Глава XI

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава XI

Казак Емельян Пугачев. Дело атамана Степана Ефремова. Приезд в Черкасск из Петербурга генерала Черепова для следствия на Яике и на Дону. Избиение на Кругу генерала Черепова казаками. Арест Ефремова. Пугачев в Яицком войске.

Казак Зимовейской станицы Емельян Пугачев в молодые годы занимался с отцом хлебопашеством. 17-ти лет он женился и, прожив с женою одну неделю, отправился по наряду в поход для участия в Семилетней войне.

Грамотный, смышленый, разбитной, смелый и ловкий казак понравился полковому командиру, полковнику Денисову. Тот взял его к себе вестовым. Пугачев, ездя при полковнике, повидал много людей, о многом услышал и многому научился. Денисов был любитель лошадей и поручил их своему вестовому. Во время ночной тревоги Пугачев упустил одного коня, и конь убежал к Пруссакам. Денисов жестоко наказал своего вестового плетьми. Мрачным огнем загорелись глаза чернобрового, смуглого казака, когда он встретился после наказания с полковым командиром. Затаил в сердце своем Пугачев злобу на полковника, на всех офицеров, на всю «старшину» казачью. Затаил, но смолчал.

Из Пруссии, из самого Берлина, в поля Молдавии, на турецкую войну — не малая путина. Сломал и этот поход Емельян Пугачев, посмотрел белый свет. Отличный стрелок, наездник, лихо владевший пикой, на вид тихий и покорный казак, Пугачев в Турции был выделен, произведен в урядники, а потом и в хорунжие. На войне он заболел чирьями, покрывшими его грудь и ноги, и был отправлен на поправку, на Дон.

В неспокойное время прибыл он домой. На Дону самовластно и своевольно «атаманил» Степан Ефремов. В 1762-м году был он в Петербурге с полками, принял участие в перевороте 29-го июня, когда Императрица Екатерина двинулась с войсками походом на Ораниенбаум, чтобы арестовать своего мужа Петра III и сесть на престол. Ефремов был за это отличен от государыни, пожалован саблей в серебряной оправе, стал лично известен Императрице.

На Дону, окруженный льстецами и приспешниками, атаман Степан Ефремов повел широкую разгульную жизнь, хотел сделать свое атаманство наследственным, передать пернач сыну, как то сделал его отец Данило. Он жил на Дону царьком, никого не признавая, не считаясь ни с законами, ни со старшинами, ни с Кругом.

Кое-кому такое самовольство Ефремова нравилось. В нем видели возрождение независимости Дона от Москвы. Ефремов имел сторонников.

В 1771-м году наказной атаман Сидор Кирсанов и старшина Юдин донесли Военной Коллегии о злоупотреблениях войскового атамана. Ефремова обвиняли в расхищении войсковой казны и провианта, во взяточничестве, в тайных сношениях с кабардинскими князьями, кумыкским князем Темиром и с пограничными татарами.

Благоволившей Ефремову Императрице донос был неприятен. Она ограничилась посылкой на Яик, где тогда были беспорядки, и на Дон из Петербурга генералов для присмотра за Ефремовым.

Это не поправилось Ефремову, и он говорил окружающей его старшине:

— Когда правительство начало за мною присматривать — так я уберусь в горы и таких бед России натрясу, что она будет век помнить. Стоит только Джан-Мамбет-бею одно слово сказать, так ни одной души на Дону не останется.

О таких речах было донесено в Военную Коллегию. Ефремова потребовали в Петербург под предлогом переговоров о безопасности границ. Ефремов в Петербург не поехал. Было приказано привезти атамана силою, и это было поручено генералу Черепову, только что круто и жестоко расправившемуся с Яицкими казаками.

По Дону пошло смятение. Казак Бесергеневской станицы Яков Янченков писал атаману и старшинам: «За реку (Дон) стойте крепко, генералу Черепову подписок не давайте, а то узнаете, что вам и генералу с вами будет. Это ведь не Яицкое, а Донское войско…»

Такие письма создали у Ефремова уверенность, что войско постоит за себя и за него, атамана.

1-го октября 1772-го года в Черкасске собрался обычный, праздничный Круг. На Круг приехал генерал Черепов и передал грамоту. Войсковой дьяк прочитал на Кругу грамоту Военной Коллегии и указ об отзыве атамана Ефремова в Петербург.

Войсковой есаул Перфилов подошел к дьяку и сказал:

— А ну, покажи грамоту!

Взглянув на поданные ему бумаги, Перфилов громко объявил казакам:

— Грамоты подписаны генералами, а ручки Государыни нашей нет. Атаман наш пожалован по именному высочайшему указу, а теперь не велено от него никаких ордеров исполнять, а слушать Черепова. Как же это, атаманы молодцы, так? По атаману стрелять грозят, как то было в Яицком войске.

Казаки стали кричать:

— По войсковому атаману стрелять не будем. Генерала Петербургского за командира почитать не желаем, потому что и напред сего никогда не бывало, как ныне Черепов нами командует.

— Большая нам от этого обида!

— Генерал хочет нас в регулярство писать и реку разделить.

Казаки стали толпою наседать на Черепова и продолжали все грознее кричать:

— В солдаты нас писать хочешь? А этого не видал?!

— Все помрем, а до того себя не допустим.

Черепов побежал к Дону, надеясь на лодке уйти под прикрытие пушек крепости Св. Димитрия (Ростова). Но казаки схватили и избили его. Они хотели по старинному обычаю посадить его в куль и бросить в воду, но одумались и повели на расправу к атаману.

Ефремов с большой свитой вышел к толпе, ведшей Черепова, и, принимая от нее генерала, сказал ему с язвительной усмешкой:

— Это, ваше превосходительство, Войско Донское, а не Яицкое!

Насмеявшись над Череповым и отпустив его, Ефремов больше ничего не предпринимал. Он так был уверен в покровительстве Императрицы, ему отчасти обязанной престолом, что даже не писал покаянных писем и выражений покорности. Он не принимал мер и против Черепова.

Так прошло больше месяца.

В ночь на 9-е ноября в Черкасске раздался набат и выстрелы из «вестовых» пушек. Сбежавшиеся к Войсковой канцелярии казаки узнали от наказного атамана, что прибывшая из крепости св. Димитрия команда драгун арестовала Ефремова в его усадьбе «Зеленый двор» и увезла в крепость.

Возмущенные этим казаки кричали наказному атаману и старшинам:

— Всех вас перебить и в воду посадить! Эт-так-ки раз-зявы! Не уберегли атамана.

Старшина Василий Иловайский с тремя сотнями казаков поскакал к Кизитеринскому форпосту крепости св. Димитрия и требовал выдачи атамана.

— Глядите сами, — кричали казаки, — не выдадите, придем всем войском выручать атамана.

Несколько дней продолжались волнения, но, как только пришло известие, что Ефремов взят драгунами по именному высочайшему повелению, волнения быстро улеглись.

Ефремова отправили в Петербург. Военный суд приговорил его к смертной казни через повешение.

14-го марта 1773 года смертная казнь Ефремову была заменена ссылкою в город Пернов. Позднее его перевезли в Таганрог, где за ним следили, чтобы он не имел сношений с Донцами. Прощенный Императрицей, Степан Ефремов умер в 1784-м году в Петербурге и погребен в Александро-Невской Лавре.

После Ефремова с 1772 по 1773 годы атаманом на Дону был Василий Акимович Машлыкин, а после него Семен Никитич Сулин.

Таковы были первые впечатления молодого хорунжего Емельяна Ивановича Пугачева на родной земле. Многое узнал он, и многое вынес, наблюдая эти события. В это же время встретился он с Яицким казаком, и тот рассказывал ему о череповской расправе, и сказал:

— Что же и говорить тебе: одно слово — худо! Мы разорены от старшин, и все наши привилегии нарушены… За Волгой крестьяне, страшно сказать, как живут… Как скот… Помещики гнетут их — подай оброк. А где его подать: земля плохо родит. Засухи одолевают… Крепкая тамотка земля. Больших трудов требует… Недовольно там крестьянство, особенно которые из старообрядцев… Клянут Государыню… Понимают государя Петра III. Кабы жив-то он был, заступился никак о своих крестьянах… Не так ли?

Увидел на Дону Пугачев, какое значение для казаков имеет имя государыни: «ручки государыни нет» — вот и не нужно исполнять указа, ею не подписанного… А имя Государя? Выводы сами напрашивались в сметливой голове Пугачева.

В эту пору Пугачев помог своему зятю бежать на Терек, что было строго запрещено. Зятя поймали. Пугачеву, как пособнику грозило жестокое наказание.

Пугачев бежал на Яик.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.