Глава 4
Глава 4
Хуже беды, чем отсутствие золота, нельзя было выдумать. Кортес мог рассчитывать только на ветеранов — на тех, кто побывал в этих местах и мог убедить жадных до сокровищ новиков, что за золотом надо походить, поохотиться. Знать бы где они его прячут, вздыхали солдаты. Офицеры пока не позволяли себе дерзить, но случай с Ордасом, посмевшим пренебречь приказанием дождаться у мыса Каточе известий о пленных испанцах, наглядно показал Кортесу, каким хрупким и ненадежным было его положение. Людей Веласкеса в отряде хватало. Дон Эрнандо чувствовал, что все они внимательно следят за каждым его шагом. Спасти его могла только богатая добыча. Или выигранная битва… Вот когда его осенило прозрение — теперь было ясно, почему Кордова и Грихальва потерпели неудачу на самом пороге таинственной страны «Mexico». Они попали в заколдованный круг, когда угасающие надежды на призрачные сокровища, решили подкрепить бранью. Расчет, в общем, был верный, если бы не одно «но»… Сама по себе война мало что решает, тем более бесцельная, не приносящая выгоду. Знание Агиляра ограничивались пределами Юкатана, но на Юкатане не было золота! Оно было обнаружено по другую сторону этой выступающей в море земли. Только в устье реки Табаско Грихальве удалось получить в дар — а солдатам наменять — что-то существенное. Там испанцев и встретили приветливо, там можно собрать сведения об этом самом «Mexico»…
12 марта флотилия подошла к устью широкой реки — Аламинос сообщил, что это и есть Табаско.[16]
Приблизились к берегу ранним утром. Сквозь полосы тумана едва проглядывала широкая протока. По приказу дежурного офицера Гонсало де Сандоваля кто-то из вахты попробовал воду. Закричал: «Соленая!..» — и в этот момент сдвинутый порывами ветра туман обнажил справа от устья мангровые заросли, а впереди на пологом зеленом скате, сбегающем к реке, обнаружилась армия. Сандоваль, дежуривший на переднем возвышении флагманского нао, сначала не поверил своим глазам. Его поразило не то, что бы врагов было много — их, даже при мимолетном подсчете, было больше десятка тысяч! Удивление вызвал их боевой порядок. Они расположились на берегу правильными каре, квадраты были построены в шахматном порядке. Впереди каждого отряда командир с пышным плюмажем на голове. На холмах поодаль группа цветасто разодетых людей. Там же виднелись боевые штандарты — шесты, обвитые змеями, черные полотнища, что-то вроде головы хищника украшенного невиданными по роскоши перьями. По всей видимой акватории сновали пироги, набитые лучниками. За тридевять земель, в диком краю встретить хорошо организованное войско! Сандоваль даже сглотнул. Тут кто-то истошно завопил на палубе: «Индейцы! Индейцы!..» — и народ по сходным трапам валом повалил из трюмов наверх.
Несколько минут спустя на переднее возвышение поднялся капитан-генерал, другие офицеры… В полной тишине они разглядывали неприятеля, только Аламинос, не скрывая изумления, все повторял:
— Что они, с ума посходили? Совсем умишком тронулись?…
Офицеры привычно — пусть даже не совсем заметно — разделились на неравные группы. В одной из них собрались сторонники Веласкеса, в меньшей, сгрудившейся возле Кортеса, его надежные друзья. Большинство офицеров не примыкали ни к одному из этих лагерей и толпились возле борта. Скоро посыпались восклицания, начали обсуждать детали построения, кто-то побился об заклад, что это не все силы туземцев. Интересно, сколько бойцов они спрятали в засаду? Альварадо между тем объяснял, что вооружение у дикарей плевое — дубинки, дротики и луки. Только стрел и следует опасаться. Против них вполне годятся хлопчатобумажные кафтаны, наконечники у этих либо из зубов животных, либо каменные, либо представляют из себя обожженные деревяшки. Металлические доспехи укрывают надежно, но они довольно тяжелы, и в такую жару их таскать одно мучение… А в общем, опасаться нечего после первого же залпа из орудий, эти разбегутся.
— Так что, — неожиданно выкрикнул он, — ваша милость, пора в бой!
— В бой? — сердито повторил Кортес и неожиданно выругался. — Позвольте спросить, как вы этот залп произведете. С кораблей? Дистанция не позволяет. С мелко сидящих бригантин? Какой, позвольте узнать, от этого будет толк? И какой смысл нам воевать сейчас? Ради чего?
— Но индейцы не отойдут. И вся эта встреча мало похожа на свидание друзей после долгой разлуки, — подал голос Охеда.
— Вот именно, — согласился Кортес. — Необходимо попытаться уладить дело миром, — он помолчал, потом добавил. — В любом случае нам необходимо продвинуться в устье реки. Легкие корабли войдут в главную протоку, а вы, Авила, с сотней пехотинцев высадитесь за этим мысом, прорубитесь сквозь заросли и ударите по ним с тыла. Но только в том случае, если услышите залпы.
Через два часа три больших каравеллы и флагманский нао, чуть продвинувшись по стрежню вверх по реке, навели орудия на рой индейских пирог, которые жались к обоим берегам, а караван из шести беспалубных суденышек на веслах начал подниматься против течения, по широкой дуге приближаясь к берегу. В ту же минуты испанцев осыпал град стрел, однако Кортес запретил до особого распоряжения открывать ответный огонь. Жуткие вопли, барабанный бой, писк дудок и рев, издаваемый большими морскими раковинами, прокатился по окрестностям. Пехота индейцев придвинулась к берегу. Туземцы, большей частью в коротких плащах, накинутых на голое тело, босые, с кольцами, продетыми в носах или в мочках ушей, начали потрясать короткими копьями, грозить огромными деревянными булавами. Когда все суденышки по команде капитан-генерала все разом повернули к правому по ходу движения берегу, королевский нотариус, вместе с Кортесом и переводчиком Агиляром стоявший на носу одной из бригантин, тожественно объявил, что поданные его королевского величества, императора Священной римской империи Карла V явились в их край с мирными намерениями. Они верят в истинного Спасителя Иисуса Христа. Нотариус потребовал, чтобы им позволили беспрепятственно набрать воды, в случае отказа или проявления враждебности, вся вина падет на них. Все это, прикрытый щитом, прокричал Агиляр.
Местный воин из знатных вышел к урезу воды и медленно, веско ответил, что выше по течению много годной для питья воды, там они могут запастись ею вдосталь. Сходить на землю чужеземцам запрещается.
— Вода из реки при такой жаре, — рассудил Кортес, — сразу протухнет. Надо найти чистый источник, — и он махнул рукой.
Гребцы навалились на весла, корабли направились к берегу.
Туча стрел взлетела в воздух, следом ударили укрепленные на бортах фальконеты и аркебузы. Дым рассеялся, в следующее мгновение Гонсало де Сандоваль с удивлением обнаружил, что несколько поспешил с оценкой организованности вражеской армии. Индейцы, бросившись к реке, сразу смешали ряды. Стрелы стаями полетели в испанцев. Первый залп из огнестрельного оружия не произвел на врага большого впечатления — они как будто не поняли, что же это так громоподобно громыхнуло в ясном небе, да и потерь малые фальконеты и залпы аркебузиров почти не нанесли. Вот арбалетчики сработали хорошо — ни одна стрела не прошла мимо цели. Тут же выстрелили запасные аркебузы, арбалетчики помогли им, и, Кортес, переглянувшись с Сандовалем то ли на всякий случай, то ли обещая подмогу друг другу — с криком: «Крест святый!» — прыгнул в воду. Сандоваль за ним… Странная мысль неожиданно ударила в голову — не о помощи просил Кортес и не прощался!.. Он хотел сказать, что вот он случай, когда победу следует добыть собственными руками. Не надеясь ни на артиллерию, ни на лошадей, которых нельзя было пускать в битву — они застоялись во время перехода. Только враг и собственный меч! Это была смертельная игра, мелькнуло у Сандоваля. В виду подавляющей многочисленности врагов… И берег илистый, ступни сразу начало засасывать — вон Кортес тотчас башмак потерял — так обутый на одну ногу и выскочил на берег, при этом ловко уложил двоих индейцев, бросившихся к нему.
Какие рожи они строили! Визжали так, что уши закладывало, особенно когда их прокалываешь насквозь. Это оказалось куда более легким делом, чем можно было подумать. Все их фехтование заключалось в подпрыгивании на месте и попытках издали достать врага дротиком или дубиной. Только наиболее смелые бросались в ближний бой, но от них уворачиваться было несложно.
Сандоваль орудовал мечом как заведенный. Уход в сторону, нырок, удар кинжалом в спину и тут же, с плеча секущий удар по шее. Он не терял из виду капитан-генерала, слава о боевом искусстве которого была широка распространена по всей Вест-Индии. Прикрывая Кортеса сзади, Сандоваль диву давался, глядя, как капитан-генерал играючи обращается с холодным оружием. В этот момент индейская стрела нашла брешь в его доспехах. Жуткий укол он ощутил сразу — ударило в правое бедро. Сандоваль вырвал стрелу — кровь поначалу хлынула обильно. В следующее мгновение две стрелы попали в Кортеса. Одна впилась в левое плечо, другая скользнула по ноге. Шутки в сторону! В душе поднялась редко испытываемая злоба к этим недоумкам, которые в ответ на просьбу поделиться водой, встретили их дубинами. А может, вид крови разъярил его…
Испанцам уже удалось выбраться на берег. Они тут же сомкнули строй, пиками отодвинули врага, и на образовавшемся лужке по приказу Кортеса аркебузиры были выстроены в две линии. Первая должна была стрелять с колен, с низких, заранее приготовленных вилок. Позади них были собраны заряжающие. Кортес ещё на Кубе и на острове Косумель непрекращающимися тренировками довел скорость стрельбы до одного выстрела в две минуты. Немногочисленные мушкеты, которые им удалось закупить на Кубе, стреляли чаще, с их помощью сдерживали наседающего врага в промежутках. Общий залп производили разом из все видов огнестрельного оружия и арбалетов. Каждый раз индейцы несли ужасающий урон. Только теперь, когда они осознали, что грохот, клубы белого дыма, окутывавшего ряды бородатых людей, и смерть связаны между собой, в их рядах обнаружилось некоторое колебание. Сандоваль сразу отметил это визжать стали громче, а прыгать меньше.
Как только высадка десанта была закончена, испанцы сомкнутым строем двинулись вперед. Индейцы сразу отступили.
Кортес, заметив, что Сандоваль жадно присматривается к маневрам, совершаемым противником на поле сражения, одобрительно хлопнул его по плечу.
— Приглядывайся, приглядывайся, это на пользу… Что ж ты рану не прикажешь перевязать? — он тут же окликнул пару солдат. Сандоваль опустился на землю, не взирая на острую боль пощупал травку — трава как трава, ничего особенного… Между тем Кортес, стоявший возле него, нервно спросил:
— Где же Авила? Застрял он, что ли, в этих зарослях?..
И словно в ответ на его слова где-то справа послышалось громовое: «San-Yago y San-Pedro!» — и из зарослей развернутая в боевой порядок вышла сотня Авилы. На несколько мгновений ряды индейцев смешались, затем порядок восстановился и они неспешно отступили.
Все события того дня Гонсало де Сандоваль воспринимал смутно, хотя, сцепив зубы, и принял участие в торжественной церемонии объявления этой земли владением его католического величества короля дона Карлоса. В большом селении, — здесь, как и на Косумели, было много каменных домов — на главной площади росло старое, в несколько обхватов лиственное дерево. Капитан-генерал дон Эрнандо Кортес три раза ударил мечом по стволу и объявил этот край собственностью короны, о чем королевским нотариусом был составлен акт. Свидетелями являлись все присутствующие…
В сражении, состоявшемся на следующий день Сандоваль участия не принимал — он совсем ослаб, и Кортес посоветовал ему полежать. Гонсало выругался и ответил, что нахлебником никогда не был и не будет, так что все равно встанет в строй, пусть даже ему не посчастливилось получить под свою команду роту солдат. Кортес, до того времени почти не знакомый с Гонсало а ведь они были земляками — усмехнулся и предложил ему присмотреть за выгулом спущенных на берег лошадей. Те совсем застоялись и в бою их использовать было нельзя. Сандоваль согласился. Потом уже по слухам он узнал, что в тот день испанцам пришлось туго. Отряд Альварадо даже в засаду попал и, если бы не хладнокровие артиллеристов, которыми командовал старший канонир Меса, победа бы далась куда более дорогой ценой. Все равно двое убитых — это было печальное известие. А сколько положили туземцев, поинтересовался офицер.
— Кто их считал, — ответил Андрес де Талья. — Главное, что взяли троих пленных. Их сейчас дон Эрнандо допрашивает. Еще говорят, что сбежал переводчик Мельчорехо. Дон Эрнандо совершенно вышел из себя…
Сандоваль тут же заковылял к палатке капитан-генерала.
Любопытствующих собралось много — особенно тех, кто помнил первую доброжелательную встречу, которую устроили индейцы год назад.
Прежде всего Кортес сразу выделил среди пленных человека, который, как оказалось, принадлежал к знатному роду. Как дон Эрнандо смог определить его происхождение, Сандоваль так и не понял.
Причина такого заметного охлаждения к прибывшим из моря людям, по словам пленных, заключалась в том, что все соседние племена, узнав об обмене подарками с людьми Грихальвы, подняли их на смех. В трусости прямо не обвиняли, но позволяли себе посмеиваться над «простаками из Сеутлы» так называлось это место в устье реки Табаско. Упорство свое они объясняли тем, что бежавший Мельчорехо убеждал старейшин не прекращать наступление ни на минуту. Белых людей, головы которых обросли волосами и сверху, и снизу, мало. Они скоро утомятся и тогда их можно будет взять в плен и отправить… сами знаете, куда.
Кортес вскинул брови.
— Куда? — переспросил он.
— Он так выразился, — пожал плечами Агиляр. — Имел в виду направление, а может, намекал, что всех попавших в плен ждет жертвенный нож.
— Хорошенькое дельце! — возмутился Альварадо. Все остальные офицеры тоже разом насупились.
— Собака лает, ветер носит, — угрюмо выговорил Кортес. — Пусть их!.. Другое тревожит — это не переводи, — он обернулся к Агиляру. — Какое-то детское недомыслие со стороны отдельных солдат и офицеров. Кто отвечал за Мельчорехо? Наказать плетями! Я не желаю из-за подобных промахов лишаться жизни. Вот подлец! — немного удивленно добавил он. — Точно подметил — в бою нам ничего не страшно. Кроме усталости… Хорошо, теперь переводи.
Он принялся объяснять пленным, что люди из-за моря с головами обросшими и сверху и снизу, не имеют злых намерений. Они верят в Бога, единого и всемогущего, и желают распространить свет истинной веры по всем городам и весям. Индейцы сами виноваты в том, что не позволили им набрать воды. Вот почему кровопролитие, вот почему он, верховный касик войска «кастилан», вынужден взять под свою опеку эти земли и объявить их владениями великого вождя, живущего на западе…
— Кстати, — неожиданно прервал он свою речь, — поинтересуйся у них. Возможно, они уже подчиняются какому-нибудь владыке? Тогда мы могли бы обеспечить им надежную защиту.
После недолгого лопотания Агиляр ответил.
— Они заявляют, что их племя свободно, хотя, конечно, защита никогда не помешает… Только, — нахмурился Агиляр, — сказали так, что их можно понять двояко. Точный смысл заключается в том, что дани они в настоящий момент не платят. Я было попытался уточнить — не платят кому-то или вообще ни вблизи, ни вдали нет никого из владык, кто смог бы потребовать с них дань. Они на эту тему отказываются говорить!.. — возмущенно добавил Агиляр.
— Тогда надо попытаться развязать им языки с помощью огня, невозмутимо посоветовал Кристобаль де Охеда. — В первый раз, что ли…
— Ни в коем случае! — резко возразил Кортес. Потом, улыбнувшись пленным, ласково обратился к Охеде. — Сеньор, я предупреждаю вас в последний раз — всякая попытка вставлять мне в палки в колеса плохо для вас кончится. Заявляю официально — это ко всем относится, господа. С этого момента всякое неповиновение, всякое лукавство при исполнении приказа, всякие разговоры, подрывающие авторитет главнокомандующего будут пресекаться решительно и жестоко. Вплоть до вынесения смертных приговоров!
Все это он высказала в привычной светской манере, красиво жестикулируя руками. Наконец обратился к Агиляру.
— На чем я остановился? Ага, на защите… С этой минуты они свободны. Я надеюсь, что они вернутся к своим сородичам, не держа злобы на сердце. Мы пришли сюда установить мир. И мы его установим — последнее не переводи, предупредил он толмача.
Когда пленников увели, он поднялся — все тут же встали — и объявил.
— Господа, завтра в бой. Завтра мы должны им показать, что значит «кастилан», осененный крестом. Убивать как можно больше. Людские потери у противника должны быть устрашающими, я не имею намерения засиживаться в этой дыре и губить своих солдат в бессмысленной бойне. Сеньор Ордас, вам поручается командование пехотой. Постройте боевой порядок следующим образом — линия в два ряда, впереди новобранцы. Старший канонир Меса. Обеспечить наивозможно быстрый темп стрельбы. Палить только кучно, по большим человеческим массам. Кстати, как я слышал у вас, сеньор Альварадо и у вас, сеньор Авила одна лошадь на двоих? А вы, сеньор Монтехо, совсем безлошадный?.. Авила возьмет лошадь музыканта Ортиса — тот в седле как тюфяк держится. Монтехо позаимствует у рудокопа Гарсия. Завтра я лично поведу кавалерию в бой!
День битвы запомнился Берналю Диасу долгим изматывающим маршем по засеянным кукурузой, и залитым жидким илом полям. Грязь пудами прилипала к ногам, а каково было индейцам-носильщикам, которые на собственных плечах тащили орудия. Кто стволы, кто сборные деревянные станины… Тоже люди, вздохнул про себя Берналь, этих в случае чего первыми в жертву принесут…
Когда же войско выбралось на твердую почву, вид открывшейся вражеской армии произвел на всех гнетущее впечатление. Врагов, если прикинуть численность отдельных отрядов и сложить вместе, было по меньшей мере до полуста тысяч. На каждого испанца по две-три сотни. Пусть даже у страха глаза велики, однако куда ни бросишь взгляд, всюду стояли плотные ряды раскрашенных воинов. Андрес истерически похохатывал — где наша не пропадала, проломим им черепа, этим язычникам.
— Ага, проломишь, — отозвался кто-то. — Устанешь мечом махать.
— Подтянись! — приказал вконец измотанный переходом Ордас. Весь неблизкий путь он несколько раз добирался до хвоста колонны, где подгонял отстающих, потом вновь возвращался в голову. — Разговорчики отставить!
Один из ветеранов буркнул, что подобных строгостей он не замечал и в Италии при Великом капитане, а там войны были не чета этим. Его однако никто не поддержал — сил не было.
На сухом пригорке немного отдохнули, обсушились. Индейские вожди допустили промашку — это было ясно каждому опытному вояке. Нельзя было выпускать чужаков из грязи. Встать стеной и крушить дубинами. Что с них взять — дети природы. Только гадкие дети, очень капризные и жадные… Не желающие поделиться золотом.
Индейцы наконец побежали в атаку. Как всегда смешали строй. Пушки ещё не были готовы к стрельбе, однако и аркебузиры, и арбалетчики встретили врага дружным залпом. Туземцы в ответ ещё энергичней принялись обстреливать врага. Стрелы пластами стелились в воздухе, так что сразу после начала боя около семидесяти испанцев получили ранения.
Первый натиск сдержали. Тут Меса доложил Ордасу, что орудия готовы.
— Ну, так приступай, — ответил офицер.
Вот когда индейцы почувствовали всю силу tepustli или «громовых зверей», как они называли артиллерийские орудия. Опять же непонятно, прикинул Берналь — неужто они их за живые существа принимают? Кто их знает, недоумков, внезапно озлобился он. Сейчас, после первого залпа надо в атаку пойти — эти ублюдки удара сомкнутым строем не выдерживают, но Ордас почему-то медлит. Видно, ждет, когда конница вступит в дело. Этак можно беды дождаться…
Между тем орудийная стрельба вошла в свой привычный убийственный ритм. Залп, заряжание, дикие вопли в стане врага. Каждый раз, когда дым рассеивался, Берналь Диас с удивлением наблюдал, как индейцы начинали бросать в воздух землю и солому. Спустя несколько минут ещё залп — и вновь в толпе нападающих открывались широкие улицы, заваленные скошенными трупами. Аркебузиры тем временем нарезали переулочки.
Атаки волнами накатывались на боевые порядки испанцев. Туземцы бились храбро, их вожди успели сообразить, что наступать надо в перерывах между извержениями огня и дыма и осыпать, осыпать обороняющихся стрелами. Стрелы теперь летели с убийственной плотностью. Ветераны начали громко выкрикивать, что пора ударить по язычникам, стоять на месте губительно, однако Ордас, впервые участвовавший в подобном деле, никак не решался отдать приказ наступать.
Исход сражения решила кавалерия. При виде этих страшных четвероногих и двухголовых, закованных в сталь, чудовищ ряды противника заколебались. Над ними словно ураганный ветер пролетел — раскидал до того момента более-менее стройные ряды, повалил на землю индейские штандарты и стяги. Началась резня. Тут и Ордас осмелел, повел пехоту в атаку…
К вечеру все было кончено. Поле было усеяно трупами — не менее тысячи погибших, пленных пять человек. Из них два касика…
Сразу после приведения войска в порядок Кортес занялся пленными. Прежде всего вызвал врача и приказал ему перевязать индейцев. Те, поначалу с ужасом смотревшие на великого вождя людей «из-за моря», постепенно успокоились. Кортес не стал с ними долго разговаривать — тут же после перевязки приказал отправить их к противнику. Если возможно, передать с рук на руки. Он так и сказал Сандовалю:
— Напрасно не рискуй, но если эти встретят вас мирно, организуй достойную передачу пленных. Можешь даже честь отдать… Но только не рискуй.
— Считаете, пойдут на переговоры?
— У них нет выбора, как только перейти под нашу защиту. Иначе, насколько я понимаю людей, соседние племена вырежут их под корень.
В самом деле на следующее утро в лагерь испанцев явились полтора десятков рабов, принесли печеную рыбу, кур и лепешки. Старшего с ними не было, но через Агиляра они передали просьбу совета вождей разрешить захоронить мертвых. Дольше оставлять их в таком состоянии было нельзя, сладковатый запах уже ощутимо начал стелиться по земле, достиг испанского лагеря, разбитого на невысоком холме. Кортес дал согласие.
Так всегда бывает — замирение начинается с обмена взглядами. Похоронные команды туземцев занимались своим делом, солдаты, собравшиеся на краю поля, посматривали за ними. Наконец первый смельчак из туземцев, завидев покачивающиеся в руке диковинного бородатого человек стеклянные бусы, решился подойти поближе. Как всегда первый жест — это предъявление ладоней, свидетельство мирных намерений и отсутствия оружия. Затем попытка пощупать удивительные поблескивающие прозрачные камешки. Тут неожиданно откуда в руках заморского чужака появляется волшебная вещица, способная отобразить все, что было вокруг. Даже человеческое лицо — стоит в него заглянуть, и можно увидеть собственное отражение. Да такое ясное, словно ты сам с помощью колдовской силы оказываешься заточенным в этой плоской круглой пластинке и со страхом и изумлением выглядываешь оттуда. Ох, как хочется потрогать!.. Тут и соплеменники, привлеченные ярким солнечным зайчиком, подходят ближе… Так начинается торг…
К вечеру в лагере испанцев появился гонец и передал предложение устроить перемирие. На следующий день назначили встречу вождей. Кортес принялся деятельно готовиться к предстоящим переговорам. Первым делом доставленные с Кубы индейцы-носильщики — число их сокращалось с ужасающей быстротой — перетащили поближе к шатру капитан-генерала большую кулеврину.
— Я так понял, они считают орудия живыми существами, — усмехнувшись, объяснил дон Эрнандо Сандовалю. — Вот мы их и познакомим поближе.
— Можно и лошадь использовать, — посоветовал Гонсало. — Индейцы коня и всадника на спине тоже полагают единым созданием. Этаким невиданным чудовищем…
Они рассмеялись.
— А жеребец у музыканта Ортиса страсть какой горячий, — с улыбкой добавил Сандоваль.
— А кобыла у Седеньо настоящая лошадиная красавица, — в тон ему ответил дон Эрнандо.
Они залились ещё пуще…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.