С. А. Сучелов Связисты штаба армии

С. А. Сучелов

Связисты штаба армии

Родился я в Калининской области в 1922 г. До войны: закончил ФЗО, работал плотником на строительстве Парголовского моста. 15 июля 1941 г. был призван в армию.

Наш 285-й батальон связи формировался в Казани. В декабре выехали на фронт. Прибыли на ст. Малая Вишера и поступили в распоряжение штаба 2-й УА, который располагался сначала в Малой Вишере, потом в Папоротно: всегда в глухом лесу, подальше от больших дорог. К штабу шли все линии с передовой и тыла — набиралось до 100 и более линий.

Батальон состоял из таких подразделений: штаб, взводы телефонистов и радистов; зарядная база, обеспечивающая электропитанием аппараты и освещение командования; авторота, телефонно-телеграфный строительный взвод, в котором я и служил.

Мы обеспечивали связь штаба армии. К дивизиям и бригадам отношения не имели. Говорить кому-либо о том, что мы — связисты штаба, категорически запрещалось. Работы хватало: за неисправность связи взыскивалось очень строго. В особенности было тяжело, когда приходилось оборудовать новый узел связи. Дадут три дня, а работы — уйма, вот и лазаешь день и ночь. Передовая отходит вперед надо дополнительную связь оборудовать, и так все время.

Армия вступила в бой в начале 1942 г. В январе-феврале были успехи, но стоили они больших человеческих, жертв. Пополнение нередко приходило без винтовок, с одними противогазами. Бойцы надеялись, что оружие выдадут на фронте, а давать-то было нечего. Возьмут деревню — вновь прибывший берет винтовку убитого и занимает его место.

Мы жили всегда поблизости от штаба: с марта в Огорелях, затем на р. Полисть. Выкапывали блиндаж — один на взвод. Редко когда попадалось сухое место, а то все вода, да и в этом блиндаже некогда было сидеть. Если случится короткий отдых, когда нет обрывов, так это счастье. А обрывы больше всего были по ночам, потому что на передовую и с передовой пробраться удавалось только ночью: днем все душила вражеская авиация.

Раздеваться и разуваться нам не разрешалось, да и сам не разденешься в такой сырости. Станешь переобуваться — сперва ногу вытащишь из валенка, потом уж портянку от валенка примерзшую отрываешь. Мы ведь до июня ходили в валенках, ватных брюках и фуфайках. Снег как начал таять — днем все намокает, а ночью замерзает. Многие обмораживались тогда.

В апреле заболел командарм Н. К. Клыков и был отправлен на лечение. Объявили, что командование 2-й ударной принял генерал Власов. Блиндаж командующего под семью накатами находился недалеко, но заходить туда могли только такие личности, как комдивы, комкоры, комбриги. Нам, маленьким исполнителям, редко удавалось кого-либо увидеть. Однако нового командарма я вскоре увидал.

Власов вышел однажды из своего блиндажа в сопровождении адъютантов и стал останавливать рядовых солдат, приказывая, чтобы мы проходили мимо него строевым шагом и отдавали честь.

Всех подробностей о Власове как командующем, я знать не могу, но осталось впечатление, что именно со вступлением его в должность в армии стала ощущаться какая-то апатия, и с завоеванной территории войска начали отступать. Начались трудности со снабжением. Стали на себе, по колено в грязи, носить продукты через «коридор» у Мясного Бора, но скоро и этот проход был закрыт.

Сперва ночью прилетали самолеты, сбрасывали продукты, но их было недостаточно. А потом немец не стал допускать к нам самолеты, начал их сбивать. И вот тут начался страшный голод. Ели что придется: кожу, копыта убитых еще зимой лошадей, обдирали кору с деревьев, съели всю крапиву и кислицу, появившуюся в лесу.

Числа 10–15 июня к нам в батальон зашел замкомандующего по связи генерал Афанасьев: взял солдата в качестве носильщика для выхода из окружения. Мы окружили генерала и спрашивали: «А как же мы? Что с нами будет в дальнейшем?»

Он ничего конкретного не обещал. Пожал плечами и сказал: «Ждите указаний». Вскоре исчезло куда-то все наше начальство — как штабное, так и батальонное.

После 20 июня положение стало критическим. Народ валился с ног, не говоря уже о раненых, которым не было никакой помощи. Бомбежки длились с раннего утра и дотемна. Я сам еле ходил. Идешь, бывало, по лесу, чуть зацепишься, упадешь — не встать. В голове кружится, ориентир теряешь: откуда шел и куда идти дальше?

24 июня было объявлено о прорыве из окружения. Кто мог передвигаться, все потянулись к Мясному Бору. К вечеру 25 июня собралось много народу, но не у каждого была винтовка. Если винтовка есть — нет патронов. И командования не видно: изредка встретишь лейтенанта. Раздались возгласы: «Пошли в наступление! Все равно погибать! Другого выхода нет…»

Все ринулись к «коридору», но немцы открыли по нас такой ураганный огонь, что он превратился в сплошной рев орудий и человеческий стон. Набито было столько, что вся земля покрылась трупами в два-три ряда. Кто еще мог, те ползли, надеясь в темноте проползти между пулеметами. Но стояли короткие белые ночи, и к утру мы оказались в 15 м от пулеметов: ни вперед, ни назад. Здесь и были подобраны немцами. Десятки тысяч наших бойцов оказались в плену. Разница была только в том, кто в какой лагерь попал и как все это перенес.

Я оказался в Саласпилсе, недалеко от Риги. Лагерь смертный. Кто туда поступал, подлежал уничтожению, редко кто оставался живым. Одежду с нас сняли, выдали полосатую лагерную и деревянные колодки, в которых с трудом можно было передвигаться. Кормили всякими отбросами, чтобы как можно больше вымирало. Смертность была огромная. Разразился тиф. Я заболел, но выжил. После кризиса у нас, молодых, брали кровь. У меня два раза брали, и я еле ходил. Так я дотянул до февраля 1943 г.

Латышским крестьянам раздавали из этого лагеря пленных. Когда люди поправлялись, немцы их забирали. А на их место давали едва живых. 28 февраля 1943 г. меня отдали латышу взамен сданного пленного.

Хозяин оказался очень хороший. Участник империалистической войны, немцев не уважал. Когда он привез меня к себе, я был так обессилен, что ничего не мог делать — даже ведра воды принести. Я прожил у него до декабря, поправился, и меня снова забрали в лагерь.

После этого я попал в Эстонию, в г. Кохтла-Ярве. Когда возникла опасная фронтовая обстановка, немцы эвакуировали нас пешком на о. Эзель. В октябре 1944 г. нас погрузили на большой морской пароход и доставили в Данциг, оттуда — в Германию, в небольшой городок на Эльбе. 12 апреля 1945 г. мы были освобождены американскими войсками. Радости было — нет слов выразить. И плакали мы, и смеялись одновременно. В конце апреля наши войска соединились с американскими. Это было незабываемое зрелище! В День Победы 9 мая я был уже у своих. 8 дней проходил проверку, а 18 мая был зачислен в армию. Прослужил до марта 1947 г. и вернулся домой.

С. А. Сучелов,

бывш. рядовой 285-го обс 2-й ударной армии