Глава 1. Мобилизационные ресурсы сторон

Глава 1. Мобилизационные ресурсы сторон

Многие из нас помнят прекрасную книгу Антуана де Сент-Экзюпери "Военный летчик". Потрясающая по своему нравственному накалу, по трагичности, по пронзительности и достоверности описаний, эта маленькая повесть для большинства прочитавших ее стала каноническим свидетельством бессилия французской армии перед нечеловеческим по своей мощи паровым катком германской военной машины. "Военный летчик" — больше, чем литературное произведение, это живое свидетельство очевидца, с горестным сокрушением сердца повествующего о заведомой безнадежности любых попыток сопротивления варварскому натиску с Востока. А как же!

"Мы не могли не отстать в гонке вооружений. Нас было сорок миллионов земледельцев против восьмидесяти миллионов, занятых в промыишенности! Мы воюем один против трех. У нас один самолет против десяти ичи двадцати и, после Дюнкерка, — один танк против ста". "Немцев восемьдесят миллионов. За один год мы не можем создать сорок миллионов французов, которых нам не хватает. Мы не можем превратить наши пшеничные поля в угольные шахты". "Для борьбы с танками в нашем распоряжении были только снопы пшеницы. Снопы пшеницы для этого совершенно не годились".

Нисколько не пытаясь умалить величие Сент-Экзюпери как Писателя, Солдата и Человека (в конце концов, в 1944 г., уже достаточно зрелым мужчиной добровольно вернувшимся в строй и отдавшим жизнь за свою Родину!) — все же хочу сказать, что относительно соотношения сил сторон в майские дни сорокового года Сент-Экс несколько… гм… погорячился.

ПОТОМУ ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК.

Во-первых, по поводу «отсталости» Франции в гонке вооружений — здесь глубокоуважаемый мэтр несколько сгустил краски. В мае 1940 г. бронетанковый парк французов превосходил немецкий как по численности современных танков, так и по их качественным характеристикам; французы вообще не строили танков без пушек — тогда как у немцев едва ли не треть всех панцеркампфвагенов имела чисто пулеметное вооружение. В авиации французы несколько уступали немцам, это правда — но отнюдь не в таком трагическом соотношении, как это заявлено в "Военном летчике".

Два французских самолета противостояли трем немецким — и ни о каких "один самолет против десяти или двадцати " речи и близко не шло. Впрочем, о «железе» мы уже говорили в первой части настоящей книги, и посему сразу же перейдем далее — к трагическому соотношению в личном составе. "Нас было сорок миллионов земледельцев против восьмидесяти миллионов промышленных рабочих" — это сильный довод! Если не вдаваться в подробности…

Мы же в них вдадимся. И узнаем много интересного! Как известно, с 1919-го по 1935 гг. Германия не имела призывной армии — ее вооруженные силы были ограничены опереточным стотысячным рейхсвером.

То есть ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ПРИЗЫВНЫХ ВОЗРАСТОВ (контингент 1901–1914 гг. рождения) из двадцати пяти возрастов, годных к призыву, не получили вообще никакой военной подготовки — таким образом, при мобилизации в Германии летом 1939 г. под ружье были поставлены более полутора миллионов человек (из 3 180 000 мобилизованных), до этого ни разу в жизни не видевших настоящей винтовки.

Немцам немыслимо повезло, что Польша рухнула в течении всего пятнадцати дней, и французы на Западном фронте не перешли в наступление — иначе отражать его пришлось бы дивизиям, на 75 % укомплектованным новобранцами. Что это такое — РККА пришлось испытать на своей шкуре в июне 1941 — го, когда немецкий удар обрушился на наполовину состоящие из новобранцев дивизии Западного фронта.

А вот французы в августе 1939 г. призвали под знамена РЕЗЕРВИСТОВ — то есть людей, в свое время отслуживших в армии, которых не нужно учить азам военного ремесла, показывать, как наматываются портянки и с какой стороны заряжается винтовка. Французская армия 3 сентября 1939 г. была, относительно выучки личного состава, на голову выше вермахта!

И еще бы она была не выше! Как известно, вооруженные силы Франции все годы существования Веймарской Германии продолжали комплектоваться на основе всеобщей воинской повинности. Более того, в 1936 г. срок службы в пехоте (в смысле, в сухопутных войсках) был увеличен с одного года до двух, для моряков и солдат колониальных войск оставался прежним — три года. После введения двухлетнего срока службы вооруженные силы Франции имели 710–720 тысяч человек переменного состава при трехстах двадцати тысячах кадровых военнослужащих (офицеров и сержантов).

В сухопутных войсках насчитывалось 865 тысяч штыков и сабель (из них 550 тысяч — армия метрополии, 199 тысяч — экспедиционные войска, 116 тысяч — колониальные формирования), в военно-воздушных силах — 50 тысяч, и 90 тысяч — во флоте. Прошу заметить — притом, что во Франции живет всего лишь "сорок миллионов земледельцев", ее армия мирного времени все равно вдвое превосходит армию мирного времени восьмидесятимиллионной Германии!

* * *

Итак, ситуация во французской армии в августе 1939 г. складывалась следующим образом: Всего же численность вооруженных сил Франции по состоянию на 1 сентября 1939 г. составила 2 674 000 солдат и офицеров (2 438 000 — в сухопутных войсках, 110 000 — в военно-воздушных силах и 126 000 — в военно-морском флоте).

Учитывая, что немцы в мае 1940 г. бросили в наступление на Западном фронте войска общей численностью в 2 750 000 солдат и офицеров — то ни о каких "Мы воюем один против трех" речи, естественно, не шло.

Впрочем, и "сорок миллионов земледельцев" — тоже весьма лукавая фраза, ибо уважаемый писатель и пилот как-то забыл упомянуть о том, что Франция в 1940-м владела территориями вне Европы общей площадью около двенадцати миллионов квадратных километров с населением более семидесяти миллионов человек. Да, войска из колоний в сентябре тридцать девятого насчитывали всего 338 тысяч штыков и сабель — но все равно списывать со счетов колониальные территории не стоит, ибо они тоже воевали — добычей полезных ископаемых, снабжением Франции продовольствием, сырьем и материалами для войны. Колонии были БАЗИСОМ ВОЙНЫ — и далеко не всегда их ценность определялась количеством батальонов, которые они могли выставить на линию огня…

И кстати — французы на всю свою рать имели в достатке (и даже с некоторым избытком) стрелкового оружия, артиллерии, боеприпасов и прочей амуниции. А вот немцы отнюдь не обладали столь щедрыми запасами в своих цейхгаузах — как писал Типпельскирх:

"За короткое время из 7 пехотных и 3 кавалерийских дивизий, к которым с 1938 г. еще прибавились 6 австрийских бригад значительно меньшей численности, к осени 1939 г. возникли в общей сложности 52 соединения.

На случай войны планировалось формирование еще 46 дивизий. Но комплектование их личным составом представляло большие трудности. Приходилось обращаться к младшим возрастам времен Первой мировой войны, так как контингент 1901–1914 гг. рождения не проходил с 1919 г. никакой военной подготовки, и теперь она только начиналась. Для оснащения этих войск было использовано ненужное кадровым частям устаревшее вооружение, а также австрийское оружие и техника расформированной чехословацкой армии, но и этого очень пестрого вооружения едва хватало".

Вот такими суровыми и безжалостными агрессорами были немцы, в тридцать девятом году затеявшие зажечь мир с четырех концов — им едва-едва хватило оружия на девяносто восемь дивизий…

С французами мы разобрались — и выяснили, что в мае 1940 г. немецкая армия вторжения примерно равнялась французской армии обороны по числу людей, несколько превосходила ее в авиации и серьезно уступала в танках.

Но ведь воевали-то немцы с КОАЛИЦИЕЙ государств!

Которая в сентябре 1939 г. превосходила Германию по всем статьям — в том числе и в количестве солдат; и даже после разгрома Польши и уменьшения боевой мощи антигерманской коалиции на миллион польских военнослужащих (по состоянию на 1 июня 1939 г. вооруженные силы Польши насчитывали 439 718 человек, а к 3 сентября 1939 г. достигли 1 045 000 штыков и сабель) она по-прежнему имела над немцами перевес в живой силе и технике. Не верите?

Напрасно!

Прошу заметить — закон об обязательной воинской повинности, по которому все мужчины, достигшие двадцатилетнего возраста, должны были проходить службу в течение шести месяцев в регулярной армии, после чего на три с половиной года зачислялись в территориальную армию — вступил в силу в Великобритании лишь в июле 1939 г.; следовательно, все английские войска — а это миллион шестьсот шестьдесят две тысячи солдат и офицеров — суть волонтеры, добровольно вступившие в вооруженные силы. То бишь — профессионалы.

Итак, вооруженные силы Британской империи накануне войны (без учета подразделений, дислоцированных в Ираке, Палестине, Трансиордании, в Западной Африке и на базах в Атлантике) на 1 августа 1939 г. составляли: и совершив несложную арифметическую операцию сложения (добавив к 2 674 000 французских военнослужащих 1 662 000 британских), получаем общую численность войск англо-французского блока в 4 336 000 солдат и офицеров.

То есть в сентябре 1939 г. англо-франко-польская коалиция, собранная против Германии, могла выставить на линию огня 5 381 000 штыков и сабель — против 3 180 000 таковых, имевшихся в это же время у Третьего рейха. Причем все мобилизованные под знамена солдаты «первой» антигитлеровской коалиции были резервистами, то есть в свое время отслужившими срочную службу в своих армиях мирного времени — каковой в Германии до 1935 г. не было вообще…

Почти всегда историки, пишущие о начале Второй мировой, говоря об одном из участников антинемецкого союза, употребляют слово «Англия» — тем самым давая понять своим читателям, что против Германии воевала лишь маленькая часть Британской империи, расположенная на Британских островах. Это не так — войну Германии объявили все английские доминионы, в ней самое деятельное участие приняли все без исключения, британские колонии.

А население Британской империи к сентябрю 1939 г. насчитывало, между прочим, ЧЕТЫРЕСТА ДВАДЦАТЬ СЕМЬ МИЛЛИОНОВ ЧЕТЫРЕСТА ШЕСТЬДЕСЯТ СЕМЬ ТЫСЯЧ человек — проживающих на территории в ТРИДЦАТЬ ОДИН МИЛЛИОН ВОСЕМЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТЬ ТЫСЯЧ квадратных километров. При том, что население Третьего рейха в 1939 г. составляло восемьдесят с небольшим миллионов человек на территории в 583 тысяч квадратных километров. Что называется, почувствуйте разницу и сравните экономический и мобилизационный потенциал сторон!

Пятьсот восемьдесят миллионов человек и сорок пять миллионов квадратных километров территории (Британская империя, Франция с колониями и подмандатными территориями и Польша) — против восьмидесяти миллионов человек и чуть больше полумиллиона квадратных километров нищей на полезные ископаемые земли (у Германии)…

* * *

Кстати, имеет смысл в этой главе помянуть об одном "общепризнанном факте" — каковой автор фактом считать решительно отказывается. Дело в том, что многие источники утверждают, что французы продолжали развертывание своей армии в ходе "странной войны", и к маю 1940 г. численность вооруженных сил Франции достигла едва ли не пяти миллионов штыков и сабель — но, откровенно говоря, мне эта цифра кажется несколько преувеличенной. Пять миллионов человек — это, по самым скромным подсчетам, более трехсот дивизий, тогда как все силы союзников на Западном фронте (включая сюда тридцать три бельгийские и голландские дивизии) составляли 145 дивизий, а Второго стратегического эшелона (как у нас летом сорок первого) французы не имели — иначе бы немцы после разгрома союзников во Фландрии и Артуа вынуждены были бы вновь сражаться с врагом, превосходящим их в численности — чего, на самом деле, не произошло.

Завершая разговор о соотношении сил сторон, автор не может пройти мимо того факта, что на стороне Германии в ее битве с англо-французами выступила Италия — на основании чего кто-то из читателей тут же поспешно приплюсует итальянское войско к вермахту. На что я отвечу, что Муссолини начал "свою войну" только 10 июня 1940 г., когда кампания была уже по факту закончена — и, более того, Гитлер был отнюдь не в восторге от того, что в «его» войну вмешалась Италия. Ибо в этом случае Средиземное море становилось "морем войны", и немцы вынуждены будут тратить свои и так небольшие силы на помощь "наследникам Рима", с треском проигравшим свою североафриканскую кампанию.

К тому же в 4 336 000 союзных войск на Западном фронте мы не включаем бельгийцев и голландцев — ибо оные стали участниками антигерманской коалиции поневоле, до утра 10 мая 1940 г. будучи нейтралами. Но немецкое вторжение тут же заставило короля Леопольда и королеву Вильгельмину стать на сторону англо-французского блока — впрочем, никакой особой помощи от голландских и бельгийских войск этот блок не получил.

Таким образом, подведем итог.

Немцы одержали победу в мае-июне сорокового года отнюдь не потому, что имели больше солдат, танков, самолетов или пушек. Всего этого у них было меньше, чем у союзников. Но у немцев была Идея — которой не имели их враги; и именно в этом и была причина победы Третьего рейха над своими более вооруженными и более оснащенными врагами. Да и выхода у них не было — иначе их продали и разорили бы, как Польшу. Ну, не хотелось им так.

Фашизм, или там коммунизм, или еще что-то-это просто названия, просто ярлыки. Не стоит загонять страну в угол — иначе агрессия неизбежна. Сколько раз мы в течение XX столетия наблюдаем этот один-единственный сценарий!

Загонять в угол, блокировать экономически, затаскивать в долговую яму, а потом провоцировать смуту и вводить войска?

Но насчет внутренней смуты не получилось, потому что к власти пришел Гитлер — диктатор, объединивший нацию в единый организм.

Постойте, а не то ли это самое, что мы видим сегодня, глядя на искусственно созданное иумечо подогреваемое противостояние с исламским миром — ну не хотят арабы бесплатно поить Америку нефтью! И не хотят они банков по нашему образцу, тем более еврейских банков! Конечно, они предпочтут войну полному разорению…

А США — снова там, у себя, за океаном… Или на этот раз не совсем? Вообще-то не дай Бог (и Аллах), но нужно быть Бушем, чтобы обидеться на бывшего сокурсника и соратника Бен Ладена (практически соправителя Саудовской Аравии) за то, что тот не захотел «по-доброму» сдать свою страну и показал в целях разъяснения, каким может быть исход. Конечно, космополиту Бушу родина— там, где карман. Ему особо и до Америки дела нет. Поэтому некоторые вещи и кажутся таким космополитам странными.

Выходит, мы снова на волосок от пожара? Да!

Немцы сражались во имя своего Отечества — их противники не понимали, во имя чего им надлежит умирать.

Как писал тот же Сент-Экзюпери:

"Родина — это не совокупность провинций, обычаев, предметов, которые всегда может охватить мой разум.

Родина — это Сущность… Мы пренебрегали сущностью человека. Мы полагали, что хитрые махинации низких душ могут содействовать торжеству благородного дела, что ловкий эгоизм может подвигнуть на самопожертвование, что черствость сердца и пустая болтовня могут основать братство и любовь. Мы пренебрегали Сущностью".

И еще пару фраз из пронзительного "Военного летчика":

"Действовать с воодушевлением можно только тогда, когда действия имеют очевидный смысл. Не жаль спалить урожай, если под его пеплом будет погребен враг.

Нужно, чтобы то, ради чего умираешь, стоило самой смерти. Война — это приятие не риска. Это приятие не боя. Наступает час, когда для бойца — это просто-напросто приятие смерти. Умирают за дом, а не за вещи и стены. Умирают за собор — не за камни. Умирают за народ — не за толпу. Умирают из любви к Человеку, если он краеугольный камень Общности. Умирают только за то, ради чего стоит жить".

Последний Великий Француз понял в последние, самые трагические, самые черные дни июня сорокового простую истину — чтобы умереть за Родину, надо ее любить больше, чем себя, больше, чем свою жизнь.

"Чтобы действовать на благо моей Родины, я должен каждый миг стремиться к этому всей силой моей любви…

Братьями можно быть только в чем-то. Если нет узла, связывающего людей воедино, они будут поставлены рядом друг с другом, а не связаны между собой. Нельзя быть просто братьями. Мои товарищи и я — братья в группе 2/33. Французы — братья во Франции".

Немцы в мае сорокового чувствовали себя "братьями в Германии" — ибо во имя того, чтобы это произошло, и шла к власти НСДАП, и именно для этого она делала все возможное после 31 января 1933 г., когда канцлером Германии стал Адольф Гитлер. Почему он пришел к власти?

Потому что он объединил нацию — ведь ВСЕ БЫЛИ ПРОТИВ НЕМЦЕВ, ФАКТИЧЕСКИ — ПРОТИВ НЕМЕЦКОГО НАРОДА.

Гитлер мог говорить или делать все что угодно. Но каждое его слово или действие делало немцев "братьями в Германии", поэтому он стал лидером.

А французы не были "братьями во Франции" — наоборот, все тридцатые годы республику раздирали социальные и классовые конфликты, к власти в стране приходили то «левые», то «правые» — и каждый раз новое правительство принималось яростно менять внутреннюю и внешнюю политику государства согласно собственным воззрениям…

До интересов ли Франции и французского народа было этим людям?

Увы, летом сорокового года эта чехарда дала о себе знать самым жестоким и безжалостным образом; французский солдат не понимал, во имя чего он сражается — и посему катастрофа французского фронта стала неизбежной…