Пти-Кламар (эпилог)
Пти-Кламар (эпилог)
Вечер в среду в конце августа 1962 г.: это было время года, когда легко можно было найти парковочное место, такси или пустую телефонную будку. Кафе были заполнены штабелями стульев и забаррикадированы автоматами для игры в пинбол. Уличное движение было таким слабым, что до обелиска в центре площади Согласия можно было добраться пешком. На улице Фобур-Сент-Оноре обычная группа полицейских в белых перчатках стояла вокруг подъезда с колоннами дома номер 55, давая возможность туристам узнать в нем Елисейский дворец – официальную резиденцию президента Французской Республики.
Человек с мотоциклетным шлемом в руке, изучавший витрину магазина русского антиквариата на другой стороне улицы, посмотрел сквозь железные ворота и увидел, как генерал де Голль спускается по ступеням дворца. (Это был сам генерал, а не человек, который иногда изображал его.) Он увидел, как де Голль помогает своей жене сесть в черный «Ситроен-DS», прежде чем сесть рядом с ней на заднее сиденье. Офицер, который сел рядом с водителем, был зятем де Голля Аленом де Буассье. Позади них в другом «ситроене» находились четыре «головореза» или «суперполицейских». Их имена тоже были известны человеку, который наблюдал за всем этим с улицы.
Заседание Совета министров только что закончилось. Оно было посвящено алжирскому вопросу. В июне референдум одобрил Эвианские соглашения, и Алжир стал независимым государством, но некоторые родившиеся в Алжире французы пришли в ярость от предательства де Голлем «черноногих» и поклялись продолжать борьбу. Прошла волна ограблений банков со следами участия в них отряда специального назначения правого крыла – Организации тайной армии (ОАС). В Париже тайным агентом полиции, изображавшим мойщика здания, был арестован высокопоставленный член ОАС Андре Каналь – Монокль; он имел при себе письмо, в котором казначея ОАС просили предоставить сумму в миллион франков; очевидно, планировалась большая операция.
Столкнувшись с этой армией озлобленных патриотов и наемников, правительство пыталось предложить убедительный пакет антитеррористических мер и решить, что делать с тысячами недовольных беженцев, которые хлынули потоком в Марсель. Заседание закончилось только тогда, когда стеклянные глаза и бурчащие животы заседавших сделали дальнейшее обсуждение бессмысленным. Несколько министров сразу же поспешили уехать в отпуск до следующего экстренного случая. Несмотря на поздний час, президента, его жену и зятя должны были отвезти на аэродром в Виллакубле, расположенный в шестнадцати километрах к юго-западу. Оттуда они должны были полететь домой в свое имение Коломбо-ле-Дёз-Эглиз.
Были приняты обычные меры предосторожности, то есть не так много, как офицеры безопасности из охраны де Голля хотели бы. Прослуживший дольше всех полицейский комиссар, приставленный к Елисейскому дворцу, Жак Кантелоб недавно подал прошение об отставке в знак протеста против того, что де Голль оставил французскую колонию. Были опасения, что слишком много людей знают маршруты, по которым обычно едет президентский кортеж. Иногда де Голлю удавалось выскользнуть из дворца вместе с шофером, и он ехал по городу с президентским флажком, развевающимся на ветру, являясь удобной мишенью для любого сумасшедшего с винтовкой. Даже когда он был в настроении сотрудничать со службой безопасности, то принимал только самые легкие меры защиты: двое мотоциклистов впереди, еще один «Ситроен-DS» сзади и двое полицейских на мотоциклах сзади. Именно такой небольшой эскорт прохрустел колесами по гравию и плавно выехал на улицу Фобур-Сент-Оноре в тот вечер в среду в 19.55.
Человек, который наблюдал с другой стороны улицы, пошел к мотоциклу, припаркованному у кафе. В тот же миг в Елисейском дворце кто-то снял трубку телефона, набрал номер квартиры в доме номер 2 по улице Виктора Гюго в Медоне и сказал: «Номер два».
На де Голля уже столько раз покушались, что он стал выглядеть как фантастически везучий человек, который случайно делает шаг в сторону, когда с крыши падает труба, или который наклоняется завязать шнурок на ботинке, когда в него запустили тортом с кремом. В сентябре 1961 г. президентский кортеж направлялся в Коломбо-ле-Дёз-Эглиз по шоссе государственного значения № 19. Он проехал Пон-сюр-Сен со скоростью сто десять километров в час и направлялся к деревне Кранси, оставляя позади поля и небольшие рощи. Дорожные рабочие оставили большую кучу песка у обочины дороги. В куче находился цилиндр с сорока тремя килограммами пластиковой взрывчатки и канистра с двадцатью литрами бензина, масла и мыльных хлопьев. Наблюдатель смотрел в бинокль. Он нажал кнопку на пульте дистанционного управления. Буря песка и гравия окутала «ситроен». Де Голль закричал: «Вперед! Вперед!» – и водитель, увеличив скорость, проехал через стену пламени. Никто не пострадал. По какой-то причине детонатор отделился от взрывчатки и загорелось только топливо. Судебный эксперт объяснил, что при такой компоновке «это было все равно что пытаться поджечь дерево с помощью листа бумаги».
С того момента нападения стали более частыми. И хотя уже не было надежды на изменение политической ситуации, ОАС направила все усилия на месть. Даже в сердце Парижа на де Голля велась охота, как на кролика. Казалось, что его пристрелят или взорвут – это только вопрос времени. Целое подразделение бригады уголовного розыска трудилось день и ночь, чтобы найти безликого врага. Они просматривали регистрационные карточки, заполняемые постояльцами гостиниц, фотографировали подозрительных лиц, используя перископы, просунутые в отверстия в крыше торговых фургонов, – эту идею они позаимствовали у ОАС. Они анализировали загадочные аббревиатуры и другие политические граффити, которые появлялись в коридорах метро. Как сказали министрам, разведслужбы тонут в информации и вынуждены большую часть времени проводить отметая бесполезную информацию.
Тем временем ОАС имела несколько собственных превосходных источников – уборщица в Елисейском дворце и (как выяснилось позже) комиссар Жак Канте – лоб. Им были известны разные маршруты, по которым ездил президентский кортеж. Они знали, что иногда черная машина была подсадной уткой, а де Голль ехал в желтом или синем «ситроене». Даже если информатору в Елисейском дворце не удавалось узнать маршрут, им нужно было поставить кого-нибудь на улице снаружи или у аэродрома Виллакубле и чтобы у него был доступ к телефону. К счастью, пока всегда что-то шло не так.
В начале того года фургон убийц «рено-эстафета» сумел приблизиться к президентскому «ситроену», когда тот подъезжал к мосту Гренель на набережной Луи Блерио. Они уже начали опускать стекла окон, когда маленький «Рено-4СУ» проскользнул между двумя машинами и «Ситроен-DS» затерялся среди движущегося транспорта. В другой раз коммандос ОАС, известные как Хромой, Трубка, Ангельское Лицо (наемник-венгр) и Дидье (подполковник Бастьен-Тири), ожидали условленного сигнала в кафе, расположенных вокруг станции метро «Порт Орлеан», не зная о том, что забастовка почтовых работников вывела из строя телефонную систему. Даже разнонаправленная операция, приуроченная к визиту де Голля в Восточную Францию (включая ловушку в виде застрявшего на шоссе при пересечении железнодорожного пути «болвана» и обученных собак, переносящих дистанционно управляемую взрывчатку), потерпела полный провал. Как позднее признался Дидье перед своей казнью: «Всю дорогу у нас было впечатление, что мы преодолеваем обычное невезение. Это чувство преследовало нас до самого конца».
Ближе всего они подобрались к Большой Цели в одной из операций под кодовым названием «Серна». (Так в ОАС называли любую операцию, в которой была задействована дальнобойная винтовка.) Вечером 20 мая во время обыска в одной квартире в новом многоквартирном доме, построенном на месте бывшего Зимнего велодрома на улице Доктора Финли, был найден сверток с ярлыком «Алжир – Париж Орли». В нем были реактивный противотанковый гранатомет и три ракеты. Разведслужбы знали цель – де Голль, – но не знали место и время. Члены ОАС обнаружили, что каждый вечер между восемью и девятью часами старый художник, который жил над антикварным магазином в доме номер 86 по улице Фобур-Сент-Оноре, закрывает ставни на ночь. Окна его гостиной выходили прямо на ворота напротив и слегка по нисходящей линии – на вход в Елисейский дворец. 23 мая де Голль должен был принимать президента Мавритании. Протокол для таких визитов всегда был одним и тем же. Когда машина прибывшего въезжала во двор, де Голль выходил из дворца и стоял неподвижно наверху лестницы по крайней мере девяносто секунд. 21 мая заговор был раскрыт, 22 мая художник закрыл ставни и пошел спать, как обычно, а 23 мая де Голль стоял на ступенях Елисейско-го дворца и приветствовал президента Мавритании.
В тот вечер в среду, выехав из дворца в 19.55, президентский кортеж проскользнул через вечерний августовский транспортный поток, пересек мост Александра Третьего и направился в юго-западный пригород. Семь минут спустя он покинул город у Порт-де-Шатильон. Периодически включая сирену, он должен был проехать следующие восемь километров со скоростью свыше семидесяти километров в час, прежде чем резко повернуть направо к аэродрому.
В это время на расстоянии семи с половиной километров на этой дороге владелец демонстрационного зала телевизоров фирмы «Дюкрете-Томсон» в Пти-Кламаре опускал вниз стальную предохранительную решетку, прежде чем пойти в гараж за машиной.
Зажатый между отдаленными пригородами столицы и кольцом скоростных автострад со сквозным движением, Пти-Кламар состоял из перемешанных в беспорядке остатков каждого этапа своего развития еще со времен, когда здесь располагались каменоломни и поля с овощами. Здесь было несколько домов, облицованных штукатуркой с каменной крошкой, станция, несколько магазинов и бесхозных участков земли. Деревенская жизнь – то, что от нее осталось, – была представлена несколькими изгородями из бирючины, горшком герани и птичьей клеткой на покрытом сажей подоконнике. Пти-Кламар был не тем местом, где можно было остановиться специально, вот почему владелец демонстрационного зала был удивлен, когда не увидел машины, которая была припаркована через дорогу на улице Дюбуа.
Этой машиной был «Ситроен-ID». В двухстах метрах вверх по улице в направлении Парижа на мостовой был припаркован «Пежо-403». На другой стороне дороги стояла желтая «эстафета», повернутая капотом на юго-запад, а задними окнами указывающая на Париж. Все эти три машины образовывали треугольник. Время было 20.08. Мужчина с грохотом открыл раздвижную дверь «эстафеты» и начал справлять малую нужду за изгородью, повернув голову в сторону Парижа. Проехало несколько машин; на них были стеклоочистители. Легкий дождик сделал этот вечер необычно мрачным для августа, и некоторые машины вдалеке, ехавшие из Парижа, включили фары.
Он побежал в незастегнутых штанах, крича что-то в сторону фургона. «Itt vannak!» Он зацепился рукой за край двери и впрыгнул внутрь, все еще крича: «ITT VANNAK!», что на венгерском языке означает «Они здесь!».
Президентский кортеж приближался к перекрестку со скоростью девяносто километров в час, гудя сиренами, как скорый поезд. Водитель, который направлялся в Париж, съехал на обочину и увидел, что через дорогу тянется и потрескивает цепочка крошечных язычков пламени, прежде чем почувствовал, что его пальцы бросили руль. Ален де Буассье крикнул своим тестю и теще: «Ложись!» за секунду до того, как мужчины в «ситроене» и «эстафете» открыли огонь. В демонстрационном зале взрывались телевизионные экраны. В кафе «Трианон», закрытом в конце сезона, пули пробили виниловые стулья. На одну-две секунды резкий звук разгоняющихся моторов заглушил шум четырех пистолетов-пулеметов М-1, одного МР-40 и двух пулеметов FM-24/29.
Остановленный перекрестным огнем, «ситроен» де Голля был бы открыт для прямого огня стрелков, которые ждали на углу улицы Дюбуа. Таков был план, разработанный в квартире в Медоне с помощью игрушечных машинок на столе.
С вибрирующими в руках пулеметами террористы увидели, что мотоциклисты свернули в сторону и рванули вперед; они видели дрожащую картинку – место действия, – внезапно обстрелянную градом пуль; они видели, как, сверкнув хромированным и отполированным корпусом, «ситроен», за рулем которого сидел человек, промчавшийся сквозь стену пламени у Пон-сюр-Сен, с ревом пронесся мимо, в сторону заката, оставляя позади Пти-Кламар, который выглядел даже еще более жалким, чем обычно.
Спустя три минуты президент де Голль вышел из «ситроена» на взлетно-посадочную полосу в Виллакубле. Мелкие кусочки стекла тонкой струйкой ссыпались с его костюма на бетонное покрытие. Его жена сказала: «Надеюсь, с цыплятами все в порядке». Она думала о продуктах для обеда в четверг, которые лежали в багажнике «ситроена», но полицейские решили, что она их имеет в виду, так как слово poulet[37] означает также и «полицейский». Де Голль, который всегда отличался сдержанностью, поблагодарил своего водителя и зятя и спокойно сказал: «На этот раз они подобрались совсем близко». Казалось, он больше огорчен неумелостью бойцов ОАС: «Они не могли попасть в дверь сарая с десяти шагов».
Менее чем через час «эстафету» нашли в Медонском лесу. Пулеметы были все еще внутри ее вместе с бомбой, которая должна была уничтожить улики. Запал был подожжен, но по какой-то причине потух. Большинство заговорщиков были пойманы в течение двух недель, не поймали только Хромого. На месте преступления эксперты нашли сотню гильз, разбросанных на перекрестках. Казалось невероятным, что только один человек был ранен. (Водителю, ехавшему в Париж, пришлось перевязать указательный палец.) Около десяти пуль попали в машину, а большая их часть была выпущена слишком низко и не причинила большого вреда. Несмотря на «крота» в Елисейском дворце, никто не сказал убийцам, что президентский «ситроен» снабжен пуленепробиваемыми шинами и гидравлической подвеской. Даже при этом их постигло почти невероятное невезение. Два пистолета-пулемета заклинило, и Хромому пришлось менять обойму во время стрельбы.
Пораженные везением де Голля и смущенные своей неудачей, некоторые члены ОАС начали подозревать, что это и другие нападения были срежиссированы агентами тайных служб с целью дискредитировать ОАС и превратить президента в «живое чудо». Видимо, этой же точки зрения придерживались и телевизионные комментаторы, согласно премьер-министру Помпиду, которому об их саркастических репортажах рассказал друг, у которого был телевизор. Как же тогда, по мнению журналистов, можно объяснить быструю поимку виновных, погасший запал, неуязвимость де Голля и все остальные более мелкие чудеса?
Никаких улик, свидетельствовавших об участии во всем этом тайных служб, так и не было обнаружено, и, даже если бы оно и было, это только укрепило бы репутацию де Голля благодаря необыкновенным компетенции и хитрости. Во всех экстренных случаях, с которыми тот столкнулся за последние двадцать лет, он никогда не делал тайну из того факта, что иногда необходимо обманывать электорат в интересах государства. Большинство избирателей восхищались им из-за того, что он так говорил. Было широко распространено мнение, что без лидера, умеющего обмануть своих врагов, Франция не смогла бы выжить в мире предательства и насилия.
Через четыре недели после покушения в четверг вечером 20 сентября мрачная фигура «живого чуда» промелькнула в уличном движении на перекрестке дорог в Пти-Кламаре. Президент де Голль решил, что настало время сделать электорату важное сообщение. По иронии судьбы, от этого, вероятно, выиграл владелец недавно отремонтированного демонстрационного зала телевизоров «Дюкрете-Томсон»: передачи, имеющие историческое значение, вроде этой всегда приносили пользу бизнесу.
Президент де Голль сидел в Золотой гостиной Ели-сейского дворца. Карикатурист мог бы изобразить его в виде человека-маяка во время бури. Его брови ныряли вниз и высоко взлетали, как чайки; его большие руки протягивались вперед, словно чтобы спасти хрупкого ребенка – Французскую Республику. Фоном ему служили хранившие молчание классики французской культуры в кожаных переплетах.
«Француженки, французы… Мы с вами выдержали столько трудов, слез и крови, мы познали одни и те же надежды, страсти и победы, что между нами сложились единственные в своем роде, особые узы. Эти узы, которые нас соединяют, являются источником власти, которой я наделен, и ответственности, которая приходит вместе с этой властью…»
В своей квартире на улице Гюйнеме Франсуа Миттеран слушал эту передачу со смесью затаенной ненависти и восхищения. Де Голль читал свое обращение выразительно и мучительно медленно. Его тон подразумевал скорее долгие размышления, нежели реакцию на прошедшие события. Покушение вызвало волну сочувствия, и де Голль был на пике своей карьеры с момента Освобождения. Никто не обвинил бы его в слабости, если бы он решил уйти в отставку и жить тихо-мирно в Коломбо-ле-Дёз-Эглиз, оставив Елисейский дворец более молодому и энергичному человеку…
«…Несмотря ни на что, личная свобода сохранена. Важная и болезненная проблема деколонизации решена. Нам предстоит много трудов, так как нация, которая продолжает жить, продолжает развиваться. Но никто не может всерьез верить, что развитие может произойти, если мы отречемся от наших надежных институтов. Государство окажется в пропасти…»
Наверное, именно тогда Франсуа Миттеран нашел заглавие для своей следующей книги. Это будет суровое обвинение голлистской политики и практики и самого «некоронованного диктатора»…
«Краеугольный камень нашего строя – президентское правление. Следовательно, вместо того, чтобы быть избранным сравнительно небольшим числом избранных представителей, президент должен получать свой мандат непосредственно от народа…»
Он назовет свою книгу «Перманентный государственный переворот»…
«Поэтому я решил предложить, чтобы с этого времени президента выбирали всеобщим голосованием…»
Нужно признаться, это был мастерский ход. Сенат и большая группа депутатов были противниками введения «бонапартистского режима». Слишком большой властью будет облечен один человек… Но избиратели, забыв о долгосрочных последствиях, неизбежно станут прославлять живое чудо точно так же, как их прадеды спешили к избирательным урнам, чтобы ратифицировать государственный переворот Наполеона III.
Месяц спустя предложение де Голля было принято почти двумя третями избирателей. Последовавшие за этим всеобщие выборы стали триумфом сторонников де Голля. Произошли также и несколько небольших, но важных побед антиголлистской коалиции. В департаменте Ньевр человек, который всего лишь три года назад по причинам, которые остались невыясненными, лежал, распростершись, на сырой лужайке в Латинском квартале, пока нормандский крестьянин расстреливал из пулемета его «Пежо-403», вернул себе место в Национальном собрании. Ему придется еще просидеть несколько лет на скамьях для оппозиции, терпя насмешки и скрытые намеки на наемных убийц и Обсерваторию. Но даже де Голль не был бессмертным. Через пять, десять, пятнадцать лет возраст сделает то, что не удалось сделать нескольким тысячам ружей, бомб и ручных гранат. Де Голль войдет в легенду, и покажется, что небо над Парижем потемнело с его смертью. И наверное, тогда в этих сумерках наступит время Лиса.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.