Культура воронковидных кубков Северной Европы середины IV–III тыс. до н. э

Культура воронковидных кубков Северной Европы середины IV–III тыс. до н. э

Древнейшей классической культурой индоевропейского ряда севера Европы явилась культура воронковидных кубков, начало которой относят к 3350 г. до н. э., а закат — к 1800 г. до н. э. Рождение данной культуры обусловлено двумя этническими слагаемыми, первым из которых были аборигены-охотники севера Европы, имевшие антропологически и генетически индоевропейское происхождение и пришедшие на берега Балтики практически сразу после ухода ледника. В VII–V тыс. до н. э. охотники севера создали собственную культуру на полуострове Ютландия (Дания) и на юге Скандинавии, получившую название культуры Эртебелле. Сама по себе культура была примитивной и отражала суровый быт охотников и рыболовов данной эпохи севера Европы. Никаких сколько-нибудь устойчивых связей или взаимного влияния со средиземноморским населением центра Европы VII–V тыс. до н. э. северяне не имели. (Следует особо отметить охотников южной Польши, создавших накольчатую керамику и имевших контакты с создателями культуры линейно-ленточной керамики.)

В то же время на Волыни и в лесах запада России североевропейские охотники соседствовали с великанами, носителями днепро-донецкой культуры V–IV тыс. до н. э.

^{Керамика с памятников культуры воронковидных кубков.}

^{1–3, 5–10 — Зимно;}

^{4 — Листвия;}

^{11 — Малые Грибовичи;}

^{12 — Лежница}

Как мы помним, начиная с середины V тыс. до н. э. степи юга России беспрестанно полнились кочевниками, шедшими на запад с просторов Нижней Волги и Восточного Прикаспия. Около середины IV тыс. до н. э. проникновение индоевропейских кочевников в центр и на север Европы приняло устойчивый характер. Именно с середины IV тыс. до н. э. центр и запад Европы начали покрываться множеством курганов — этим видимым нетленным символом непосредственного присутствия степных народов Евразии в Европе. Обычай создания курганных насыпей над погребениями дожил на Руси до XIV в. н. э. Таким образом, индоевропейскому миру Евразии потребовалось без малого пять тысячелетий для создания окончательно оседлой европейской цивилизации и столько же времени, чтобы, наконец забыть древние обычаи предков-степняков. Интересно и то, что именно славяне дольше других индоевропейцев континента сооружали курганы над погребениями.

Как уже говорилось, в центре, на юге и востоке Европы индоевропейцы в V–III и в первой четверти II тыс. до н. э. беспрестанно сталкивались с плотным средиземноморским населением. При этом шло долгое взаимное проникновение культур и экономик, выливавшееся в смешение мотивов орнамента, приемов земледелия, достижений металлургии. Поглощение и вытеснение пришельцами-кочевниками оседлых земледельцев-среднеземноморцев растянулось на столетия и нередко сопровождалось ведением боевых действий. На это прямо указывают укрепленные природой и человеком поселки на вершинах холмов, принадлежавшие первым индоевропейцам центра Европы. На далекие от мирных взаимоотношения в Европе указывает и то, какое огромное внимание уделяли своему оружию степняки-индоевропейцы IV–III тыс. до н. э. К тем же причинам следует отнести и впечатляющую фортификацию трипольских поселений, и укрепленные пункты доиндоевропейской Греции.

Можно сказать, что смена цивилизаций юга и центра Европы шла долго, болезненно, при этом сопровождалась бесконечными нашествиями из южнорусских степей в центр Европы все новых потоков индоевропейского населения, раз от разу лучше вооруженных и лучше организованных.

В дальнейшем, в III–II тыс. до н. э., уже освоившиеся, прочно оседлые и процветающие индоевропейские общности Европы, в свою очередь, многократно подвергались нашествиям своих же сородичей, сметавших предшественников, несмотря на их крепости и цветущее сельское хозяйство, и всякий раз начинавших новый виток, а подчас и целую эпоху (как это трижды происходило в Элладе в III–II тыс. до н. э.) в европейской истории.

^{Реконструкция поздненеолитической деревни Айхбюль (Баден-Вюртемберг), (по Шмидту)}

На севере Европы проникновение степной индоевропейской культуры, привнесшей скромную по форме и скупо украшенную геометрическим орнаментом плоскодонную керамику и обычай насыпать курганы над каменными погребальными камерами, носило по вполне объективным климатическим причинам не столь мощный характер, как в центре Европы, но зато проявилось сразу и в абсолютно незамутненном виде как новое яркое явление индоевропейского культурного ряда Евразийского континента. На севере Европы не оказалось этнически чуждого пришельцам населения, скорее наоборот, и в силу этого индоевропейские культуры степей юга России, в Скандинавии, Ютландии и на юге Балтики не переживали эпохи борьбы с аборигенами и сохранялись в наиболее чистом, вообще присущем классическим индоевропейцам виде.

Образно говоря, балтийский север явился белым листом, на котором в дальнейшем были начертаны ярчайшие страницы индоевропейской истории Европы. Малонаселенный суровый север Европы оказался местом сложения германской и отчасти славянской, а на востоке и балтийской ветвей великого индоевропейского древа Евразии.

И в дальнейшем глухие лесные многоводные районы севера Европы ревностно сохраняли ярчайшие проявления индоевропейской культуры, некогда безраздельно господствовавшей в степях Евразии. Благодаря изначальной малозаселенности север явился прибежищем крестов, символизировавших цивилизацию Передней Азии и юга Туркмении V–IV тыс. до н. э. А много позже, уже в исторически засвидетельствованную эпоху, именно русский север сберег былины восточных славян и древнюю евразийскую традицию изготовления женских подвесок в форме спирали, корнями уходящую в центры Северного Ирана V–IV тыс. до н. э. и юга Урала II тыс. до н. э., после, как казалось, смертельного удара, нанесенного монголами славянам в центре и на юге Русской равнины и всей Восточной Европы.

А до нашествия монголов славянский мир, защищавший Европу с востока и юго-востока, только в I тыс. н. э. пережил и отразил нашествия этнически чуждых полчищ гуннов, аваров, печенегов, угров. И всякий раз, когда Восточная и Центральная Европа, истекая кровью, задыхаясь в дыму пожарищ, насилуемая и разграбляемая, унижалась и уничтожалась завоевателями, северные леса служили надежным убежищем, не просто укрывавшим и сберегавшим бежавшее от гибели и рабства славянское население, но и сохранявшим его культуру и язык со всеми их проявлениями — от приемов домостроительства и манеры украшать женщину до былин и песен.

Первозданная чистота севера Европы наиболее ярко высветила сам дух и аскетизм индоевропейского мира, неудержимо рвавшегося к берегам Атлантики из все более засушливых летом и холодных зимой степей юга Сибири, Средней Азии и России.

Пришельцы-кочевники, не встречая на берегах Балтики сколько-нибудь серьезного сопротивления, с которым им приходилось сталкиваться в центре и на востоке Европы, постепенно переходили к оседлому ведению хозяйства, сохраняя при этом чистоту языка и культуры, сопровождавшей их некогда в долгих скитаниях, пути которых пролегали от гор Алтая и Копетдага до утесов Британии и Скандинавии.

Степная индоевропейская культура середины IV тыс. до н. э. привнесла на север Европы знаменитый орнамент в форме отпечатка перевитого шнура. Традиция украшения керамики шнуровым орнаментом бытовала в степях и лесостепях юга России ещё в V тыс. до н. э. В дальнейшем шнуровая керамика неизменно сопровождала индоевропейские культуры Евразии от Британии до Индии в течение четырёх тысяч лет, где бы они ни проявлялись.

Керамика культуры воронковидных кубков была плоскодонной, с достаточно скромным орнаментом, состоящим из упомянутого перевитого шнура, ямочного, нарезного и накольчатого узоров. Нередко на сосудах запечатлевался елочный узор, изображавший деревья (обычай, широко распространенный в культурах Передней Азии и юга Туркмении в V–IV тыс. до н. э.). Одним из немногих отличий возникшей на северо-западе Европы индоевропейской культуры от ее степных культурных прародительниц был обычай завершать горловину сосуда воронкой, давшей название всей культуре воронковидных кубков.

Боевые топоры-молоты, распространившиеся на севере Европы вместе с воронковидными сосудами, в IV тыс. до н. э. еще оставались кремневыми. Но по форме они уже напоминали знаменитые медные боевые топоры индоевропейской культуры шнуровой керамики, захлестнувшей север Европы от Средней Волги на востоке до устья Рейна на западе на полторы тысячи лет позже, в XXII в. до н. э.

Каждый последующий после середины IV тыс. до н. э. поток индоевропейского населения, наводнивший леса Европы от Урала до юга Скандинавии и берегов Британии, во многом повторял формы предыдущих культур, при этом совершенствуя их, привнося больше металла и более производительные формы ведения хозяйства.

Никакого практического влияния земледельцы древних средиземноморских культур центра Европы на создателей воронковидных сосудов севера в IV тыс. до н. э. не оказали. Культура воронковидных кубков явилась прологом долгого процесса рождения, расслоения и кристаллизации европейских общностей древнего индоевропейского населения Евразии. Создатели воронковидных сосудов середины IV тыс. до н. э. оказались первым выпуклым культурным пластом Европы, положившим начало обособлению и самостоятельному развитию дотоле единого пранарода, населявшего степи Евразии и долины Передней Азии VIII–V тыс. до н. э. Именно к середине IV тыс. до н. э. можно отнести начало обособления языков исторически засвидетельствованных индоевропейцев, сумевших к этому времени выработать общие для всего индоевропейского языкового древа слоговые и глагольные формы, касающиеся сельского хозяйства, домостроения, родства, основополагающих религиозных понятий. Так было положено начало разделению индоевропейского праязыка на языки, сохранившие тем не менее и до наших дней потрясающее сходство от Ирландии до севера Индии.

^{Пашущий земледелец. Наскальное изображение из Финнторпа. Бохуслен, Швеция}

Следует особо указать на то, что местом сложения общих индоевропейских языковых форм Евразии явились бескрайние степи юга России, Урала, Сибири и Средней Азии.

Этническое родство населения Передней Азии и юга Туркмении VIII–IV тыс. до н. э. с индоевропейским населением степей Евразии видно, во-первых, из близости культур и широкой беспрепятственной миграции изделий и технологий из развитых центров юга на север и запад, а во-вторых, и это очень важно, из-за многократных перемещений больших групп пастушеского населения из Ирана в Месопотамию (V–IV тыс. до н. э.) и из степей Евразии в Иран, Афганистан и далее в Индию, Месопотамию и Малую Азию. Без всякого сомнения, происходили и значительные перемещения населения из центра Ирана и юга Туркмении на север континента, на Кавказ, в долину Турана, на юг Урала и далее на запад, в степи юга России.

Результатом частых миграций подвижных пастушеских групп индоевропейского населения, отличавшегося к тому же крайней воинственностью, явилось то, что уже около середины IV тыс. до н. э. значительные пространства континента, от крайнего запада Европы до долин Белуджистана на востоке, представляли собой зону распространения индоевропейского праязыка, пракультуры и прарелигии.

Дальнейшие многократные перемещения, без конца происходившие на континенте, вносили новые оттенки во все более обособлявшиеся культурные провинции индоевропейцев. Однако окончательное обособление языковых и культурных общностей началось только с прекращением крупномасштабных перемещений на континенте, причем исходными плацдармами для них почти всегда были степи юга России, Урала, Сибири и Средней Азии.

Культура воронковидных кубков развивалась более полутора тысяч лет, при этом пережила естественные этапы зарождения, расцвета и упадка. Впечатляет не только временной, но и территориальный масштаб индоевропейского культурного и этнического плацдарма на севере Европы в IV–III тыс. до н. э. Если на западе культура была распространена на юге Скандинавии, в Дании и Голландии, то восточные ее рубежи достигали земель Волыни и Галиции на западе Украины. При этом южная граница культуры захватывала Чехию и шла отрогами Карпатских гор, служивших естественным барьером, делившим в IV тыс. до н. э. индоевропейцев и средиземноморцев.

На поздних этапах развития культура воронковидных кубков распространилась в Моравии и Нижней Австрии. Население занималось земледелием и скотоводством, никогда при этом не оставляя охоты и рыбного промысла. Болота Дании сохранили для нас памятники культуры воронковидных кубков в виде двух домов длиной 80 м, шириной 6, 5 м, сооруженных из дерева. Между домами пролегала замощенная камнем улочка шириной 10 м. Внутри дома поделены перегородками на помещения по 3 м шириной.

Эволюцию культуры можно наблюдать помимо керамики и в создании погребальных сооружений. Если в IV тыс. до н. э. на территории, занятой культурой, хоронили в одиночных грунтовых могилах, то первая половина III тыс. до н. э. характерна сооружением дольменов (каменных погребальных камер) и широким строительством каменных гробниц с ходами, позже превратившимися в целые галереи, до 20 м в длину. Монументальные гробницы с галереями (циститами) возникли на завершающем этапе развития культуры (2000–1800 гг. до н. э.). При этом весьма часто над гробницей насыпали земляной курган, служивший свидетельством и данью исторической памяти о недавнем пребывании в степях. Курганы окружали кругом из камней. На территории Польши носители культуры воронковидных кубков над погребениями сооружали длинные курганы из земли и камня. Позже в III–II тыс. до н. э. подобную форму курганов повторили в Англии. А уже в I тыс. н. э. длинные курганы насыпали славяне кривичи в верховьях Западной Двины и Днепра.

^{Европа IV тыс. до н. э.}

В эпоху развития культуры воронковидных кубков на западе и севере Европы на её атлантическом побережье началось возведение загадочных мегалитических сооружений, наиболее ярким, хотя и достаточно поздним проявлением которых был мегалитический комплекс Стоунженджа, возведенный в 1900–1550 гг. до н. э. на юго-западе Англии и являющийся одной из древнейших обсерваторий планеты.

Необходимо отметить еще один весьма важный момент в этническом развитии европейской истории. Если на Балканах с VII тыс. до н. э. развивалась древняя средиземноморская общность земледельцев и скотоводов, которая уже в V тыс. до н. э. продвинулась в центр, на восток (трипольская культура) и на северо-запад Европы (культура линейно-ленточной керамики), то на территории Франции, Швейцарии, Италии и Испании с V тыс. до н. э. развивались также генетически абсолютно чуждые индоевропейцам культуры шассей (Франция), лагоццо (Италия), кортайо (юг Германии, Швейцария). Происхождение носителей этих западноевропейских культур V — середины IV тыс. до н. э. достаточно загадочно, но вероятнее всего оно явилось результатом смешения средиземноморского и негроидного элементов с незначительным присутствием древних охотников-индоевропейцев севера Европы каменного века (X–VII тыс. до н. э.).

Около середины IV тыс. до н. э. культуры шассей, кортайо, лагоццо пришли в упадок и в XXIX в. до н. э., теснимые к югу, исчезли, уступив пришедшим с востока переселенцам благодатные берега Атлантики, цветущие долины Франции, Испании и Италии. Заселение запада Европы индоевропейцами шло двумя генеральными потоками: с северо-востока носителями культуры воронковидных кубков и с берегов Средиземного моря. При этом культура дольменов на Пиренеях явилась наиболее древней мегалитической культурой запада Европы. Дальнейшее распространение мегалитической традиции в Европе шло с юга (Пиренеи) на север (юг Скандинавии), захватывая при этом атлантическое побережье Франции и острова Британского архипелага. Данное явление указывает на то, что древняя цивилизация Передней Азии VIII–IV тыс. до н. э., имея западным рубежом Малую Азию, распространяла свое культурное и этническое влияние не только на степи Евразии и юг Балканского полуострова, но и непосредственно на запад Европы и на его Пиренейскую периферию.

Начало видимого влияния переднеазиатской цивилизации на юго-запад Европы совпало с проникновением носителей культуры воронковидных кубков на северо-запад Европы.

Центральная Европа в IV тыс. до н. э. ещё не была в полном смысле индоевропейской и долго оставалась ареной вытеснения евразийскими кочевниками оседлого средиземноморского населения.