Миф третий. «ТЕМНОЕ ЦАРСТВО» (о том, насколько хорошо русские люди знали грамоту)

Миф третий.

«ТЕМНОЕ ЦАРСТВО»

(о том, насколько хорошо русские люди знали грамоту)

В 120 верстах к западу от Москвы, на самой границе со Смоленской областью, на карте можно отыскать две деревни — Острицы 1-е и Острицы 2-е. Расстояние между ними примерно 7 километров. Сами деревеньки небольшие — в Острицах с номером 1 домов осталось всего семь штук, да и живут там по большей части летом московские да можайские дачники. В 2002 году автору довелось пообщаться с одной из последних постоянных жительниц села. Она рассказала много интересного о том, что крошечная ныне деревня еще сто лет назад была большим селом, волостным центром. Что стояла в ней красивая церковь, что на огромном ровном поле была ярмарка и конский торг. Что в селе была земская школа, для которой построили три больших каменных здания, а оборудование выписали из Петербурга. Особенно запомнилось нашей собеседнице большое и искусно сделанное чучело рыси. Ничего не напоминает сейчас в Острицах о тех временах — между двумя осколками некогда большого села растет лес, и дорога сквозь него постепенно зарастает, от церкви осталась лишь груда битого кирпича. Коллективизация, война, программа неперспективных деревень в Нечерноземье... Пустое место на месте школы, пустота в памяти, заполняемая мифами.

Одним из самых распространенных мифов о Российской империи является утверждение о массовой неграмотности ее жителей, слаборазвитой системе образования, причем, согласно советской версии мифа, причиной слабого распространения просвещения были не только объективные факторы, но и политика правительства, которое-де стремилось сохранить народ в невежественном состоянии, чтобы укрепить свое положение у власти.

До сих пор в исторической публицистике и даже в некоторых учебных пособиях встречаются упоминания о 6% грамотных людей в России в 1916 году или глубокомысленные обсуждения пресловутого «указа о кухаркиных детях»...

Причиной появления мифа было, во-первых, стремление большевиков приписать себе заслуги в образовании народа, во-вторых, клевета на старую власть с целью лишний раз подчеркнуть ее антинародный характер и, в-третьих, в очередной раз отбить интерес к прошлому своей страны и своих предков. В России, где образование всегда считалось большой ценностью, гражданам старались внушить мысль о почти поголовной неграмотности их предков и тем самым посеять снисходительное отношение к ним — что с них взять, мол, темные невежественные крестьяне...

А что же было на самом деле? Для начала попытаемся ответить на вопрос, сколько же в России начала XX века было грамотных и образованных людей и к каким сословиям они принадлежали.

Похвальный лист, выданный ученице земского начального училища Екатерине Ивановой. 1905 год

Первая общероссийская перепись населения, состоявшаяся в 1897 году, показала, что средний процент грамотности населения составляет 21,1%, то есть грамотными являлись 26,5 млн человек из 125,6 млн тогдашнего населения страны. Но и сами эти цифры нельзя напрямую, что называется «в лоб», сравнивать с современными показателями. Как вы думаете, читатель, есть ли сейчас в Российской Федерации неграмотные граждане? Согласно данным Всероссийской переписи населения 2002 года, таких насчитывается 7 069 831 человек. Подавляющее большинство из них (6 399 351 человек) составляют дети в возрасте от 0 до 4 лет, то есть те, кто еще не научился читать. Доля малолеток в современном населении России составляет около 4%, поэтому влиянием возрастного фактора на статистику грамотности обычно пренебрегают. Но век назад демографическая структура населения России была совсем иной — семьи были большими, и число малолетних детей в возрасте от 0 до 5 лет составляло около 30%. Поскольку грамоте тогда начинали учить несколько позже, чем сейчас, — в 6-8 лет, то число «безграмотных по возрасту» можно увеличить до одной трети.

Произведем несложный подсчет — население, которое в силу своего возрастного развития могло бы быть грамотным, в 1897 году составляло 83,8 млн человек, а грамотными были 26,5 млн, то есть уровень реальной грамотности составлял 31,6%. Это, конечно, немного, но все-таки больше, чем 21,1%, и уж чем, конечно, те самые 6%.

Среди мужчин грамотных было больше, чем среди женщин, — 30% против 13%, а среди городских жителей — больше, чем среди сельских, — 45 %. Важно отметить возрастной фактор — среди родившихся до отмены крепостного права (1861) уровень грамотности составлял в среднем 14—15%. А для тех, кто родился в 1875 году и позже, этот показатель не опускался ниже 50%, то есть именно реформы Александра II и стали тем рубежом, после которого грамота стала широко распространяться по стране.

Уровень грамотности и образования, безусловно, имел и сословные особенности. Наиболее просвещенным сословием российского общества являлось дворянство (95% от взрослого состава этой группы), квалифицированные рабочие (в среднем по стране 70%, в Петербурге — 82%, в Москве 70%, на юге России до 85%)[55]. Одним из сословий, чей уровень грамотности и образованности заметно выделялся на общероссийском фоне, были казаки.

В Донском войске общий процент грамотности среди казачьего населения накануне Первой мировой войны составлял без малого 69% против 21% по стране. При этом среди донских казаков грамотных было 85,5%, а среди казачек 48,1%. Среди кубанского казачества в целом грамотных насчитывалось 43,1%. Среди казаков их было 68,8%, а среди казачек 30,2%. В Терском войске грамотность казачьего населения составляла среди мужчин свыше 75%, а среди женщин 24,9%. Необходимо отметить, что темпы роста уровня грамотности среди казачества в начале XX века были весьма значительными. Например, в Амурском войске они составляли порядка 1% в год (в начале века уровень грамотности казачьего населения в целом равнялся 21,5%, а к концу 1914 года уже 35,5%). А в самом отставшем по этим показателям Забайкальском войске уровень грамотности казачек за 10 лет, в период с 1904 по 1914 год, возрос почти в два раза: с 5 до 9%[56].

Тем не менее отставание России от других стран в вопросе образования было значительным и имело в своей основе недостаточное развитие системы народного просвещения. Причиной этого, в свою очередь, послужили как объективные факторы (размеры страны и большая численность населения), так и субъективные — недооценка важности просвещения народа в XVII-XVIII веках. Отметим некоторые основные этапы развития системы русского образования в его историческом развитии.

Впервые о необходимости завести в нашей стране систему образования именно как единую систему (отдельные училища существовали и раньше) поставил вопрос Борис Федорович Годунов — правитель государства, а потом и царь. Однако дальше отдельных шагов дело не пошло. Заново вопрос «всплыл» в середине XVII века, когда в результате успешной войны с Речью Посполитой в состав русского государства вернулся Киев, а вместе с ним и Киевская духовная академия. Влияние ее питомцев на русскую церковь привело к осознанию необходимости создания аналогичных учебных заведений в центре России, и в 1687 году в Москве начало работу старейшее высшее учебное заведение России — Славяно-греко-латинская академия, известная ныне под названием Московская духовная академия и находящаяся в Сергиевом Посаде.

Дальнейшее развитие духовное образование получает при Петре Великом. К 1725 году в России действовало 50 епархиальных училищ для обучения детей духовенства, куда принимали, впрочем, и выходцев из других сословий. С именем Петра Первого связаны и первые попытки создания в России системы светского образования. При вновь образованных государственных ведомствах были открыты профессиональные учебные заведения — навигацкая, пушкарская, инженерная, фельдшерская и другие школы. Кроме того, в 42 городах России были созданы так называемые цифирные школы, которые помимо обучения грамоте давали и начальные знания по математике. По мысли создателя, эти школы должны были подготовить достаточное число выпускников для специальных учебных заведений.

Вершиной деятельности Петра I в сфере образования стало создание Академии наук. По замыслу государя, академия существенно отличалась от всех родственных ей зарубежных организаций. Она была государственным учреждением; ее члены, получая жалованье, должны были обеспечивать научно-техническое обслуживание государства. Академия соединила функции научного исследования и обучения, имея в своем составе университет и гимназию. 27 декабря 1725 года она отпраздновала свое создание большим публичным собранием. Это был торжественный акт появления нового атрибута российской государственной жизни.

Другим важным решением Петра Великого, оказавшим существенное влияние на развитие российского образования, стал указ, согласно которому образование становилось обязательным для всех сословий русского государства, кроме крестьянского, под страхом лишения «прав состояния». Правда, сей грозный документ не содержал каких-либо критериев качества образования, набора необходимых предметов, так что в большинстве случаев образование привилегированных сословий сводилось к простому знанию русской грамоты.

После смерти царя-реформатора «цифирные» школы быстро пришли в упадок — дворяне предпочитали учить своих детей дома, духовенство — в духовных училищах и семинариях, а прочие сословия не проявили особого интереса к образованию.

В XVIII веке правительство последовательно прилагает усилия к построению системы качественного образования, в первую очередь для элиты. Логика в этой политике была следующей — государство по ряду причин не имело возможности обеспечить качественное образование широким массам населения, но в то же время нуждалось в высокообразованных чиновниках, офицерах, экспертах. Единственным светским высшим учебным заведением в России остается Санкт-Петербургский университет при Академии наук. В дополнение к нему в 1755 году открывается университет в Москве, а с его развитием и Петербургский (в 1766 году). Поэтому между двумя столичными университетами по сию пору идет полемика, кто из них является старейшим в России. С одной стороны, Петербургский основан ранее, а с другой — как университет он был возобновлен в 1819 году, — в то время как московский никогда не терял своего статуса.

Первая попытка создать систему народного образования была предпринята во времена Екатерины II. Во второй половине 60-х годов XVIII века при дворе развернулась своего рода дискуссия о путях развития образования. Предлагалось два основных подхода — создание системы народных училищ на западный манер, где простолюдины бы не только получали знания, но и, «избавляясь от дикости», приобретали «добрые нравы», и создание народных школ с учетом национальных традиций образования. В итоге был принят компромиссный вариант. Указом от 7 сентября 1782 года в империи создавалась система народных школ, доступных представителям всех сословий (кроме крепостных). Важным моментом новой системы было введение единой программы обучения и методики преподавания. Для их разработки в Россию был приглашен Федор Янкович, фигура компромиссная и для западников, и для почвенников. С одной стороны, Янкович получил известность как один лучших педагогов в Священной Римской империи и был рекомендован Екатерине венским двором, с другой — он был славянином (сербом) и православным.

В 1783 году в Петербурге было торжественно открыто Главное народное училище, образец для подобных заведений по всей империи. В 1786 году из него была выделена Учительская семинария, главной целью которой была подготовка педагогов для народных училищ[57].

Появляется и женское образование — создается Смольный институт для молодых дворянок. Продолжает свое функционирование и развитие система духовного образования. Однако единой системы образования, включающей в себя начальную, среднюю и высшие ступени, так и не было создано.

Время ее создания приходится на правление императора Александра I. Именно при нем впервые возникает высший государственный орган, объединяющий управление всей системой светского образования, — Министерство народного просвещения.

Занимаясь реорганизацией государственного аппарата (о чем мы уже говорили в первой главе), правительство столкнулось с нехваткой образованных кадров. Решением проблемы стало создание в России высших учебных заведений — университетов. К имеющемуся московскому были добавлены:

— Дерптский (существовал с 1632 года, восстановлен в 1802 году),

— Виленский (с 1803 года, в 1830 закрыт после польского восстания),

— Казанский (1804 год),

— Харьковский (1805 год),

— Варшавский (1816 год),

— Петербургский (1819 год — создан на базе существовавшего с 1816 года педагогического института).

Кроме того, непосредственно для подготовки управленцев было создано элитное учебное заведение — Царскосельский лицей.

В это же время началось создание системы полноценного среднего образования. 24 января 1803 года Александр I утвердил «предварительные правила народного просвещения», по которым гимназии или губернские училища, образованные из главных народных училищ, открывались в каждом губернском городе и вверялись управлению губернского директора училищ. 5 ноября 1804 года вышел «Устав учебных заведений», подведомственных университету и попечителям округов. Он объявил гимназии всесословными учебными заведениями, подразделенными на четыре годичных курса. Цель их учреждения в «Уставе» определялась так:

1) приготовить к слушанию университетских наук;

2) преподать сведения, необходимые для благовоспитанного человека, и

3) приготовить желающих к учительскому званию в уездных, приходских и других низших училищах.

Важно отметить, что система среднего образования тесно увязывалась с высшей школой — даже в хозяйственном отношении гимназии были подчинены университетам.

В годы правления императора Николая I система образования в России продолжила свое развитие. Вместо закрытых после польского восстания Виленского и Варшавского университетов в 1834 году был открыт Киевский университет Святого Владимира. Число гимназий было увеличено. Новый устав 1828 года отделил гимназии в хозяйственном отношении от университетов.

Хотя формально гимназии и оставались всесословными учебными заведениями, но реально в них учились преимущественно дворяне, представители чиновничества и городской верхушки. Правительство по-прежнему стремилось обеспечить высокий уровень образования, а это было возможным лишь при приеме в систему подготовленных учеников.

Помимо классической системы образования (гимназия — университет) во времена Николая I начинает складываться также система технического и военного образования. Создается сеть кадетских корпусов, в которых дети получали подготовку, позволяющую им со временем становиться офицерами армии. Первоначально в кадетские корпуса принимались дети-сироты, солдатские дети и т.д., но с течением времени среди их воспитанников все больше становилось выходцев из дворянской среды.

В ходе реформы управления государственными крестьянами было положено начало созданию начальных сельских училищ и церковно-приходских школ.

Таким образом, к середине XIX века в Российской империи сложилась система образования, включающая в себя начальную, среднюю и высшую школу, обеспечивающая высокий уровень получаемых знаний на всех ступенях. Это сделало возможным постепенное расширение доступа к образованию с изменением социальных условий.

Великие реформы императора Александра II, приведшие к значительным изменениям в социальной структуре русского общества, поставили вопрос об образовании в новом аспекте — максимальном расширении доступа к обучению. В то же время правительство не располагало необходимыми материальными средствами и кадрами для введения в России всеобщего обязательного образования. Проблему пытались решать несколькими путями.

В военной сфере было введено обязательное обучение солдат грамоте. В полках были созданы полковые школы для обучения грамоте призванных новобранцев. Поскольку в это время рекрутская система заменяется всеобщей воинской повинностью, через армию начинают проходить значительные контингенты мужского населения страны. Тогда же создается система военного образования — кадетские корпуса превращаются в учебные заведения, по формату близкие к гимназиям (и даже переименовываются в военные гимназии), а специальное военное образование будущие офицеры получают в офицерских и юнкерских училищах.

Кадеты

Создается система реального образования, в которой в отличие от гимназий делается упор не на классические и гуманитарные, а на естественные науки.

В деле развития начального образования государство начинает сотрудничество с органами местного самоуправления — земствами. Наряду с государственными и церков- но-приходскими училищами возникают земские начальные училища. Программы всех видов начальных учебных заведений были довольно схожи между собой и утверждались Министерством просвещения.«За четыре года они готовили грамотных во многих отношениях людей, которые знали назубок русскую грамматику, писали без ошибок хорошим, разборчивым почерком, безупречно решали арифметические задачи»[58], — вспоминал бывший ученик земской школы.

В советское время немало писали о «хождениях в народ» революционно настроенной молодежи, будто бы мечтавшей «просветить крестьян». Хождения эти, как правило, заканчивались для их участников печально — разобравшись в истинных целях доморощенных революционеров, крестьяне сдавали их начальству, а порой и просто избивали. Но в советское время не было принято вспоминать о тысячах других людей, которые, не жалея своих средств и сил, создавали в селах начальные учебные заведения, неся действительное просвещение крестьянам. Кого только не было среди них — и дворяне-помещики (а именно они составляли костяк земств), и городские разночинцы, и священнослужители, и сами крестьяне. И среди проблем, с которыми им довелось столкнуться, материальные и организационные были не самыми тяжелыми. Куда тяжелее было преодолеть инерцию мышления крестьян, которые порой отказывались отпускать детей (особенно девочек) учиться.

Монаршая благодарность учительнице земской школы Александре Коневой

Вопреки распространенным утверждениям, правительство Российской империи никогда не ставило задачу ограничить низшим классам общества доступ к образованию. Другое дело, что приоритетное внимание уделялось не степени охвата и распространения просвещения, а качеству образования. Именно опасениями за качество обучения и был вызван знаменитый циркуляр министра народного просвещения И. Делянова, вошедший в историю под названием «Указ о кухаркиных детях». Однако обращение к тексту этого документа и лежащего в его основе доклада «О сокращении гимназического образования» показывает, что целью ограничения поступления в гимназии представителей низших сословий (главным образом городской прислуги — отсюда и название циркуляра) было стремление сохранить высокий уровень образовательной подготовки дворянства, по-прежнему составлявшего костяк управленческого аппарата империи.

Действительно, предлагалось сократить число прогимназий и гимназий, но не за счет закрытия оных, а за счет преобразования последних в реальные и промышленные училища.

К концу XIX века в России сложилась многопрофильная система образования, включающая в себя несколько типов и уровней. Чтобы представить их наглядно, мы подготовили следующую таблицу:

При этом разность типов образования не исключала возможности перехода из одного в другой. Так, например, выпускник реального училища мог поступить на медицинский факультет университета, дополнительно сдав латынь, которую не изучали реалисты. Выпускник гимназии, реального или духовного училища мог поступить в военное училище и т.д.

Высокое качество образования обеспечивалось тщательно продуманной системой подготовки и использования педагогических кадров. Для того чтобы преподавать в среднем учебном заведении, педагог должен был иметь диплом о высшем образовании. Для преподавания в начальной школе — аттестат о среднем образовании.

Характерной чертой того времени являлась тесная связь всех уровней образования друг с другом. Тогда считалось в порядке вещей, если профессор университета вел также занятия в гимназии или читал лекции на публичных курсах, открытых для посещения всеми желающими. Как показывают современные исследования, 70% московских профессоров в начале XX века были задействованы в системе среднего образования[59]. Для профессуры это являлось дополнительным заработком, а для слушателей и учащихся — уникальной возможностью слушать лекции светил российской науки.

Именно этим и объясняется во многом тот авторитет, который имели русские профессора в обществе. Профессор того времени не был ученым, известным лишь среди профессионалов в своей сфере, как правило, он был публичным человеком, о талантах которого судили не только его студенты, но и широкая публика.

Широкое распространение в конце XIX — начале XX века получили разного рода курсы, дававшие возможность получить образование низшим слоям городского населения. В отличие от учебных заведений, предназначенных для обучения подрастающего поколения, на курсах учились взрослые, поэтому их занятия проходили по вечерам или воскресеньям.

Широкой известностью в Москве и за ее пределами пользовались Пречистенские рабочие курсы. Они были открыты в 1897 году по инициативе группы московской интеллигенции (профессора М.В. Духовской, С.А. Левицкий, Н.А. Гольцева, К.К. Мазинг и др.) и находились в ведении Комиссии по техническому образованию при Московском отделе Русского технического общества. Первоначально здесь обучалось около 300 учащихся, но к 1908 году их количество достигло 1500 человек. В том же году для курсов было построено специально здание по проекту архитектора В.Н. Башкирова. Публичная библиотека заведения насчитывала более 8000 томов. Курсы имели три самостоятельных отделения: низшая школа, средняя школа (три года обучения), высшая школа (научно-популярное отделение).

Своего рода вершиной неправительственного участия в русском образовании стало появление в Москве уникального учебного заведения — Московского народного университета имени A.Л. Шанявского.

Генерал Альфонс Леонович Шанявский (1837-1905)

Альфонс Леонович Шанявский (1837-1905) был человеком удивительной судьбы. Сын польского аристократа, он в восемь лет был отдан в Тульский кадетский корпус. Тульский и Орловский (полковника Бахтина) кадетские корпуса были одними из лучших губернских военно-учебных заведений. Можно высказать предположение, что традиционно один из сыновей семейства Шанявских выбирал военную карьеру. Но в связи с ликвидацией военно-учебных заведений Царства Польского после ноябрьского восстания родителям пришлось выбирать один из корпусов на территории России...

Согласно сведениям биографов А. Шанявского, обучение в Тульском и Орловском кадетских корпусах он завершил с отличием, в связи с чем был направлен затем в Петербург, в Константиновское училище. Собственно, в 1852 году, когда он попал туда, это, вероятно, был недавно созданный третий специальный класс Дворянского полка, уже в 1859 году преобразованного в Военное училище им. великого князя Константина. Единственные данные о его пребывании здесь — имя Альфонс Шанявский, вписанное среди «отличнейших воспитанников из выпускаемых офицеров за 1853 год, на мраморных досках — за 1855 год.

Он вышел «из фельдфебелей» Константиновского кадетского корпуса в Егерский полк. Затем служил в лейб- гвардии Гатчинском полку, откуда в чине подпоручика поступил в Николаевскую академию Генерального штаба. Во время учения там он также слушал курс лекций в Петербургском университете. Согласно историческому очерку академии, подготовленному профессором Николаевской академии Н.П. Глиноецким, Шанявский окончил ее с малой серебряной медалью. 22 января 1862 года в чине поручика он был переведен в Генеральный штаб штабс-капитаном[60].

Неожиданно для многих он покидает столичный Петербург и уезжает в далекий восточный край. Причиной отъезда блестящего гвардейского офицера в глухую провинцию стала неизлечимая в XIX веке болезнь — туберкулез. Врачи посоветовали перемену климата, и Шанявский отправляется служить в Амурский край — на Дальний Восток империи.

Болезнь не отпускает талантливого офицера, и в 1876 году генерал-майор Шанявский уходит в отставку по болезни и вынужден выехать на лечение за границу. Важной вехой в биографии генерала стала его женитьба на дочери сибирских купцов-золотопромышенников Лидии Алексеевне Родственной. После облегчения от болезни отставной генерал принимает участие в создании нескольких золотодобывающих компаний на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири. Прекрасно зная регион, обладая связями с тамошней администрацией и большими организаторскими способностями, он стал ценным компаньоном для своих родственников и других сибирских купцов. Созданные им компании неизменно богатели, генерал принимал живейшие участие в их деятельности, лично выезжая в тайгу на прииски, вникая в проблемы рабочих. Кончилась сибирская деятельность Шанявского тем, что, сколотив изрядное состояние, он в 1903 году возвращается в Москву. К этому времени его болезнь обострилась — на фоне туберкулеза у Шанявского развилась аневризма аорты, и пульсация аорты привела к прободению грудной клетки. Даже кашель или резкое движение могли стать причиной разрыва главной артерии. И жена окружила больного таким вниманием и уходом, какой только был возможен в сложившейся ситуации.

Однако сам генерал не думал о смерти. Давно участвуя в благотворительной деятельности в поддержку образования, он задумал создать невиданное в истории России учебное заведение — народный университет. По мысли Шанявско- го, в его университете должны были получать образование те, кто не мог по формальным причинам получить места в государственных вузах, — те, кто получал образование на курсах, публичных лекциях, путем самообразования. Таким образом, народный университет должен был стать вершиной пирамиды системы вспомогательного образования в России.

Третьего октября 1905 года Шанявский подписывает завещание, в котором большую часть своих капиталов и доходов он передает городу для организации народного университета. Генерал поставил жесткий срок — занятия должны были начаться не позднее 3 октября 1908 года, в противном случае все средства переходили другому детищу Шанявского — Петербургскому женскому институту. Замысел и структура нового учебного заведения были столь необычными, что для того, чтобы он смог воплотиться в жизнь, потребовалось принятие Государственной думой Российской империи особого законоположения. Немало пришлось потрудиться и чиновникам Министерства народного просвещения, чтобы интегрировать народный университет в систему образования. Но все трудности удалось преодолеть, и 2 октября 1908 года профессор А.Ф. Фортунатов прочел первую лекцию в новом учебном заведении[61].

Университет имел два отделения: научно-популярное (четыре года обучения по программам общего среднего образования) и академическое (три года по университетским программам естественно-исторического, общественно-юридического и историко-филологического профилей).

Принимались лица не моложе 16 лет. Документы об образовании не требовались. Допускалось самостоятельное комплектование учебного курса предметами по выбору. Среди слушателей университета были служащие, учителя, ремесленники, рабочие.

Преподаватели могли не иметь официальной ученой степени, но условием приема на работу был опыт педагогической и научной деятельности. В университете работали крупные ученые, оставившие правительственные учебные заведения вследствие своих прогрессивных настроений, — П.Н. Лебедев, Ю.В. Готье, А.Н. Реформатский, П.П. Блонский и др.

В университете вели занятия М.Н. Гернет, М.Н. Розанов, А.Ф. и С.Ф. Фортунатовы, Н.К. Кольцов, П.П. Лазарев, М.В. Павлова, В.П. Шереметевский, Ю.И. Айхен- вальд, Г.Г. Шпет и др.

Народный университет Шанявского

В семинарских занятиях и публичных диспутах принимали участие ученые из многих московских высших учебных заведений. Окончившие курс не получали дипломов и соответствующих служебных прав, но учебная система университета привлекала молодежь, нуждавшуюся в получении или пополнении образования.

Число слушателей в 1908—1916 годах выросло на научно-популярном отделении почти в четыре раза (около 1,4 тыс.), на академическом — почти в три раза (около 2,4 тыс.). В 1912 году в университете училось свыше 3600 студентов.

При университете организовывались курсы (от двух недель до одного года) по кооперации, библиотечному делу, местному самоуправлению, педагогике и дошкольному воспитанию и др.

В 1912 году на пожертвования вдовы генерала Шанявского Лидии Алексеевны было построено специальное здание для университета, ставшее одним из украшений города.

Московский народный университет Шанявского просуществовал до 1918 года. Новая власть передала его помещения Коммунистическому университету имени Свердлова, позднее преобразованному в Высшую партийную школу. И там, где тысячи людей получали доступ к знаниям, теперь овладевали «единственно верным учением» партийные аппаратчики.

Такое необычное учебное заведение, как народный университет, могло появиться на волне всеобщего стремления к знаниям и просвещению, охватившего Россию в начале XX века. Как реагировало правительство на эти устремления общества?

«Нельзя забывать, что мы призваны освободить народ от нищенства, от невежества, от бесправия»[62].

 Эти слова принадлежат не «пламенному революционеру», не либеральному земскому витии, а премьер-министру Российской империи Петру Аркадьевичу Столыпину. «На очереди главная задача — укрепить низы. В них вся сила страны. Их более ста миллионов! Будут здоровы и крепки корни у государства, и слова русского правительства совсем иначе зазвучат перед Европой и всем миром. Дружная, общая, основанная на взаимном доверии работа — вот девиз для нас всех, русских!»[63] — так видел свою задачу глава правительства Российской империи.

И слова правительства не расходились с делом: «В период правления Николая II наблюдается стремительный рост числа учебных заведений на всех уровнях. За 15-летний период (с 1896 по 1910 год) было открыто больше школ, училищ, институтов, чем за весь предшествующий 1896 году период российской истории. В области низшего образования это составило почти 57 тыс. начальных училищ (57% от всего числа таких заведений в стране), 1,5 тысячи низших профессиональных училищ (56%), почти 600 городских училищ (55%). В области среднего образования за указанные 15 лет было создано 1323 учебных заведения, или 54 % всех имеющихся. В те же годы возникли 20 новых мужских высших учебных заведений (28%) и 28 женских вузов (97% от их общего числа)»[64]. В 1903-1912 годах доля ассигнований Министерству народного просвещения возросла в государственном бюджете с 2,1% до 4,4%, то есть более чем в два раза!

Современный историк с удовлетворением отмечает: «Положительным фактом исторического значения явилось то, что в 1900-1913 годах в обучение включались дети из всех слоев населения. Произошло преодоление такой ситуации, когда образование было доступным только для представителей привилегированных групп»[65]. В 1908 году в России принимается программа перехода ко всеобщему и обязательному образованию населения. Рассчитанная сроком на 20 лет, она предусматривала ежегодное увеличение государственных кредитов на народное образование на 20 миллионов рублей (10 миллионов на постройку новых школ и 10 миллионов на улучшение уже имеющихся). К 1915 году на всеобщее обучение перешел 51 уезд России (не считая крупных городов).

Как показала проведенная Наркомпросом РСФСР в 1920 году перепись, 86% подростков в возрасте от 12 до 16 лет были грамотными или имели начальное образование.

Скажем несколько слов о таком аспекте, как отношения правительства и учащейся молодежи. Традиционно говорится о вечном противоборстве между «свободолюбивой прогрессивной молодежью» и «косными и консервативными» царскими чиновниками. На самом деле все было значительно сложнее — отношения между студенчеством и властью прошли несколько этапов.

Для начала напомним, что гражданские учебные заведения не были единственными в России — значительная часть молодежи получала образование в военных учебных заведениях, где, напротив, проникалась «реакционным» духом. Будущий писатель А.И. Куприн в автобиографической повести «Юнкера» так описывал свои чувства, когда он в строю училища встречал императора Александра III в Московском Кремле: «Сладкий острый восторг охватывает душу юнкера и несет ее вихрем, несет ее ввысь. Быстрые волны озноба бегут по всему телу и приподнимают ежом волосы на голове. Он с чудесной ясностью видит лицо государя, его рыжеватую, густую, короткую бороду, соколиные размахи его прекрасных союзных бровей. Видит его глаза, прямо и ласково устремленные в него. Ему кажется, что в течение минуты их взгляды не расходятся. Спокойная, великая радость, как густой золотой поток, льется из его глаз.

Какие блаженные, какие возвышенные, навеки незабываемые секунды! Александрова точно нет. Он растворился, как пылинка, в общем многомиллионном чувстве. И в то же время он постигает, что вся его жизнь и воля, как жизнь и воля всей его многомиллионной родины, собралась, точно в фокусе, в одном этом человеке, до которого он мог бы дотянуться рукой, собралась и получила непоколебимое, единственное, железное утверждение. И оттого-то рядом с воздушностью всего своего существа он ощущает волшебную силу, сверхъестественную возможность и жажду беспредельного жертвенного подвигав.»[66]

К тому же университеты возникли в России не в пореформенное время, а гораздо раньше, но ни в XVIII, ни в первой половине XIX века о каких-либо волнениях в среде учащейся молодежи не было слышно. Очевидно, революционизация учащейся среды произошла не в силу сущности этой части общества, а в силу прихода в учебные заведения нового контингента молодежи. Во многом этот контингент представлял собой идеологизированную массу, составленную из представителей самых разных общественных слоев, которым еще предстояло образовать новый субэтнос русского общества — интеллигенцию.

Студент-физик. С дореволюционной открытки

Студент-математик. С дореволюционной открытки

Студент-юрист. С дореволюционной открытки

Студент-медик. С дореволюционной открытки

Студент-поляк. С дореволюционной открытки

Вечные студенты. С дореволюционной открытки

В начале XX века студенчество вопреки распространенным в историографии представлениям отнюдь не было лучшей частью общества. А.С. Изгоев, анализируя в сборнике «Вехи» состояние студенчества 1900-х годов, давал ему весьма нелестную характеристику. Свои выводы он делал на основе проведенного в 1904 году приват-доцентом Императорского московского университета М.А. Членовым социологического опроса студентов этого учебного заведения[67].

Мы не будем приводить все данные этого интересного исследования, укажем лишь на два примечательных факта: 51% студентов в начале XX века курили и 65% употребляли спиртные напитки (причем половина от этого числа отдавала предпочтение водке). Для российского общества того времени это были чудовищные цифры, в разы превосходящие уровень табакокурения и винопития в обществе в целом. Для сравнения, в 2004 году только треть студентов МГУ курят и лишь 15% употребляют водку. Хотя потребление табака и алкоголя в современной России значительно превосходит таковое в Российской империи начала прошлого века.

Отношение к учебе тогдашних студентов характеризовалось современниками негативно: «Русская молодежь мало и плохо учится, и всякий, кто ее искренно любит, обязан ей постоянно говорить это в лицо, а не петь ей дифирамбы, не объяснять возвышенными мотивами социально-политического характера того, что сплошь и рядом объясняется слабой культурой ума и воли, нравственным разгильдяйством и привычкой к фразерству»[68].

Сравнивая русских студентов с их заграничными коллегами, Изгоев указывает:«Прежде всего, надо покончить с пользующейся правами неоспоримости легендой, будто русское студенчество целой головой выше заграничного. Это уже по одному тому не может быть правдой, что русское студенчество занимается по крайней мере в два раза меньше, чем заграничное. И этот расчет я делаю не на основании субъективной оценки интенсивности работы, хотя, несомненно, она у русского студента значительно слабее, но на основании объективных цифр: дней и часов работы. У заграничного студента праздники и вакации поглощают не более третьей части того времени, которое уходит на праздники у русского. Но и в учебные дни заграничный студент занят гораздо больше нашего. В России больше всего занимаются на медицинском факультете, но и там количество обязательных лекций в день не превышает шести (на юридическом — четырех-пяти), тогда как французский медик занят семь-восемь часов»[69].

Современный российский исследователь А.Г. Гаспаришвили, сравнивая современное студенчество с тем, что было в начале века, приходит к несколько парадоксальному выводу: «Можно сказать, что в Московском университете за последние сто лет нравы не ухудшились, а может быть, даже улучшились, и конфликт поколений отцов и детей стоит не так остро, как сто лет назад. И студент, может быть, даже стал более интеллигентен и образован»[70].

Таким образом, если студенчество начала XX века и не было в полном смысле «отбросами общества», то очень недалеко от них ушло.

После событий 1905—1907 годов ситуация стала значительно меняться. Грандиозная программа правительства империи в сфере образования привела к тому, что к 1913 году число студентов не просто возросло в полтора раза по сравнению с 1904 годом, но и в значительной степени изменился контингент, из которого формировалась учащаяся молодежь. Проводимая реформа образования открыла дорогу к получению аттестатов и дипломов самым широким слоям населения, и число представителей маргиналов среди студентов стремительно пошло на убыль.

Утихли студенческие волнения (тут свою роль сыграли, правда, и меры административного характера), студенчество в целом стало более патриотичным и лояльным власти.

В 1914 году многие студенты добровольцами ушли на фронт Первой мировой войны воевать за веру, царя и Отечество, а призыв студентов в 1915 и 1916 годах в военные училища дал кадры тех самых юнкеров, что стали последними верными правительству войсками в моменты революционного хаоса. Советская историческая литература, описывая контрреволюционную деятельность юнкеров во время захвата большевиками власти, «забывала» упомянуть, что основную массу этих юнкеров составляли вчерашние студенты и гимназисты. В Добровольческой армии генерала Деникина был даже целый полк, сформированный из бывших студентов и гимназистов, — партизанский генерала Алексеева пехотный полк, развернутый впоследствии в дивизию. Цветами этого полка были белый и голубой — в память цветов студенческой и гимназической формы, которую носило не столь давно большинство его солдат и офицеров[71].

Чтение — лучшее учение

Говоря о развитии просвещения в России, нельзя не упомянуть о такой особенности русской жизни, как увлечение книгой. В некоторой степени оно составляло специфическую черту русской культурной традиции и пронизывало все слои русского общества — от элиты до простонародья. Конечно, в барских особняках читали выписанный «из Парижу» французский роман, а в крестьянской избе — купленную за алтын у бродячего торговца-офени книжицу «про чертяку», но книга пользовалась уважением всюду. Низкий уровень грамотности привел к появлению такого уникального явления, отражавшего интерес даже неграмотного русского человека к книге, — на людных местах в городе, на базарах существовал особый тип чтецов, зарабатывавших себе на жизнь чтением книг вслух. Современник так описывал их работу:

«В охотниках послушать недостатка нет. Собирается группа в 8-10 человек, которые и располагаются вокруг чтеца. Последний взимает с каждого слушателя по копейке. Сами платные слушатели следят за тем, чтобы в их числе не было даровых слушателей. Лишь только к кучке приближается новое лицо у чтец прерывает чтение и предлагает этому лицу тоже заплатить копейку. Дневная выручка чтецов доходила до рубля, не считая провизии, которая тоже считалась за гонорар»[72]

.

Поскольку круг литературы постоянно расширялся, то в народе становились известны и имена классиков русской литературы, первое место среди которых принадлежало А.С. Пушкину. В 1887 году, когда истек 50-летний срок права собственности наследников на произведения великого поэта, русские книгопромышленники выпустили массовые «народные» издания его книг общим тиражом в полтора миллиона экземпляров[73].

Чтение телеграмм с Дальнего Востока. 1905 год

В 1913 году «отсталая и неграмотная» Российская империя выпустила 34 тыс. наименований книг суммарным тиражом 119 млн экземпляров, занимая по этим показателям второе место в мире после Германии. Однако Германия обеспечила себе первое место за счет того, что германские издательства и типографии примерно на треть были загружены выпуском литературы на русском языке по заказу российских книжных компаний.

Общая стоимость русских изданий в 1913 году составила 39 млн рублей. Наибольшим спросом на рынке пользовались учебные пособия, народные издания, календари- справочники. Годовой тираж учебных пособий составил 22,6 млн экземпляров, народных изданий — 21,6 млн экземпляров, календарей — 13,7 млн экземпляров. При этом учебников было выпущено более 2760 наименований[74].

Бесплатные народные библиотеки в Новгородской губернии в 1904 году

Первое место учебных пособий не случайно — в стране, переходившей к всеобщей грамотности населения, развивавшей все формы и виды образования, потребность в них была колоссальной.

По всей России массово открывались библиотеки и читальни. Взгляни, читатель, вот на эту карту.

Интересно, если составить карту сельских библиотек Новгородской области в настоящее время, будет ли на ней столько отметок?

Любовь к чтению прививалась со школьной скамьи.«Я всегда с благодарностью вспоминаю своего учителя Сергея Николаевича Ремизова, привившего мне страсть к книгам»[75], — писал на страницах своей книги «Воспоминания и размышления» маршал Советского Союза Г.К. Жуков.

И что же осталось от мифа «о темной и неграмотной России»? Мы видим, что не злая воля русского правительства, а объективные обстоятельства исторической судьбы привели к отставанию нашей страны от Европы в вопросе образования населения. В нашем небольшом очерке показано, как русское правительство и русское общество рука об руку работали над решением этой проблемы и каких впечатляющих успехов они добились. Большевики отрапортовали о переходе к всеобщему образованию в 1932 году. По планам царского правительства, это должно было произойти в 1928-м. И скорее всего так и произошло бы, ведь, несмотря на громкие заявления о «разрыве со старым режимом», советская власть всего лишь довела начатое дело до конца, не забыв приписать себе заслуги предшественников и полить их клеветой и грязью.

Последним высшим учебным заведением, созданным в Российской империи, стал Горный институт в Екатеринбурге. Указ о его создании подписал 3 июля 1914 года государь император Николай И. Закладка здания института состоялась 17 июля 1916 года. И в том же году уральцы обратились к государю с просьбой принять институт под Высочайшее покровительство, в их обращении говорилось:

«Ваше Императорское Величество! Обширный Урал долгие годы не имел рассадника высшего образования. Только в царствование Вашего Императорского Величества... Урал обогащается двумя высшими школами: университетом в Перми и, что особенно важно для горнозаводского прогресса Урала, Горным институтом в городе Екатеринбурге. Таким образом, высшее образование Уральского края исторически естественно навеки связано с Вашим Державным Именем. Глубоко чувствуя это, Строительная комиссия... приемлет смелость верноподданнейше просить Вас, Государь, принять вновь созидаемый в городе Екатеринбурге Горный институт под свое Высочайшее покровительство и всемилостивейше повелевать соизволить наименовать его впредь Уральским горным институтом Императора Николая II. Находясь в центре горнозаводской жизни, окруженный землями, таящими богатейшие и разнообразнейшие полезные ископаемые, Горный институт Вашего Августейшего Имени, несомненно, должен достигнуть быстрого развития и высокого научного процветания».

Герб Уральского государственного горного университета (рисунок с официального сайта вуза)

Николай II дал на эту просьбу положительный ответ, и институт стал официально именоваться «Уральский горный институт Императора Николая II». После революции всякое упоминание об имени государя, конечно же, исчезло.

Но в 2006 году преподаватели и студенты Уральского государственного горного университета обратились с ходатайством в правительство о возвращении институту имени последнего русского царя. Вопрос решается по сию пору, но на герб университета вернулась императорская корона, которая помещена«в указание на императорское покровительство, предоставленное институту Императором Николаем II вместе с правом использовать Высочайшее Имя в наименовании института»[76].