Глава 3 Ганноверское собрание и Бамбергский слет руководителей НСДАП

Глава 3

Ганноверское собрание и Бамбергский слет руководителей НСДАП

Встреча в Ганновере проходила в доме местного гауляйтера Бернхардта Руста. На ней присутствовало 24 человека. Большая часть из них была настроена враждебно по отношению к Мюнхену и Гитлеру. Кроме Штрассеров, Геббельса и Кауфмана откровенно левые позиции занимали также Руст, Хильдебранд и Керр[6].

Единственным последовательным сторонником Гитлера был Роберт Лей, позже ставший главой «Немецкого трудового фронта». Именно он пригласил на собрание Готфрида Фезера, наблюдателя из Мюнхена. Поводом для собрания стал вопрос о возвращении княжеских земель их бывшим владельцам. Гитлер очень рассчитывал на Лея, который должен был уговорить левое крыло поддержать его намерение.

Незадолго до этого депутаты рейхстага от коммунистической и социал-демократической партий вышли с предложением обсудить народную инициативу о безвозмездной экспроприации имущества королевского и княжеских домов, которое должно было быть передано республике. Эту инициативу поддержали не только левые организации, традиционно негативно относившиеся к аристократии, но и широкие круги средних слоев, которые с возмущением смотрели, как князья получали компенсацию, в то время как Веймарское правительство отказывалось помочь мелким рантье, финансировавшим военные займы.

В те дни Штрассер писал, что левые национал-социалисты считают аморальной идею того, что «князья, ответственные за войну и ее последствия, получили бы назад свои замки, земли и чуть ли не все сотни миллионов золотом». Штрассер и Геббельс не раз призывали общественность Северной Германии выступить против подобной поддержки знати.

Когда до севера страны дошли слухи, что Гитлер заигрывает с аристократией, в частности поддерживает тесные связи с герцогиней Саксен-Анхальтской, требования Штрассеров стали еще более радикальными. Действительно, по тактическим соображениям Гитлер решил сблизиться с консервативными и монархическими кругами Баварии. Он одобрял идею компенсации аристократическим домам. Это решение Гитлера дало левому крылу НСДАП долгожданный повод для окончательного отделения от Мюнхена. «Северяне» решили отстранить Гитлера от руководства партией и перенести центр тяжести партийной работы на север страны.

После горячей дискуссии, в ходе которой Геббельс обозвал Фезера шпионом, решение так и не было принято. Большинство участников совещания решило, что необходимо поддержать проект экспроприации владений знати. Перед тем как вынести этот вопрос на голосование, Лей заявил, что подобный проект решения неправомочен, так как не согласован с Гитлером — «единственным фюрером партии».

Пытаясь уйти от обсуждения основного вопроса собрания, Лей попал в ловушку, подготовленную Геббельсом. После небольшого сообщения, сделанного Отто Штрассером, Геббельс дрожащим от волнения голосом потребовал «исключить из национал-социалистической партии мелкого буржуа Адольфа Гитлера». Недостаток политического чутья у Лея позволил перерасти неясной оппозиции левого крыла в открытое сопротивление гитлеровскому авторитету. Грегор Штрассер, больше других функционеров связанный с Гитлером, отказался поставить это предложение на голосование. Данный вопрос должен был рассмотреть некий гипотетический партийный съезд, которому надлежало решить судьбу «папы из Мюнхена».

Несмотря ни на что, Геббельсу и Отто Штрассеру удалось одержать победу, так как левые национал-социалисты выразили солидарность с марксистами по вопросу экспроприации княжеского имущества.

Левоориентированные интеллектуалы решили закрепить успех и продолжили наступление. Незадолго до собрания, в октябре 1925 года, они разработали собственный проект партийной программы, которая содержала основные направления деятельности «Рабочего сообщества северных и западных гау НСДАП» в сфере экономики, управления и внешней политики. Это был первый документ, ясно оформивший политические представления левых национал-социалистов. Доктрина, по сути, просуществовала в неизмененном виде до 1934 года. Основное развитие она получила в созданном Отто Штрассером в 1930 году собственном движении.

Вместе с тем левое крыло НСДАП признавало «25 пунктов», принятых еще в 1920 году. Но в официальной нацистской программе ставило на первое место экономические вопросы, которые Гитлер осторожно обходил стороной.

Отто Штрассер высказывался за аграрную реформу, предусматривавшую не только ограничение частного землевладения и перераспределение земель, но и выдачу крестьянам ссуд и объединение их в товарищества. В индустриальном секторе он ориентировался на национализацию важнейших предприятий страны и передачу их под контроль некоего «народного сообщества». Трудящиеся должны были не просто владеть предприятием, но и участвовать в его управлении. Таким образом Штрассер хотел решить проблему национальной интеграции пролетариата. Национал-социалистическое государство, выражая коллективную волю, должно было заменить профессиональные палаты комплексной системой советов. Экономические и политические реформы следовало дополнить культурной программой. В этом направлении Отто ориентировался на замену материалистической философии «народным идеализмом» с религиозным уклоном. В сфере внешней политики Штрассер соединил идеи Геббельса и высказывания Гитлера в «Майн кампф». Кроме отмены Версальского и Сен-Жерменского договоров Штрассер требовал восстановления Германии в границах 1914 года. К новому рейху примкнули бы Австрия, Судетская область и даже Южный Тироль. Новая «среднеевропейская» империя начала бы сближение с Советской Россией, предпочтительным союзником Германии. На пару эти страны должны были развязать освободительную войну против западных держав.

В Ганновере программа, подготовленная Штрассером, не получила безоговорочной поддержки. Многие из ее пунктов подверглись острой критике. Одни из гауляйтеров считали ее внутриполитическую часть чересчур либеральной. Другие не соглашались с мыслью о союзе с Советской Россией. В целом же этот документ сосредоточился на разработке специфического понятия социализма, которое должно было гармонично дополнить гитлеровские «25 пунктов». Штрассер вспоминал о том, какую волю к преобразованиям демонстрировала НСДАП в 1920–1921 годах. Он настаивал на продолжении подобной революционной политики. Но в этом порыве его стесняла фигура Гитлера, — который своим пониманием партийной программы все яснее демонстрировал желание сблизиться с национально ориентированными правыми силами. В то время Гитлер был «реформистом», который всеми силами хотел вновь заполучить легальный политический статус. Он не собирался мириться с активностью левого крыла, которое угрожало порождению его самого и его партии. Агрессивность «северян» могла вновь загнать его в «политическое гетто». К тому же левые национал-социалисты напрочь отрицали мысль, что фюрер являлся залогом прочности партии. Они отказывались соблюдать дисциплину и подчиняться Гитлеру.

Гитлер очень быстро понял: необходимо что-то предпринять, дабы предотвратить раскол и вновь вырваться. вперед. Развал партии мог поставить крест на его политической карьере. В итоге он призвал провести 14 февраля 1926 года в Бамберге общее собрание руководства партии. Чисто теоретически в нем должны были принять участие все руководящие кадры НСДАП. Но на этом мероприятии оказалось большинство сторонников Гитлера. Их предусмотрительно доставили в Бамберг, дабы создать на собрании благоприятную для фюрера атмосферу. «Южные» национал-социалисты поддерживали Гитлера хотя бы потому, что делами партии они занимались на освобожденной основе, в то время как «северяне» должны были сами зарабатывать себе на хлеб. Именно по этой причине очень многие гауляйтеры из левого крыла так и не смогли приехать в Бамберг. Они делегировали туда Грегора Штрассера и Йозефа Геббельса. Эти двое прибыли на собрание, твердо уверенные, что им удастся отстоять свои тезисы. Их уверенность была опрометчивой — сделать это оказалось очень трудно. 6 февраля Геббельс записал в своем дневнике: «Мы будем в Бамберге неотразимы и заманим Гитлера на наше поле».

Гитлеру уже рассказали о позиции Геббельса и его активности, порекомендовав нейтрализовать столь «опасного агитатора». Вопреки всякой логике Гитлер решил привлечь его на свою сторону. Таким способом он хотел разрушить идеологическое единство «северян». Гитлер обеспечил впечатляющий прием, продемонстрировав наигранно дружеское отношение баварских функционеров. В ходе беседы фюрер как бы ненароком дал понять, что предпочел бы видеть Геббельса в своем лагере. Геббельс был поражен до глубины души, но все-таки отказался от поспешного решения.

На слете в Бамберге центральным был доклад Гитлера о политических принципах партии. Некоторые из пунктов Геббельс очень жестко критиковал. В дневнике он записал вечером того же дня: «Говорил Гитлер. Два часа. Я был разбит. Кто он такой? Реакционер? Потрясающе неприличен и ненадежен. Русский вопрос: абсолютно мимо. Италия и Англия — естественные союзники. Ужасно! Наша задача — разгром большевизма. Большевизм — это еврейская уловка! Возмещение князьям! Оно должно оставаться в силе. Не затрагивал вопрос о частной собственности. Чудовищно!!!»

Речь Гитлера была ответом на ганноверскую программу, которую так и не обсудили. Это мероприятие показало, что Геббельс с большим трудом мог свести воедино нередко противоречивые пункты своего рода политической программы, разработанной Отто Штрассером. Он так и не смог ясно понять две составляющие национал-социализма.

Бамберг оказался неудачей для обеих фракций национал-социалистов. Левые не смогли закрепить своих позиций и направить партию по собственному пути, Гитлер же не сумел добиться своего признания как полноправного вождя. Геббельс оценивал этот эпизод как крушение национал-социализма. «Надо быть сильным. Мюнхенцы одержали пиррову победу. Работать, быть сильнее, а затем бороться за социализм!» — писал он с своих дневниках.

Но решительность Геббельса все-таки пошатнулась. Гитлер заметил это и в марте 1926 года пригласил его на свое выступление в Мюнхен. Геббельс прибыл в Баварию 7 апреля. Ему сразу же поступило предложение провести партийное собрание в пивной «Бюргербройкеллер», «исторической родине» национал-социализма. Агитатора с севера ожидал триумф. Сам Гитлер аплодировал ему, назвав одним из важнейших членов партии.

После этого Геббельс принял участие в массовой манифестации, в ходе которой Гитлер убедительно продемонстрировал ораторские способности. Геббельс, окончательно изменивший отношение к фюреру, сделал заметку в дневниковых записях: «Он [Гитлер] блестяще говорил. Я преклоняюсь перед величием его политического гения». В конце апреля, вернувшись в Вестфалию, Геббельс заявил о безоговорочной поддержке курса Гитлера. Единство левого крыла было разбито. Позиции «северян» оказались ослабленными. Гитлер же, напротив, укрепил свое положение в партии, контроль над которой чуть было не потерял. Геббельс и Лей в течение месяца собирали информацию о состоянии дел в партии на севере страны. Они не обращали внимания на недовольство гауляйтеров, которые называли Геббельса изменником.

Теперь Гитлер был готов нанести удар по братьям Штрассер. 22 мая 1926 года он заявил, что «25 пунктов» являются неизменными и не могло быть и речи о том, чтобы выработать новую или дополнить старую партийную программу. Гитлер долго раздумывал, как бы устранить Г. Штрассера, который никак не мог согласиться с его полновластием в НСДАП. Настало время провести ряд организационных мероприятий, предназначенных для навязывания всей партии пресловутого «фюрер-принципа». Только так Гитлер мог сконцентрировать в своих руках все полномочия. Теперь общее руководство партией было возложено на мюнхенский централ и его функционеров. И без того гипотетические собрания и съезды национал-социалистов, имевшие право принимать какие-либо решения, прекратили свое существование. Те, кто собирался сопротивляться приказам из Мюнхена, автоматически исключались из партии. Чтобы организовать на местах преданные партийные структуры, Гитлер распорядился создать «Согласительный совет», который должен был решать спорные вопросы, а на севере страны играть роль проводника идей Гитлера.

Позиции Гитлера усиливались прямо на глазах. В этих условиях левые национал-социалисты стали чувствовать себя весьма неуютно. 23 мая Г. Штрассер встретился с фюрером. Тот предложил ему продать аптеку, перебраться в Мюнхен и стать партийным функционером на освобожденной основе. Штрассер наотрез отказался от подобной перспективы. Он хотел и далее посвятить себя укреплению левого («северного») крыла НСДАП и выпуску «Национал-социалистических писем», в которых планировал и впредь печатать статьи своего брата. Не прошло и года, как братьям дали понять, что позиция, которую они излагали в своей газете, являлась всего лишь их частным мнением.

Наличие собственной газеты могло помочь «северянам» в борьбе против «баварцев», но покупка Штрассерами собственного издательского дома поставила их в очень затруднительное положение. Грегор был вынужден продать аптеку, а Отто стал зарабатывать себе на жизнь журналистским трудом. Но они полагали: игра стоила свеч. Новое издательство получило название «Кампф-Ферлаг» («Боевое издательство»).

Для Берлина братья решили издавать «Берлинскую рабочую газету», еженедельник, общим тиражом 5 тысяч экземпляров. В Саксонии выходил «Саксонский обозреватель». У него был более значительный тираж — 50 тысяч. Но самой известной и авторитетной газетой «северян» был «Национальный социалист», имевший пять больших региональных вкладок. Издательский проект левого крыла НСДАП дополнял теоретический журнал «Фаус» («Кулак»), который печатался приблизительно таким же тиражом, что и «Берлинская рабочая газета». Это был значительный прогресс, так как вначале «Национал-социалистические письма», ориентированные на северные гау нацистской партии, никогда на выходили за рамки тысячи экземпляров.

Сейчас очень сложно установить, какое влияние имело «Кампф-Ферлаг» на партию в целом. Но так или иначе в первые годы после «пивного путча», когда Гитлер был мало известен в Германии, газеты именно этого издательства стали важнейшим средством для распространения идей левого национал-социализма в среде членов НСДАП. На организационном уровне «Кампф-Ферлар» никак официально не вписывалось в структуру НСДАП. Это был частный проект братьев Штрассер (или, как любил называть их Гитлер, «клика Штрассеров»), сотрудники которого были объединены общими левонационалистическими идеями. Да и само левое крыло НСДАП после 1925 года больше напоминало обыкновенный политический кружок, который пытался отстоять собственную независимость. В своих указаниях Гитлер любил изобразить его сплоченной организацией, которая ставила цель развалить партию. Здесь он либо перегибал палку, либо обращался к наиболее распространенному образу врага, специально завышая его потенциал. Кто же входил в этот «кружок»? Там мы могли увидеть Кауфмана, Коха, Штёра, Шапке, Гроха, д-ра Кребса, гауляйтера Силезии Розиката, Графа Ревентлова и (как ни парадоксально это звучит) Генриха Гиммлера. Все они очень известные национал-социалисты. Но насколько разнородным было левое крыло, говорит хотя бы такой факт — многие из перечисленных позже не только присоединились к Гитлеру, но и сделали неплохую карьеру в годы его правления. Возьмем хотя бы того же Гиммлера.

Несмотря на тактические успехи, Гитлер все еще не имел возможности избавиться от Грегора Штрассера. К тому же он боялся, что вслед за ним уйдут многие активные и решительные члены партии. После того как «Кампф-Ферлаг» стало успешно развиваться и набирать обороты, Гитлер предпринял еще одну попытку сблизиться с Грегором. Чтобы нейтрализовать старого противника, он предложил для начала Штрассеру возглавить имперское руководство пропагандой, а затем стать организационным руководителем партии.

Грегор принял это предложение в надежде, что сможет более свободно пропагандировать социалистические идеи, а сам Гитлер осознает ошибки и сменит свое окружение. Он верил, что постоянные контакты с Гитлером смогут изменить его мировоззрение. Но все было напрасно — НСДАП все больше и больше ассоциировалась не с социалистическими идеями, а с реакционной прокапиталистической политикой. И все-таки Грегор согласился выполнять приказы Гитлера, хотя Отто предупреждал брата: причина конфликта между «северянами» и «баварцами» кроется с различном понимании природы национал-социализма. Грегор был непреклонен. Он вновь решил довериться Гитлеру, как это уже было в начале 20-х годов.