Эпилог

Эпилог

Мы стоим на крыше одного из петербургских домов. По небу ветер гонит низкие плоскодонные облака, похожие на речные славянские струги, — кажется, до них можно дотянуться рукой. Вдали из зелено-бурой коры крыш клинком палаша поблескивает Петропавловский шпиль. Чуть левее от него — купол Исаакия. Там, за свинцовым горизонтом, за рваными сполохами молний, — огромная страна. Этой стране больше тысячи лет. А может быть, и многие тысячи. И эта страна снова на распутье. Гигантские пространства, леса, поля и реки, каскады электростанций, полигоны РВСН, железные дороги, пахотные земли, когда-то отвоеванные у дикости, освоенные и поименованные нашими предками. Миллионы людей, их семьи, их судьбы, судьбы еще не родившихся детей и их детей. Что их ждет?

Ветер крепчает. Скоро оставаться здесь будет небезопасно. Я смотрю вдаль, смотрю на реку машин, обозначенную желтым потоком фар, которая сбегает к моим ногам по Богатырскому проспекту. Городской гул перекрывает раскаты далекого грома. В голове моей вертится вопрос: неужели все это случайно? Неужели ни этих шпилей, ни красно-белых труб, ни ажурных конструкций телевизионной башни, ни растопыренных вдалеке ломаной пятерней великана портовых кранов здесь не должно быть? Неужели все это ошибка истории? Вместо всего этого здесь должны дымить редкие чумы оленеводов и разноситься пение муэдзинов с невысоких бревенчатых минаретов, крытых мхом? Может, все это только сон — и минутой позже гигантский каменный город погрузится под воды Балтики, подобно граду Китежу? Все это «не наш путь», не русский? А Растрелли, Кваренги, Маттарнови и Росси были всего лишь двоечниками, которых выгнали из «настоящей» Европы за бесталанность и которые нашли покровительство у варваров, почти зверей, так туго воспринимающих свет истинной веры? Может, наш удел — плошка маиса, насыпанная заботливой рукой бая, Закят аль-Фитр, в праздник Курбан-Байрам? Может, правдой являются бредни Яна, Гумилева, Сулейменова? А все это — то, что гудит, гремит и сверкает вокруг, — ложь и вымысел, мираж, который вот-вот окажется разнесен в клочья крепким балтийским ветром?

Где-то на горизонте опять просверкнула молния, новый порыв крепкого ветра пронес с моря клочья еще одного малиново-серого «струга». Может быть, то плывут духи наших варяжских пращуров и дивятся с высоты тому, как же глупы оказались их прапраправнуки, как быстро они растеряли наследие предков, чьи кости, созданные из камня гранитных скал, столь богато рассеяны в этих краях. Как косматого исполина, вооруженного молотом Тора, удалось приручить нескольким полуграмотным престидижитаторам, сумевшим поставить перед ним кривое зеркало и заставить угадывать в нем себя?

Шум города, завывание ветра и раскаты далекого грома сливаются в курехинский хаос звуков, в котором я, кажется, слышу гул мощного реактивного двигателя. Я поднимаю глаза к небу и что-то вижу. В дымных клочьях свинцовых облаков мелькнули бортовые огни и черная тень брюха необычного летательного аппарата, заходившего на посадку. Крылья его чем-то напоминали сложенные крылья сокола или оперение «Бурана», только чуть больше. Нет, мне не показалось. Я видел! Он шел на Ладогу.