Ниеркерк и Иньянга: крепости и террасы
Ниеркерк и Иньянга: крепости и террасы
Нельзя не обратить внимания еще на одну обширную область древних развалин. Она включает окаменевшие остатки укреплений и селений на холмах, возвышающихся в прибрежной долине, постепенно переходящей в большое центральное плато. Эти руины по-своему не менее интересны, чем Зимбабве или Мапунгубве.
Несмотря на то что португальцы никогда не достигали последних, они явно поддерживали связи с государствами, находившимися в районе сегодняшней юго-восточной границы между Мозамбиком и Зимбабве. Возможно, именно оттуда удачливые португальские капитаны Софалы получали большую часть своего дохода. О том, какую роль играли эти земли в качестве производителей или посредников в торговле с центром материка, можно отчасти судить по количеству сокровищ, полученных в порту Софалы, хотя это накопление богатства продолжалось недолго.
В 1607 году, спустя век с начала регулярной торговли с Софалой, секретарь Филиппа II Луиш де Фигейредо Фалькон в своем отчете о богатстве португальской империи заявлял, что звание капитана Софалы было самым престижным из всех местных должностей на побережье. Оно давало благ больше, чем само руководство Ормузом в Персидском заливе. Трехлетнее правление в Софале приносило двести тысяч крузадуш, тогда как Ормуз оценивался лишь в сто восемьдесят тысяч, и даже наместничество в Малакке, через которую осуществлялись торговля и грабеж Юго-Восточной Азии, давало не больше ста тридцати тысяч. В 1920 году Деймс писал, что крузадо «весил не больше 60 граммов, то есть 9 шиллингов 9 пенсов в английских единицах». Таким образом, звание капитана Софалы давало в год двести восемьдесят долларов по курсу 1918 года – сегодня это составило бы около восьмисот сорока тысяч долларов или даже больше – освобожденный от налогов доход за три года. Но капитан Софалы мог урвать лишь кусок (хотя и довольно жирный) от прибылей торговли, общий же доход был просто невообразимым. Это новое доказательство правдивости ранних арабских рассказов о богатствах, существовавших в Юго-Восточной Африке в Средние века…
Земли, через которые просачивались богатство и которые отчасти его порождали, лежали в широкой полосе, протянувшейся с севера на юг – от области Сены в нижнем Замбези на юг к современным Свазиленду и Наталю. Было бы логично ожидать, что они все же что-то после себя оставили, и эти надежды вполне оправданы.
Слухи о руинах на этих холмах, расположенных на западной границе Мозамбика, начали просачиваться обратно в Южную Африку вскоре после британской оккупации Машоналенда в 1891 году, но только в 1905 году Рэндэлл-Макивер создал первое подробное описание. Севернее Пеньялонги, где люди племени маньика до сих пор добывают аллювиальное (наносное) золото, Макивер обнаружил руины, отличавшиеся по стилю от Зимбабве и других восточных поселений, но не менее впечатляющие. Теперь мы знаем, что крепости и жилища, кладовые и террасные склоны холмов бывшей Восточной Родезии и Западного Мозамбика рассредоточены на территории в пять-восемь тысяч квадратных километров, а дополнительные тщательные исследования в Мозамбике могут ее значительно расширить. Когда чуть больше восьмидесяти лет назад их увидел Макивер, «о них еще не поступало сведений, и лишь случайные охотники порой забредали туда».
На холмах Ниекерк и Иньянги, простирающихся на многие километры к северу и югу вдоль этого крутого склона, он нашел то, что так и тянет назвать «южной азанийской» культурой. Тут тоже были обнаружены следы народа, умевшего использовать камни и воду для сохранения и орошения почвы на крутых склонах, пасшего скот и выращивавшего зерно, знакомого с плавкой и добычей нескольких видов металлов и много торговавшего с восточными странами Индийского океана.
Например, в Ниекерке Макивер обнаружил около семидесяти пяти квадратных километров интенсивного террасирования. Он принял стены уступов за оборонительные сооружения, но в дальнейшем согласился с теми, кто считал, что они созданы для возделывания земли и весьма напоминают о террасном земледелии Эфиопии и Судана. Тут также с потрясающей заботой террасы создавали на холмах – вплоть до самых вершин. Тут также «существует мало мест, где можно пройти 10 метров, не наткнувшись на стену, строение или искусственную груду камней». И тут также было развито мастерство постройки каменных зданий методом сухой кладки.
В Иньянге, немного южнее Ниеркерка, в стране, сохранившей первобытную дикость, где встречаются похожие террасы и сооружения, Макивер обнаружил ручей, запруженный у самого истока, причем «часть воды была отведена в сторону сооруженной дамбой». Исследователь говорит, что это обеспечивало жителей «высококлассным водопроводом, по которому вода могла передаваться вдоль склона и стекать вниз медленнее основного потока. Близ Иньянги много подобных конструкций, причем они тянутся на несколько километров, а угол склонения высчитан с изумительной точностью и сноровкой, которой иногда не хватает современным инженерам с их сложными инструментами. Плотины умело сложены из необработанных камней без использования раствора, а сами водопроводы представляют собой простые канавы около метра глубиной».
Здесь отчетливо заметно влияние Восточной Африки. У народа иньянга, как и у жителей Энгаруки на современной границе между Танзанией и Кенией, существовал обычай строить свои хижины и дома на каменных насыпях на склонах холмов, хотя тут имелись свои особенности. Они делали углубления типа шурфов в каменных насыпях, связывая их с поверхностью при помощи низких тоннелей, около метра тридцати сантиметров в высоту, и строили свои дома на вершинах насыпей, вокруг ям. Сначала европейцы считали их ямами для рабов, но сейчас все сходятся во мнении, что они использовались либо для хранения зерна, либо для содержания мелкого домашнего скота.
Частичные раскопки, предпринятые в 1951 году, предложили не – сколько ключей к датировке огромной сети террасного земледелия и крепостей и домов, построенных по методу безрастворной кладки. Саммерс предполагает, что эти участки являются следами двух культур раннего родезийского железного века – того самого периода А1, который был свидетелем начального заселения Зимбабве людьми, использовавшими железо вскоре после или немного ранее 500 года. Он называет их Зива 1 и Зива 2, по имени одного из участков. Они внесли свой вклад в формировавшуюся картину, начало которой лучше всего видно у водопада Каламбо.
Большинство руин относятся к гораздо более позднему времени. В Ниекерке «можно обнаружить совсем немного предметов, способствующих датировке, но, судя по нескольким бусинам из четырех разных мест, подходящим периодом представляется восемнадцатый век». Украшения, найденные в развалинах поблизости Иньянги, предполагали несколько более раннюю дату. Возможно, правильнее будет сказать, что большая часть сохранившихся зданий была построена и использовалась в течение двух-трех веков до 1750 года или около того. Как и следовало ожидать, существует свидетельство, по меньшей мере, торговых связей между руинами в Ниекерке, Иньянге, Зимбабве с западными культурами. Также подтверждены торговые сношения с берегом Индийского океана ранними португальскими документами и предметами, найденными в развалинах.
На вопрос о том, насколько прочно различные племена Восточной и Южной Африки, строившие из камня, были связаны между собой, так же как и о том, интенсивна ли была их торговля с побережьем Индийского океана, ответить весьма сложно. Стоит лишь подчеркнуть, что эти юго-восточные культуры явились плодом деятельности высокоорганизованных народов, обладавших навыками обработки камня и металла, бывших скотоводами и земледельцами, чье развитие измерялось веками стабильного роста.
Многие вопросы остаются без ответов. Что угрожало их безопасности? Они строили много крепостей, а у их складов зерна, вероятно, была вооруженная охрана. В любом случае, они были расположены так, чтобы их легко было защитить. Сколько их было? На первый взгляд может показаться, что только многочисленное население могло поднимать и складывать мириады камней, но Саммерс в 1951 году пришел к выводу, что на самом деле склоны холмов жители террасировали постепенно, следуя нуждам изменчивого земледелия, причем это делало относительно немногочисленное население.
Превратившиеся в уголь зерна свидетельствуют, что выращивались просо, сорго и бобовые, для которых кристаллизованный базальт (долерит) предоставлял как плодородную почву, так и хороший дренаж. Но узкие поля на склонах холмов невозможно было интенсивно возделывать каждый год. «То, что можно увидеть сегодня, – всего лишь сохранившиеся остатки после столетий непрерывной работы, и при этом лишь малая часть всей земли возделывалась единовременно. Рассеянность культурных отложений сама по себе является свидетельством постоянных перемещений на новые поля, а повсеместность террасирования в этом регионе показывает, как тщательно прежние жители использовали каждый доступный клочок земли». Этот вывод подтверждается тем, что известно о более ранних поселенцах: несмотря на то что их было ненамного больше, чем современных жителей, они оказались намного лучше организованы и обладали наряду с политической независимостью еще и экономической самостоятельностью, которая впоследствии была утрачена.
Подобно Зимбабве и Мапунгубве, Дхло-Дхло, Кхами и многим другим центрам, развалины на границе Республики Зимбабве и Мозамбика не являются загадкой, которую можно решить, привлекая более или менее мифический народ «извне». Они возникли не по мановению волшебной палочки. Но их реальность впечатляет еще больше, чем загадочность. Это материальные свидетельства, оставленные народами, первыми создававшими цивилизацию – без сомнений, грубую и простую, но явно заслуживающую этого названия, – на земле, где прежде не существовало ни одной культуры. Создававшими с трудом, проявляя упорство и изобретательность, вытесняя дикость без какой-либо помощи извне.
Сохранились их памятники. «Сюда было вложено столько же труда, – сказал кто-то о Ниеркерке Макиверу, одобрительно цитирующему это замечание, – сколько в строительство пирамид, если не больше». Может быть, так оно и было.
Будучи разнообразными и противоречивыми, истоки Зимбабве берут свое начало практически в то же время, что и начала древней Ганы. Первичное возведение стен «Акрополя» и «Эллиптического здания» было осуществлено ненамного позднее роста влияния Мали и превращения Тимбукту и Дженне в центры науки и образования. Километры террас, крепостей, насыпей и каменных жилищ Ниекерка и Иньянги были созданы, когда Мохаммед Аския и его потомки правили Западным Суданом.
На этих равнинах и холмах творилась сама история. Народы – первопроходцы, пробивая собственный путь, привносил и новые идеи и изобретал и новые средства существования и пропитания – то продвигаясь вперед, то отступая, но все же постоянно продвигаясь по направлению к тем же целям и преодолевая те же препятствия и разочарования, которые встретила бы любая зарождающаяся цивилизация в любом другом месте Земли. Пути решений здесь, в Зимбабве, были типично африканскими, но движущие мотивы, а особенно движущие силы были общими со всем человечеством.