ОСАДА САГУНТА
ОСАДА САГУНТА
Сагунт жил мирной, безмятежной жизнью. В окружавших этот иберийский город садах зрели розовые яблоки и пурпурные гранаты. Жители готовили корзины к сбору богатого урожая. В предместье с зари до заката бесшумно вращались гончарные круги. Трудолюбивые ремесленники лепили посуду из знаменитой сагунтийской глины, которая легче воды. Обожженная в подземных гончарных печах посуда приобретала темно-оранжевый оттенок, ценимый повсюду, где в кувшинах знают толк.
Рыбаки несли в тростниковых корзинах дары моря — рыб с выпученными глазами и огромных омаров, шевелящих усами и клешнями. Богатые сагунтийские купцы в тавернах на главной площади города подсчитывали выручку. Мальчишки играли в бабки.
В час пения петухов Ганнибал подошел к городу. Лишь немногим жителям окрестных поселений удалось укрыться за городской стеной. С ее башен можно было видеть, как рассыпавшиеся в предместьях карфагенские наемники тащат утварь, угоняют скот, сбивают копьями еще не созревшие плоды. Слышался женский плач, отчаянные вопли людей, уводимых в рабство.
Сагунтийцы, возглавляемые старейшинами, оставили свои мирные дела. Ремесленники, ковавшие ранее косы и серпы, готовили катапульты и баллисты [31]. Каменщики укрепляли городскую стену, заменяя выщербленные камни новыми. Нашлась работа и детям. Они подавали сражающимся стрелы, подносили хворост к кострам, на которых стояли котлы с водою, подтаскивали к метательным орудиям свинцовые шары и камни.
Ганнибалу не удалось застигнуть сагунтийцев врасплох, и он приступил к осаде.
Этот город напоминал ему о дерзости римлян, распоряжавшихся в Иберии, как у себя дома.
Они приказали Старику не трогать Сагунт, и он покорно выполнял их приказание.
Ненависть клокотала в груди Ганнибала при виде этого города, словно его стены стояли на его пути в Рим.
Стены Сагунта имели форму неправильного прямоугольника. С южной стороны угол городской стены был обращен к обширной равнине. Именно здесь Ганнибал приказал строить гелеполу — многоэтажную осадную башню. Ее стена, обращенная к противнику, имела в каждом этаже бойницы. Через них можно было с помощью небольших катапульт метать камни и стрелы.
Чтобы подкатить гелеполу к стенам Сагунта, нужно было срыть неровности и бугорки, засыпать ямы, плотно утрамбовать землю. Эти работы, по расчетам Ганнибала, должны были отнять не более двух недель. Но осажденные не дремали. По ночам отважные сагунтийские юноши совершали нападения на карфагенские посты, днем вражеские катапульты забрасывали карфагенян камнями и стрелами, не позволяя врагам подвести насыпь к стене.
Чувствуя себя в безопасности, так как карфагеняне еще не установили свои катапульты, сагунтийцы выкрикивали сверху ругательства. Насадив на стрелы записки, они посылали их осаждающим.
Ганнибал прочел одну из них: «Карфагенские ослы, вы выбрали себе добычу не по пасти и подавитесь ею».
Особенно неистовствовал сагунтиец в синем плаще. Приложив ко рту согнутый в трубку металлический лист, усиливавший голос, он осыпал Ганнибала самой отборной бранью.
В конце концов Ганнибалу это надоело.
— Позовите Тирна, — приказал он.
Тирн, командир балеарских наемников, не замедлил явиться. Плечи его и грудь покрывала овчина, у пояса на широком кожаном ремне висел холщовый мешочек с камнями. От Тирна исходил резкий, неприятный запах. На Островах Дождей, как называли иберы Балеарские острова, не росли благовонные деревья, а у нищих островитян не было ни золота, ни серебра для покупки даже касторового масла, которым натирались бедняки. Балеарцы смазывали свое тело соком какого-то тростника, смешанным со свиным салом.
— Видишь того ругателя в синем? — обратился полководец к Тирну. — Убери его!
Тирн неторопливо снял с плеч овчину и бросил ее на землю у ног. На шее у балеарца были три черных шнура различной длины. Перебирая их пальцами, Тирн взглядом измерял расстояние до стены. Видимо, его устраивал средний шнур, так как он вытянул его. Вынув из мешочка камень величиною с плод фигового дерева, Тирн вложил его в петлю шнура и занес назад руку.
Камень просвистел в воздухе и угодил прямо в синий плащ. Ругателя словно сдуло со стены.
Вопль восторга, вырвавшийся из сотен глоток карфагенских наемников, и крики ужаса осажденных слились в сплошной рев.
Когда он утих, Ганнибал обратился к Тирну, уже успевшему поднять и накинуть на плечи овчину:
— Давно я хотел узнать, какие боги тебя научили твоему искусству.
— Бог голод, — отвечал балеарец. — Когда я был еще мальчиком, отец клал на землю лепешку и не давал ее, пока я не попадал в нее из пращи.
— А жив ли твой старик?
— Да, — отвечал Тирн. — Мой отец еще охотится на коз.
— Тогда передай ему вот это. — Ганнибал протянул балеарцу слиток серебра. — Скажи, что серебро посылает ему бог войны за то, что он воспитал меткого стрелка.
Ганнибал долго не мог забыть слов балеарца.
«Бог голод» — лучше не скажешь, — думал он. — Это он согнал в мое войско всех этих варваров — галлов, балеарцев, садов, лигуров. Какое им дело до Карфагена? Наемники будут мне верны до тех пор, пока они будут сыты, пока в мешочках будет позвякивать серебро. Серебра ждут их стареющие отцы, юные невесты, молодые жены. Звон серебра громче боевых труб зовет их на приступ вражеских стен, он заставляет их переносить боль и усталость".
Данный текст является ознакомительным фрагментом.