Евсевий Кесарийский

Евсевий Кесарийский

Весьма эрудированный и проницательный критик Гертруда Бодманн, исследовав в своей диссертации «Летоисчисление и возраст мира» весьма строго средневековые представления о времени, очертила границы, которых следовало бы придерживаться в будущем. В дальнейшем я хочу подробно рассмотреть ее работу и, хотя в ней ни словом не упоминается о «Широкомасштабной Операции», использовать некоторые основные ее выводы.

На недвусмысленный вопрос, с каких пор существует наше летоисчисление (с. 38), Гертруда Бодманн отвечает: «Счет от Рождества Христова начался в XI-xii веках; счет до новой эры – в xvii—xviii веках». В первой части я полностью с ней согласен; вторая дата, привязанная к годам жизни и деятельности Скалигера, Петавиуса и других, живших около 1600 года, достаточно условна, но для наших рассмотрений это не имеет большого значения.

Итак, в XI веке Адам из Бремена использовал (одним из первых) отсчет от Рождества Христова (то есть наше летоисчисление). Он использовал его для отсчета лет назад применительно к скончавшемуся соответственно этой системе летосчисления, в 755 году от воплощения Господня (с. 40). Неплохой финал для вымышленной персоны Бонифатия. Однако этой цитатой обозначилась проблема: те, кто начали вводить такой отсчет лет в XI—XII веках, наверняка предполагали создать нечто величественное, например, написать задним числом историю [59].

Сходным образом поступает каждый народ, придающий значение своей исторической позиции, желающий иметь историческую отправную точку (как можно более отдаленную, с длинной родословной и ярким оригинальным началом). Христианский Запад не был исключением из этого правила, когда в XII веке он стал создавать свою предысторию [60].

Скорее всего, Евсевий (якобы IV век) был первым христианином, оценившим временной промежуток от творения до дней собственной жизни. Этот период не был для него реальным временем, как представляем его мы, но символическим временным рядом, состоящим из временных пакетов-эпох, сумму длительностей который следовало осознавать, прежде всего, в духовном смысле. Временная привязка деталей собственной биографии к известным событиям прошлого была позже взята церковью за основу для создания хронологических таблиц, считающихся сегодня универсальными.

В качестве хронологического новатора Евсевий не был абсолютно беспомощен, у него были предшественники, главным среди которых Гертруда Бодманн считает знаменитого Диодора Сицилийского, создавшего между 60 и 30 годами до н. э. нечто вроде обозрения истории разных народов от древнейших времен («Историческая библиотека») или примитивной всеобщей истории. Но и этот великий историк, в свою очередь, опирался на Полибия (II век до н. э.) и Эратосфена, который якобы ввел счет лет по Олимпиадам. Но, чтобы не потеряться в ускользающей от нас туманной дали, давайте считать грека Диодора Сицилийского первым наднациональным историком. В своем 40-томном труде он первым установил связь между греческой и римской историей, от падения Трои до галльских походов Цезаря. Удивительно: он включил в свою «Библиотеку» даже варваров.

Бодманн приводит цитату (с. 65) из Эдуарда Шварца (1903, с. 664), всю жизнь занимавшегося Диодором Сицилийским: «Ни один образованный язычник не упоминает нигде Диодора; …лишь непритязательные христиане обращаются к его трудам».

Как же так? Выходит, никто, кроме опиравшегося на него Евсевия, не знаком с Диодором? Здесь что-то нечисто. Неужели за четыреста лет столь грандиозное произведение ни разу не было востребовано? [61]

И еще: Диодор цитирует многочисленных авторов, оригиналы трудов которых безвозвратно утрачены и которые знакомы нам только по его цитатам. Но этот трюк нам уже знаком.

Значит, остается лишь верить Евсевию, увековечившему выдающегося Диодора. Или выдумавшего Диодора. Правда, если сам Евсевий – не выдумка, на что, кстати, косвенно указывает «говорящее» имя: благочестивый. Он был родом из Цесарии, но из какой – спорный вопрос: античность знала минимум четыре места с таким названием, два из которых находились в Палестине (одно, приоритетное в глазах современных ученых при «решении» вопроса о месте рождения Евсевия, – на побережье; другое – на одном из истоков Иордана). Третье – в Киликии (нынешнее Кайзери в Турции). Турецкое Кайзерейя называлось также Эузебейя, и, возможно, в результате слияния этих двух наименований в имени историка и «родился на свет» отец церкви Евсевий Кесарийский. Четвертая Цесария, находившаяся в Северной Африке, по этой причине исключается из рассмотрения.

Согласно Бодманн (с. 83), у Евсевия был серьезный повод для создания исторического труда: при якобы крестившемся Константине христианство стало государственной религией и нуждалось в единой и унифицирующей истории. Народы могущественной Римской империи должны были слиться в одну большую семью, получив взамен множество основанных на нехристианских религиях предыстории, всех объединяющую общую Святую историю. На смену племенному или культовому времени пришло Мировое время. Этот прекрасно разработанный госпожой Бодманн мотив в не меньшей мере мог послужить и побудительным мотивом для выдумывания Евсевия и всех его писаний [62].

К сожалению, оригинал его «Хроники» – впервые представившей (наряду с религиозными канонами) синхронистические, т. е. согласованные (иудео-греко-латинские) даты, начиная от прародителя Адама, – тоже не сохранился. А ведь он якобы включал и первое в истории перечисление книг библии. С «Хроникой» знакомились в латинском переводе Иеронима, вернее, его последователя Руфина, который якобы должен был видеть манускрипты, восходящие к V – V I векам. (А может, их копию X I – XII веков?)

С 1911 года ученому миру известна еще и некая армянская версия, список с сирийского оригинала («около 600 года», что весьма сомнительно), дошедший, мол, до нас в рукописях XIII или XIV веков. По моему мнению, Евсевий и не должен быть многим старше. Доктор Бодманн, высокоученый специалист, охотно взглянула бы на эти рукописи, но даже ей это не удалось. Можно представить себе, каковы шансы у дилетантов.

Преимущественным для Евсевия (Бодманн, с. 89) является доказательство старшинства: например, того, что законодатель Моисей жил раньше великих законодателей других народов. Этой цели служит и противопоставление греков варварам (у него: халдеям). Кроме того, Евсевий доказывает «истинность пророчеств», то есть связь между Ветхим Заветом и Христом, без которой не имело бы смысла погружение в предысторию Моисея и Авраама. Но начинает он – и благоразумно – не с Сотворения мира, (чтобы не связываться с описанием первой недели деятельности Бога и не попасться в ловушку и не впасть в заблуждение, о котором церковь предупреждала в XIII веке), а с грехопадения Адама и Евы и, соответственно, с зачатия Каина. Чтобы не казаться пристрастным, Евсевий приводит временные данные из греческого перевода Ветхого Завета (Септуагинты) вместе с датами иудейской Библии и Торы самаритян. То, что даты трех книг сильно разнятся между собой (в двух случаях – на целых 650 лет), его не смущает. Он ставит задачу не создать совершенную хронологию, но, по крайней мере, обозначить позиции. Умное и тонкое решение. Самаритяне со своей ревностно хранимой Торой располагают к себе тем, что приводят наименьшие цифры (которые от этого не становятся верными). По Септуагинте, между зачатием Каина и 20-летием интронизации Константина (не случайно совпавшим с первым всехристианским Никейским собором) проходит более 5500 лет. Все иудео-христианские цифровые данные рассматриваются в символическом ключе, что делает бессмысленным их более точное исследование.

К сожалению, в так называемом Каноне Иеронима даты, «написанные принятыми сейчас цифрами, вынесены на поля», отчего рукопись теряет ценность документа (об оригинале, разумеется, нет и речи), так как подобное оформление было введено только Иоанном Сакробоско около 1240 года (Бодманн, с. 47). Иероним («святое имя»), кстати, звался полностью: Иероним Софроний Евсевий. Показательное совпадение: нехватка имен в распоряжении фальсификаторов или просто путаница? Древнейшие рукописи якобы относятся к VII—VIII векам.

Многочисленные арифметические ошибки (похоже, что суммировать длительности нескольких периодов было крайне трудно) Бодманн объясняет тем, что без чисел с разрядными значениями и без специальной счетной доски (абак) безукоризненный расчет невозможен (с. 103). Вопрос о том, каким же тогда образом осуществлялись астрономические исчисления древних, остается открытым.

Одним словом, при чтении я все больше и больше убеждаюсь, что здесь налицо средневековое историотворение, к тому же и темы слишком знакомы. Нин и Семирамида образуют прекрасную супружескую пару к моменту рождения Авраама; словно в пестром хороводе мелькают персидские цари, Александр Македонский и Клеопатра; апостол мира император Август Себаст и рождение Мессии оказываются тесно связанными между собой.

При этом Бодманн устанавливает, что и у Юлиана Африканского, которому мы посвятили предыдущий раздел, жившего более чем за столетие до Евсевия, приведены примерно те же даты.

Удивительно при этом лишь то обстоятельство, что отдельные хронологические пакеты у него еще не были приведены в тот вид, который наблюдается у Евсевия.

Поэтому я хотел бы – вместе с Бодманн – уделить внимание еще некоторым древним историкам.

После крайне сомнительной «Истории» Диодора, согласно которой от падения Трои до начала Кельтских войн (имеются в виду Галльские войны Цезаря) прошло ровно 1180 лет, вопросом летоисчисления занялся римский иудей Иосиф. К сожалению, его известные и во всех смыслах важные труды не нашли отражения в талмудической литературе. Иосифа не любили и считали предателем. Я думаю, что в иудейских кругах его не воспринимали серьезно, потому что он был слишком сильно связан с христианством. Летоисчисление его частично основывается на Ветхом Завете, частично вымышлено. Вместо сопоставления одновременных происшествий у Диодора (синхронизм), он измышляет (и трижды упоминает) новое обстоятельство: через 240 лет после основания Тира встречаются финикиец Хирам и иудей Соломон. Понятно, о чем речь? Соединяются два родственных народа. Так как один из народов из истории уже исчез (финикийцы), то никакого вреда ему это изобретение нанести не может; только чести добавит, зато другой народ историю обретает. Даже для доброжелательных иудеев это было слишком.

Утверждение Иосифа о первом строительстве Храма задолго до начала Олимпиад превращало Израиль в одно из древнейших (древнее Эллады и Рима) государств античного мира, что так же сомнительно, как искусственно сдвоенные Олимпиады у Эратосфена или минимум на два столетия «состарившийся» Рим у Тита Ливия (см. Альбрехт, 1995). Но, что самое удивительное, Гертруда Бодманн (с. 75) и другие авторы (например, А. Шалит) всерьез полагают, что Иосиф предвидел будущее рассеяние своего народа. Легче говорить об этом задним числом, чем в 70 году новой эры. О том, что рассеяние стало фактом лишь после восстания Бар Кохбы в 135 году, все словно бы забыли. Бодманн пишет (с. 76) «…читая знаки времени, он (Иосиф) сквозь столетия провидел судьбу евреев как народа, проклятого на существование в диаспоре (рассеянии)». Но: «Впоследствии о нем (Иосифе) вспоминают не евреи, но христиане». Я хочу добавить: потому что христиане его выдумали, а его произведения создали. И довольно поздно, после 1000 года.

Остается еще греческий христианин Климент Александрийский, автор Строматы («Ковра из лоскутков» или «Узорчатых ковров»), написанной якобы около 200 года н. э. Древнейшая рукопись, послужившая образцом для всех последующих текстов, относится к 914 году. Хотя Климент Александрийский и цитирует Эратосфена, но начинает от Адама, и насчитывает до Коммодуса (своего современника) ровно 5784 года, 2 месяца и 12 дней. Все у него получается ладно; начиная со 145 главы, вместо числительных он использует буквенные обозначения цифр и, вроде бы, не должен был обсчитаться. В этой же главе он приводит «доказательство рождения Мессии»: «перепись населения» Августа состоялась на его 28-м году правления, тогда же и родился Иисус. На тридцатом году жизни Иисус был крещен Иоанном в Иордане, в 31 год – убит. До разрушения Иерусалима оставалось 42 года. Кто перепроверил, тот сам и виноват. Идем дальше: «от рождества Господня до конца правления Коммодуса насчитывается в целом 194 года, 1 месяц и тринадцать дней». Как же так?! Около 200 года – летоисчисление от Anno Domini (н. э., от рождества Христова)? Но разве не Дионисий Малый (Exiguus), скифский хромец, – в которого и так сегодня вряд ли кто-то верит, – якобы создал пасхальный календарь и ввел летоисчисление от рождества Спасителя? Но это должно было случиться на 350 лет позже.

Когда же действительно был написан Климент Александрийский?

Полагаю, что до Евсевия, который, при всех анахронизмах, продуман более тщательно. Возможно, «Широкомасштабная Операция» была скоординирована хуже, чем это казалось Каммайеру.

Евсевий, по крайней мере, сообщает о начале епископского служения и устанавливает тем самым первую церковную иерархию: Иаков, брат Иисуса, с благословения всех апостолов вступил в сан епископа Иерусалима в 19 год правления Тиберия, то есть в том же году, когда Иисус умер и воскрес. Вполне разумно. По Евсевию, от крещения до смерти Иисуса проходит три года, а не один, как легкомысленно пишет Климент.

Есть у Евсевия (в переводе Иеронима) очень странная глава, так называемый «Ономастикон», перечень названий населенных пунктов на Святой Земле, из которого должно стать ясно, какие изменения претерпели топонимы с течением времени, сохранились ли они и как они звучат в «наши» (т. е. в евсевиевы) дни. Да, важна и временная классификация топонимов, – утверждает Бодманн (стр. 129) и советует внимательно присмотреться к перечню. Я согласен, так как названия населенных пунктов могут хранить следы крестовых походов, так что этот список может оказаться шкатулкой, полной сокровищ.

Для создания жизнеописания Иисуса (Евангелие) или истории ранней церкви (Деяния апостолов и т. д.) такой указатель крайне необходим. Однако, судя по ужасающим ошибкам в Евангелии, он был составлен слишком поздно.

Специалист сразу определит, что дата составления указателя – поздняя; он не мог появиться ранее XV века: хотя иудейские названия расположены в алфавитном порядке, затем, внутри каждой отдельной буквы – они идут «в соответствии с последовательностью библейских книг» и отдельных стихов (при этом подтверждают Канон Иеронима). Разбиение текст библии на главы и стихи в столь раннее время можно отнести только к курьезу: деление библейского текста на стихи впервые было введено гуманистами, а именно – Эразмом Роттердамским.

Итак, указатель, задуманный, возможно, для коррекции текста Нового Завета, был составлен поздно. Соответственно, не может быть древнее и рукопись, содержащая главу с «Ономастиконом».