Социальное и политическое развитие. Церковные дела

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Социальное и политическое развитие. Церковные дела

Главным событием церковной жизни Византии за время Македонской династии является окончательное разделение церквей, восточной и западной, на восточно-православную и западно-католическую, завершившееся после почти двухвековых споров в середине XI века.

Первым делом основателя Македонской династии Василия I в церковной жизни империи было низложение патриарха Фотия и восстановление на патриаршем престоле низложенного при Михаиле III Игнатия. Этой мерой Василий надеялся укрепиться на только что приобретенном захватным путем троне, а именно: с одной стороны, он считал выгодным для себя жить в мире с папой; с другой стороны, желал угодить народу, среди которого, как он прекрасно знал, было очень много игнатиан, т. е. сторонников низложенного Игнатия. Император Василий и патриарх Игнатий в своих письмах к папе признавали силу и влияние последнего на дела восточной церкви. Император писал папе: «Отец духовный и божественно чтимый первосвященник! Ускори исправлением церкви нашей и через борьбу с несправедливостью даруй нам обилие благ, т. е. чистое единство, общение духовное, свободное от всякого спора и всякой схизмы. Церковь, единую во Христе, и стадо, повинующееся одному пастырю». Игнатий кончает свое полное уничижения перед папой письмо просьбой прислать в Константинополь папских викариев, чтобы «с ними добре и по надлежащему устроить церковь»; «мы примем их, – пишет Игнатий, – как Провидение Божие, являемое при посредстве верховного Петра и при посредстве вашего настояния «. [821] Для папства это был момент кажущегося торжества на Востоке. Папа Николай I не дожил до этой победы. Отправленные из Византии на его имя письма были получены уже его преемником Адрианом II.

На соборах в Риме и затем, в присутствии папских легатов, в Константинополе (869) Фотий был низложен и вместе со своими сторонниками предан проклятию. На западе Константинопольский собор 869 года был признан Вселенским, каким и считается до настоящего времени.

Если в отношении византийской церковной жизни империя, можно сказать, уступила папе по всем пунктам, то нельзя того же сказать о церковных делах в Болгарии, где, как было уже сказано выше, в конце правления Михаила III восторжествовало латинское духовенство. Но Василий I, несмотря на противодействие папских легатов и недовольство самого папы, добился того, что латинские священники были удалены из Болгарии, и болгарский царь Борис снова примкнул к восточной церкви. Последнее обстоятельство имело громадное влияние на дальнейшую историческую судьбу болгарского народа.

Низложенный и преданный проклятию Фотий, живя в заточении и терпя многочисленные лишения, продолжал пользоваться прежней популярностью у своих сторонников, которые во время патриаршества Игнатия оставались преданными Фотию. Сам Василий, сознавая свою ошибку в отношении к Фотию, стал переходить на его сторону, начав с того, что возвратил Фотия из заточения, поселил его во дворце и поручил ему воспитание и образование своих детей. Поэтому, когда Игнатий в глубокой старости скончался, Василий предложил Фотию занять патриарший престол. Восстановление Фотия знаменовало собой начало новой политики по отношению к папе.

В 879 году в Константинополе был созван собор, который по числу собравшихся иерархов и по общему великолепию обстановки превосходил даже некоторые из Вселенских Соборов. Этот собор, по словам одного историка, «представлял в целом поистине величественное явление, какого не видали со времени Халкидонского собора». [822] Легаты папы Иоанна VIII присутствовали на соборе и не только должны были согласиться на снятие с Фотия осуждения и на восстановление с ним общения римской церкви, но и выслушали без возражения прочитанный на соборе Никео-цареградский символ веры без прибавления уже распространенного на Западе filioque. На последнем заседании собора папские легаты воскликнули: «Кто не признает Фотия священным патриархом и не будет иметь с ним общения, то жребий того да будет вместе с Иудой и да не будет тот причислен к христианам!». «Прославлением Фотия, – пишет его католический историк, – открылись заседания собора, и тем же прославлением закончились». [823] Этот же собор доказывал, что папа является таким же патриархом, как и все другие патриархи, и что у него нет прав на управление всей церковью; поэтому и константинопольский патриарх в папском утверждении не нуждается.

Папа, будучи страшно раздражен постановлениями собора 879 года, отправил в Константинополь своего легата, который должен был настоять на уничтожении неугодных папе постановлений собора, а также добиться уступки относительно болгарской церкви. Однако ни император Василий, ни Фотий ни в чем не уступили папе, а его легат подвергся даже аресту. Раньше полагали, что когда весть об этом акте открытого неповиновения дошла до Иоанна VIII, он анафематствовал Фотия в торжественной церемонии, в храме ап. Петра, держа Евангелие в руках, в присутствии большого количества народа. Это была так называемая вторая схизма Фотия. Однако последние исследования Аманна (Amann), Дворника (Dvornik) и Грюмеля (Grumel) показали, что второй схизмы Фотия никогда не существовало и что ни Иоанн VIII, ни кто-либо из его преемников никогда не анафематствовал Фотия. [824] Взаимоотношения между империей и Римом полностью не прекратились, хотя и стали случайными и неопределенными.

Фотий не до конца жизни оставался на патриаршей кафедре, которую он должен был покинуть при вступлении в 886 году на престол своего ученика и сына Василия I, Льва VI. Пять лет спустя Фотий умер, сыграв в высшей степени важную роль как в церковной, так и вообще в культурной жизни Византии.

Параллельно с только что изложенными отношениями к римской церкви время Василия I было ознаменовано целым рядом попыток распространения христианства среди язычников и иноверцев. При нем была сделана до сих пор еще не достаточно разъясненная попытка насадить христианство среди русов, которых Василий, по словам источника, будто бы «убедил сделаться участниками спасительного крещения» [825] и принять рукоположенного патриархом Игнатием архиепископа. Трудно пока точно сказать, о каких русах здесь идет речь. При Василии же была обращена в христианство большая часть славянских племен, поселившихся в Пелопоннессе; славяне-язычники остались в горах Тайгета. При нем же настойчиво проводилось насильственное обращение евреев в христианство.

Факт низложения Фотия императором Львом VI, преемником Василия, объясняется боязнью нового государя перед все усиливавшимся политическим влиянием Фотия и его партии, а также желанием Льва возвести на патриарший престол своего брата Стефана, чтобы при помощи последнего получить полную власть над церковным управлением империи, чему препятствовала бы твердая воля Фотия. При преемниках последнего можно заметить тенденцию к примирению с римской церковью на основании обоюдных уступок.

Церковные дела в Византии особенно осложнились в начале Х века во время патриаршества Николая Мистика, самого выдающегося иерарха после Фотия, родственника и ученика последнего. Благороднейшие стороны Фотия, по словам историка, «жили в его ученике Николае Мистике, который более, чем другие, стремился следовать предначертанному им идеалу патриарха». [826] Этот патриарх оставил весьма интересное собрание писем, неоценимых с исторической и церковной точки зрения.

Между императором Львом и патриархом Николаем Мистиком возникли крупные разногласия из-за четвертого брака императора, против которого всеми силами восставал патриарх, доказывавший, что это противоречит церковным правилам. [827] Несмотря на это, император заставил одного пресвитера обвенчать его с Зоей, сделавшейся, таким образом, четвертой супругой императора, три первых супруги которого умирали довольно быстро одна за другой. После венчания, за отсутствием патриарха, сам Лев возложил на Зою императорскую корону, что дало повод Николаю Мистику впоследствии сказать, будто бы император был для Зои «и женихом, и архиереем». [828] Восточные патриархи, когда их спросили об этой проблеме, высказались в пользу разрешения Льву жениться четвертый раз. [829]

Это дело вызвало сильное смущение в народе. Непокорный Николай Мистик был низложен и отправлен в изгнание. На соборе в Константинополе, в присутствии папских легатов, было решено допустить подвергнутого епитимий императора к церковному общению, не расторгая его четвертого брака. На патриарший престол был возведен, после долгих колебаний, Евфимий.

Собор не дал империи церковного мира. Среди византийского духовенства образовались две партии. Одна, стоявшая на стороне Николая Мистика, была против признания четвертого брака императора и поносила нового патриарха Евфимия. Другая партия, представлявшая собой меньшинство, соглашалась с соборным постановлением относительно брака Льва и признавала в Евфимий избранника всей церкви. Партийное разъединение перешло из столицы в провинции. Повсюду происходила упорная борьба между николаитами и евфимитами. Некоторые видят в этой борьбе продолжение утихнувшей на время прежней вражды фотиниан с игнатианами. [830] Наконец, сам император понял, что только энергичный и опытный Николай Мистик мог поправить дело. Незадолго до своей смерти (912) Лев VI вызвал его из заточения и, после низложения Евфимия, восстановил на патриаршем престоле. [831]

Заботясь о церковном мире в империи, Николай Мистик хотел восстановить также отношения с Римом, прерванные из-за одобрения папой четвертого брака Льва. Во время регентства Зои, четвертой жены покойного императора, управлявшей государством за малолетством сына Константина VII Багрянородного, Николай Мистик был лишен влияния. Но, когда в 919 году управление государством перешло в руки тестя Константина, начальника флота Романа I Лакапина, и правительница Зоя была пострижена в монахини, тогда Николай Мистик снова получил прежнее влияние. Главным фактом последних лет его патриаршества было созвание собора в Константинополе из николаитов и евфимитов, которые с общего согласия составили «том единения» (? ????? ??? ???????). Этим соборным актом четвертый брак вообще был «объявлен безусловно недозволительным и недействительным, как запрещенный церковью и нетерпимый в христианской стране «. [832] О четвертом браке Льва Мудрого в «томе единения» упоминания нет. Этот акт удовлетворил обе партии: николаиты и евфимиты заключили между собой мир, может быть, отчасти под влиянием, как думает профессор Дринов, «того ужаса, в который повергли византийцев успехи болгарского оружия». [833] После некоторой переписки с папой последний согласился послать в Константинополь двух епископов, которые, с его соизволения, осудили смущение, внесенное четвертым браком императора Льва. После этого общение между константинопольской и римской церквями было восстановлено. Русский церковный историк А. П. Лебедев по этому поводу пишет: «Патриарх Николай вышел из этого нового столкновения церкви Константинопольской с Римской полным победителем. Церковь Римская должна была уступить церкви Константинопольской и осудить свое собственное деяние!» [834] После смерти Николая Мистика в 925 году Роман Лакапин добился полного контроля над церковью и, как сказал С. Рансимен, «цезарепапизм еще раз оказался победителем». [835]

Очень интересной личностью с церковной точки зрения является император Никифор Фока. Будучи одним из наиболее одаренных императоров-воинов, имя которого связано с блестящими страницами византийской военной истории, он, особенно до вступления своего на престол, увлекался иноческими идеалами, носил власяницу и поддерживал тесные сношения со знаменитым основателем Большого монастыря на Афоне, св. Афанасием Афонским. Житие последнего сообщает, будто бы однажды в порыве религиозного увлечения Никифор открыл Афанасию свою заветную мысль уйти от мирской суеты и предаться служению Богу. [836] Византийский историк Лев Диакон пишет, что Никифор был суров и неумолим в молитвах и всенощных бдениях во имя Бога, невозмутим духом во время песнопений и нисколько не подвержен тщеславию. [837] Он был наполовину солдат, наполовину аскет. [838] Многие были смущены, когда при своем вступлении на престол аскетически настроенный Никифор Фока вступил в брак с молодой и красивой вдовой покойного императора Романа П, Феофано, которая пользовалась чрезвычайно сомнительной славой. Впоследствии на гробнице Никифора было между прочим написано, что Никифор «все победил, исключая женщины». [839]

Наиболее известным мероприятием Никифора в церковной жизни империи является его знаменитая «Новелла» 964 года о монастырях и связанных с ними религиозно-благотворительных учреждениях.

В Византии в эпоху Македонской династии монастырское землевладение приняло чрезмерные размеры и часто расширялось за счет свободных крестьянских участков, защитниками которых, как будет сказано ниже, выступили некоторые из государей этой династии. Еще перед началом иконоборчества, т. е. в конце VII и начале VIII веков, восточная церковь уже владела громадными земельными богатствами, что давало некоторым ученым основание сравнивать земельные богатства восточной церкви с такими же богатствами церкви западной эпохи франкских королей, жаловавшихся на пустоту своей казны из-за перехода их земельных богатств в руки духовенства. Императоры-иконоборцы VIII века, как известно, открыли поход против монастырей; часть монастырей была закрыта, и достояние их отобрано в казну. Последняя мера совпала по времени с аналогичной секуляризацией церковных имуществ на западе в том же франкском государстве, при знаменитом майордоме Карле Мартелле. С окончанием иконоборчества и восшествием на престол Македонской династии число монастырей и количество земли, поступившей в их владение, стали быстро возрастать. Уже новелла Романа I Лакапина высказывала намерение несколько ограничить рост монастырского землевладения. Решительно по данному вопросу высказывается новелла Никифора Фоки 964 года.

Эта новелла, отмечая «явную болезнь» в монастырях и «других священных домах» в виде безмерного любостяжания, не считая апостольской заповедью или отеческим преданием «приобретение многодесятинных громадных поместий и множество забот о плодовых деревьях» и желая «вырвать с корнем зло богоненавистного славолюбия», запрещает строить новые монастыри и делать в пользу старых монастырей, богаделен и странноприимных домов, или же митрополитов и епископов, наиболее обычные пожертвования и вклады. [840]

Этот суровый закон, который должен был вселить сильное раздражение среди религиозно настроенного населения, не смог, даже при неполном его применении, долго просуществовать. Василий II отменил закон Никифора Фоки, «как направленный к оскорблению и обиде не только церквей и богоугодных домов, но и самого Бога», [841] и восстановил силу прежних по данному вопросу законов Василия I и Льва VI Мудрого, т. е. Василик, и новеллы Константина Багрянородного. Василий отменил новеллу Никифора Фоки, потому что считал ее также причиной гнева Божьего, обрушившегося на империю в восьмидесятых годах Х века, когда известные уже нам внешние и внутренние затруднения ставили на край гибели судьбу государства.

Никифор Фока сделал важный шаг в деле укрепления византийской церковной организации в южной Италии, т. е. в Апулии и Калабрии, куда во второй половине Х века стало сильно проникать папское и вообще западное влияние, особенно в связи с коронованием германского государя Оттона I императорской римской короной и с усилением на юге Италии лангобардских интересов. Никифор Фока через своего патриарха запретил в Апулии и Калабрии латинский церковный обряд и предписал придерживаться греческого. Это мероприятие послужило новым основанием для дальнейшего отчуждения папства от Византии, тем более что в последнее время царствования Никифора папа стал называть его императором греков, а титул императора ромеев, т. е. римского, как официально титуловался византийский государь, он перенес на Оттона германского.

Не лишена также интереса попытка Никифора Фоки провозгласить св. мучениками всех воинов, положивших жизнь свою на поле брани. Но против этого решительно воспротивились патриарх и епископы. Император должен был уступить.

С именами Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия связывается начало новой эпохи в жизни знаменитого монастырями Афона. Отдельные подвижники жили на Афоне со времени начала монашества в IV веке. Наряду с подвижниками в VII веке появились там небольшие и небогатые монастыри.

В эпоху иконоборческих смут VIII века в малодоступных местностях Афона искали спасения многие из преследуемых иконопочитателей, привозивших с собой церковную утварь, мощи и рукописи. Но спокойной жизни на Афоне не было из-за неоднократных опустошительных нападений арабов с моря; монахов убивали или увозили в плен. Поэтому до середины Х века Афон пережил несколько запустений. Лишь при Никифоре Фоке афонское монашество укрепилось, когда уже известный нам св. Афанасий Афонский построил первый большой монастырь, ввел в нем общежительное устройство и дал своей киновии новый устав (по-гречески типик, как в Византии назывались монастырские уставы), определявший дальнейшую жизнь монастыря. Подвижники (анахореты), недовольные введением на Афоне общежительного (киновитского) монашества, подали жалобу преемнику Никифора Фоки, Иоанну Цимисхию, на Афанасия, обвиняя последнего в том, что он нарушил древние обычаи Святой Горы (так уже назывался Афон в типике Афанасия). Цимисхий, разобрав дело, утвердил древний афонский устав, допускавший на Афоне как анахоретство, так и киновитство. По примеру св. Афанасия стали основываться другие монастыри, и притом не только греческие. При Василии II был уже монастырь Иверский, или Грузинский; выходцы из Италии основали монастыри Римский и Амальфитанский. Около 1000 года, когда умер в глубокой старости св. Афанасий, на Афоне было, по словам епископа Порфирия Успенского, глубокого знатока христианского Востока, 3000 «разнонародных монахов». [842] В XI веке есть известие уже и о русской обители. Впервые официально Афон был назван Святой Горой во втором его уставе (типике), данном примерно в середине XI века императором Константином IX Мономахом. [843] Управление монастырями поручалось совету игуменов во главе с первым из них – протом (от греческого пропое, – первый); совет же назывался протатом. Таким образом, в эпоху Македонской династии на Афоне окончательно образовался в высшей степени важный культурный центр не только для Византии, но и для других стран.

Вопрос о разделении церквей, резко поставленный в IX веке, нашел свое окончательное разрешение в середине XI века. Помимо общих причин догматического характера, надо иметь в виду в данном случае условия южно-итальянской жизни в середине XI века, без сомнения, ускорившие факт разделения. Несмотря на известную уже нам меру Никифора Фоки относительно церковной организации в Апулии и Калабрии, латинское церковное влияние продолжало туда проникать. В середине XI века на папском престоле сидел Лев IX, который был не только религиозным, но и политическим деятелем. Клюнийское движение, охватившее тогда обширные круги западноевропейского духовенства и поставившее себе задачей реформу церкви в смысле восстановления ее павших нравов и расшатанной дисциплины и уничтожения укоренившихся в церкви светских обычаев и привычек, симонии, брака духовенства и инвеституры, развивалось под непосредственным покровительством и руководительством папы. Клюнийцы, проникая в определенную область, ставили последнюю в духовном отношении в тесную зависимость от папы. Это движение стало делать большие успехи в Южной Италии, что было в высшей степени неприятно восточной церкви. Кроме того. Лев IX со своей точки зрения имел и политические основания для вмешательства в южно-итальянские дела. Между папой и константинопольским патриархом Михаилом Керуларием произошел обмен посланиями. Папа в своем послании ссылался на известный «Дар Константина» (Donatio Constantini), будто бы отдававший римскому епископу вместе с духовной и светскую власть. Но, несмотря на подобные осложнения, трудно было ожидать скорого разрыва, тем более что византийский император Константин IX Мономах был склонен к мирному разрешению вопроса.

В Константинополь прибыли папские легаты, среди которых находился высокомерный кардинал Гумберт. Легаты и особенно Гумберт гордо и заносчиво держали себя в отношении патриарха, который, уклонившись от каких-либо переговоров с ними, не соглашался ни на какие уступки Риму. Тогда, летом 1054 года, легаты положили на алтарь храма Св. Софии отлучительную грамоту, в которой провозглашалась патриарху «Михаилу и сообщникам его, пребывающим в вышеуказанных заблуждениях и предерзостях, анафема… вместе со всеми еретиками, купно же с дьяволом и ангелами его». [844] В ответ на это Михаил Керуларий созвал собор, на котором была произнесена анафема на римских легатов и соприкосновенных к ним лиц, пришедших «в богохранимый град, подобно грому, или буре, или граду, или лучше, подобно диким кабанам, чтобы низвергнуть истину». [845]

Так произошел окончательный раскол западной и восточной церкви в 1054 году. Отношение трех восточных патриархов было для Михаила Керулария исключительно важным. Посредством патриарха Антиохийского, он известил патриархов Иерусалимского и Александрийского о разделении церквей, сопроводив новость соответствующими извещениями. Несмотря на незначительное количество источников, можно с уверенностью утверждать, что три восточных патриарха остались верными православию и поддержали патриарха Константинопольского. [846]

Для патриарха Константинопольского раскол 1054 года можно рассматривать как большую победу, которая сделала его совершенно независимым от папских претензий с запада. Его авторитет значительно возрос в славянском мире и среди восточных патриархатов. Однако с политической точки зрения раскол 1054 года был фатальным для империи, так как сводил на нет в будущем любую попытку стабильного соглашения с западом, находившимся под сильным влиянием папства. Это оказалось фатальным, ибо иногда Византийская империя очень нуждалась в западной помощи, особенно тогда, когда с востока стала усиливаться турецкая опасность. Вот как Л. Брейе оценивает последствия этого разрыва: «Именно этот раскол сделал бесполезными все усилия по примирению империи Константинополя и Запада, именно этот раскол проложил путь к упадку и падению империи». [847]

Окончательный разрыв церквей в 1054 году непосредственно ощутили только официальные круги церкви и правительства. Население оставалось очень спокойным и некоторое время даже не знало о доктринальных расхождениях Рима и Константинополя. Интересно отметить отношение Руси к этому событию. Русские митрополиты XI века, назначаемые или утверждаемые Константинополем, естественно, приняли византийскую точку зрения. Однако русский народ не имел никаких претензий к латинской церкви и не мог найти каких-либо неточностей в ее учении. [науч.ред.74] Например, русский князь XI века обращался к папе за помощью против узурпатора. Этот призыв не вызвал ни удивления, ни протестов. [848]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.