Н. И. Круглов О боевых действиях 92-й сд в составе 2-й ударной армии
Н. И. Круглов
О боевых действиях 92-й сд в составе 2-й ударной армии
В 96-й отдельный саперный батальон я прибыл с курсов младших лейтенантов в конце августа 1938 г.
В это время закончился вооруженный конфликт в районе о. Хасан. Соединения, участвовавшие в конфликте, приводились в порядок, прибыло значительное пополнение. Дивизия располагалась в местечке Барабаш Приморского края.
После окончания войны с Финляндией нарком Тимошенко ввел 12-часовые занятия с выходом в поле, с ночевкой в шалашах либо в палатках. Все обучение проводилось с приближением к боевой обстановке. В Отечественную войну дивизии с востока дрались с немцами смело и упорно.
На фронт 92-я сд была отправлена в октябре 41-го и вошла в состав 4-й армии. Боевое крещение части 92-й сд получили в боях за села Петровское, Верхнее и Нижнее Заозерье, Будогощь и левый берег Волхова под Чудовом. Личный состав дивизии проявил стойкость, мужество и героизм, за что многие воины были удостоены правительственных наград.
Большими недостатками в дивизии были:
1) отсутствие надежных средств связи — наличие радиостанции не обеспечивало постоянной связи. Проводная связь часто выходила из строя. Широко применялись допотопные средства связи — посыльные;
2) необеспеченность боеприпасами, особенно артиллерийскими снарядами и минами. Дивизия имела на вооружении 120-миллиметровые минометы. Это грозное оружие мало использовалось из-за отсутствия боеприпасов. Надо бить немцев, а стрелять нечем.
В конце января 1942 г. 92-я сд была введена в прорыв в районе Мясного Бора и поступила в оперативное подчинение командования 2-й УА. В предыдущих боях части дивизии понесли значительные потери в личном составе, вооружении и технике. Укомплектованность частей дивизии составляла не более 40 %. Но это были закаленные и проверенные в боях солдаты, получившие хороший боевой опыт. Офицерский состав также имел опыт руководства войсками и организации взаимодействия. Личный состав отличался высокими морально-боевыми качествами, стойко переносил тяготы фронтовой жизни.
Местность, на которой пришлось воевать, была крайне неблагоприятна, особенно для наступательных действий — лесисто-болотистая, с глубоким снежным покровом и отсутствием дорог. Даже в январские дни при сильных морозах, доходивших до 40 и более градусов, не везде можно было проехать на машине, провезти артиллерию, которая в основном была на конной тяге. Местность не позволяла отрывать окопы, строить укрытия для личного состава и техники, оборудовать позиции для огневых средств. Всё заполняла вода. Когда вошли в прорыв, снабжение продовольствием, боеприпасами значительно ухудшилось. Построенные через горловину прорыва узкоколейка и жердевой настил не могли обеспечить потребность войск в продовольствии и боеприпасах, в эвакуации раненых.
Немецкое командование проводило бои с севера и юга, чтобы перекрыть горловину. Обе дороги обстреливались артиллерией противника, постоянно бомбились авиацией. Особенно тяжелым было положение с кормом для лошадей с первых дней боев. На месте запасов сена не оказалось, все, что было, израсходовал 13-й кк, проводивший операцию по углублению прорыва.
Чтобы спасти лошадей от гибели, мы добывали мох, сухую траву из-под снега, заготовляли березовые почки и мелкие ветки, измельчали их, ошпаривали кипятком и давали лошадям. Такой корм лошади употребляли плохо, а некоторые не ели совсем. На девятые сутки лошади ничего не ели, только пили воду. Лошадь может выдержать голод 17 суток, из которых 10 держится на ногах. На 18-е сутки — погибает. Кроме крайне трудного положения с кормами, лошадей приходилось усиленно охранять. Их воровали для питания.
В марте немцы перехватили горловину. Снабжение прекратилось совсем. Наше командование пыталось подвозить авиацией сухари, снаряды и патроны. Наши любимые «кормильцы» ПО-2 несли большие потери. Их встречали немецкие «мессеры» и безжалостно расстреливали, не допуская до мест сброса груза. Ночи короткие, светлые. Самолеты не успевали затемно возвращаться на свои аэродромы. Их много гибло. Летчики на ПО-2 летали без парашютов, поэтому гибли вместе с самолетами.
Доставка продуктов и боеприпасов авиацией не могла вывести войска из тяжелого положения. Это была капля в море. К тому же груз сбрасывали, где попало — мешали немецкие истребители.
В мае поступил приказ покинуть обороняемые позиции и отходить к горловине для сосредоточения и выхода из окружения. Остатки войск с широкого плацдарма сошлись на пятачке диаметром менее 16 км.
Немецкая артиллерия и минометы обстреливали нас со всех сторон, душила авиация. Самолеты все время висели в воздухе, бомбили расположение наших войск, забрасывали листовками. Их было так много, что на них уже не обращали внимания.
Укрыться от авиации и обстрелов было негде. Вырыть щель или другое укрытие в болоте невозможно. Все сразу заливалось водой.
Ко мне пришел начальник штаба батальона капитан Сяркин — обаятельный, душевный человек, очень спокойного характера, смелый, решительный командир. Мы с ним побеседовали о сложившейся обстановке. Я предложил ему уничтожить штабную документацию, которой была целая пароконная повозка. Развели костер и все сожгли. Оставили знамя батальона и списки личного состава.
Я внимательно прочитал свое личное дело и положил его в костер. В это время ничего не было жалко. Смерть стояла перед глазами. Единственная мечта — не попасть к фашистам живым. Старший лейтенант Яша Ершов обратился с просьбой помочь ему достать взрывчатки, противотанковое ружье и патронов к нему. Он со взводом занимал оборону на берегу Керести, а на другом берегу появилось пять немецких танков.
Через болотистую речку они не пошли. Недалеко был мост, но танки он не выдерживал, по нему можно было переехать только на повозке. Для борьбы с танками нужно было противотанковое ружье, а для взрыва моста — взрывчатка. К семи утра комдив Ларичев приказал взорвать мост и доложить.
Мы с Ершовым побродили по близлежащим лесам и нашли не одно, а два противотанковых ружья и штук 30 патронов к ним. Нашли станковый пулемет «максим» с тремя лентами патронов. Опробовали их в стрельбе. Яша попросил меня помочь ему доставить это оружие во взвод.
После обеда Яша из ПТРа подбил два немецких танка, а вечером отправился выполнять приказ комдива — взрывать мост. Всю ночь Яша таскал на мост взрывчатку из разряженных мин. На рассвете раздался взрыв. Мост был взорван. Обрадованный Яша побежал к комдиву с докладом о выполнении приказа.
В это время на КП дивизии прорвались немецкие автоматчики и начали обстреливать КП. В этой перестрелке Яша погиб. Не стало нашего любимца. Только ему — Яше — доверял комдив строить и обживать для себя землянки. Каждый раз Ларичев звонил командиру батальона с просьбой прислать к нему Яшу Ершова. Я очень хорошо знал Яшу и потом долгое время переписывался с его родителями.
Яша был курсантом у меня во взводе, командиром отделения. Когда началась война, ему было присвоено звание лейтенанта и он стал комвзвода в моей роте. Яша был специалистом на все руки, смелым, решительным и находчивым. Он выполнял любое задание, каким бы трудным оно ни было. Помню, мы с ним в первые дни боев изучали, как обезвреживать немецкие противотанковые мины. И вот Яши не стало. Погиб дорогой нам человек.
16 июня 1942 г. я был тяжело контужен немецкой бомбой. Трое суток лежал без сознания, ничего не слышал. 20 июня ко мне пришли старший политрук Ткачев, раненный в голову, младший политрук Волошин и солдат Колтович. Ткачев записками стал уговаривать меня пойти с ними в госпиталь и на выход из окружения. Я долго не соглашался, поскольку ничего не слышал и плохо себя чувствовал. Наконец, дал согласие.
Распрощавшись с солдатами и старшиной Астафьевым, мы отправились в госпиталь. В госпитале к нам присоединились еще два ходячих раненых солдата, и все мы отправились к горловине. Две ночи провели в лесу, ожидая разрешения на выход. Это разрешение поступило 22 июня.
Колонна выстроилась большая. Впереди стояли два партизанских отряда. Было сказано идти вдоль узкоколейки. В 11 часов двинулись. У переднего края начался минометно-артиллерийский обстрел. Строй колонны нарушился, пошли кто как мог. Я своих сопровождающих потерял. Некоторое время шел один, придерживаясь узкоколейки, никуда не сворачивая. Я ничего не слышал, только видел полет трассирующих пуль, разрывы мин и снарядов.
Часто отдыхал, потому что плохо себя чувствовал. К пяти часам вечера я вышел на рубеж. Встречающие солдаты усадили меня и других в вагонетки и покатили к питательному пункту.
Здесь я снова встретил Ткачева и солдата Колтовича. Нас накормили, дали покурить, затем повезли по госпиталям. Мы с Ткачевым попали в госпиталь, который размещался в лесу возле станции Гряды.
В госпитале мы пробыли 10 дней, после чего нас направили в тылы нашей дивизии, где собирались все выходящие из окружения солдаты и офицеры. Через несколько дней вышедших из окружения прикомандировали к 46-й сд, вынесшей свое боевое знамя. Офицеров назначили на должности, которые они занимали. Я попросил, чтобы меня откомандировали в распоряжение инженерного управления 2-й УА.
Я явился к начальнику инженерных войск 2-й ударной подполковнику Мельникову. Он спросил, справлюсь ли я с батальоном. Я ответил, что справлюсь.
— Тогда сдавай документы начальнику штаба майору Симашко, ознакомься со штатом батальона, езжай в запасной полк, набирай солдат, а офицеров на укомплектование мы вам пришлем.
Я с большим рвением приступил к исполнению новой должности командира армейского инженерно-саперного батальона номер 1234. На укомплектование и сколачивание батальона времени дали две недели. Из старого состава батальона, вышедшего из окружения, было 37 человек. Из офицерского состава — комиссар батальона Павлов, командир роты, командир взвода, помощник начштаба, парторг, заместитель по тылу, начпрод, ветфельдшер, медицинский фельдшер, остальные — солдаты и сержанты.
Закипела работа по формированию батальона, укомплектованию его всем необходимым согласно штатному расписанию.
Н. И. Круглов,
полковник в отставке,
бывш. командир роты 96-го отдельного саперного батальона 92-й сд