Глава 12 Восточная Европа: славяне, литовцы, венгры (середина XI — конец XIII в.)
Глава 12
Восточная Европа: славяне, литовцы, венгры (середина XI — конец XIII в.)
История Восточной Европы с XI по XIII в. не лишена аналогии с историей Западной Европы. Историческая материя находится в постоянном движении, и неопределившиеся национальности стремятся к объединению. Господство удельной системы и шаткость законов о престолонаследий обуславливают неудачу всех попыток концентрации и являются источником бесконечных междоусобий. Патриархальный строй повсюду находится в упадке; образуются касты знать усиливается в ущерб народу, который она стремится поработить себе, и в ущерб короне, у которой она отнимает ее существенные права. В этих гражданских войнах нации без славы и пользы истощают свои силы, и соседи со всех сторон оттесняют славян.
Это — эпоха великого движения Германии на восток. Немцы водворяются в Трансильвании, заселяют почти всю линию Карпат, овладевают границами Богемии. Завладев всей страной между Эльбой и Одером, где побежденные полабы вскоре теряют даже воспоминание о своей национальности, они отрезают Польшу от гор и моря. Тевтонский орден покоряет пруссов и укрепляется у устьев Вислы и Одера. Меченосцы водворяются в Курляндии, Ливонии и Эстонии. С этих пор Польше, лишенной границ и выхода к морю, совершенно открытой для нашествий, беспрестанно грозит иноземное владычество; героизм ее рыцарства и бесплодные победы ее королей могут лишь отсрочить ее падение. Русь, отрезанная от Балтийского моря, перестает играть роль европейской державы. В большинстве государств города, населенные иноземными колонистами, являются как бы передовыми постами завоевательной армии. Они не вмешиваются в национальную жизнь, не получают и не требуют того влияния, которым пользуется буржуазия на Западе. Высшие классы усваивают немецкие язык и обычаи, и таким образом различие нравов увеличивает ту пропасть между дворянством и народом, которую создало законодательство.
Различные славянские нации, подчиненные разнородным влияниям, все более и более отдаляются друг от друга. Все резче выступает контраст между восточными славянами, перенявшими от Византии христианство и основы своей цивилизации, и западными славянами, примкнувшими к Римской церкви. Чувство славянского единства, столь слабое уже в предшествующем периоде, все более гаснет и лишь изредка вспыхивает слабым огнем. Отброшенные в бассейн Вислы, поляки ищут на Востоке вознаграждения за свои потери, пытаются завоевать Червонную Русь и начинают то единоборство с русскими, которое продлится целые века к великой выгоде их общих врагов. Русь, как и Польша, отступает на восток. Южные области теряют преобладающее положение, которое они занимали до сих пор, и в Суздале возникает новая держава; Западная и Южная Русь подпадают иноземному влиянию; различие между Ве ликой и Малой Русью, заметное уже на первых шагах их истории, увеличивается, и в них образуются две нации, на столько разные, что их сближение не может совершиться без затруднений и сопротивления.
В тот момент ослабевшие народы Восточной Европы постигает один из самых страшных ударов, какой когда-либо потрясал человечество. Около середины XIII в. среднеазиатские орды, организованные гением Чингисхана, нападают на Русь, опустошают Польшу, Моравию и Венгрию, до ходят до Дравы и Савы и, удалившись, оставляют землю покрытой трупами и развалинами. В несколько месяцев были уничтожены плоды трудов десятков поколений. Когда гроза прошла, опустошенные ею страны остаются безлюдными, разоренными, деморализованными и еще более раздробленными, чем раньше. В то время, как Богемия, Польша и Венгрия теснее примыкают к Германии, единственной стране, в которой они могут найти необходимые средства для исцеления своих ран. Русь, остающаяся под властью татаро-монголов несколько веков, становится азиатским государством. Кажется, что славянская раса осуждена умереть, но ее спасет неожиданное пробуждение национального самосознания, которое, совпав с ослаблением, постигшим Священную империю в XIV в., надолго задержит поступательное движение немцев на Восток.
Полабы
Лютичи и ободриты. — Альбрехт Медведь. — Покорение ободритов; Мекленбург и Западная Померания. — Аскании. — Немецкая колонизация.
Лютичи и ободриты. Германское завоевание, столь энергично ведшееся в X в. саксонским герцогом Германом Биллунгом и маркграфом Геро, затем на время приостанавливается. В то время, как франкская династия вдали старалась осуществить свои мечты о всемирном владычестве (1024–1125), северные маркграфы, беспокойные и бездар ные, дали оттеснить себя до Эльбы. К несчастью, славяне не воспользовались случаем, который более не повторится. Ненадолго достигнув могущества при Болеславах, Польша распадается затем на мелкие княжества, истощающие свои силы в жалких распрях, и оставляет на произвол судьбы славян Одера и Эльбы, тогда как последних удары судьбы, так внезапно прервавшие их рост, заставляют замкнуться в угрюмой неподвижности. Всецело поглощенные заботой о том, чтобы не перенять чего-либо от своего исконного врага, отвергая христианство и западную цивилизацию, они сами осуждают себя на отсталость. Национальный инстинкт превращается у них в узкий консерватизм, который закрывает глаза перед действительностью и упорно не желает подчиняться властным запросам жизни. Лишенные прони цательности, относясь безучастно к будущему и беззабот но к настоящему, они отвергают всякую уступку как в обла сти политики, так и в области веры, и в своем упрямом партикуляризме ни разу не соглашаются пожертвовать ин тересами отдельных племен для общего блага. Некоторые государи пытаются вырвать их из оцепенения и соединить их силы, но их усилия разбиваются о неодолимую косность, а после их смерти каждый из этих народов снова закрывает ся своей скорлупой. Каждое усилие утомляет их преждевременно старческий дух. Они как будто сознают, что их дни сочтены, и жаждут насладиться покоем, который дает им временное бездействие Германии, не заботясь о том, чтобы отыскать средства для защиты против новых нападений. Лишь только борьба будет возобновлена с некоторой энергией, их неминуемо ждет поражение, и датчане на севере, восточные маркграфы на Эльбе уже готовятся идти на приступ, который отдаст в их руки беззащитную твердыню.
Альбрехт Медведь. В Северной марке прекратилась династия графов Штаде (1056–1128), и в 1134 г. Лотарь Суплинбургский отдал марку Альбрехту Медведю, основателю династии Асканиев.
Генрих Лев, Альбрехт Медведь и Фридрих Барбаросса, говорит старая немецкая пословица, были люди, способные перевернуть мир. Может быть, но эта цель не соблазняла их; они предпочли обратить свое честолюбие на Запад и Юг. В частности, относительно Альбрехта Медведя надо сказать, что видеть в нем нечто вроде национального и христианско го героя, каким изображает его германская легенда, значит впадать в преувеличение; в действительности он часто за бывал о крестовом походе для иных предприятий; при некоторой настойчивости он несомненно мог бы покорить лютичей и таким образом отодвинуть за Одер границы своего маркграфства. По крайней мере, он сумел воспользоваться религиозным энтузиазмом, вызванным в Германии проповедью св. Бернарда (1147), и успел прочно утвердиться на правом берегу Эльбы. Несмотря на то, что Альбрехт наследовал вендскому королю Прибиславу (1150) и победил бризанов и стодоранов, государство, которое он завещал своим преемникам (1170), было еще очень незначительно: Гавел ланд, Зауча и Пригниц, или Гавельберг составляют лишь малую часть нынешней провинции Бранденбург; но толчок дан, и на этой открытой территории впредь уже ничто не остановит маркграфов; им остается лишь следовать волне немецкой иммиграции.
Покорение ободритов; Мекленбург и Западная Померания. Еще быстрее пошло покорение племен, жив ших вдоль берегов Балтийского моря. Саксонский герцог Генрих Лев покорил Вагрию, учредил в стране ободритов три епископские кафедры под верховной властью бременского архиепископа и обратил древнюю столицу славян в резиденцию графа Шверинского. Князь восточных ободритов Прибислав принял христианство и женил своего сына Генриха Бордвина (1178–1227) на побочной дочери Генриха Льва, Матильде; от этого брака произошла славяно-немецкая династия, которая долгое время правила Мекленбургом и которая, быстро онемечившись, направила все свое честолюбие на то, чтобы обратить княжество в чисто немецкую провинцию. Вся страна наполнилась чужеземными поселенцами. Любек, действительным основателем которого был Генрих Лев (1158), становится главной немецкой крепостью в Нордальбингии и важнейшим торговым пунктом на Балтийском море.
На Востоке, от Пиня до Одера, обитали лютичские племена, украны, доленчане, ратары, чрезпиняне и прочие, стоявшие в зависимости от Померании; они должны были признать верховную власть Генриха Льва. Земли по Одеру, из которых позднее образуются Укермарк, Барним и Тельтов, также составляют с этих пор часть Германии. Однако могущество «великого северного герцога» возбуждает беспокойство в императоре и соседних князьях: мы знаем историю его падения. Саксония дробится на феоды и свободные города. Но если распадение Саксонии останавливает в этих местах поступательное движение немцев, то славяне не извлекают из этого обстоятельства никакой пользы. Вопрос только в том, кто овладеет Балтикой: империя или Дания? Раздоры между завоевателями, оспаривающими друг у друга свою добычу, дают лишь возможность северным лютичам продлить на несколько лет свое бесполезное существование. Даже те из них, которые сохраняют свои национальные династии, все-таки вынуждены подчиняться чужеземным влияниям, и померанские князья, получившие от Фридриха Барбароссы титул герцогов и имперских князей (1181), оправдывают эту милость своей преданностью Германии. Вначале казалось, что политическое наследие Саксонии должно достаться датчанам. С 1168 г. владея Рюгеном, они подчиняют своей верховной власти Померанию, водворяют свое влияние на всем протяжении от Эльбы до Одера, и их короли принимают титул королей славян и вандалов (вендов). Но их господство непродолжительно; после взятия в плен короля Вальдемара II из славянских владений Дании за ней остаются лишь Рюген с соседним побережьем, да и те она теряет спустя столетие (1325). Кратковременные победы датчан лишь на короткое время задержали успехи германской расы в славянских землях.
Аскании. В бассейне средней Эльбы Аскании, почти независимые от империи, единодушные несмотря на разделы, поддерживаемые воинственным дворянством, которому близость врага указывает на необходимость дисциплины, настойчиво и успешно продолжают политику Альбрехта Медведя. Они основывают в этих областях, славянское население которых быстро исчезает, своеобразное государство, которое отличается от остальной Германии и характером своих жителей, и своими учреждениями, ко торое в медленных и упорных войнах подготовляет свое будущее величие, и в то же время оправдывает его важными услугами, оказываемыми им германскому отечеству.
В 1232 г. Аскании окончательно овладевают Барнимом и Тельтовом; здесь, на берегу Шпреи, из соединения двух бедных вендских деревень возникает в XIV в. будущая столица Пруссии. Около 1250 г. маркграфы переходят через Одер и в области Кюстрина, Ландсберга и Сольдина, на нижнем течении Варты, организуют Новую марку. Они заставляют поморян уступить им Укермарк и область Старгарда, подчиняют их своей верховной власти и стремятся распространить свое господство на Восточную Померанию, или Померелию. Около конца XIII в. германское владычество утвердилось в этом крае настолько прочно, что его не могли поколебать даже прекращение династии Асканиев (1319) и долгое междуцарствие, продолжавшееся до тех пор, пока наследники Альбрехта Медведя нашли в Гогенцоллернах достойных себя преемников.
Немецкая колонизация. Дело в том, что Аскании не удовольствовались установлением своей политической власти над лютичами: они совершенно преобразовали страну. Немецкие колонисты спешат захватить новые места, не ожидая даже, пока край окончательно покорится. Везде, где они могут найти надежную защиту, они появляются целыми массами. Большинство идут из Саксонии, многие также из Нидерландов: бесплодное плоскогорье, орошаемое Эльбой, от устьев Эльстера до окрестностей Магдебурга, получает в то время название Флеминг. По томки древних славянских династий не менее усердно, чем Аскании, содействуют развитию германской колонизации и насаждению немецких нравов. Часто изгоняют славян, чтобы очистить место для новых поселенцев; в других местах, попав в подчиненное положение, теснимые и презираемые, славяне мало-помалу замыкаются в своих жалких селениях, расположенных большей частью по берегам рек. Они быстро забывают свой язык и поглощаются потоком завоевателей. В конце XIV в. онемечение страны почти закончено, и летописи Рюгена отмечают смерть двух последних славян острова. Здесь преобразование еще радикальнее, чем у сербов Лузации, хотя последние раньше утратили свою национальность. Исчезли даже воспоминания; местные суеверия, которые долго считались славянскими, в действительности чисто немецкого происхождения. Небольшие остатки древлян и люнов (глинян) сохраняются в Люнебурге до XVIII в.; их потомки долго еще называли себя вендами. На востоке, в Померании, горстка сло венцев представляет последний жалкий остаток тех могущественных полабских племен, на развалинах которых воздвиглось всевластие Пруссии.
Чехи
Сеньорат. — Суверенная власть императора. — Преобразование чешского общества. — Отокары. — Королевство Богемия. — Расцвет чешского могущества. — Немецкая иммиграция. — Разложение древнего строя: феодализм. — Литература. — Отокар II и Рудольф Габсбургский. — Битва при Дюрренкруте; падение Богемии (1278).
Чехи и поляки, более счастливые и более благоразумные, чем полабы, приняли христианство; это предохранило их от истребительных войн, в которых погибли приэльбские славяне. Однако покорение полабов открыло их границы, а господствовавшие между ними несогласия, благоприятствуя иноземным влияниям, повлекли за собой для них чувствительные потери и подвергли тяжкой опасности их национальную независимость.
Сеньорат. Бржетислав I (ум. в 1055 г.) потерпел неудачу в своей попытке основать великую западно-славянскую монархию. Он не удержал Польши, не сверг окончательно немецкого ига и, если присоединил к Богемии Моравию, которая, будучи населена народом, родственным чешскому, с тех пор неизменно составляла часть королевства св. Венцеслава, то не мог помешать Стефану Венгерскому установить свое владычество над карпатскими словаками.
Между его преемниками было много храбрых солдат и несколько счастливых полководцев; таков, например, Со беслав, который в 1126 г. наголову разбил при Хлуме им перское войско и принудил императора Лотаря отказаться от его честолюбивых планов. В ту эпоху в Богемии было даже немало способных государей и искусных политиков. Со времени Братислава II (1061–1092) документы более не упоминают о ежегодной дани, которую чехи до тех пор платили империи. Владислав II (1140–1173) принимает славное участие в итальянских походах Фридриха Барбароссы и получает от императора наследственный титул короля.
Этот успех был бесплоден, потому что в продолжение того периода глубокие перемены в политическом строе Чехии подвергают опасности ее благосостояние и независимость.
В Богемии, как почти во всех славянских странах, коро левская власть долго считалась одним из видов частной собственности, и передача ее регулировалась теми же законами, как передача всякой иной собственности. В силу этого взгляда все сыновья короля имеют одинаковые права на наследство и должны делить его между собой, но они не владеют исключительным правом на наследство. Дело в том, что собственность еще не получила у славян индивидуального характера: она семейная, и семья понимается в самом широком смысле. Естественный представитель семьи, управляющий ее общей вотчиной, — необязательно старший сын последнего государя, а его старейший агнат. На практи ке эта система оказывалась чрезвычайно сложной; она как бы с умыслом была рассчитана на то, чтобы вызывать соперничества и не допускать установления закостенелой власти; действительно, славяне прочно организовались лишь тогда, когда отрешились от этой традиции, несовместимой с условиями существования устойчивого правительства.
Бржетислав I перед смертью сделал попытку предупредить соискательства, установив принципы престолонаследия. Следуя примеру соседних государств, он учредил сеньорат и постановил, чтобы верховная власть переходила всегда к старейшему представителю фамилии Пржемысловичей (1055). Впрочем, он нисколько не думал умалить этим права нации; королевская власть и после него оставалась наследственно избирательной, какой она была до него.
Однако недостаточно было определить систему старшинства, чтобы устранить ее опасности; почти каждая смена правителя вызывала чрезвычайно опасные осложнения. По мере того, как королевская фамилия суживалась, — особенно с начала XII в. — государи, из политических ли видов, или из честолюбия, стремились заменить сеньорат наследственностью; но их усилия разбивались о притязания их родственников, глухое сопротивление народа и эгоизм знати, которая, пользуясь раздорами в среде королевского дома, присваивала себе нечто вроде избирательного права и расширяла свои привилегии. В конце концов междоусобия сделались хроническими; каждый раз, когда освобождался престол, несколько кандидатов принимались оружием оспаривать друг у друга власть и безрассудными уступками в пользу аристократии лишать королевскую знать ее необходимейших прерогатив, а вскоре, не довольствуясь этим, начали призывать на помощь чу жеземцев.
Суверенная власть императора. Поощряемые этим добровольным отречением чешской нации от своих прав, немецкие императоры начали более деятельно вмешиваться в споры, заявлять притязания на право распоряжаться короной, стали стремиться к тому, чтобы обратить королевство, бывшее первоначально только их данником, в своего вассала, и затем подчинить его тем же ленным обязательствам, которые несли большие немецкие феоды. Это никогда не удалось им вполне, но около конца XII в. они почти достигли своей цели. В 1182 г. Фридрих I Барбаросса отделил Моравию от Богемии и объявил, что она зависит непосредственно от империи; в 1187 г. пражский епископ был признан имперским князем и освобожден от верховен ства герцога. Таким образом, Богемия, потеряв свой главный феод, была уже и сама до известной степени раздроблена, и новый вассал империи, епископ Пражский, вынужденный для охраны своих прерогатив опираться на иноземную власть, сделался грозным ферментом разложения Чехии.
Можно было опасаться, что этот пример вызовет подражания. Действительно, глубокие перемены, мало-помалу подорвавшие древний строй Чешского королевства, благо приятствуя успехам олигархии, ослабили единство страны и пробудили надежды, которыми, казалось, без труда могла воспользоваться империя.
Преобразование чешского общества. Соперничество из-за короны Пржемысловичей становилось все более страстным, по мере того, как сам предмет спора все менее мог искушать честолюбие соискателей. Власть короля в XII в. была очень обширна; потом она все более суживается. Пользуясь слабостью надзора, королевские чинов ники злоупотребляют своими правами, налагают на население более обременительные барщины и налоги, торгуют правосудием. Многие мелкие свободные собственники ищут покровительства против их произвола, отказываются от своей независимости, чтобы избавиться от притеснений, которым они подвергались, будучи предоставлены самим себе. Они группируются либо вокруг самих же чиновников, которые в награду за их подчинение снимают с них часть общих тягостей, либо вокруг дворян, которые благодаря гражданским войнам усилили свое влияние и захватили или получили в дар обширные поместья. На месте патриархального общества предшествующей эпохи, когда дворянство не составляло замкнутой касты, обособленной от народа, и когда никто не пользовался властью иначе, как по полномочию короля, образуется аристократическое общество, где дворяне в качестве крупных собственников становятся между подданными и государем, производят суд на своих землях, содержат войска и ведут их в битвы под своим знаменем. Они приобретают теперь преобладающее вли яние на государственные дела: если на сейм по-прежнему являются все свободные собственники, то в действительности решения зависят лишь от горстки баронов, и без их согласия король не может ни созвать армии, ни взимать налога, ни изменить закона. Правда, олигархия еще далеко не одержала полной победы; несмотря на свою неразумную щедрость, государи все еще владеют неизмеримыми землями, и их доходы, которыми они пользуются бесконтрольно, позволяют им легко обходиться без субсидий сейма. Тем не менее, они имеют теперь дело с опасными противниками, они потеряли то выгодное положение защитников народа и представителей государства, которое занимали раньше.
В то же время и церковь — по мере того, как она одерживала верх над сопротивлением язычников и получала более строгую организацию — также приобретала богатства и привилегии. Епископы, капитулы и монастыри очень скоро освободили своих подданных от общественных повинностей и власти королевских чиновников. С того времени масса населения, изъятая из-под власти короны, находится в зависимом положении, которое кое-где стремится приблизиться к крепостному праву.
Этим захватам аристократии в значительной степени способствовал примитивный характер собственности, которая у славян была исключительно семейной, так что отдельные лица могли быть только пользователями. Сеньор без большого труда занял место управителя и превратил прежних владельцев в полукрепостных. Кроме того, торжеству феодальных идей благоприятствовали сношения с Германией, становившиеся все более тесными, и обильный приток иноземных поселенцев. К несчастью, эту немецкую иммиграцию, более опасную, чем политические притязания императоров, систематически поощряли те самые государи, которые в XIII в; подняли Богемию из упадка и довели ее до небывалой степени могущества.
Отокары. Три государя, Пржемысл Отокар I (1192–1230), Вацлав III (1230–1253) и Пржемысл Отокар II (1253 1278), свергли иго, под которое Гогенштауфенам удалось подвести Богемию, и на короткое время доставили ей нечто вроде гегемонии над Центральной Европой. Как часто бывало в средние века, это здание могущества и славы, будучи слишком быстро воздвигнуто, покоилось на крайне хрупком фундаменте; народности, соединенные на миг случайностями войны или политики, вскоре вернули себе независимость, и единственным прочным результатом минутного объединения под властью Пржемысловичей большинства провинций, из которых составилась позднее Австрийская империя, было вод ворение новой немецкой династии в бассейне среднего Дуная; Габсбурги, вместе с некоторыми владениями Отокара II, унаследовали и его притязания, и спустя два века они достигнут цели, которую он наметил.
Главная ошибка последних туземных королей Богемии и основная причина их неудачи заключалась в том, что они преследовали династическую, а не национальную политику. Пржемысл Отокар I, венчая на царство сына своего Вацлава, впервые пренебрег обычаем, по которому молодому государю показывали лапти и армяк Пржемысла, основателя династии; это было замечено и возбудило неудовольствие в народе, который стал обвинять своих государей в том, что они отрекаются от своего прошлого и своего племени. Чешские короли, матери которых были обычно немками, сами были в ту эпоху более чем наполовину немцами. Ослепленные блеском немецкой культуры, они призывают к себе иностранных поселенцев и, предоставляя им часть территории, подготавливают для Чехии тяжкие испытания. И несмотря на все это, народ сохранил благодарное воспоминание об этих государях, которые за недостатком политической прозорливости обладали, по крайней мере, высоким представлением о своей власти.
Королевство Богемия. Несмотря на усилия Фрид риха i и Генриха VI, им отнюдь не удалось обратить герцогов Богемии в простых вассалов: герцоги сохранили все свои суверенные права, и император не мог вмешиваться во внутреннюю администрацию их владений. Смерть Генриха VI, являющаяся чрезвычайно важным моментом в истории Германии и даже Европы, дала возможность Владиславу III и Пржемыслу Отокару I (1192–1230) восстановить национальное единство. Пражский и оломоуцкий епископы получают инвеституру от местного государя и перестают быть прямыми вассалами империи; Моравия снова становится леном Богемии. Во время смут, волновавших Германию после смерти Генриха VI, Пржемысл Отокар I, бывший то врагом, то союзником папы, получил сначала от Филиппа Швабского, затем от Оттона Брауншвейгского королевскую корону, которая с тех пор уже навсегда осталась за Богемией (1203). Иннокентий III и позднее Фридрих II утвердили этот титул и признали полную независимость Чешскогоко ролевства. Богемский король, носивший звание великого мундшенка империи, был обязан только доставлять императору 300 вооруженных человек или уплачивать 300 марок серебра, когда он ехал короноваться в Рим; на сейм он должен был являться только тогда, когда сейм созывался в Нюренберге или Бамберге (1212). Фридрих обязался не вмешиваться в избрание богемских королей; но еще более, чем договорами, возможность захватов со стороны импера торской власти была предотвращена на будущее время установлением принципа первородства, который мало-помалу был усвоен обществом и, хотя никогда не был узаконен официально, приобрел силу закона и заменил сеньорат.
Расцвет чешского могущества. Преемник Пржемысла Отокара I, храбрый и отважный, но непредусмотрительный и легкомысленный Вацлав III (1230–1253) наметил путь для своего сына, стараясь подготовить соединение Австрии с Богемией. Смерть Фридриха II в 1250 г. и «великое междуцарствие» дали волю партикулярным стремлениям. Никто не воспользовался этими обстоятельствами так ловко и смело, как Пржемысл Отокар II (1253–1278). Сокрушив империю, папство оказало большую услугу всем народам, которым перевес Германии грозил опасностью. Отокар II щедро платил ему долг благодарности, предупреждал папу о замыслах Гибеллинов, предложил свою помощь Карлу Анжуйскому против Конрадина, искусно балансировал между Ричардом Корнуэльским и Альфонсом Кастильским, одновременному избранию которых он содействовал и которые довольно вяло оспаривали друг у друга власть. Его меч был всегда к услугам церкви; дважды, в 1254 и в 1267 гг., он предпринимал поход против язычников-пруссов, и тевтонские рыцари в, его честь назвали город, основанный ими в то время у устьев Прегеля, Кенигсбергом (1255). В награду за его услуги папы благословляли его оружие, освящали его завоевания; благодаря их поддержке он в одно время господствовал над всем бассейном среднего Дуная.
После прекращения династии Бабенбергов знать Восточной марки призвала на престол Отокара II (1251), тогда как Штирия досталась Беле Венгерскому. Штирийцы, недовольные владычеством мадьяр, возмутились, и между Отокаром и Белой вспыхнула война. Отокар, очень ловкий дипломат, был довольно плохим полководцем. Но Венгрия была ос лаблена продолжительными внутренними распрями; несметная конница куман, благодаря поразительной быстроте своих движений, не раз одерживала победы; но она не могла устоять против натиска тяжелой чешской кавалерии, зако ванной в железо и вооруженной на немецкий манер. При Крессенбрунне, недалево от впадения Моравы в Дунай, венгры были разбиты (1260). Бела отказался от Штирии. Не более успеха имел он и несколько лет спустя, когда вздумал оспаривать у богемского короля Каринтию и Крайну.
В 1273 г. могущество Отокара достигло кульминации: его непосредственные владения простирались от Рудных гор до Адриатического моря; вся Восточная Германия находи лась под его покровительством; благодаря своему тесному союзу с папством он пользовался как бы протекторской властью над пассауским и зальцбургским архиепископствами и над аквилейским патриархатом. Уполномоченный Ричар дом Корнуэльским защищать имперские домены, он подготовил присоединение Эгера (Эгры), которое было ему необходимо для прикрытия западной границы Богемии. Находясь в близком родстве с некоторыми из наиболее мо гущественных государей того времени, он рассчитывал по садить на венгерский престол своего ставленника. Татары называли его «железным королем», немцы — «золотым».
Немецкая иммиграция. Благочестивый без слабости, щедрый и склонный к пышности, но не расточительный, мягкий в своих отношениях к народу и ревниво оберегавший свою власть, Отокар стремился повысить культурный уровень своего государства и вернуть короне то могущество, которое она утратила во время предшествовавших смут. В борьбе со знатью и в своих трудах на пользу эконо мического развития Богемии он опирался на немцев.
Со времени венгерского нашествия, которое отрезало за падных славян от их южных собратьев, Богемия без сопротивления подчинилась германскому влиянию, хотя и продолжала отстаивать против императоров свою политическую независимость. Каково бы ни было участие Кирилла и Мефодия в обращении чехов, последние вскоре примкнули к Римской церкви. В течение долгого времени епископами были у них немцы, и из немцев же состояло их белое и черное духовенство.
Политические сношения, крестовые походы, все более частые браки чешских государей с немецкими принцессами облегчали водворение чужеземных нравов в Богемии. В ту эпоху, когда национальное чувство было еще смутно и неустойчиво, более высокая культура производила неодолимое обаяние. Знать, как и короли, переняла немецкий язык, вкусы, одежду и даже имена. Особенно быстро усиливался иностранный акцент с начала ХIII в., благодаря систематической поддержке, которую оказывали ему последние короли из дома Пржемысла. Пражский двор получил совершенно немецкий характер, знаменитейшие миннезингеры добивались милостей у Вацлава III и Отокара II и посвящали им свои произведения.
В Чехии издавна жили иностранные купцы. В конце XI в. Козьма говорит об «очень богатых купцах из разных стран», которые жили вокруг пражского замка и в Вышеграде наряду с «евреями, сундуки которых были полны золота и серебра, и богатыми менялами». Близ древних замков возникают новые торговые и промышленные центры, приобретающие вскоре различные привилегии и окружающие себя стенами для защиты против притеснений чиновничества. Обеспокоенные усилением дворянства и стремясь увеличить свои доходы, короли призывают новых поселенцев и дают им обширные льготы; в этом отношении больше всего сделали Вацлав III, настоящий основатель старого города в Праге (после 1235 г.), и Отокар II. Рост народного богатства и увеличение безопасности, содействуя развитию обмена, привлекают множество купцов; старые бурги получают новый характер, их сила и влияние возрастают. К старым королевским городам Оломоуцу, Брюнну, Цнайму, Кладрау и Ке нигтрецу, существовавшим уже при Отокаре I, присоединяются при Вацлаве Коммотау, Лейтмериц и Заац, быть может и Пльзень, Мельник, Курим и Глац, затем, при Ото каре II, Хрудим, Часлау, Будвейс, Колин и др. «Слава госу даря, — говорит моравский маркграф Владислав Генрих, — сияет более ярким блеском, если он окружен множеством цветущих больших городов».
При Отокаре II в Богемии было более двадцати королевских городов. Они зависели непосредственно от короля и его чиновников, пользовались широкой автономией, имели свой суд и свои обычаи, заимствованные в большинстве случаев из магдебургского права. Решения сеймов не были для них обя зательны, и городские дела рассматривались на местных со браниях, в которых участвовали только городские делегаты.
В то же время франконцы, баварцы и саксы, достигнув географической границы страны, начали занимать внутренний склон гор и проникать в долину верхней Эльбы и бассейн Эгера. Пржемысловичи встречали иноземцев с распростертыми объятиями и предоставляли к их услугам всю власть, которой располагали. Сознав важность рудников, они стали призывать для их разработки иностранцев: Рудные горы были заняты немцами, а города Иглау, Немецкий Брод и Куттенберг совершенно онемечились. До сих пор грани ца была закрыта непроходимыми лесами, которые не раз останавливали иноземные нашествия и которые было запрещено вырубать: эти земли, из которых иные считаются лучшими в Богемии, были отданы иностранцам; чтобы привлечь поселенцев, их освобождают от самых обременительных барщин и повинностей, им дают известную автономию, их признают эмфитевтами-собственниками обрабатываемых ими земель. С побережий Северного моря, которые едва могли прокормить свое население и часто опустошались страшными наводнениями, из глубины Германии, где свирепствовала гражданская война, стекались сюда крестьяне, привлекаемые большей обеспеченностью владения, большей безопасностью жизни, девственностью и плодородием почвы. Округа Траутнау, Глаца, Эллбогена были заселены немцами; на юге они заняли окрестности Круммау, на востоке — линию холмов, отделявших Моравию от Богемии.
Немецкие писатели наперебой восхваляют благодетельные последствия, которые повлекла за собой для славян эта иммиграция, и несомненно, что немцы приносили с собой капиталы и усовершенствованные технические приемы; благодаря им богатство возрастает, промышленность и торговля оживляются. Но эти выгоды были куплены дорогой ценой. Пришельцы не смешивались с остальным населением, оставались как бы чужеземным лагерем в неприятельской стране, составляли государство в государстве. Тогда как в западных странах буржуазия, тесно связанная с жизнью все го общества, была одним из важных факторов политического и духовного прогресса, в славянских странах она была преимущественно причиной раздоров и ослабления. Культурные успехи плодотворны лишь тогда, когда они являются естественным последствием нормального развития народа; если они скороспелы и искусственны, то они ведут к разрушению национального единства. Между высшими классами, воспитанными в иностранной школе, и народом, который остался верен своим традициям, образовалась пропасть. Таким образом, политическое единство подверглось серьезной опасности, в то самое время, когда границы были открыты для нашествия и когда духовная крепость нации ослабела, вверху — вследствие деморализации, легкомыслия и раболепного подражания германским нравам, внизу — вследствие недоверчивости и зависти. В течение XIII в., представляющего собой несомненно одну из самых плачевных эпох в истории славян, мнимые успехи, достигаемые ими, обращаются им во вред, и величайшими их государями являются те, которые наносят им наиболее тяжелые удары.
Разложение древнего строя: феодализм. Древний строй давно грозил рухнуть; массовая иммиграция немцев ускорила его разложение, и при Отокаре II его существование действительно прекращается. Вначале верховная власть государя, представителя нации, простиралась на однородное общество, все члены которого были подчинены одним и тем же обязанностям и пользовались одними и теми же правами; теперь благодаря иммунитетам и захватам об разовались различные классы, которые, будучи изъяты из под власти государственных чиновников и общих судов, ус кользают из-под влияния сеймов. Патриархальный строй заменяется феодализмом, первоначальное равенство — сложной иерархией. Вместе с немецким языком и именами, чешские феодалы усваивают притязания немецкого дворянства и его дух непокорности. Они имеют свои гербы, свои укрепленные замки, своих вассалов; вскоре они будут иметь и своих рабов. Рабство уже начинает вводиться в Моравии. Власть древних жупанов ограничивается уже только округом их крепостей, и само название «жупа», напоминающее древнее деление страны, мало-помалу выходит из употребления. Народ не имеет уже никакого влияния на сеймы; класс мелких свободных собственников быстро исчезает; крестьяне, чтобы избавиться от барщин, тем более обременительных, что значительная часть населения уже свободна от них, добиваются немецкого права и, если им удается таким образом, при условии уплаты определенной повинности, при обрести наследственное пользование своими земельными участками, — добровольно теряют часть своих гражданских и политических прав и становятся людьми своего сеньора.
Успехи дворянства подрывали королевский авторитет, и Отокар был слишком проницательным политиком, чтобы не заметить этого. Он старался обуздывать узурпации дворянства, вернул короне часть отнятых у нее земель и пытался противопоставить знати богатую и могущественную буржуазию. К несчастью, он не заметил основных причин зла, и его плохо рассчитанные мероприятия лишь ускорили раз витие влияния дворянства. Невозможно было добиться уважения к древним учреждениям со стороны дворянства, ког да сам король разрушал их теми неразумными милостями, которыми он осыпал иностранцев. Впадая в резкое противоречие с самим собой, он старался сохранить неприкосновенным патриархальный характер королевской власти и в то же время поощрял образование общества, основанного на совершенно иных принципах; эта политика раздражала знать и подготавливала опасные отложения. Могущество государства прочно лишь тогда, когда оно опирается на прочные внутренние учреждения; последние Пржемысловичи, как и многие другие славянские государи той эпохи, при несли действительность в жертву призраку; построенное ими здание покоилось лишь на их личной энергии и рухнуло при первом толчке.
Литература. Не менее вредно отразилось иностранное влияние на духовном развитии страны. Правда рост богатства и роскоши и установление беспрерывных сношений с империей, смягчая нравы и развивая умы, пробуждают новые потребности и распространяют любовь к науке; но литература отдаляется от национальных источников, обращается в средство развлечения вельмож и не имеет сколько-нибудь глубокого влияния на народ.
Вначале литература была чисто церковной и пользовалась исключительно латинским языком; лишь немногие гимны на чешском языке напоминают о той эпохе, когда чешские христиане принадлежали к греческой церкви. По-латыни написаны и первые хроники; первая из них по времени, хроника пражского каноника Козьмы (ум. в 1125 г.), долгое время остается наиболее интересной. Вероятно, что наряду с этой ученой литературой сохранялась и народная поэзия — песни или былины; обломками ее долго считались знаменитые от рывки, известные под названием Зеленогорской и Краледворской рукописей; но против их подлинности существуют на столько серьезные доводы, что историческая критика должна воздержаться от определенного суждения насчет их древнос ти и действительного значения. Во всяком случае несомнен но, что в конце XIII в. чешский язык был уже настолько развит, что можно было попытаться перевести по-чешски наи более известные рыцарские поэмы: чешская «Александреида» и различные эпопеи Артурова цикла, возникшие в конце ХIII или в начале XIV в., по стилю и поэтической изобретательности стоят немногим ниже большинства немецких переделок. Эти переводы, относящиеся ко времени последних Пржемысловичей, обозначают собой тот момент, когда иностранные вкусы окончательно восторжествовали над славянскими воспоминаниями; круг их идей — вполне рыцарский, феодальный. И в то же время они знаменуют собой как бы первое пробуждение национального самосознания; это обращение к чешскому языку представляет своего рода отпор иностранному влиянию и соответствует неожиданной перемене, происшедшей в поведении дворянства. Обеспокоенные усилением буржуазии, бароны из сословных побуждений отдаляются от Германии. Самое знаменитое литературное произведение последующего периода «Летопись Далимила» носит настолько же национальный, насколько феодальный характер и, являясь продуктом славянской реакции, в свою очередь усиливает ее интенсивность.
Отокар II и Рудольф Габсбургский. Внутренняя политика Отокара не положила конца проискам немцев. Он считался с римскими королями лишь настолько, насколько они могли служить его честолюбию, и употреблял все усилия, чтобы продлить междуцарствие, благодаря которому он присоединил к своим наследственным владениям большую часть бассейна Дуная. Между тем Германия не могла совершенно отказаться от Восточной марки, которая открывала ей такие широкие перспективы; она смутно чувствовала, что личные гарантии, которые представляли для нее чувства, одушевлявшие Пржемысловичей, в будущем окажутся крайне ненадежными. Достаточно было какой-нибудь случайности, которую нетрудно было предвидеть, — простой перемены династии или поворота в настроении чешского государя, — чтобы Австрия, находившаяся под властью славянских князей, была потеряна для германской расы и что бы южный форпост империи обратился против нее самой. Благодаря этому войны, наполняющие собой царствование Отокара, и особенно те из них, которые повлекли за собой его падение, получают совершенно иной характер, чем обычные пограничные столкновения или разбойничьи набеги. В бассейне среднего Дуная образовалось уже три государства; вопрос шел о том, какая из трех соперничавших рас — славянская, немецкая или мадьярская — подчинит остальные две своей гегемонии. Эта борьба продолжается два века с переменным счастьем; но с первого же дня было ясно, кому достанется победа, и героическое сопротивление чехов лишь замедлит, но не предотвратит их поражения.
Германия в XIII в. была слаба вследствие своего дурного политического устройства, но она не была ни безоружна, ни безучастна. Победы Отокара пробудили национальное чувство немцев; на этот раз народ заставил князей забыть их споры и избрать настоящего императора, и он же помог за тем императору осуществить его требования. По странной иронии судьбы Отокар был побежден теми самыми немцами, которые постоянно находили в нем своего защитника.
Рудольф Габсбургский, избранный римским королем в 1273 г., тотчас начал борьбу. Отокар, оставленный в решительную минуту большинством его дворянства, должен был подписать гибельный договор, по которому он сохранил лишь Богемию и Моравию, признанную леном римского короля. Он рассчитывал на реванш, а Рудольф хотел довести свой успех до конца. Вскоре обстоятельства приняли благоприятный оборот для Отокара: немецкие князья были обеспокоены замыслами Рудольфа; Штирия и Австрия с сожалением вспоминали о своем прежнем господине. Не которых польских князей тревожило падение Богемии, ко торая, как писал им Отокар, «составляла ограду против не насытной алчности Германии». К несчастью, Отокар, вместо того, чтобы энергично действовать против своего врага, позволил ему дождаться прихода венгров, которых вел ему на помощь король Владислав. Как почти во все решитель ные моменты своей истории, Германия была обязана своей победой союзу с мадьярами, которые помогали ей более из ненависти к славянам, чем из страха за будущее.
Битва при Дюрренкруте; падение Богемии (1278). Сражение произошло на берегах Моравы 26 августа 1278 г. Тяжелая чешская конница уже прорвала центр армии Рудольфа; атака резерва решила бы победу: Милота Дедицкий, командовавший резервом, повернул и обратился в бегство. В отчаянии Отокар ринулся на ряды немцев и во время сечи, где он сражался «с мужеством гиганта и как неукротимый лев», был предательски убит австрийским рыцарем Бертольдом из Эмерберга.
Теперь Рудольф Габсбургский мог беспрепятственно осуществить свои планы. Чешское королевство было раздроблено; Альбрехт Австрийский, сын Рудольфа, получил Ав стрию, Штирию и Крайну (1283). Каринтия досталась графу Тирольскому Мейнгарту. Что касается Богемии, то она после нескольких лет регентства, омраченных внутренними раздорами, при Вацлаве IV на короткое время снова достигла могущества; но вскоре династия Пржемысловичей прекратилась (1306), и тогда начался долгий период граж данских войн и революций.
Начиная с XIV в. в Чехии почти беспрерывно царствовали иностранные династии; тем не менее народ сохранял какую-то инстинктивную привязанность к тем государям, под руководством которых сложилась чешская национальность. Эта терпимость, быть может, более разумна, чем строгость некоторых новейших писателей. Были сделаны крупные ошибки: границы были отданы врагу, города заняты чужеземной буржуазией, и королевство, подточенное в корне, не могло более служить для западных славян тем оплотом, о котором говорил Отокар. Но оно, по крайней мере, сохранило свою политическую независимость; верховенство империи, сведенное на степень неопределенного суверенитета, более не представляло серьезной опасности. Притом, близорукость Пржемысловичей можно оправдать естественным обаянием передовой немецкой культуры и безучастностью патриотизма, который, как и везде, пробуждался лишь ввиду опасности и при встрече с врагом.
Потомство, не забывая пагубных последствий неразумной политики Отокара, видит в нем скорее жертву, чем виновного, и вспоминает о его несчастьях и героизме, которыми он искупил свои ошибки.
Поляки и литовцы
Польша с XI по XIII в. — Болеслав Смелый (1058–1079). — Болеслав Кривоустый (1102–1138). — Завоевание Померании; Оттон Бамбергский. — Польша в XII в. — Упадок королевской власти; дробление Польши. — Нашествие татаро-монголов. — Немецкая иммиграция; феодализм. — Основание Тевтонского ордена. — Меченосцы. — Успехи ордена. — Пробуждение национального чувства поляков. — Литовцы.