После Грюнвальда

После Грюнвальда

Приговор был окончательным — Орден медленно, но верно превращался в вассала польской короны.

Первое, что проделал коварный Ягайло, после того как летние ливни смыли кровь с грюнвальдского поля, — отказался освободить пленных. Выкуп, который он требовал, — пятьдесят тысяч флоринов — не предвещал Ордену ничего хорошего. Как, впрочем, и мирный договор, заключенный 27 сентября 1422 года около озера Мельн в лагере литовских и польских войск. Карта северо-востока Европы была основательно перекроена: Орден окончательно отказался от Занеманья, Жемайтии, Нешавских земель и Поморья. В его владении оставались лишь земли по правому берегу Немана, Мемельский край, Кульмская и Михалавская земли. Огромное государство съежилось, как путник на холодном балтийском ветру. Похоже, удача окончательно отвернулась от тевтонцев — многочисленные военные стычки с Литвой, Польшей и Чехией оканчивались не в пользу рыцарей, налоги в стране росли, а вместе с ними — и недовольство орденской властью. В 1440 году светские рыцари и горожане, объединившись в так называемый Прусский союз, подняли народ на восстание. Долой тиранов! Отныне все прусские земли будут находиться под покровительством польского короля Казимира. За несколько недель восставшие овладели важнейшими городами и замками Пруссии и Поморья. Казалось, Орден вот-вот рассыплется в прах — однако война затянулась надолго. Только через тринадцать лет несгибаемые тевтонцы признали свое поражение. Торуньский мир, заключённый 19 октября 1466 года, отобрал у них Померанию, Кульмскую землю, Эльбинг, Вармию. За Орденом сохранилось приблизительно шестьдесят городов и крепостей, но сердце немецкого рыцарства — Мариенбург — перестало биться. Гроссмейстер Генрих фон Рихтенберг перебрался в Кенигсберг. Здесь, в новой столице, он окончательно признает власть польского короля.

А вскоре на историческую арену выйдет знаменитый еретик Мартин Лютер с его «бесом» «Тевтонской ярости», о которой позже так пронзительно напишет Дмитрий Мережковский. «…Вся европейская цивилизация едва не сделалась в первой Великой Войне, и если суждено быть Второй, то, вероятно, сделается жертвой этой, свойственной германскому племени, разрушительной силы. Лютер, как все великие люди, народен и всемирен, а в добре и во зле только народен, или, как мы говорим недобрым словом о недобром деле, — „национален“. И в этом величайшем зле своем — „Тевтонской ярости“ — он чистейший тевтонец-германец…

Это зло для него тем опаснее, что он считал его добром. „Лучше всего я говорю и пишу во гневе… Чтобы хорошо писать, молиться, проповедовать, мне надо рассердиться“… „Я, Мартин Лютер, буду сражаться молитвами, а также, если нужно, кулаками“… Правило опасное: от Лютера к Гитлеру — от молитвы к кулаку».

Впрочем, до Гитлера было еще далеко. А Лютер для начала призвал рыцарей презреть вековые обеты. Первым внимет его призыву епископ Самбии, занимавший пост главного канцлера Пруссии. Проповедь, произнесенная им на Рождество 1523 года, станет для рыцарей Рубиконом, на другом берегу которого начиналась совсем иная жизнь. В эту реку не замедлит ступить гроссмейстер Альбрехт фон Гогенцоллерн. Принятие им лютеранства и последующая женитьба станут жирной точкой в истории орденского государства. В 1525-м он въедет в Краков в белом плаще с черным орденским крестом — и несколько дней спустя подпишет с Польшей мир уже не как гроссмейстер Тевтонского ордена, а как герцог Пруссии.

А 10 апреля на старом рынке Кракова коленопреклоненный Альбрехт поклянется в верности королю Польши Сигизмунду Старому. Отрубленная голова в рогатом рыцарском шлеме навсегда опустится на дно Тракайского озера…

…Фамилия Гогенцоллерн (по-немецки Hohen-zollern) похоже на словосочетание «Высокая гора Цоллерн». Найти эту гору в Германии проще простого. Надо выехать из Штутгарта в юго-западном направлении — и через полсотни километров вы окажетесь в городке Хехингер. Здесь всякий укажет вам гору, на которой около 1000 года кто-то из фон Цоллернов, ровесников киевского князя Владимира Красно Солнышко, поставил фамильный замок.

Альбрехт фон Гогенцоллерн, выходец из этого знатного рода, был до мозга костей человеком светским. При нем в прусском герцогстве забурлила свежая кровь. Десятками тысяч въезжали в него переселенцы — в основном протестанты из Франции и Голландии. Альбрехт наделял их землями и деньгами. Он вообще не чурался меценатства. Архитекторы, скульпторы, поэты, мастера янтарных дел, приглашенные ко двору, были весьма довольны щедрой оплатой своего таланта. По приказанию герцога художники один за другим отправлялись в Европу — портреты августейших особ составили в его дворце целую галерею.

Маршировать на плацу было больше не в моде. В моде было учиться. В 1544 году герцогом была издана грамота, провозглашавшая основание в Кенигсберге университета. Преподавание на трех «высших» факультетах (теологическом, юридическом, медицинском) и одном «низшем» — философии велось на немецком, польском и латыни. В первый год набрали не больше трех сотен студентов — прусская молодежь по традиции предпочла германские учебные заведения. Неутомимый Альбрехт решил раз и навсегда пресечь эту традицию: согласно его указу, выезд на учебу за границу отныне был чреват конфискацией имущества. Ах, этот злополучный «тевтонский бес»! Видимо, по его наущению в главном учебном заведении страны нерадивых преподавателей пороли розгами. Но, несмотря на это, в Кенигсберг стекались лучшие профессора Европы. Здесь были созданы все условия для плодотворной работы. И учителя, и студенты беспрепятственно пользовались личной «Серебряной библиотекой» главы государства, расположенной в его замке. Стоит ли удивляться, что очень скоро кенигсбергский университет стали неофициально называть Альбертиной…

При Альбрехте в Кенигсберг был приглашен проповедник, доктор теологии Андреас Осиандр. Досужие языки поговаривали, что теолог был связан с дьяволом. Иначе чем объяснить, что, будучи сказочно богат, он не оставил после себя ни гроша? Кто-то пустил слух, что в могиле рядом с алтарем одной из церквей Альтштата тело богослова лежит лицом вниз… Прихожане боялись заходить в кирху — и Альбрехт отдал приказ вскрыть гроб. Утверждают, что он оказался пустым, и это окончательно подкосило герцога. Альбрехт умер в 1566 году — в один день со своей женой Анной Марией. Их похоронили все в том же Кафедральном соборе, в котором когда-то был крещен маленький Иммануил Кант…

Ну а что же наш Орден, главой которого продолжал считаться правитель Прусского герцогства? К этому времени порядки в нем существенно изменились. Теперь братья-монахи (а позже появились и сестры-монахини) существовали автономно от рыцарей. Последние более не обязаны были проживать в монастырях. Кроме того, Орден стал трехконфессиональным — лютеранам и кальвинистам были даны равные с католиками права.

Конец XVI века открыл новую австрийскую страницу в истории тевтонцев. В 1589 году сороковой гроссмейстер Генрих фон Бобенхаузен передал право управления делами Ордена своему заместителю эрцгерцогу Австрии Максимилиану. А вместе с этим — 63 тысячи флоринов, сто пятьдесят лошадей, сотню пеших солдат и по нескольку рыцарей от каждой области. Жалкие остатки былого могущества! Еще более бедственным стало положение Ордена после наполеоновских войн. Единственными его владениями остались те, что размещались на территории Австрии, — одиннадцать командорств да женский монастырь. К этому времени помимо гроссмейстера в Ордене состояло всего четыре рыцаря. Требовалась срочная реанимация, в противном случае Орден вообще грозил исчезнуть с лица земли… И вот декретом от 8 марта 1834 года австрийский император объявил Орден «автономным религиозным и военным институтом» под его личным королевским покровительством. Чтобы вступить в него, необходимо было доказать свое рыцарское происхождение на шестнадцать поколений вглубь! Орден лично распоряжался своими владениями и финансами. Это же право распространялось и на рыцарей — но вот получить подарок стоимостью более чем триста флоринов можно было лишь с разрешения гроссмейстера. Ну как тут не вспомнить обет бедности, который давали когда-то палестинские «медбратья», — тем более что главной миссией Ордена вновь становились забота о больных и эвакуация раненых. К середине XIX века он окончательно превратился в религиозно-лечебную организацию. Плащи и доспехи воспринимались теперь не иначе как дань исторической памяти… Исключение составлял, пожалуй, «Железный крест» — орден, учрежденный в Пруссии в 1813 году. Он и по сей день украшает военную технику бундесвера. Как две капли воды похожий на черные кресты первых тевтонских рыцарей, крест словно вобрал в себя всю их историю. Парадокс — но именно протестантская Пруссия и разрушила древний христианский Орден…

…В веке XX у него появятся совсем другие наследники. В 1908-м Германия разродится таинственной масонской организацией под названием «Германенорден». Новые тевтонцы, в отличие от своих средневековых тезок, будут исповедовать неоязычество и воинствующее антихристианство. Именно в этом новом германском ордене, Великим магистром которого стал в 1932 году Адольф Гитлер, будут разработаны основы национал-социализма, принесшего Европе столько горя и слез…

В числе оккупированных стран окажется и Австрия. И, оттенив пасторальные тирольские пейзажи черными крестами, «рыцари» Третьего Рейха станут жестоко преследовать священников Ордена настоящего — как и тех пруссаков, предки которых когда-то были тевтонскими братьями… «Стоит ли приводить исторические примеры, если они не могут быть примерами для подражания? Между тем, таким примером для подражания, символом вечного смысла является для нас сегодня создание Немецкого ордена и орденского государства в Пруссии. В истории ничто не повторяется, и подражать истории невозможно. Но то, что вот-вот обретет форму в наше время, глубоко сродни тому Немецкому ордену по сути своей и назначению. Солдат и чиновник нынче снова одно. Снова из единения людей рождаются государство и народ. Снова миром правят идеи Ордена: германскому государству необходимо — путем строжайшего отбора и глубочайшего сплочения — создать правящий класс, чтобы, надежно скрепленный кровью и общим делом, он поднялся рядом с вождем и народом до уровня служилой и военной аристократии, пополняясь грядущими поколениями, и был в будущем гарантией жизни и величия народа. Таково политическое требование нашего времени, и ему отвечает лишь один исторический символ — Немецкий орден: офицерский корпус, служащий прусскому государству, руководящий политический класс, общность людей, объединенных одной идеей. С тех пор, как перестало существовать прусское государство, ни одному поколению не был он так близок, как нашему. Наше время, более других, нуждается в осмыслении этого исторического феномена. Вот почему так нужна эта история — история государства, созданного Орденом, и его Великих магистров», — гласит предисловие к монографии о Тевтонском ордене, изданной в годы нацистского режима. Чем завершился новый «Дранг нах остен» — думаю, никому напоминать не надо.

В наши дни символ Тевтонского ордена — латинский крест в черной эмали на черно-белой ленточке. Его штаб-квартира находится в Вене. Вместо рыцарей в железной броне в Ордене состоят сестры милосердия. На их попечении — больница в Каринтии и частный санаторий в Кельне. «…Мы также желаем, чтобы строго соблюдалось следующее правило: везде, где есть госпиталь, брат, которому Мастер или заместитель Мастера доверил заботу о больных, должен заботиться об их душах равно как о телах и стараться служить им смиренно и преданно…» Та к записали в своем уставе германские паломники, соорудившие на берегу южного моря полевой лазарет из обломков кораблей. Что ж — древний устав продолжает работать.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.