5. Дяденька, прости хулигана!

5. Дяденька, прости хулигана!

Рассчитывали на милость и многие другие, даже Каховский. Хотя, казалось бы, ему-то на что надеяться? Он своей рукой убил двух генералов. 16 декабря его доставили в Петропавловскую крепость. Николай I распорядился:

«Каховского содержать лучше обыкновенного содержания, давать ему чай и все, что пожелает… Содержание Каховского беру на себя».

Дело в том, что при первой встрече Каховский произвел на императора благоприятное впечатление. И что самое главное – все полагали, что генералов убил Бестужев-Марлинский. Потому-то Каховский неправильно оценил ситуацию и стал строчить императору письма, в которых утверждал, что он душой болел о благе России…

«…Намерения мои были чисты, но в способах, я вижу, заблуждался. Не смею Вас просить простить мое заблуждение, я и так растерзан Вашим ко мне милосердием: я не изменял и обществу, но общество само своим безумием изменило себе».

А вот что пишет Александр Бестужев:

«Что же касается собственно до меня, то, быв на словах ультра-либералом, дабы выиграть доверие товарищей, я внутренне склонялся в Монархию, аристократией умеренной. Желая блага отечеству, признаюсь, не был я чужд честолюбия…».

По-русски это означает – убеждений не имел, поддакивал всем, чтобы покруче выглядеть.

И, наконец, хит:

«Да будет еще, Ваше Императорское Высочество, доказательством уважения, которое имею к великодушию Вашему, признание в том понятии, что мы имели о личном характере Вашем прежде. Нам известны были дарования, коими наградила Вас природа; мы знали, что Вы, Государь, занимаетесь делами правления и много читаете. Видно было и по Измайловскому полку, что солдатство, в котором Вас укоряли, было только дань политике. При том же занятие дивизии, Вам вверенной, на маневрах настоящим солдатским делом доказывало противное. Но анекдоты, носившиеся о суровости Вашего Beличества, устрашали многих, а в том числе и нас. Признаюсь, я не раз говорил, что Император Николай с его умом и суровостью будет деспотом, тем опаснейшим, что его проницательность грозит гонением всем умным и благонамеренным людям; что Он, будучи сам просвещен, нанесет меткие удары просвещению; что участь наша решена с минуты Его восшествия, а потому нам все равно гибнуть сегодня или завтра.

Но опыт открыл мне мое заблуждение, раскаяние омыло душу, и мне отрадно теперь верить в благости путей Провидения… Я не сомневаюсь по некоторым признакам, проникнувшим в темницу мою, что Ваше Императорское Величество посланы Им залечить беды России, успокоить, направить на благо брожение умов и возвеличить отечество. Я уверен, что Небо даровало в Вас другого Петра Великого… более чем Петра, ибо в наш век и с Вашими способностями, Государь, быть им – мало. Эта мысль порой смягчает мои страдания за себя и за братьев; и мольбы о счастьи отечества, неразлучном с прямой славой Вашего Величества, летят к престолу Всевышнего.

Вашего Императорского Величества

Всеподданнейший слуга

Александр Бестужев»

Вот как проняло-то!

Гнуснее всех в этой компании выглядят Сергей Муравьев-Апостол (которого иные историки называют «святым») и его приспешники. Ладно бы сдавали друг друга. Но они легко и просто называли имена солдат, которых привлекли.

«Самый тяжелый грех декабристов: они выдавали солдат. Даже Сергей Муравьев, даже славяне все рассказали о простых людях, слепо доверившихся им» (М. Цейтлин).

Мы уже неоднократно могли убедиться, что солдаты для этих «народолюбивых» господ были пустым местом. Быдлом, которое должно слепо умирать ради осуществления их великих замыслов. Вот это и делает декабристов такими своими для всех последующих поколений русской интеллигенции.