«Под свою руку»

«Под свою руку»

В ранней истории Руси непреложных фактов гораздо меньше, чем об этом принято думать. Одни летописные известия не согласуются с другими, противоречия и несообразности в сведениях источников нередко приводят к путанице и ставят в тупик.

Общим местом, к примеру, стало ведение от Рюрика целой династии правителей – великих князей и царей, последним из которых был сын Ивана Грозного Федор Иванович, умерший в 1598 году.

Однако уже два первых преемника Рюрика – Олег и Игорь, возможно, вовсе не были связаны с ним узами родства и пришли к власти не по праву кровного наследования. В Повести временных лет есть туманное указание на то, что Рюрик оставил Олегу новгородский стол (престол), поскольку тот был «от рода ему суща», но на самом деле прослеживается скорее не родство, а свойство, ибо, по некоторым данным, Олег приходился Рюрику или тестем, или зятем (братом жены).

Выбор Рюрика пал на Олега будто бы и потому, что они были старыми боевыми товарищами, побывавшими вместе во многих походах, схватках, пиратских вылазках. По укоренившейся версии, Олег должен был принять бразды правления лишь временно, пока не повзрослеет малолетний Игорь. Опекунство Олега над последним, само собой, предполагало, что Игорь – сын Рюрика и его прямой наследник. Но закавыка в том, что отцовство Рюрика по отношению к Игорю далеко не факт и, что называется, притянуто за уши. Зачем, с какой целью? Да хотя бы для гладкости и удобства выстраивания династической схемы и придания властной пирамиде, представленной последовательной цепочкой Рюриковичей, основательности и убедительной преемственности.

По-видимому, и Рюрик, и Олег, и Игорь – вполне самостоятельные князья, и твердо говорить о переходе великокняжеской власти от отца к сыну можно лишь начиная со Святослава Игоревича. Если же Олег был всего лишь регентом, то маловероятно, что он подпустил к власти законного преемника, когда тому было уже хорошо за тридцать – по тем временам возраст более чем солидный.

Нельзя, конечно, с уверенностью утверждать, что родословная Рюриковичей местами сочинена задним числом и носит полумифический характер, но то, что редкие летописные памятники дошли до нас в первоначальной чистоте, сегодня общеизвестно. Искажения текста, позднейшие вставки и правки, к сожалению, были в порядке вещей, и критические исследования историков выявили достаточно много таких инородных вкраплений. Как правило, к ним прибегали, когда возникала необходимость продемонстрировать завидную незыблемость и непрерывность правящей династии, обосновать претензии на престолонаследие или древность того или иного рода.

Так или иначе, князь Олег в отечественной истории – персонаж почти хрестоматийный. Он знаменит тем, что объединил под своей властью Новгород и Киев (882) и сделал последний «матерью городов русских» – столицей. Город на Днепре Олег захватил обманом, выдав себя и своих воинов за мирных купцов, направляющихся в Византию. Это была типичная варяжская тактика типа «северной хитрости» германцев. По его инициативе разворачивается строительство новых крепостей. Он собирает «под свою руку» многие племена и устанавливает для них дифференцированную дань: для кого легкую, для кого обременительную – в зависимости от того, насколько послушны они были и насколько лояльно себя вели по отношению к киевскому князю. Олег подчинил себе Любеч и Смоленск, совершил далекий поход на Константинополь (Царь-град) (907). Причем, приблизившись к городу, хитроумно поставил свои ладьи на колеса и, воспользовавшись попутным ветром, подступил к византийской столице не с моря, как ждали греки (они заблаговременно загородили гавань цепями, чтобы закрыть доступ кораблей), а с суши.

Ф. Бруни. Олег прибивает шит свой к вратам Царьграда. Гравюра. 1839

Русская дружина начала осаду, но тут греки запросили мира, и вскоре был заключен выгодный для Олега договор, предусматривавший выплату единовременной контрибуции в 300 пудов серебра, обложение Царьграда данью и предоставление русам права привилегированной беспошлинной торговли. В знак торжества русский князь прибил боевой щит прямо на въездных воротах Константинополя.

Прославился Олег и разгромом воинственных хазар – тюркоязычного степного племени, захватившего территории юго-востока современной России (Дагестан, Нижнее Поволжье, Приазовье), а также Крым. Теперь власть русского князя простиралась от берегов Ильмень-озера до Таманского полуострова, где укрепленному городку Тмутаракани со временем предстояло стать центром нового русского княжества. Хазары терроризировали Русь своими набегами и тем самым вынудили Олега нанести по ним удар, дабы пресечь их агрессию. Бывших недругов хазар он искусно склонил к военному союзу, что свидетельствует о его незаурядных дипломатических способностях. И действительно, талантливый полководец, он достигает многих целей вовсе не силой оружия, а за столом переговоров.

На долю Олега как создателя основ Древнерусской державы приходится столько великих свершений и выдающихся деяний, что уже одно это заставляет задаться вопросом: под силу это ли одному, пусть и необыкновенно предприимчивому, решительному и политически дальновидному человеку?

Но в том-то и дело, что очень возможно, что Олег – это собирательная фигура, и он один выступает в двух или даже в трех лицах, которых объединяют сходные черты и близкие даты биографии. И происхождение, и обстоятельства жизни и правления, и место и год гибели Олега как-то очень приблизительны. Обычно в литературе на основе летописной традиции он представлен как выходец из Скандинавии, но недавно высказана заслуживающая внимания гипотеза, согласно которой у Олега не норманнские, а восточные корни, а его имя образовано не от варяжского Хельги, а от иранского Халег.

По косвенным данным, род Олега как-то пересекался с норвежским королевским домом. Уже в молодости он выдвинулся как отважный викинг и вместе с Рюриком и в составе его удалого отряда избороздил всю Северную и Западную Европу. Порой его даже отождествляют с героем исландской саги витязем Орваром Оддом, но след Олега вдруг обнаруживается и в Моравии, и на Балканах. Существует, например, надпись 904 года на протоболгарском языке с характерным словом «олгу», означающим «великий» и входившим в титул тогдашних правителей, в том числе византийских императоров, которые именовались «олгу таркан». Непосредственная причастность Олега к Моравии находит подтверждение в принятии заимствованной оттуда новой, на основе кириллического алфавита письменности, разработанной специально для славян братьями-просветителями Кириллом и Мефодием.

Не меньше чем географический разброс жизнедеятельности Олега, впечатляют противоречивые данные о его смерти. Непонятно, во-первых, где и, во-вторых, когда она произошла. Романтическая, воспетая А.С. Пушкиным история о кончине князя от укуса змеи фигурирует и в Повести временных лет, и в Новгородской летописи, но с той разницей, что в первой он принял смерть «от коня своего» в Киеве, а во второй – в Ладоге. Общепринятая дата гибели Олега – 912 год, по сообщению Новгородской летописи – 922-й, и, наконец, согласно одному из хазарских источников, князь пал в бою во время похода в Персию где-то в середине 40-х годов X века. С той или иной натяжкой и допуском разных предположений историки с переменным успехом пытались устранить эти хронологические несоответствия, как бы округлить биографию Олега, придав отдельным разрозненным и разорванным в пространстве и времени фактам какую-то укладывающуюся в рамки формальной логики связь. И все-таки по многим признакам выходит, что легендарный Олег прожил как бы не одну, а две-три жизни – даром, что ли, у него было прозвище Вещий, то есть знающий будущее, всеведущий, всезнающий?! Впрочем, вещими в языческие времена называли людей, способных волхвовать – общаться с божествами, что наталкивает на мысль о совмещении Олегом функций князя как верховного правителя и предводителя дружины и миссии жреца-волхва. Правда, в этом случае ему вроде бы не было нужды обращаться с просьбой предсказать судьбу к встреченному им в пути кудеснику. Но возможно, собственный дар предвидения не мешал князю прибегать к помощи других чародеев и магов. Ведь не сегодня придумано мудрое присловье: одна голова – хорошо, две – еще лучше.

Как бы то ни было, и летописные известия, и легенды и предания, отложившиеся в фольклоре разных народов, связывают смерть Олега именно с укусом змеи. Так, в исландской саге об Орваре Одде, с которым персонифицируют русского князя ряд ученых, рассказывается, как отважный викинг и его спутники-воины быстро куда-то шли, очевидно спешили, и как «ударился Одд ногой и нагнулся. «Что это было, – воскликнул он, – обо что я ударился ногой?» Он дотронулся острием копья, и увидели все, что это был череп коня, и тотчас из него взвилась змея, бросилась на Одда и ужалила его в ногу повыше лодыжки. Яд сразу подействовал, распухла вся нога и бедро. От этого укуса так ослабел Одд, что… пришлось помогать ему идти к берегу, и когда он пришел туда, сказал: «Вам следует теперь поехать и вырубить мне каменный гроб, а кто-то пусть останется здесь сидеть подле меня и запишет тот рассказ, который я сложу о деяниях своих и жизни». После этого принялся он слагать рассказ, а они стали записывать на дощечке, и как шел путь Одда, так шел рассказ… И после этого умирает Одд».

Несколько иначе восстанавливает события, связанные со смертью князя Олега, автор книги «Русь летописная» (М., 2002) В.Н. Демин. Не будучи профессиональным историком, он тем не менее кропотливо познакомился с источниками, въедливо проник в материал и по-своему попытался раскрыть, почему оборвалась жизнь Олега. Ссылаясь на Новгородскую летопись, Демин допускает, что змея ужалила русского князя не где-нибудь, а в Византии, «за морем», куда отправился Олег в очередной поход. Там, на чужбине, он «разболелся» и, предвидя смертельный исход, повелел доставить его на родину, то есть на Русь, где были у него дом и семья. В «Руси летописной» высказано предположение, что аспида (ядовитого гада) Олегу подпустили коварные греки. Они были мастера избавляться от врагов, прибегая к отравленной пище и вину или подстраивая несчастный случай с помощью прирученной смертельно опасной змеи. Похожим образом византийцы извели немало своих недругов. Например, два столетия спустя, в середине XI века, во время застолья греческий посол впрыснул цианид в кубок с вином внука Ярослава Мудрого Ростислава, княжившего в Тмутаракани и представлявшего угрозу для соседней Византии, так как проводил самостоятельную, шедшую вразрез с интересами империи политику. Князь сначала слегка занемог, в течение нескольких дней ему становилось все хуже, и потом он слег и уже не вставал, пока жизнь не ушла из него без остатка.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.