на левом фланге армии на фронте Пурубай, Озеры — во фланг и тыл закрепившемуся на плацдарме противнику, с одновременным выходом на его переправы. Эта задача возлагалась на 5-й кавалерийский корпус, усиленный 3-й и 142-й танковыми бригадами и 47-й танковой дивизией, имевшей всего около 30 боевых машин.

Принимая такое решение, командарм исходил из того, что на подготовку контрудара отводилось очень мало времени, его не хватило бы на значительные перегруппировки войск. Избранные Фекленко направления ударов требовали минимального передвижения частей, что очень важно при острой нехватке времени. Это соображение было резонным, и командование фронта согласилось с решением командующего.

Однако оказалось, что даже без серьезной перегруппировки войск армия не смогла к назначенному сроку закончить подготовку к атаке. Несмотря на форсированные марши, вновь прибывавшие в армию соединения и части не успевали выйти в исходные районы. Командующему фронтом пришлось перенести время наступления.

Пока готовился контрудар на левом фланге 38-й армии, противник форсировал Днепр южнее Кременчуга. Переправившуюся немецкую пехотную дивизию поддержали части с ранее захваченного плацдарма. А из советских войск Кременчуг оборонял всего один полк 297-й стрелковой дивизии. Силы были слишком неравными. Город оказался в руках врага. Переправив сюда еще одну пехотную дивизию, он попытался развивать наступление на север, но настойчивыми контратаками частей 297-й стрелковой дивизии полковника Г. А. Афанасьева был остановлен севернее Кременчуга.

Получив 9 сентября донесение о том, что дальнейшее продвижение противника в этом районе надежно остановлено, Фекленко снова переключил все внимание на подготовку контрудара на левом фланге своей армии. Не ожидало серьезной опасности со стороны Кременчуга и командование фронта. Имея от разведки сведения о том, что в районе дериевского плацдарма выявлен разведывательный батальон 9-й танковой дивизии, оно предположило, что именно сюда придут и главные силы 1-й танковой группы генерала фон Клейста. Здесь-то и даст им бой ударная группировка нашей 38-й армии. Но у врага, как потом выяснилось, были совсем другие планы…

Вот что происходило в тот период на северном крыле Юго-Западного фронта. В первой декаде сентября 40-я армия продолжала оказывать упорнейшее сопротивление войскам Гудериана, которые при мощной поддержке авиации неизмеримо превосходили ее в танках и артиллерии, а также в маневренности своих сил. Две недели наши части удерживали танковые и моторизованные дивизии врага в междуречье Десны и Сейма.

40-я армия, имевшая в своем составе 293 сд, полк НКВД, 10-ю танковую дивизию, 2-й воздушно-десантный корпус (три бригады), 3-й воздушно-десантный корпус (три бригады) и 135-ю стрелковую дивизию, оборонялась на два фронта: на севере — силами 293 сд и сп НКВД на линии Дубовичи, Короп и на западе — силами 10 тд и 3 вдк по линии Короп, Конотоп. 135 сд занимала оборону на широком фронте по рекам Сейм и Десна от Батурина до н/п Максаки.

На северном участке войска армии с большим трудом и высоким упорством сдерживали напор двух танковых дивизий немцев (3 и 4 тд) и мотополка «Великая Германия».

На западном участке войска армии с переменным успехом вели бои против частей 10 мд немцев, упорно обороняющихся на плацдарме в междуречье рек Десна и Сейм, наступая на Конотоп.

3-й воздушно-десантный корпус размещался в полосе армии в районе Конотопа, но пока числился во фронтовом резерве.

В боевых порядках соединений была развернута 5-я истребительная противотанковая бригада (40 орудий 76,2 мм), 205-й отдельный зенитный дивизион (4 орудия 76,2-мм и 8 орудий 37 мм).

Армия имела четыре стрелковых соединения (типа стрелковой дивизии) и одну танковую дивизию, имевшую всего 16 танков, но достаточно сильную в отношении ПТО (48 орудий), против двух танковых и 1,5 мотодивизий немцев (150 танков и 150 орудий). При равных условиях в воздухе, 40-я армия была способна в обороне сдержать наступление 3, 4 тд, 10 мд, полка «Великая Германия» немцев, если эти дивизии наступали строго в полосе армии.

Немецкая авиация на этом участке превосходила нашу авиационную поддержку 40-й армии. Если к этому прибавить огромные преимущества немцев в смысле маневра, подвижности, то общие условия, несомненно, давали им большой перевес в силах и ставили в трудное положение войска 40-й армии. И наконец, самое главное: на подходе у немцев была мотодивизия СС «Рейх», а затем и остальные силы 47-го мотокорпуса (17 и 18 тд). У 40-й армии усиление резервами пока не предвиделось.

Общее положение 40-й армии штабом фронта оценивалось так: «Армия ведет бой на окружение группы противника в районе Короп в условиях возможного обхода ее правого фланга в направлении Глухов»[54].

Германское командование, совсем не ожидавшее столь упорного сопротивления советских войск, забеспокоилось. Как уже упоминалось, генерал-полковник Гальдер (начальник штаба ОКХ) записал в своем дневнике: «2-я танковая армия в ходе своего наступления через реку Десна своим левым флангом настолько вцепилась в противника, что ее наступление на юг приостановилось. Она вынуждена была оставить уже захваченные участки местности».

Первые успехи 40-й армии настолько обнадежили генерала Кирпоноса, что он решил одну из ее дивизий — 135-ю стрелковую генерал-майора Ф. Н. Смехотворова — перебросить на выручку 5-й армии, положение которой все более ухудшалось из-за глубоких вклинений противника на черниговском и остерском направлениях. Враг стремился рассечь ее войска и, окружив их, выйти в тыл 37-й армии КА, оборонявшейся непосредственно у Киева. Многие из командиров Юго-Западного фронта задавали в то время себе вопрос: почему Кирпонос медлит с отводом соединений Потапова? Позднее выяснилось, что Ставка упорно не давала разрешения на это. В Москве, по-видимому, еще сохранялась надежда, что наступлением войск Брянского фронта все же удастся отбросить противника от Десны.

Попробуем также, как это мы сделали при разборе решений немецкого командования, поискать в довоенной теории нашего военного дела и, в первую очередь, в наших уставах, указаний, которые могли бы помочь нашему командованию Юго-Западного фронта в сентябре 1941 года разобраться в обстановке и принять контрмеры против намеченного немцами охватывающего наступления.

Обычно принято считать, что полевые уставы каждой армии разрабатываются на основе военной доктрины данного государства с учетом противоположных взглядов полевых уставов вероятных противников и их военной доктрины. С этой точки зрения сегодня справедливо будет поставить вопрос, в какой мере наш Полевой устав 1936 года учитывал конкретные положения немецкого Полевого устава 1933 года о проведении охватывающего (флангового) наступления и какие контрмеры рекомендовал в этом случае наш Полевой устав.

Так вот, выясняется, что наш устав 1936 года и прочие официальные наставления и руководства, изданные незадолго до 1941 года, совершенно не касались этих вопросов. Из четырех полевых уставов Красной армии, изданных в 1918, 1924, 1929 и 1936 годах, только уставы 1918 и 1929 годов отвечали на этот вопрос[55]. Вот что в них было сказано.

ПУ-18 (ст. 501): «Противодействие охвату достигается выдвижением частей из резерва, чтобы самим атаковать во фланг охватывающие части неприятеля. В крайнем случае, при отсутствии резерва, можно отозвать в уступ охватываемую часть, дабы из уступа иметь возможность взять во фланг охватывающего противника»[56].

Косвенный ответ на этот вопрос давал также и ПУ-29 (ст. 118): «В обороне маневрирование заключается в отражении наступления противника перед фронтом и в противодействии его обходам, охватам (при открытых флангах) и прорывам».

Нам неизвестны причины, почему уставная комиссия ПУ-36 не включила в устав вышеприведенные рекомендации ПУ-18 и ПУ-29, но, несомненно, отсутствие этих указаний в ПУ-36 отчасти объясняет недостатки построения обороны Юго-Западного фронта в сентябре 1941 года.

Допустим, что теоретические взгляды на противодействие охватывающему наступлению не были известны нашему командованию, но ведь практика только что прошедшего отступления от границы до Днепра, закончившаяся в августе 1941 года окружением двух армий под Уманью, должна же была преподать уроки для предположений о возможности повторений подобных ударов со стороны немцев.

Отсутствие в нашей довоенной теории рекомендаций по вопросам отражения охватывающего (флангового) наступления немцев, недостаточное изучение характера действий немцев в ходе первых месяцев войны 1941 года — вот те причины, которые отчасти объясняют ту нерешительность, неясность намерений и вытекающую отсюда неповоротливость в принятии контрмер в обстановке Юго-Западного фронта в начале сентября, чреватой тяжелыми последствиями.

7 сентября командующий Юго-Западным фронтом вынужден был послать в Ставку специальное донесение, в котором доказывал, что медлить нельзя. Начальник Генерального штаба запросил мнение маршала Буденного. Тот решительно поддержал ходатайство командования фронта. Наконец 9 сентября маршал Шапошников сообщил: «Верховный Главнокомандующий санкционировал отвести 5-ю армию и правый фланг 37-й армии на реку Десна». Но к тому времени германские войска уже успели закрепиться на берегах Десны. Соединения Потапова оказались между двух огней: с фронта на них наседали войска 6-й немецкой армии, в тылу — 2-й армии вермахта.

Для уяснения общего характера боев 5-й армии необходимо еще раз обратить внимание на положение флангов этой армии к 1 сентября. Правый фланг (62 сд 15 ск) примыкал к Десне у н/п Лопатино. Промежуток протяжением около 10 км между левофланговой 75 сд (21А) и 62 сд (5А) был занят 260 пд немцев, захватившей предмостную позицию у Вибли.

На левом фланге 5-й армии находилась 215 мд (ее остатки, около стрелкового полка), примыкавшая в районе Сорокошичей к 228 сд, составлявшей правый фланг окуниновской группировки 37-й армии. Центр 5-й армии (193 и 195 сд) далеко выпятился вперед на Днепр, не имея против себя противника. Армейский резерв (части 9 мк, 1 вдк, 1 иптабр) находился за правым флангом, вблизи Чернигова.

Командарм-5 все свое внимание и энергию сосредоточил на управлении войсками, действующими на черниговском направлении. К этому его обязывала поступившая через штаб фронта копия телеграммы начальника Генерального штаба:

«Командующему Юго-Западным фронтом. С захватом противником Вибли создается явная угроза Чернигову и стыку фронта. Немедленно сообщите о Ваших мероприятиях на этом направлении. Чернигов должен быть удержан за нами во что бы то ни стало.

По поручению Верховного Главнокомандования

Начальник Генштаба КА Б. Шапошников

2 сентября

№ 001556»[57].

С 1 по 6 сентября бои в полосе 5-й армии характеризовались упорным стремлением выбить 260 пд противника в районе Вибли. Тем временем в Салтыкова Девица началась переправа четырех немецких пехотных дивизий, нацелившихся в глубокий тыл 5-й армии с северо-востока. А на левом фланге (на стыке с 37А) в эти дни началось стремительное продвижение 98 пд немцев с окуниновского плацдарма. 6.09 немцы уже занимали Сапонова Гута, тесня слабые подразделения 215 мсд. Одновременно 262 пд противника удалось прорваться с окуниновского плацдарма прямо на восток и переправиться через Десну в районе Морозовска. Это окончательно разорвало и без того слабый стык 5-й и 37-й армий.

Командарму-5 было разрешено отвести свои центральные 200, 193 и 195 сд на восток, «не далее рубежа Довжик, Мнево». Отход этот в ночь на 7.09 состоялся. Но бои на позициях к северу от Чернигова и в районе Вибли не прекращались. С востока к правому флангу армии подходила 135-я стрелковая дивизия. Развернувшись 6.09 в районе Куликовка, эта дивизия в упорных боях пыталась сдержать переправившиеся у Салтыкова Девица авангарды трех немецких пд (131, 293, 112 пд). Понеся большие потери, 135-я дивизия вынуждена была отходить на юг. Над 5-й армией нависла угроза окружения. Обстановка осложнялась наличием в тылу реки Десна, не проходимой вброд. Наведенные переправы на южной окраине Чернигова охранялись 9 мк; у Красное и Максима переправа, кроме саперов, никем не охранялась.

7 сентября 200, 193, 195 сд отошли на рубеж Довжик, Мнево. Командарм-5 по приказу командующего фронтом предпринимает еще две попытки активными контрударами отбросить наседающего на флангах противника. 135 сд, усиленной полком и воздушно-десантной бригадой, дается приказ «восстановить положение на правом фланге 5А с выходом на реку Десна»[58]. На левом фланге 5-й армии аналогичную задачу получает 195 сд для контрудара «в направлении Сорокошичи» (?).

Эти мероприятия еще на сутки задерживают 5-ю армию от единственно правильного решения — отхода за Десну.

8 сентября наконец дается разрешение на общий отход 5-й армии за Десну, и в ночь на 9 сентября войска 5-й армии успевают частью сил отойти за реку и несколько стабилизировать положение.

В ночь на 10 сентября за Десну отошли остатки дивизий 5-й армии, вся корпусная артиллерия и штаб армии. Несмотря на большие потери, понесенные войсками, мы должны отметить, что войска армии проявили огромную силу, настойчивость и сумели выйти из, казалось бы, безвыходного положения.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.