Глава II. Вступление к Робеспьеру

Глава II. Вступление к Робеспьеру

Поняли его только тогда, когда сама революция потребовала, чтоб ее поняли.

Луи Блан

Максимилиан Мари Исидор де Робеспьер.

6 мая 1758 года.

Аррас.

В семье судейского чиновника.

Лучший ученик колледжа Людовика Великого, увлеченный историей древней Греции и Рима, знающий все про Траяна и про Тиберия, про Катона, Катилину, Брута, братьев Гракхов, читающий наизусть отрывки из Цицерона.

Не в меру серьезный подросток, рано потерявший родителей, открыл как-то книгу, где: «первый, кто, оградив клочок земли, осмелился сказать: „Эта земля принадлежит мне“, и нашел людей, которые были настолько простодушны, чтобы поверить этому…»

Великий женевец гражданин Жан-Жак, страдая от нищеты, изобличал тиранов и деспотов и проповедовал идею всеобщего равенства, торжество добра и справедливости, которое обязательно, непременно наступит, как только добродетельные люди во главе с просвещенными правителями изгонят из своей среды людей корыстных и жадных и примут «Общественный договор».

Студент Сорбонны в то время, как его сокурсники расширяли свои познания на веселых пирушках у Мими и Жаннет, проводил вечера в маленькой мансарде, изучая юриспруденцию и философию, предварительно аккуратно повесив на вешалку свой единственный костюм.

Ничто человеческое не было чуждо Максимилиану Мари Исидор де, и мечта о прекрасной незнакомке, некой абстрактной девушке (нечто среднее между молоденькой белошвейкой, что каждое утро пробегала в лавку, и бледной аристократкой, проехавшей однажды в карете по его улице), конечно, посещала скромную студенческую мансарду.

Но, во-первых, прекрасная незнакомка должна была полюбить и понять застенчивого провинциального юношу, во-вторых, к приходу единственной и вечной любви он должен был стать достойным ее, а эти достоинства можно было приобрести только усиленной и усердной работой над книгами – ступеньками к познанию мира, и, в-третьих, это восхождение к вершинам знания требовало времени, которого, увы, так не хватает человеку.

И воображаемая прекрасная незнакомка вежливо выпроваживалась за дверь, ибо уже тогда Максимилиан Мари Исидор де умел соизмерять свои желания и возможности.

Весной 1777 года великий Жан-Жак, ниспровергатель тронов и деспотизма, философ, которому поклонялась Франция и Европа, написал воззвание к людям, прося кусок хлеба и крышу над головой.

Старость и нищета опустили свои руки на плечи Жан-Жаку, но на его счастье меценат маркиз де Жирарден вовремя сообразил, что может прославить свое имя, дав приют женевскому гражданину в своем поместье Эрменонвиль.

Лишь через год после того, как Руссо поселился у своего благодетеля, его воззвание попало в мансарду к прилежному студенту Максимилиану Мари Исидор де. Студент тут же помчался в Эрменонвиль – это абсолютно точно. Но видел ли ученик своего учителя, а если видел, то о чем они говорили – абсолютно никому неизвестно. (Однако есть основания предполагать, что ученик не забыл унижения, которому подвергся Руссо, живя из милости у аристократа. Через несколько лет он об этом напомнит Франции).

Прослужив около года в Париже письмоводителем прокурора парламента господина Нолло, Максимилиан Мари Исидор де, вернувшись в Аррас, стал адвокатом при совете Артуа и был избран членом Аррасской академии наук и искусств, написав работу о «Бесчестных наказаниях».

«…Граждане, отвечающие за преступления другого гражданина! Осужденные за бесчестье, заслуженное другим! О! Именно с этим чудовищем общественного порядка я борюсь. Преграждать путь преступлению следует посредством мудрых законов, соблюдения нравственности, еще более могущественной, чем законы, а не посредством жестоких обычаев, всегда более вредных для блага общества, чем самые преступления, которые они могли бы предупредить…»

И мечтал, чтобы «небо помогло бы довести его слабую работу до молодого монарха, который правит нами».

И послал эту работу в Королевское общество наук и искусств в Меце на конкурс, где и получил вторую премию.

Сделав Аррасскую академию полигоном для отработки своих тяжеловесных периодов, Максимилиан Мари Исидор де скоро приобрел среди почтенных отцов семейств и либеральных молодых интеллигентов славу лучшего оратора и был избран президентом Академии наук и искусств (учтивый священник Жозеф Фуше предлагал ему свою дружбу, и лишь сумрачный Лазар Карно сразу хватался за голову, как только председатель академии просил слова).

Но разбор судебных дел при совете Артуа и успехи в литературном кружке «Розати» не мешали ему каждый день открывать увесистый том в кожаном переплете, на страницах которого великий Жан-Жак заявлял, что не может быть исключительной национальной религии, но тем не менее требовал гражданской присяги.

Аррасского адвоката волновали политические воззрения Руссо, в которых:

Свобода каждого должна вытекать из его братского согласия с ему подобными, а то, что должно служить народу гарантией, вытекало бы из самого характера власти. Потому что ставить гарантии власти вне ее, а не в ней самой, значило бы неосторожно угрожать ей, раздражать ее, внушать ей желание захватить то, в чем ей отказывают, а это способствовало бы возникновению беспорядка в ожидании деспотизма.

И поэтому Руссо взывал к общественному единству и из законов признавал только те, источником которых была общая воля, и доказывал, что деспотизму нескольких людей – все равно, организованному или анархическому – должна противостоять общая сила всех граждан. Вот что запоминал адвокат при совете Артуа.

Ежедневное штудирование привело к тому, что господин Робеспьер был готов проповедовать теорию своего учителя и отстаивать принципы Руссо (ни на йоту не отступая от них по каким-либо соображениям частного или политического характера), как только будет возможность, практически воплотить взгляды великого Жан-Жака в жизнь, но так как пока такая возможность исключалась, Максимилиан Мари Исидор де ставил увесистый том в кожаном переплете на полку и шел к мадемуазель Дезорти разучивать на клавесине в четыре руки сентиментальные романсы.

И наступил 1788 год, когда гордые господа из парижского парламента категорически отказались вотировать королевский эдикт о новых формах налогов и, спасая кошелек дворян и духовенства, элегантно и красиво набросили им на шею петлю, потребовав созыва Генеральных штатов.

Услышав парижскую музыку, президент академии и член литобщества «Розати» быстро закрыл клавесин и издал две брошюры:

1. о необходимости уверенного преобразования провинциальных штатов;

2. о выборах в Генеральные штаты;

и составил наказ выборщиков Арраса.

Вскоре его избрали в Генеральные штаты от провинции Артуа (пятым из семи депутатов, и то при вторичной баллотировке).

3 мая 1789 года Максимилиан Робеспьер – малоизвестный провинциальный адвокат тридцати одного года от роду (как-то незаметно выбросивший из своей фамилии частицу «де»), одетый в новый камзол (купленный на деньги, взятые взаймы у предупредительного Жозефа Фуше), отбыл из Арраса на продолжительное свидание со своей единственной, прекрасной, которую он будет любить всю жизнь и которой никогда не изменит.

Из частного письма депутата от третьего сословия провинции Дофинэ.

«…Пока еще ничего не ясно, а тем временем по залу шляется праздношатающаяся публика, которая иногда занимает даже места депутатов. Никто не знает, что делать, но все хотят говорить. Каждый из депутатов считает своим долгом прочесть наказы, и выступает так, как будто до него еще никто ничего не сказал, а он один знаток истины. Рабо Сент-Этьен предложил послать почтительные депутации к двум первым сословиям. Ле Шапелье вообще призвал начать проверку полномочий, не дожидаясь объединения. Это предложение вызвало бурю протестов. Пожалуй, этот господин слишком радикален. Тут произошел один комический эпизод. На трибуну вылез шут гороховый в каком-то диковинном камзоле оливкового цвета. Неповоротливый и неуклюжий, как твой кучер Мишель, этот депутат замогильным голосом начал читать свою речь, составленную по всем канонам школьного сочинения. Путаясь в длинных периодах, он бормотал нечто совершенно никому не понятное. Для меня так и осталось загадкой, зачем он вылез. Под конец он, по-моему, стал засыпать на трибуне, и тут уж никто ничего не слышал. Правда, если этот демосфен (я специально потом узнал его имя – не то Роберт Пьер, не то Робеспьер) хотел просто потешить собрание, то затея удалась ему блестяще. Сразу же после него на трибуну поднялся дельный человек Мирабо и предложил простую и оригинальную идею: послать депутацию только к духовенству. Очень верная мысль. По имеющимся слухам, священники хотят присоединиться к нам. Их легче уговорить. Возможно, в пику дворянству они согласятся, и тогда титулованные господа окажутся в безвыходном положении. Вообще, у меня складывается впечатление, что депутат Мирабо опытный оратор и весьма проницательный политик. Жалко, что большинством принято все-таки предложение Рабо Сент-Этьена…»

Историческая справка

14 мая 1789 года депутат от Арраса Максимилиан Робеспьер впервые выступил с трибуны Генеральных штатов. В своей речи (вызвавшей иронические аплодисменты) он предложил послать депутацию только к духовенству. Но его никто не услышал. Вернее, его услышал один человек, депутат от Прованса, граф Мирабо, который тут же повторил это предложение (вызвавшее долгие дебаты), но от своего имени.