О духовном наследии русских мыслителей XX века[268]

О духовном наследии русских мыслителей XX века[268]

21(9) января 1882 года родился Павел Александрович Флоренский. А в 1917 году, в канун революции, вышел в свет первый труд двадцатидвухлетнего тогда Алексея Федоровича Лосева (1893–1988).

В последнее время несметная орава малограмотных крикливых «экспертов» пытается убедить своих слушателей и читателей, что после 1917 года и до нашего времени в России не было подлинного развития мысли, что русская духовная культура продолжала существовать лишь в эмиграции и нам-де только и остается учиться у ее корифеев, дабы как бы на пустом месте создавать заново отечественную мысль.

Эта «версия» вроде бы подтверждается тем фактом, что судьба оставшихся на родине мыслителей была глубоко драматична или даже трагедийна, – из чего черпают лишний повод для проклятий по адресу этой самой «ненормальной» России. Между тем вся история человеческой мысли вообще исполнена драматизма и трагизма (об этом ухитряются «забывать»). Гений античной философии Сократ покончил с собой, не желая отправляться в изгнание, а величайший итальянец Данте вынужден был сделать выбор между сожжением на костре и пожизненным изгнанием (он избрал второе); одному из великих англичан Томасу Мору палач отрубил голову топором, а голова основоположника понимания всеобщих законов Вселенной француза Лавуазье была отсечена через два с половиной столетия более «цивилизованным» орудием – гильотиной, главные духовные вожди США и Индии – Линкольн и Ганди – были злодейски убиты, и т. д. и т. п.

П.А. Флоренский написал незадолго до расстрела: «Ясно, что свет устроен так, что давать миру можно не иначе, как расплачиваясь за это страданиями и гонением». Это, конечно, предельно скорбная, но, увы, неустранимая истина бытия: чем значительнее духовное деяние, тем большее сопротивление оно встречает – в особенности, понятно, в эпохи переворотов и яростной борьбы различных сил. Но столь же верно и другое: чем мощнее сопротивление, тем выше духовный подвиг; героическое противостояние злу и лжи возвышает не только личность мыслителя, но и само его творчество. И при всех возможных оговорках нет сомнения, что русская мысль, развивавшаяся в труднейших условиях на родине, превосходит любые достижения ее эмигрантского «ответвления». Наиболее выдающиеся изгнанники признавали это. Так, живший в Париже С.Н. Булгаков написал в 1943 году о священнике П.А. Флоренском: «Не умею передать словами то чувство Родины, России, великой и могучей в судьбах своих, при всех грехах и падениях, но и в испытаниях своей избранности, как оно жило в отце Павле. И, разумеется, это было не случайно, что он не выехал за границу… Можно сказать, что жизнь ему как бы предлагала выбор между Соловками и Парижем, но он избрал Родину, хотя то были и Соловки, он восхотел до конца разделить судьбу со своим народом… и сам он и судьба его есть слава и величие России».

Это уместно отнести и к В.И. Вернадскому (который, прожив после революции около четырех лет в Париже, в начале 1926 года вернулся на Родину), и к А.Ф. Лосеву, А.Л. Чижевскому, М.М. Бахтину.[269]

Стоит сообщить, что труды М.М. Бахтина (1895–1975) начиная с 1960-х годов были переведены на все основные языки, и с середины 1980-х годов в мире издается за год в среднем десяток книг и более сотни статей, посвященных изучению наследия этого мыслителя, чей творческий путь начался в 1919 году. Он общепризнан ныне одним из немногих крупнейших мыслителей XX столетия и безусловно крупнейшим представителем философии культуры. И уже одного этого факта достаточно, чтобы понять: только невежды или клеветники могут заявлять о прекращении развития творческой мысли в России после 1917 года!

У названных мыслителей старших поколений, естественно, были и есть родившиеся позднее продолжатели. Назову здесь имена трех, увы, ушедших из жизни: Л.Н. Гумилев (1912–1992), Н.И. Толстой (1923–1996), А.В. Михайлов (1939–1995).

Как уже сказано, деятельность русских мыслителей в революционную эпоху была нераздельно связана со смертельной опасностью. Ныне по сохранившимся документам установлено, что и Флоренский, и Лосев были обвинены в «национализме», «шовинизме», «фашизме» и т. д., а в те времена подобные обвинения означали по меньшей мере концлагерь.[270] В действительности эти мыслители были просто верными сынами России. И Лосев даже после своего «осуждения» дерзал писать (цитируемые слова были опубликованы лишь в наше время) о самом имени «Россия»: «Сколько связано с этим именем всякого недоброжелательства, даже злобы, хуления, ненависти… Водворились презрительные клички: «квасной патриотизм», «ура-патриотизм»… и пр., и пр. Это культурно-социальное вырождение шло рука об руку с философским слабоумием… По адресу Родины стояла в воздухе та же самая матерщина, что и по адресу всякой матери в устах разложившейся и озлобленной шпаны».

Такая же «шпана» хозяйничает сегодня на телеэкранах и в преобладающей части газет, и быть истинными последователями великих русских мыслителей небезопасно и в наше время. И, между прочим, не только потому, что современная телешпана с ненавистью клеймит этих последователей сконструированным ею малограмотным выражением «национал-патриоты»; мысль Флоренского и Лосева не совместима с пропагандой нынешних мародеров и с точки зрения социально-политических, и, шире, историософских основ.

Флоренский писал незадолго до гибели: «Капитализм – явление, ведущее в конечном счете к смерти… Политическая свобода масс в государствах с представительным правлением есть обман и самообман масс… представительное правление ведет к господству случайных групп и всеобщей продажности; пресса – ко лжи; судопроизводство – к инсценировке правосудия и т. д., и т. д. Вся жизнь цивилизованного общества стала внутренним противоречием, потому что разложились и выдохлись те представления, те устои, на которых строилась эта жизнь. Очевидности этого общего положения вещей не могут уничтожить многочисленные и нередко блестящие успехи современной цивилизации. Напротив, внимательный анализ всегда показывает, что они в особенности разрушительно-активны».

О том, как необходимо строить устои жизни России, П.А. Флоренский писал: «В основном экономическое направление обсуждаемого строя может быть охарактеризовано как… такая экономическая организация общества, при которой орудия производства принадлежат непосредственно государству… торговля, в особенности крупная, ведется органами государственными…»

Казалось бы, во времена, когда это было написано, дело и обстояло именно так. Но Флоренский тут же говорит о тяжелейшей «ошибке», которая может свести на нет все усилия: «Промышленность СССР идет в значительной мере на повтор заграничной («догоняет»)… надо решить вопрос о движении не по направлению западного типа и с обгоном, но о самостоятельном, индивидуальном пути, вытекающем из особенностей страны… многое из того, что за границей было естественно, у нас будет искусственно». К тому же «в убеждении ядовитости культуры распадающихся капиталистических государств обсуждаемый строй постарается сократить сношения с этими последними до той меры, которая необходима с целью информирования о научно-технических и других успехах их» («Литературная учеба», 1901. Кн. третья, с. 37–98, 102, 104, 108).

Сегодня, когда с телеэкрана в души людей – в том числе неопытных, молодых и совсем юных – хлещет ядовитая жижа «цивилизованного» распада, слова Флоренского звучат воистину провидчески.

Через много лет, уже во время «перестройки», А.Ф. Лосев говорил своим ученикам, в сущности, о том же самом: «Я люблю Шекспира как саморазоблачение Ренессанса, потому что у него действуют титаны – Макбет и подобные ему, – которые, кроме себя и своего мировоззрения, ничего не признают. Вот почему между ними возникает борьба, и вот почему она заканчивается горой трупов в финале шекспировских трагедий – достойный венец абсолютизированного антропоцентризма!..[271] Куда дальше движется человечество? А дальше идет то, что противоположно индивидуализму. А именно: общественность и коллективизм, то есть социализм… Конечно, такой коллективизм, который не подавляет личность, а помогает ей развиться, предоставляет ей возможности и стимулы для самораскрытия… Но то, что коллективизм – требование времени, это для меня ясно. Ясно также, что индивидуализм, эта великая культура последних пятисот лет, прошла или проходит» (Лосев А.Ф. Страсть к диалектике. М., 1990, с. 64, 67).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.