Миф второй. «ВОРУЮТ!» (О российском казнокрадстве, мздоимстве, а заодно и о прочем воровстве)
Миф второй.
«ВОРУЮТ!»
(О российском казнокрадстве, мздоимстве, а заодно и о прочем воровстве)
Разговор на эту тему хотелось бы начать с рассмотрения небольшого исторического анекдота, цитатой из которого озаглавлена эта глава. Фразу эту якобы произнес Николай Михайлович Карамзин, когда во время своего путешествия по Европе прибыл в Париж и отвечал на вопрос соотечественников, что происходит в России. Классическая версия этого исторического анекдота звучит так:
Двести лет назад историк Карамзин побывал во Франции. Русские эмигранты спросили его:
— Что, в двух словах, происходит на родине?
Карамзину и двух слов не понадобилось.
— Воруют, — ответил Карамзин...
Звучит красиво, но, скорее всего, таких слов Николай Михайлович никогда не произносил, и весь сей диалог выдумка от начала и до конца. Во-первых, Карамзин был во Франции в 1790 году, в самый разгар Великой французской революции. И никаких «эмигрантов» из России во Франции не было и быть не могло. Потому что иностранцы старались держаться от революционного Парижа подальше, так как жить в нем было весьма трудно и небезопасно. Напротив, французские роялисты бежали из Франции в Россию. Во-вторых, в «Письмах русского путешественника» Карамзин с дотошной подробностью описал свое пребывание в Париже буквально по часам. И точно указал, с кем из русских он общался — с посланником Симолиным и двумя его сотрудниками. Вряд ли опытные дипломаты, до предела загруженные работой (подробные депеши уходили из Парижа в Санкт-Петербург каждые три дня), стали расспрашивать приехавшего из России о том, что происходит на Родине. Во всяком случае, никаких исторических источников у этого анекдота нет.
Тем не менее такой анекдот появился и продолжает активно цитироваться к месту и не к месту, напоминая нам о том, что в России казнокрадство, коррупция, а в широком смысле слова — воровство всегда было национальным качеством. Рассмотрим этот миф подробнее. Для начала отметим, что такие пороки, как казнокрадство и коррупция, были неизбежными болезнями всех обществ — от античных полисов до современных либеральных демократий. Нет ни одной страны мира, которой удалось бы этого избежать. Поэтому нашей целью будет не доказать, что в Российской империи вообще не было воровства, а показать реальные масштабы этого явления, рассказать о том, как с ним боролись и каких успехов достигли в этой борьбе.
Обратимся к истории вопроса, но, прежде чем сделать это, напомним читателю, что моральные и юридические нормы существенно эволюционировали с течением времени, и то, что считалось вполне обычным, скажем, лет 400 назад, сейчас может показаться страшным и ужасным.
Итак, начнем с начала, а вернее, с момента, когда в российской истории тема коррупции и казнокрадства стала играть заметное место. Случилось это в смутную пору, «когда Россия молодая, в бореньях силы напрягая, мужала с гением Петра». Безусловно, воровство существовало и в допетровской России, но, по авторитетному мнению историков, за общеевропейские рамки не выходило. Более того, в отличие от Западной Европы в России существовали сферы, почти полностью свободные от коррупции, например дипломатия. Русские послы имели славу самых жестких и бескомпромиссных переговорщиков во всей Европе. На эти должности назначали людей с немалым состоянием, поэтому подкупить русского посла было практически невозможно. Что же изменилось с приходом к власти Петра Алексеевича?
Во-первых, даже после переворота, в ходе которого была отстранена от власти боярская группировка Милославских во главе с царевной Софьей, власть на некоторое время захватила боярская группировка Нарышкиных — людей «худородных», «жадных до богатства», по свидетельству современников.
Во-вторых, ближайшее окружение молодого царя составили люди не просто «худородные», а вовсе простого происхождения, а потому бедные и стремящиеся в обогащению. Сам Петр, руководствуясь принципом «знатность по годности считать», приближал к себе людей энергичных, с деловой хваткой, смелых, а вот отсутствие твердых нравственных принципов царя беспокоило мало. В результате среди «птенцов гнезда Петрова» заметное место играли безродные авантюристы, склонные к обогащению за чужой, а особенно за казенный счет.
В-третьих, сам Петр, вопреки распространенному о нем мифу, был человеком, легко поддающимся влиянию своего окружения, говоря современным языком — манипулируемым. Это наглядно проявилось в так называемом «деле царевича Алексея», когда под давлением окружения государь нарушил свое обещание помиловать сына, подверг его суду, а потом и казни. Естественно, что эта особенность характера царя способствовала уходу даже разоблаченных казнокрадов от ответственности
И, наконец, в-четвертых, сама эпоха преобразований, когда один государственный механизм заменяется на другой, когда общественный уклад жизни страны подвергается кардинальным изменениям, открывает широкие возможности для ловли рыбы в мутной воде.
И неудивительно, что в первой четверти XVIII века казнокрадство и коррупция приняли невиданный в истории России размах. Так, в 1714 году вскрылось дело о махинациях с подрядами на поставку продовольствия для армии и строящегося Санкт-Петербурга. Замешанными в деле оказались наиболее доверенные приближенные Петра I — А.Д. Меншиков (губернатор Санкт-Петербурга, президент Военной коллегии и т.д.); Ф.М. Апраксин (генерал-адмирал, главнокомандующий российским флотом); Г.И. Головкин (государственный канцлер), А.В. Кикин, У. Сенявин и другие[38].
От самого «полудержавного властелина» потребовали отчет о расходовании 1 163 026 рублей казенных денег (сумма колоссальная, равняющаяся примерно 1/3 годового бюджета всей Российской империи). В результате разбирательства от Светлейшего потребовали вернуть государству 615 608 рублей, но реально взыскать удалось лишь четверть этой суммы, а остальное князю «простили». Примечательно, что никакого другого наказания за свое «воровство» Меншиков не понес[39].
Другим казнокрадам порой приходилось платить жизнью за свою деятельность. 16 марта 1721 года в Петербурге был повешен по приговору суда сибирский губернатор князь Матвей Петрович Гагарин. Дело против него тянулось с 1714 года и поначалу было прекращено после того, как чиновник вернул в казну 215 тыс. рублей (убытков прокуратура насчитала на все 350 тыс.). Лишь в 1719 году оно было возобновлено и на этот раз дошло до строгого суда. Но поставить заслон коррупции и казнокрадству тогда не удалось.
Не удалось и позже. Фактически весь XVIII век стал своего рода «золотым веком» российской коррупции — новый аппарат государственного управления, основанный на новых принципах, требовал и соответствующих расходов. А финансовое состояние страны после продолжавшейся 21 год Северной войны и азиатских авантюр конца правления первого императора было тяжелым, если не сказать бедственным. В эпоху Анны Иоанновны на полном серьезе обсуждался проект отмены выплаты чиновникам жалованья вообще — зачем платить, коли и так со взяток кормятся? А те, которым взятки не дают, стало быть, никому и не нужны.
Другим важным фактором стал династический кризис. Своим указом о престолонаследии Петр Первый обрек страну на целый век неразберихи. Если прежде принципы наследования трона соответствовали принципам наследования традиционного гражданского права — от отца к старшему сыну, то петровский указ предусматривал для государя возможность самому выбирать себе наследника. Трижды в XVIII веке русские императрицы пытались воспользоваться этим указом и всякий раз неудачно — избранный ими наследник трона не получал. Лишь после восшествия на престол императора Павла Петровича в 1796 году проблема порядка престолонаследия была решена раз и навсегда. Принятый им «Акт о престолонаследии» заново вводил принципы традиционного права и был настолько хорошо продуман, что даже сейчас, спустя почти сто лет после убийства последнего царя, можно найти законных наследников российского престола.
Какое это имеет отношение к вопросу о воровстве и коррупции, спросит читатель. Дело в том, что при монархическом государственном устройстве механизмы борьбы с нечестностью госслужащих работают совсем по-другому, нежели при знакомой нам демократии. В современном нам государстве чиновник является обычным служащим по найму, и, как мы уже говорили выше, в основе его мотивации лежит материальная выгода — мне платят зарплату, я делаю свою работу. Такой подход делает управленца уязвимым перед предложением материальных благ со стороны. Важно также, что положение высших чиновников, включая главу демократического государства, ничем не отличается от чиновников нижестоящих. В результате коррупция является одной из главных проблем для демократии.
Конечно, демократическое общество уделяет значительное внимание борьбе с коррупцией, стремясь, с одной стороны, ограничить зону ответственности чиновников, а с другой — создавая мощные органы по борьбе с коррупцией. Все это приводит к значительному увеличению государственного аппарата, а также к снижению его эффективности..
Несколько по-другому обстоит дело в монархии. Как мы уже говорили ранее, мотивация чиновника не ограничивается лишь получением материального вознаграждения за проделанную работу, но может иметь в своей основе идею служения государю как форму религиозного служения. Для такого человека подкуп будет не просто нарушением должностных инструкций, но и религиозным проступком. Безусловно, далеко не все чиновники являют собой образец добродетели и строгого следования долгу, но важно, что сама идеология государственной службы при монархии не допускает принятие посулов со стороны.
Важно отметить принципиальную разницу в распространении коррупции в монархическом и демократическом обществах — при демократии уровень коррумпированности чиновников возрастает снизу вверх, то есть наиболее коррумпированными являются управленцы высшего звена. При монархии, напротив, отбор чиновников идет таким образом, что уровень коррупции снижается с ростом служебного положения.
Борьба с коррупцией при монархии значительно отличается от таковой при демократии. Отличается наличием на самом верху государственной пирамиды человека, который в принципе не может быть подвергнут коррупции, — государя. И именно это позволяет вести успешную борьбу с коррупцией на самом высоком уровне, даже среди лиц, приближенных к особе его императорского величества. Угроза «дойду до государя» была не пустым звуком и вводила в трепет немалое число чиновников.
Советские историки и публицисты, рассуждая о расцвете воровства и взяточничества среди государственного аппарата Российской империи, любили цитировать фразу Николая I, якобы сказанную им своему сыну, будущему царю-освободителю: «Мне порой кажется, что только два человека в России не воруют — я и ты». Эта фраза должна была иллюстрировать разложение и безнравственный характер «реакционного царского режима».
Не будем выяснять, говорил ли государь такую фразу или она представляет выдумку позднейших историков. Обратимся к ее смыслу. И подумаем — не позавидовать ли нам жителям такого государства, где целых два человека гарантированно свободны от коррупции и занимают при этом два самых высших государственных поста. Глядя на современные российские реалии, поневоле позавидуешь далеким предкам, которые хотя бы могли не сомневаться в честности правителя своего государства.
Однако большую часть XVIII века этот механизм не работал — и Елизавета Петровна, и Екатерина II пришли к власти в результате дворцовых переворотов, более того, все время их правления в стране находились законные наследники императорского престола — соответственно Иоанн Антонович и Павел Петрович. Поэтому государыни были вынуждены считаться с возможностью нового переворота и передачи власти законным претендентам. Это повышало их зависимость от окружения, аристократии, верхушки чиновничьего аппарата и затрудняло эффективную борьбу с коррупцией. При дворе обеих императриц процветал фаворитизм.
Гавриил Романович Державин, служивший при дворе Екатерины, вспоминал, как сама императрица порой была бессильна принять меры против влиятельных фигур: «Она царствовала политически, наблюдая свои выгоды или поблажая своим вельможам, дабы по маловажным проступкам не раздражать их и против себя не поставить... Как она говаривала пословицу «живи и жить давай другим», и так поступала...»[40]
Однако даже в это время уровень коррумпированности российского госаппарата не выделялся на общеевропейском фоне. Более того, если в Европе того времени появлялось такое явление, как легализация коррупции — например, в Англии и Франции совершенно открыто и легально продавались офицерские звания в армии, — то в России коррупция принимала в основном форму непотизма, то есть хорошо знакомого нам по советским временам блата.
В самом деле, подкупить взяткой вельможу, владеющего тысячами душ крепостных и огромным богатством, сложно, а вот упросить его оказать помощь «нужному человеку» — это было нормальным, умные и преданные люди всегда будут полезными.
А «государеву оку» — прокуратуре Российской империи приходилось порой практиковать весьма необычные методы борьбы с коррупцией. Хорошо иллюстрирует нравы тех времен разговор, состоявшийся между генерал-прокурором Я.П. Шаховским и видным государственным сановником графом П.И. Шуваловым, в ведомстве которого органы прокуратуры нашли значительные упущения.
В ходе встречи «П.И. Шувалов обвинял генерал-прокурора в том, что он напрасно причиняет ему неприятности. Шаховской отвечал, что он пытается пресекать только «противозаконные поступки» Шувалова, «основанные на личных выгодах», а также корысти. «Ваше сиятельство! Теперь вы уже довольно богаты и имеете большие доходы, — сказал Шаховской, — а я, при всех высоких титлах своих, и не мыслил еще о каких-либо приобретениях. Дадим в присутствии его превосходительства (устроителя встречи графа И.И. Шувалова. — А.М.) честное слово друг другу: отныне впредь не заниматься более увеличением нашего достояния, не следовать влечению страстей своих, отступая от обязанностей и справедливости; но идти прямым путем, куда долг, честь и общая польза сограждан будет нас призывать. Тогда только соглашусь я носить имя вернейшего друга вашего, в противном случае молчать пред вами, угождать вам я не буду, чего бы мне того ни стоило»[41].
Такие призывы к нравственному чувству и чести не оставались без ответа — для дворян и сановников XVIII века это были не пустые слова. И вельможи того времени не только не путали государственный карман со своим, но порой поступали и прямо наоборот — оплачивая из своих личных средств государственные нужды. Например, светлейший князь Потемкин, представив государыне императрице программу заселения Новороссии, приступил к ее выполнению за собственный счет, не дожидаясь начала казенного финансирования.
Ситуация претерпела кардинальные изменения с восстановлением в стране нормального порядка престолонаследия при императоре Павле I и его сыновьях. Чиновники быстро почувствовали на себе крепкую руку законного государя. Во время правления Александра I Благословенного было положено начало коренному преобразованию системы государственной службы империи — вместо устаревших коллегий были введены министерства, единолично возглавляемые министром, несущим персональную ответственность перед государем за состояние дел во вверенной ему сфере деятельности. Однако сложная внешнеполитическая ситуация помешала государю довести дело до конца.
Совершенствование аппарата государственной службы стало одним из основных направлений деятельности императора Николая I. Уже 6 декабря 1826 года (то есть спустя менее года после взошествия на престол) государь образует Особый комитет, целями которого было «обозреть настоящее положение всех частей управления, дабы из сих соображений вывести правила к лучшему их устройству и исправлению»[42]. Важную роль в работе комитета играл тайный советник Михаил Михайлович Сперанский. В наших учебниках истории обычно обращают внимание на роль этого выдающегося человека во времена правления Александра I, когда по его инициативе в России появились новые органы государственной власти — Государственный совет, а также рассматривался вопрос о введении конституции. Но на самом деле по-настоящему широко ему удалось проявить свои таланты государственного деятеля в следующее царствование. Именно под его руководством была проделана колоссальная работа по кодификации всего законодательства империи, завершившаяся созданием Полного свода законов Российской империи, а также Свода действующих законов Российской империи. Были выработаны правила документооборота, регламентирована работа чиновничьего аппарата.
Важное место в этой деятельности занимала борьба с казнокрадством и взяточничеством. И надо отметить, правительству удалось добиться существенных успехов. Меры принимались самые разные. От ужесточения контроля, до... попыток воздействовать на чиновников силой искусства. Например, по личному указанию государя в столичных и всех губернских театрах Российской империи состоялась постановка знаменитой комедии Н.В. Гоголя «Ревизор». Как мы уже упоминали выше, сам Николай Васильевич отдал долгие годы государственной службе и хорошо знал предмет своей сатиры.
Название комедии далеко не случайно — одним из наиболее эффективных методов борьбы с коррупцией на местах в Российской империи были неподкупные и обладающие большими полномочиями сенатские ревизии. Сенат, комплектовавшийся путем личных назначений государя, был грозой проворовавшихся чиновников. Правительству удалось практически полностью очистить от коррупции систему прокуратуры, а также сформировать особую структуру — Отдельный корпус жандармов, практически полностью свободный от этого порока. Не случайно с известием о настоящем ревизоре из Петербурга в финальной сцене комедии Гоголя появляется не кто-нибудь, а жандарм.
Образец записи в «Списке гражданским чинам»
Конечно, полностью победить коррупцию не удалось, но успехи были достигнуты немалые. Так, современные исследователи А.Г. Звягинцев и Ю.Г. Попов, изучив и описав биографии всех генерал-прокуроров Российской империи в период от создания этой должности до февраля 1917 года, нашли только одного чиновника на этом посту, подверженного коррупции[43]. Один корыстолюбивый чиновник во главе ведомства, отвечающего за законность в империи, за триста лет!
Важным фактором борьбы с «воровством» на государственной службе стала начавшаяся в правление императора Александра II система публикации имущественного положения чиновников империи. Периодически, как правило, раз в год, выходили книги, которые так и назывались — «Список гражданским чинам» такого-то ведомства. В этих книгах, доступных для широкой публики, были приведены сведения о службе чиновника, его наградах, поощрениях и, что не менее важно, взысканиях, а также о размере получаемого им жалованья и наличии имущества. Причем имущество указывалось не только личное, но и «состоящее за женой», как наследственное, так и приобретенное.
Имея на руках такой список, каждый мог сравнить декларируемое положение чиновника и реальное. Можем ли мы представить себе подобную открытость в современной России или других странах, гордо именующих себя демократиями?
С.В. Волков, проведя анализ большого числа таких списков высших чиновников империи (чины 1—4-го классов), отметил «крайне слабую связь чиновников с собственностью». Из всех высших чинов наследственную, приобретенную или «за женой и родителями» собственность имели менее трети — 29,5%[44].
Работая над биографией председателя Совета министров России П.А. Столыпина, министр финансов Правительства РФ в 1993—1994 годах Б.Г. Федоров был поражен уровнем честности царского министра: «Я считаю Петра Аркадьевича Столыпина редким для России образцом честного государственного деятеля и чиновника, который никогда ничего не делал для себя и своей семьи, используя служебное положение. Он всегда боролся с негативными явлениями в правительственной деятельности типа коррупции»[45]. Итоги этой борьбы бывший министр оценил так:«Если бы все преемники П. Столыпина на посту премьер-министра, в том числе и в наше время, действовали бы так же решительно, то сегодня мы не имели бы все тех же проблем»[46].
Такая оценка, высказанная человеком, не понаслышке знакомым с размахом коррупции в современной России, стоит многого.
Исторически подкованный читатель скажет: это все, конечно, хорошо, но как быть с влиянием на государя его придворного окружения? Пресловутой «придворной камарильи», которая в обход чиновников может использовать личное расположение монарха в целях материального обогащения?
Прежде всего отметим, что сведения об «огромных тратах» монарших родственников и фаворитов зачастую являются искусственно раздутыми политическими и династическими противниками государя — попросту говоря, революционерами. Приведем лишь один пример — в начале Русско-японской войны революционные круги распространяли в России слухи, что главной причиной конфликта являются имущественные интересы придворной группы во главе с адмиралом Безобразовым, заинтересованной в получении прибылей от лесной концессии в Корее. Типичный пример такой пропаганды приводит в своем романе «Цусима» участник похода 2-й эскадры Тихого океана А.С. Новиков:
«— Хоть было бы за что воевать, а то за дрова.
В разговорах вопреки официальным сообщениям все чаще и чаще указывали как на причину войны на лесные концессии в Корее, на реке Ялу, где были замешаны адмиралы Абаза, Без- образов и высочайшие особы. Слух об этом давно уже начал проникать и на корабли»[47].
Конечно, здравомыслящий человек мог бы задать вопрос: что, в России совсем леса кончились, раз придворное окружение царя польстилось на плохонькую корейскую древесину? Но таких людей было мало.
В реальности же, действуя в качестве личного эмиссара государя, адмирал Безобразов принял ряд важных мер по обеспечению безопасности дальневосточных рубежей России, чья деятельность заслужила высокую оценку советского военного историка и теоретика А. Свечина: «Как бы то ни было, но вмешательство Безобразова за четыре месяца 1903 года дало больше, чем пять с половиной лет работы Куропаткина во главе военного министерства»[48]. Раскрывает Свечин и сущность пресловутой лесной концессии: «Помимо этой внутренней связи между двумя русскими форпостами на Дальнем Востоке — Владивостоком и Порт-Артуром — являлась необходимость и во внешней линии связи, проходящей на границе Кореи и Маньчжурии по рекам Тумени и Ялу. Здесь требовалось передовое прикрытие, хотя бы небольшое, пограничная стража, которая бы сдерживала выдвижение японцев из Кореи в Маньчжурию еще до начала войны. На расположение такой пограничной стражи на чужой границе русский империализм не имел официального права. Требовался предлог, чтобы взять эту границу в кредит, завести здесь вооруженных людей, неофициальную пограничную охрану. В практике империалистов всех стран такие предлоги легко находятся при охране особых коммерческих предприятий, в особенности когда последние юридически оформлены в концессию.
Эту линию последовательного империализма, линию не отступать без борьбы — представлял Безобразов. За концессией дело не стало. У одного из Владивостокских коммерсантов имелась концессия на рубку леса на реке Ялу, но это предприятие оказывалось убыточным и поэтому не реализовывалось. Безобразов передал эту концессию фиктивному обществу под председательством дворцового коменданта Гессе. Конечно, о крупных прибылях здесь мечтать не приходилось, так как основной смысл концессии заключался в том, чтобы нанять русских офицеров и уходивших в запас сибирских стрелков и создать из них ряд постов на границе Маньчжурии. Содержание пограничной стражи доходным предприятием быть не может. А небольшой лесопильный завод в Ионампо был только маской к этой пограничной страже»[49]. Таким образом, пресловутые концессии были лишь одной из форм военных приготовлений России к войне на Дальнем Востоке и, уж конечно, не могли послужить ее причиной.
Тем не менее дыма без огня не бывает, и в ближайшем окружении монарха действительно могут встречаться нечистые на руку люди. Проблема в том, что придворное окружение формируется несколько на других принципах, чем государственный аппарат. Еще Фонвизин писал: «Государь дает милости и чины тем, кто достоин, и свою дружбу — тем, кому изволит». Окружение монарха формируется на основе человеческих симпатий и родственных чувств, и здесь государь, как и всякий человек, может ошибиться и не разглядеть недобросовестного человека.
Столкнувшись с фактами коррупции в окружении своего отца, императора Александра II, царь-миротворец Александр III, взойдя на престол, озаботился принятием мер по сокращению численности лиц, пользующихся правами членов императорской фамилии, а также принял особый устав, регламентирующий их обязанности, что несколько сняло остроту проблемы. С этого времени роль придворных кругов в российской политике значительно снизилась, что вызывало с их стороны некоторое недовольство.
«На правах его двоюродного дяди и старшего я иногда говорил с государем о государственных делах, но я ничего не приукрашал. Я ссылался на историю, экономику, русские и иностранные прецеденты. Но это был глас вопиющего в пустыне. Мои призывы не достигали цели. Я был «Сандро», товарищем его детских игр, мужем его любимой сестры Ксении. Он знал, как меня парировать, переходя на шутливый тон нашей молодости»[50], — вспоминал о своих безуспешных попытках повлиять на государя великий князь Александр Михайлович. И действительно, если к началу правления Николая II члены императорской фамилии занимали ряд важных постов в сфере государственного управления — московского генерал-губернатора (великий князь Сергей Александрович), командующего Петербургским военным округом (великий князь Николай Николаевич младший), генерал-адмирала (великий князь Алексей Александрович) и ряд других, то к 1916 году на руководящих постах осталось только двое — командующий Кавказским фронтом великий князь Николай Николаевич младший и уже упомянутый великий князь Александр Михайлович, руководивший русской военной авиацией. Исследователи не исключают, что именно отстранение от власти родственников государя и привлекло многих из них в ряды заговорщиков в феврале 1917 года.
Таким образом, коррупция в Российской империи, конечно же, была, но ее масштабы были куда скромнее, чем в других странах и современной нам России. Однако эффективная борьба с коррупцией неожиданно стала одной из причин революции, произошедшей в феврале 1917 года. А дело было так.
Начавшаяся 1 августа 1914 года Первая мировая война оказалась совсем не похожей на предыдущие войны. Впервые на полях сражений сошлись в противоборстве не армии, а фактически вооруженные нации. Участие в таком конфликте потребовало напряжения всех сил страны, подчинения всех сфер жизни одной цели — победе. Такой характер войны оказался неожиданным для всех ее участников. Современные исторические публицисты левого толка любят упрекать царское правительство в отсутствии подготовки к мобилизации промышленности, других сфер хозяйства страны, «забывая», что само понятие «мобилизация экономики» родилось по итогам Великой войны и что ни одна из стран до 1914 года не задумывалась об этих проблемах. Всем пришлось решать эту задачу буквально на ходу, по мере осознания.
Особенностью промышленного уклада Российской империи было преимущественное сосредоточение военного производства на государственных («казенных») заводах Военного, Морского и Горного ведомств. Это, с одной стороны, гарантировало военному руководству точное и своевременное выполнение своих заказов по приемлемым ценам, но, с другой, фактически отстраняло частную промышленность от выгодных во всем мире военных заказов.
В некоторых областях, например в судостроении, государству удавалось сочетать использование казенных и частных заводов, удовлетворяя как свои интересы, так и интересы промышленников. В большинстве других сфер военное производство было практически полностью монополизировано государством (производство стрелкового оружия, полевой и тяжелой артиллерии, большинства боеприпасов и т.д.). Частные промышленники отыгрывались тем, что, вступая в синдикативные сговоры, завышали для казенных заводов цены на сырье, металл, топливо и т.д. Выход государство видело, с одной стороны, в дальнейшем развитии казенной промышленности, чтобы избавить ее от зависимости от сторонних поставщиков, а также в развитии анти- синдикатного законодательства. Решительные шаги в этой сфере были предприняты как раз накануне Первой мировой войны — 18 марта 1914 года[51].
После начала войны стало ясно, что существующие казенные промышленные мощности не в состоянии обеспечить армию требующимся количеством вооружений. Правительство прибегло к трем основным путям решения проблемы — модернизации казенных предприятий и строительству новых, закупке вооружений за границей и, наконец, привлечению к выполнению военных заказов частной промышленности. Благо сами промышленники с началом войны выражали патриотическое желание послужить отечеству.
В мае 1915 года на съезде представителей промышленности и торговли были организованы Военно-промышленные комитеты, которые в июле возглавил Центральный военно-промышленный комитет во главе с известным деятелем А. Гучковым. Реальными целями создателей этих структур было, во-первых, получение сверхприбылей от военных заказов, а во-вторых, использование самих структур как политической базы для штурма власти.
С выполнением заказов на нужды фронта дело обстояло весьма посредственно, если не сказать плохо — реальное выполнение заказов структурами ЦВПК составляло не более 6-7% от намеченного[52]. И если казенная промышленность набирала обороты, стремительно наращивая темпы производства (об этом мы подробнее расскажем в главе об «отсталости России»), то структуры ВПК преуспели лишь в той сфере, которую в современной России называют PR-технологиями. При этом они всячески противились контролю своей деятельности со стороны «царской бюрократии» и не уставали распускать слухи о «неспособности и бездарности правительства». Факты свидетельствуют об обратном — правительство Российской империи в тяжелейших условиях мировой войны проявило себя как эффективная управленческая структура, способная оперативно и качественно решать насущные задачи, а вот достижений его критиков современные историки не отмечают.
Такая ситуация вызывала вполне законное недовольство у правительства, которое выразил премьер-министр империи Борис Владимирович Штюрмер в докладе государю императору от 10 сентября 1916 года: «Его Императорскому Величеству было мной представлено, что во исполнение высказанного им минувшим летом взгляда о желательности обнародования во всеобщее сведение данных, доказывающих, что успешность деятельности общественных учреждений по обслуживанию нужд армии обеспечивается исключительно средствами казны»[53]. Парадоксальная ситуация — чиновники выступают за гласный и открытый отчет о деятельности общественной организации, а та всеми силами пытается этого избежать!
Одновременно правительство сокращает заказы ЦВПК, переходя к адресной работе с хорошо зарекомендовавшими себя предпринимателями, а о расходовании уже отпущенных сумм потребовало строгого отчета. Для раскрытия махинаций были созданы две особые комиссии Сената. В ответ структуры ВПК резко активизировали свою оппозиционную деятельность. «Чем хуже шли дела у комитетов, тем агрессивнее становились их требования смены политического курса и «ответственного министерства», — подчеркивает современный историк[54].
Одним из первых шагов Временного правительства после победы революции стало немедленное прекращение расследования деятельности ЦВПК и уничтожение следственных материалов. Не простили победившие расхитители казенных средств и премьер-министра Штюрмера. Сразу после переворота бывший глава правительства империи был арестован, а потом замучен в Петропавловской крепости.
Ряд современных историков полагают, что если бы правительство «закрыло глаза» на «нецелевое расходование казенных средств» промышленниками и отложило бы следственные действия до победы, то, возможно, оппозиция и не сумела бы перейти к столь решительным действиям. С нашей точки зрения, такое предположение невозможно по двум причинам — во- первых, заговор феврали- стов не исчерпывался только промышленниками, и такими мерами полностью с ним справиться бы не удалось, а во-вторых, сама система организации власти в Российской империи в силу своих органических оснований (о которых мы отчасти говорили выше) не могла смириться со столь неприкрытым казнокрадством.
В заключение этой главы скажем несколько слов и о «воровстве» в привычном нам смысле этого слова, то есть о преступности и степени ее распространения в империи. Одним из распространенных заблуждений является мнение, высказываемое даже многими специалистами, о невозможности объективно оценить уровень преступности в дореволюционной России ввиду несовершенства тогдашнего статистического аппарата.
Последний председатель Совета министров Российской империи Борис Владимирович Штюрмер. Убит в Петропавловской тюрьме в 1917 году
Однако после проведения первой Всероссийской переписи 1897 года в распоряжении статистиков и нынешних историков оказался достаточный материал для анализа, а формат статистических данных позволяет сравнивать их с современными.
Вот как выглядела статистика преступности в России в 1913 году. Для сравнения мы приведем некоторые показатели по преступности в Российской Федерации в 2005 году, почерпнутые с официального сайта МВД РФ.
Из представленных в таблице данных мы можем увидеть, что число преступлений за минувший век возросло почти ровно в 10 раз. На самом деле преступность увеличилась несколько больше, так как в Российской империи в 1913 году проживало 174 миллиона человек, а в Российской Федерации в 2005 году — 143 миллиона.
Примечательно, что число убийств за минувший век практически не изменилось, и основной рост преступности произошел за счет увеличения числа краж, экономических преступлений, торговли наркотиками и т.д. Вот и наглядный ответ на вопрос — было ли воровство так уж распространено в старой России? Воровать, конечно, воровали — ибо и тогда жили на русской земле не ангелы, но люди, но масштабы сей проблемы были в десять раз меньше, чем сейчас. Вдумайся, читатель, в эту цифру — в десять раз. Поэтому до революции в русских деревнях почти никогда не запирали на замки дома, а в городах ключи от квартир сдавали дворнику или швейцару.
Итак, миф о том, что в России только и делают, что «воруют», не нашел у нас подтверждения фактами. Напротив, мы увидели, как русское правительство создало прозрачную для общества и эффективную борьбу с коррупцией, и масштабы этого явления были куда меньше нынешних.
То же самое мы видим и в отношении воровства в буквальном смысле этого слова — воровали в старой России в десять раз реже, чем сейчас. Почему? Может, потому, что люди были другими? Верующими, которые помнили о том, что воровать грешно. И главным препятствием на пути воровства как простых людей, так и чиновников были не жесткие полицейские меры, а совесть добрая. Или просто «темными»? Вот о «темноте» и малопросвещенности России мы и продолжим наш разговор.