Глава 9 ИГРА В ПРЯТКИ С ТИТО

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 9

ИГРА В ПРЯТКИ С ТИТО

В то время я был инспектором южных регионов VI управления Главного управления имперской безопасности, осуществляя свою работу с опорных пунктов в Вене и Загребе. Тогда я пытался поддерживать хорватскую крестьянскую партию во главе с Мацеком, а также террориста Павелича.

Альфред Розенберг возглавлял отдел внешней политики нацистской партии. Я старался добиться его поддержки своей линии, которую проводил в Югославии. Он неоднократно говорил мне, что Риббентроп занимал в этих вопросах неверную позицию, но изменять что-либо в ней было уже поздно. Такой разговор, в частности, произошел в марте 1941 года сразу же после путча генерала Симовича. Возвратившись в Вену, а затем в Загреб, я следил за развитием событий и своеобразными контактами Тито[71] с немцами.

13 апреля Сталин неожиданно появился на железнодорожном вокзале в Москве, чтобы проводить японского министра иностранных дел Мацуоку. Видимо, чтобы произвести надлежащее впечатление на отъезжавшего гостя, он подошел к помощнику немецкого военного атташе полковнику фон Кребсу, обнял его за плечи и произнес фразу, ставшую широко известной:

– Мы должны всегда оставаться друзьями, не правда ли?

Месяцем позже югославский посол Гаврилович был вызван в советское Министерство иностранных дел. Вышинский сообщил ему, что Советский Союз считает его миссию оконченной, поскольку Югославия потеряла свою независимость – ту самую независимость, которую Кремль за несколько недель до того признал и даже обещал защищать. Обращение было таким же, как и с Польшей, когда она была разгромлена в 1939 году.

Сталин, по всей видимости, никогда не имел серьезного намерения заниматься Югославией. Восстание сербских офицеров было для него всего лишь эпизодом, который он хотел использовать для своей выгоды. Белградские националисты, поняв это, пришли к выводу о необходимости проведения антинемецкой политики, что и сделало войну неизбежной.

С типичным для него цинизмом Сталин продержал югославскую делегацию в Москве до тех пор, пока не получил из Берлина сообщение, что Германия готова начать нападение на Югославию. Националистическая группа Симовича рассматривала такое поведение русских как «презренное вероломство» и «циничный обман». Такое мнение разделяло большинство сербского народа. Не будет, пожалуй, слишком большого преувеличения полагать, что нынешняя антирусская политика маршала Тито проистекает как раз из тех событий.

В сложившейся ситуации Симович посчитал необходимым достичь соглашения с хорватами. Он попытался добиться этого, резко изменив тактику и предложив назначить заместителем премьер-министра нового правительства лидера хорватских крестьян Мацека. При этом он даже не удосужился спросить того, желает ли он работать в правительстве. Мацек в то время не намеревался входить в состав кабинета Симовича, но, чтобы избежать окончательного разрыва отношений, послал в Белград Козутича, лидера правого крыла партии. Козутич был проинструктирован предъявить Симовичу требования партии – создание нового регентского совета из пяти членов – одного серба, одного хорвата, одного словенца, патриарха ортодоксальной церкви и католического архиепископа из Загреба. Новое правительство должно было заявить о своей приверженности сербско-хорватскому соглашению 1939 года о равенстве и официально объявить о вхождении в Тройственный союз.

Симовичу любой ценой надо было иметь в составе правительства хотя бы нескольких хорватов, чтобы избежать опасной оппозиции в Хорватии. Поэтому он принял эти условия без колебаний и возражений, не намереваясь в дальнейшем держать свое слово. Все, что было ему нужно, так это привлечь хорватского лидера в Белград и ввести его на какое-то время в состав правительства. Мацек, полагавший, что его требования окажутся для Белграда неприемлемыми, попал в положение человека, не имеющего явных причин пренебрегать предложениями правительства. Берлин же дал мне указания прекратить всякую поддержку Мацека, если он выйдет из коалиции.

Политика Германии по отношению к Югославии в тот решающий период времени была крайне безответственной. Гитлер был целиком занят подготовкой к русской кампании, предоставив почти всецело заниматься югославской проблемой министру иностранных дел. Риббентроп абсолютно не разбирался в сложных балканских проблемах и не мог сформулировать собственного независимого мнения. На ситуацию в Белграде он смотрел глазами своего советника по югославским вопросам Шмидта. Предупреждениям, шедшим со всех сторон, в особенности из Австрии, он не придавал никакого значения. Благодаря своей узколобой приверженности «принципам», он отклонил компромисс, предлагавшийся секретной службой в отношении Югославии и тройственного пакта. А с подписанием пакта и вообще считал дело законченным. Факт же, что югославы подписали его без всяких оговорок, был в его глазах лишь подтверждением правильности его бескомпромиссного поведения. В тот момент, когда Симович отдавал последние распоряжения о начале путча в Белграде, Риббентроп находился в Вене, хвастаясь, что был прав, не послушавшись советов «столь любящих компромиссы австрийцев». Гитлер был удовлетворен исходом дела, полагая, что может, наконец, целиком отдать все свое внимание России.

Его реакция на государственный переворот в Югославии была неистовой. Ярость оказалась направленной против всего сербского народа, которым всего несколько недель тому назад он же восхищался. Гнева не избежал и министр иностранных дел. Гитлер в запальчивости даже выкрикнул, что не желает более видеть Риббентропа. Последнему пришлось в связи с этим изобразить, как у нас говорилось, свое «полуночное танго». Такое прозвище Риббентроп получил за привычку запираться в темной спальне. Там он мог находиться в полной изоляции в течение нескольких дней. В министерстве иностранных дел такие оказии использовались для подписания бумаг, которые Риббентроп подписывать бы не стал, у заместителя министра или статс-секретаря.

Этот промах министра иностранных дел напомнил Гитлеру, что в партии имелся собственный отдел по внешним вопросам, возглавлявшийся Альфредом Розенбергом, которому он дал указание сконтактироваться с Мацеком и переговорить о сложившейся ситуации, не предоставив при этом полномочий для заключения каких-либо соглашений. Мацек тогда находился в довольно щекотливом положении. Симович лишил его обоснований для отказа от работы в правительстве. Большинство его соратников и основная масса хорватского народа считали, что наступил подходящий момент для выхода из состава югославского государства. Только немногие его коллеги, в том числе губернатор Хорватии Иван Субасич, ставший впоследствии членом правительства в изгнании в Лондоне, и его собственный секретарь, генерал Крневич, были за заключение некоего компромисса с Белградом. Мацек не обладал ни характером, ни решительностью своего предшественника Радича. Он колебался, надеясь, что Германия даст понять о своем отношении к данному вопросу.

Розенберг прибыл в Загреб, но не мог ни заключить соглашение с Мацеком, ни дать ему какие-либо обещания. Карл Фройнд, немецкий генеральный консул в Загребе, попытался составить нечто вроде декларации от имени министерства иностранных дел. Но его усилия успеха также не имели. Будучи представителем немецкой секретной службы в Загребе, я поддерживал постоянную связь с Мацеком. Но я не мог ничего сказать ему об отношении Германии к вопросу о независимости Хорватии. Не получив удовлетворительного ответа на свои вопросы, Мацек решил отправиться в Белград. Хотя этот шаг и стоил ему тяжелых раздумий, он все еще не решил, войдет ли он в состав правительства Симовича. Тот принял его торжественно в надежде создания единого фронта с хорватами. Даже находясь в Белграде, Мацек старался установить контакт с немцами, пытаясь все же достичь соглашения с Берлином. Немецкое посольство во главе с самим послом, однако, уже покинуло Белград. Кроме меня, обратиться ему было не к кому. Но не имея официального статуса, я мог только переправить его запросы в Берлин.

Когда Риббентроп узнал, что его соперник Розенберг установил контакт с Мацеком, его тщеславие не позволило ему поступить так же, и он постарался выйти на других хорватских лидеров. Его выбор пал на Павелича. До того времени немцы проявляли мало интереса к этому экстремисту, который имел тесные связи с итальянцами. Муссолини и Чиано высказывали своим немецким союзникам мнение, что Павелич будет лучшим лидером новой Хорватии. Цель их была ясна. Если Германия признает этого человека, полностью зависящего от Италии, влияние Италии на Югославию, нарушенное вмешательством немцев, будет восстановлено.

Риббентроп, старавшийся упредить Розенберга и следуя предложению Муссолини, которое и сам поддерживал, направил своего эмиссара в Загреб. В качестве такового он выбрал Веезенмайера, осуществлявшего подобную миссию в Австрии, а затем в Словакии, натравливая словаков против чехов. Тот даже не попытался наладить контакт с Мацеком или членами его партии, которая продолжала представлять большинство хорватского народа. Вместо этого он прямиком направился к представителю Павелича в Хорватии, бывшему генералу австро-венгерской армии Славко Кватернику. Веезенмайер знал, что понравится тому, и стал высказывать мнение, будто бы усташи представляли движение, близкое к национал-социализму и фашизму и достойное присоединения к «Оси Рим – Берлин». И Гитлер, и Муссолини относились к нему одобрительно. Когда в Берлине узнают, что Мацек решился войти в состав правительства Симовича, то Гитлер воспримет это как последнее доказательство провала политики достижения соглашения с Мацеком. При этом не играло никакой роли то обстоятельство, что Мацек никогда не отправился бы в Белград, получи он хотя бы какой-то отклик из Берлина.

В отсутствие Мацека другие лидеры хорватской крестьянской партии были предоставлены сами себе. Перед ними стояла альтернатива. Они могли либо перейти в оппозицию, либо заключить соглашение с итало-германским кандидатом Кватерником. Они выбрали второй вариант, и 10 апреля в Загребе, буквально за несколько часов до вторжения немецких войск, Кватерник провозгласил создание независимого государства Хорватии.

Веезенмайер, будучи, по сути дела, секретным агентом рейха, не избежал соблазна поприсутствовать на церемонии объявления «независимости». Он стоял позади Кватерника и давал понять, что именно он является истинным виновником создания нового государства. Несмотря на попытку Мацека, обратившегося из Белграда с призывом сохранения лояльности к новому югославскому правительству, хорватские крестьяне сделали движение в сторону Германии – с развевающимися знаменами и боем барабанов. Крестьянские толпы оказали неоценимую услугу немцам, разоружив те подразделения, которые сохраняли верность Белграду. За свои услуги, однако, крестьяне получили буквально ничтожное вознаграждение.

Через несколько дней после провозглашения нового государства в Загребе появился Павелич с целой группой эмигрантов-усташей, которые тут же установили свой контроль. Группа, насчитывавшая около 360 человек, заняла все наиболее важные посты. Даже лидеры усташей, остававшиеся на родине, получили более низкие назначения. Это произвело неблагоприятное впечатление прежде всего в моральном плане, в остальном же в первые недели все шло отлично. Хорватский народ торжествовал по поводу получения столь долго ожидавшейся независимости.

6 мая Павелич возвратился после своего первого визита к Гитлеру с блестящей новостью, что отныне хорватское государство будет владеть полностью Боснией, Герцеговиной, Далмацией и прибрежными территориями Сирмии, Славонии и Загорий, то есть всеми территориями, на которые хорваты когда-либо предъявляли свои претензии. Восторгам и энтузиазму не было конца. Немецкие требования были ничтожны: на весь период войны в Хорватию вводится небольшой контингент немецких войск.

Но вскоре и Италия сформулировала свои требования, которые были признаны Германией. Римский протокол от 13 июня 1941 года вызвал большое разочарование в Хорватии. Новое государство было разделено на итальянскую и немецкую зоны оккупации. Более того, итальянская зона делилась на первостепенные и второстепенные районы. В первостепенных районах хорватский суверенитет сохранялся. В этих мероприятиях хорваты справедливо усматривали попытки подготовки к последующей аннексии всего побережья Далмации и включения его в состав итальянского государства. Павеличу предъявлялись обвинения в принятии итальянских требований, жители Далмации заявляли о предательстве. Хорватский народ стал выражать недовольство Павеличем и его правительством. Дружеское отношение к Германии быстро остыло. Когда через некоторое время стало известно, что итальянский герцог должен стать королем Хорватии, возмущение достигло своего апогея.

Одних этих деяний было бы вполне достаточно для краха нового государства. Но и без того плохая ситуация ухудшилась в результате усердия усташских лидеров. За короткий промежуток времени они ввергли страну в кровавый хаос. Павелич назначил Ойгена Кватерника, сына генерала и своего ближайшего сподвижника, статс-секретарем по вопросам безопасности. В результате этого вся исполнительная власть оказалась в его руках. Первый же его акт утвердил организацию новой полиции, набираемой из числа уголовных элементов и возглавляющейся эмигрантами. Следующим его шагом являлись разоружение и роспуск крестьянских формирований, которые рассматривались новым правительством как возможный противовес собственной политике.

Таким образом, люди, являвшиеся членами этой поистине национальной организации и внесшие решительный вклад в дело создания государства, пока Кватерник и его друзья отсиживались в Италии, были выброшены из своих казарм. Под дулами пулеметов им было приказано сдать оружие и снаряжение. Так были преданы бывшие союзники, у которых ничего не осталось, кроме горечи. Большое число их перешло в оппозицию, они же, вне всякого сомнения, явились основным источником героического партизанского движения, которое начало формироваться и затем вступило в борьбу.

Ненависть усташских лидеров была направлена прежде всего против евреев и сербов, оказавшихся даже лишенными официально всех прав. Самым жестоким преследователем евреев являлся статс-секретарь Кватерник, хотя его мать и была дочерью одного из бывших хорватских лидеров Франка, самого настоящего еврея. Женой «поглавника» (главы государства) Павелича была урожденная Ловренцевич. Она тоже была из евреев, но ничем не могла помочь своим соплеменникам. Значительно большим преследованиям, однако, подвергались сербы, убийство которых осуществлялось в массовом порядке. Летом 1941 года зверства достигли небывалых масштабов. Целые деревни и даже районы предавались мечу, а население изгонялось на сербскую территорию. По традициям средневековья, хорваты и Римско-католическая церковь пользовались одинаковыми правами с сербами и ортодоксальной церковью. Теперь же «хорватизация» страны приняла форму насильственного обращения православных в католическую веру.

Генерал фон Глайзе-Хорстенау, бывший офицер императорской австрийской армии и член австрийского правительства до присоединения Австрии к Германии, был назначен немецким полномочным представителем в Загреб. Он хорошо знал страну и ее проблемы, поэтому в апреле 1941 года представил Гитлеру свои соображения. Генерал, в частности, предлагал, чтобы все территориальные претензии Италии выполнялись только южнее границы Югославии, чтобы сменить усташскую диктатуру в Загребе коалиционным хорватским правительством, а в Сербии создать правительство, располагающее авторитетом в стране, под контролем немецкого военного командования.

Эти предложения, однако, противоречили планам Чиано и интересам Италии. Во время сербской кампании он навестил Риббентропа в Вене и вновь применил свой излюбленный метод «шантажа слабости». Неудачи итальянских войск в Греции, заявил он, значительно подорвали престиж итальянской армии и фашистской партии. В интересах Германии оказать помощь своему союзнику для дальнейшего успеха общего дела. Фашистский престиж может быть восстановлен лишь за счет предоставления Италии значительных уступок со стороны Германии. Такой маневр принес ему успех, как и в ряде других случаев. Сам Гитлер был готов удовлетворить претензии Италии к Хорватии. В связи с этим Риббентроп не был намерен принять предложения Хорстенау. Личные его соображения, как и обычно, сыграли решающую роль, тем более что еще со времени «аншлюса» Австрии между ним и Хорстенау имелись острые противоречия. Он стремился отодвинуть генерала на задний план с предоставлением такого поста, который не позволил бы тому вмешиваться в политические дела. Военная администрация в Хорватии без дипломатического представительства была для Риббентропа неприемлемой, так как страна осталась бы вне его контроля. И он поспешил назначить своего человека. На эту роль он подобрал Зигфрида Каше, бывшего лидера коричнерубашечников из Северной Германии, который вряд ли ранее даже слышал что-либо о стране, в которой был аккредитован, что имело тяжелые последствия.

В это самое время в Сербии была установлена чисто военная администрация. Хотя и был создан сербский совет комиссаров, он не имел ни полномочий, ни власти. Поэтому правительством он называться не мог, имея, тем не менее, весьма сложные задачи. Поток беженцев из Хорватии не прекращался, а экономический хаос вызвал почти неразрешимые проблемы.

Будучи специалистом немецкой секретной службы, я полагал, что следовало бы должным образом сформировать правительство, которое сотрудничало бы с немецким военным командованием. Министерству иностранных дел было бы целесообразно направить в Белград своего представителя, не придавая ему статуса посла. Это обеспечило бы сербскому правительству определенный престиж как за рубежом, так и в самой стране. Риббентропу должно было бы хватить мудрости, чтобы принять такое предложение, ибо в таком случае он имел бы в Белграде большее влияние. Но как обычно, моральные аспекты перевесили даже его тщеславие. В течение долгих недель он не представлял Гитлеру эти предложения, считая, что фюрер настолько возмущен сербами, что уговорить его пойти им на какие-либо уступки совершенно невозможно.

Лишь после того как Гиммлер и Гейдрих напрямую доложили Гитлеру соображения секретной службы, он согласился с нашими предложениями о назначении генерала Милана Недича сербским премьер-министром. Недич, бывший ранее военным министром, не отличался пронемецкими настроениями, но считал войну с Германией безумием. Его основной идеей было достижение компромисса с теми силами, которые не признавали капитуляции Сербии. В этих своих усилиях он пользовался поддержкой нашей секретной службы, но встречал большие трудности в отношениях с другими немецкими департаментами. И все же он добился некоторого успеха.

К этому времени начало ощущаться организованное военное сопротивление. У нас не было ни малейшего представления о его масштабах. Организованное движение Сопротивления стало возможным в результате непродолжительности военной кампании вермахта в Югославии. Нашему Верховному командованию не хватало времени, так как Гитлер уже принял решение начать 15 мая кампанию против России. Сроки ее открытия пришлось переносить из-за государственного переворота в Белграде и последовавших за этим военных операций. Поэтому фюрер и приказал военному командованию покончить с Югославией как можно скорее. У вермахта просто не было возможности прочесать систематически всю страну для выявления оставшихся в боевом строю вражеских подразделений. Не было времени и для поиска в сложной горной местности потайных складов с оружием и боеприпасами. Немецкие войска ограничились оккупацией важнейших населенных пунктов и обеспечением своих коммуникаций. В результате значительное число небольших, но полных решительности отрядов смогли начать боевые действия против немцев.

Кроме того, партизанская война была в определенной степени традиционной для Сербии. Гайдуки в период Оттоманской империи покидали города и деревни и уходили в леса. Их борьба против иноземных захватчиков осталась в памяти сербских националистов. Австро-венгерская монархия, оккупировав Боснию и Герцеговину, оказалась на долгие годы втянутой в борьбу с повстанцами. Так что сербские партизаны придерживались традиций гайдуков.

Полувоенные организации четников (название происходит от слова «чета», что означает «рота») тоже придерживались прежних традиций. Четники являлись ультранационалистами и оказывали существенное влияние на жизнь королевства. Начальником штаба четников, который был организован задолго до краха Югославии, был полковник Дража Михайлович[72]. Он отказался признать капитуляцию и призвал четников уходить в горы и леса и продолжать борьбу. В дальнейшем получил звание генерала и стал военным министром короля Петра II и югославского эмигрантского правительства в Лондоне. Был официально признан союзниками в качестве командующего югославской армии метрополии.

У четников оказалось много последователей, и за короткое время их численность возросла во много раз. Резня усташами сербов и принудительное обращение православных в католическую веру гнали тысячи людей в леса. Гибельная политика, осуществлявшаяся гауляйтерами Штирии и Каринтии, имела те же последствия. В этих двух провинциях наряду с основным населением проживали словенцы, а гауляйтеры решили избавиться от национальных меньшинств, чем вызвали их повальную эмиграцию. Тамошние словенцы, за исключением интеллигенции, никогда не были настроены против немцев и могли оставаться лояльными к Третьему рейху, как были лояльными к Австро-Венгерской империи. И вот они были вынуждены покидать свои дома в течение всего нескольких часов и изгонялись в Сербию. Многие из этих беженцев, потерявших все, что имели, уходили к четникам.

Это националистическое движение Сопротивления возникло сразу же после капитуляции, организованных же коммунистических выступлений не было до июня 1941 года. Пока Сталин видел еще некоторые шансы избежать конфликта с Гитлером, он запрещал коммунистам Сербии принимать участие в народном сопротивлении немцам. Однако с началом германо-советской войны советская политика претерпела резкие изменения. Не теряя времени, эмиссары Москвы приступили к работе в Сербии, и коммунистическое движение получило новые указания.

Сербские коммунисты вначале не намеревались создавать собственные отряды, чтобы заполучить важные позиции в движении четников Михайловича. Стремясь не допустить создания «пятой колонны» Советов в стране, он прилагал все усилия для организации единого фронта. Старания его, однако, закончились безрезультатно. Распоряжения из Москвы гласили, чтобы коммунисты взяли на себя полный контроль за движением Сопротивления или же создали собственные вооруженные силы отдельно от четников и Михайловича.

В течение 1941 года было проведено совсем не много совместных действий четников и пока еще небольших отрядов коммунистов, возглавлявшихся присланным из Москвы старым членом Югославской коммунистической партии Иосипом Брозом, имевшим псевдоним Тито. К концу года стало ясно, что создать единый народный фронт так и не удастся. А вскоре даже начались столкновения между этими двумя группировками. Как рассказывали, Тито, пройдя основательную подготовку в Коминтерне, возвратился в Югославию то ли в конце 1939-го, то ли в начале 1940 года и участвовал в подготовке путча Симовича. Во всяком случае, в стране он был сразу же после капитуляции, так как его видели во время восстания четников в районе Нис в Капасникских горах. Вскоре после этого он в сопровождении нескольких верных товарищей перебрался в округ Дрвар в Боснию. В сентябре 1941 года состоялась первая коммунистическая сходка. Немцам в 1942 году удалось захватить заснятый тогда фильм, в кадрах которого Тито стоял на балконе какого-то дома, а над ним развевался сербский флаг, украшенный советской звездой.

Явные разногласия между четниками и коммунистами упростили установление контактов немецкой секретной службы с первыми. Могу подтвердить, что сам Михайлович от таких контактов уклонялся. Но значительное число его лейтенантов, среди которых можно отметить «воеводу» Пеканача, были более чем готовы к сотрудничеству с нами. У Пеканача была легендарная репутация. В Первую мировую войну он стал известен тем, что вел партизанскую войну в Сербии за линией фронта австрийских войск. Он был ярым антикоммунистом и считал немцев меньшим из двух зол. Когда начался русско-немецкий конфликт и стало возникать чисто коммунистическое движение, он проявил готовность прекратить боевые действия против немцев при определенных условиях. И был в этом стремлении не одинок, так как многие националистические лидеры придерживались того же мнения. Они понимали, что Германия заинтересована в направлении на Восточный фронт как можно большего числа своих частей и подразделений и поэтому хотела бы заключить некое соглашение с повстанцами. Базой подобного соглашения было признание независимого суверенного сербского государства.

Немецкая политика оказалась неспособной воспользоваться предоставлявшейся возможностью. Переговоры с четниками велись неофициально – на первых шагах через сотрудников секретной службы, у которых не было никаких полномочий для заключения соглашения. Официальные круги не проявляли никакого интереса к этому и не давали никаких указаний. Немецкая машина в Югославии была в состоянии почти беспросветного хаоса. В Белграде сербское правительство не делало никакого секрета из своей приверженности королю Петру, а все его важнейшие решения были направлены на устранение конкуренции Михайловича. Тем не менее, между ними была установлена постоянная курьерская связь, а сербский национальный банк выдавал деньги в фонд четников (осуществлялось ли это с ведома немцев, неизвестно). В то же время при правительстве находился высший эсэсовский и полицейский чин, который стремился к искоренению четников. Наша же секретная служба прилагала все усилия, чтобы склонить четников к установлению с нами мира и переходу к совместным действиям против Тито.

В качестве полномочного представителя в Белград прибыл Нойбахер, благодаря которому положение дел несколько улучшилось. Нойбахер был в прошлом австрийским офицером и командовал во время Первой мировой войны хорватским подразделением, поэтому был хорошо осведомлен о проблемах южных славян. Он был к тому же деловым человеком, обладая воображением и решительноетью, что было редким явлением среди лидеров Третьего рейха. Имея независимое мнение, он проводил политику, которая не всегда совпадала с линией Гитлера и министра иностранных дел. К сожалению, позитивная и эффективная деятельность этого эксперта началась слишком поздно и не могла уже изменить историю Югославии. Если кому и удалось добиться взаимопонимания с четниками, так это Нойбахеру. Но к тому времени ситуация в стране изменилась. Главной проблемой стало не националистическое движение Михайловича, а коммунистическое, возглавляемое Иосипом Броз Тито.

Различные попытки установить мир с четниками длились слишком долго. Своего апогея они достигли в 1943 году, когда был разработан план возвращения в Сербию короля Петра. Эта идея была согласована с одним из ведущих лидеров четников, который поддерживал постоянную связь с двором короля в Лондоне. Он заверил короля Петра, что действует с ведома молодого короля. Его главным аргументом было то, что в отрядах Михайловича и Тито большинство составляли сербы. К тому же в движении Тито только лидеры были коммунистами. Возвратившись в страну и призвав всех сербов под свои знамена, он был бы в состоянии положить конец гражданской войне. Он мог бы иметь свою резиденцию не в Белграде, а в лесах, среди своих последователей, и оттуда руководить всеми операциями. Между немцами, королем и объединенным сербским народом могло быть установлено временное соглашение. Сербы должны были признать Хорватию, прекратить нападения на немецкие оккупационные войска и оставить в неприкосновенности их линии коммуникаций с Грецией и Болгарией, даже взяв на себя обязанность обеспечения их безопасности.

Такой план принес бы мир на сербскую территорию и привел бы к немедленному ослаблению Тито.

Остатки его отрядов были бы прикончены в Сербии четниками, а в Хорватии – немцами совместно с хорватами. Сербы, кроме того, будут обязаны не допускать перехода коммунистических партизанских отрядов через границы Сербии.

Этот план вызвал большое оживление в немецкой секретной службе. Нам казалось, что тем самым мог бы быть положен конец партизанской войне в регионе, к тому же это ничего не стоило бы Германии. Кальтенбруннер, преемник Гейдриха, был весьма заинтересован этой идеей и пытался уговорить Гиммлера доложить о ней Гитлеру. Риббентропа можно было просто обойти и проинформировать обо всем уже после принятия фюрером решения. Реакция Гиммлера не была слишком обнадеживающей. Самым большим недостатком плана, как он сказал мне, было то, что его осуществление должно проходить при молчаливом согласии англичан. Абсолютно исключено, что Гитлер допустит пусть даже частичное и молчаливое сотрудничество с ними. Если план можно изменить таким образом, что англичане будут совсем из него исключены, а король вылетит из Великобритании тайно, тогда фюрер может его поддержать.

Я заверил Гиммлера, что вопрос о сотрудничестве с англичанами даже не стоит. Но, несмотря на это, поддержки у него я не получил. Как мне стало известно позднее, Гиммлер не докладывал Гитлеру совсем ничего об этой идее. При удобном случае он, правда, обсудил ее с Риббентропом, который был абсолютно против этого плана, считая, что Гитлер такое предложение никогда не примет. Когда же летом 1944 года Кальтенбруннер упомянул об этом деле Гитлеру (план к тому времени был уже совсем нереализуем), оказалось, что тот не испытывал к нему явную антипатию. И снова было уже слишком поздно.

Что же касается самого вопроса, то весьма трудно дать правильную оценку, как был бы принят этот план королем и стали бы сербы выполнять скрупулезно предусмотренные в нем условия. Вместе с тем имеются доказательства, что Михайлович, Недич и большинство националистических лидеров восприняли его весьма положительно. Немецкая станция радиоперехвата вместе с тем засекла несколько радиоразговоров по данной проблеме между штабом четников и сербской радиостанцией в Англии. Одним из аргументов, которые приводили четники, было мнение, что королю нечего более ждать от западных держав, поскольку они открыто объявили о поддержке Тито. Далее они полагали, что определенные политические круги в Англии не будут слишком озабочены отлетом короля, а на запрос своего советского союзника с чистой совестью ответят, что ничего об этом не знают. По многочисленным репликам можно было судить, что король и его советники внимательно выслушивали эти соображения и не отвергли план с ходу.

Между тем ситуация в Хорватии развивалась не в пользу стран Оси. Усилились стычки между четниками и усташами. Резня сербов вызвала неописуемый ужас, который длился очень долго и не шел ни в какое сравнение даже с действиями четников. А от их рук страдало мусульманское население Восточной Боснии и Саньяка. По весьма скромным подсчетам, только в Саньяке было вырезано около 70 тысяч мусульман. Такая ненависть к мусульманам явилась наследием эпохи турецкой оккупации. Боснийские мусульмане считались потомками турецких захватчиков и рассматривались как предатели и ренегаты.

Правительство усташей старалось установить дружеские отношения с мусульманами. В первую годовщину образования государства Павелич сфотографировался в феске, как символе его симпатий. И все же отношение к мусульманам было как к национальному меньшинству. Вместе с тем гонениям подвергались и хорваты православного вероисповедания. Позднее усташи, однако, отошли от политики отношения к ним как к религиозному меньшинству и разрешили открыть собственную церковь с бывшим русским епископом.

Мы, немцы, относились к боснийским мусульманам терпимо, надеясь через них оказать необходимое влияние на турок. Между боснийскими мусульманами и турками существовали тесные дружеские отношения. Значительное число наиболее уважаемых людей в современной Турции, и в частности в ее вооруженных силах, были выходцами из боснийских семей.

Однако что-либо комбинировать было уже поздно. Турция, исходя из оценки сил, пришла к выводу, что Германии войну уже не выиграть.

Среди других мер по усилению заинтересованности боснийских мусульман в переходе на сторону немцев было формирование мусульманской дивизии СС в 1943 году. При этом была использована традиция прежних австрийских «боснийских полков». Эти части, состоявшие почти исключительно из мусульман, относились в Первую мировую войну к элитным подразделениям. Они успешно сражались против итальянских войск, предпринявших в 1915 году попытку наступления на Изонцском фронте. Организатором дивизии СС из мусульман был бывший офицер австрийской армии, который в Первую мировую войну командовал мусульманской частью. Как ни странно, создание этих частей, исходя из религиозной основы, противоречило основным принципам СС. Тем не менее, Гиммлер пошел на это, поскольку верил в героизм ислама. Он пошел даже далее, разрешив иметь в таких дивизиях собственных священнослужителей, тогда как христианская церковь в течение ряда лет безуспешно пыталась разрешить этот вопрос в других частях СС. Великий муфтий из Иерусалима проявил к этим частям большой интерес и инспектировал их не один раз. Когда позднее их пришлось передислоцировать во Францию и там проявили недовольство этим, именно благодаря вмешательству великого муфтия удалось добиться умиротворения.

В 1942 году четники еще превосходили Тито по силе, но затем, благодаря своей превосходной политической тактике, с одной стороны, и поддержке, получаемой им от западных держав, с другой, Тито стал быстро набирать силы и обрел твердую почву под ногами.

Движение Михайловича по своей структуре было сербским, но ни ему, ни другим лидерам не удалось добиться панюгославского единства. Среди четников доминировал шовинизм, и они смотрели свысока на другие народности, населявшие бывшее югославское государство. Поэтому хорваты и словенцы вправе были считать, что движение Михайловича имеет своей целью установление в послевоенной стране гегемонии сербов.

Тито был намного умнее. Подготовка, полученная им в Советском Союзе, сыграла положительную роль. В своих действиях он исходил из наднациональных целей, стремясь привлечь на свою сторону и хорватов, и словенцев. Об этом он заявлял во всех своих выступлениях, но даже в сражениях с немцами безошибочно просматривалась сербская политическая линия. Но это понимали только немногие, в том числе и его собственные соратники. Тот факт, что он сам был хорватом, не имел никакого значения. Многие хорваты, поддерживавшие правительство Белграда, быстро стали в большей степени сербами, чем многие сербы. Население Хорватии, избежавшее резни усташей, и хорваты, изгнанные из своих жилищ в Штирии и Каринтии, считали Тито более терпимым, нежели Михайловича.

Англичане и американцы быстро изменили свое отношение к соперничавшим движениям. Поначалу симпатии западных держав были на стороне Михайловича, которого они снабжали оружием и боеприпасами. Затем они стали отдавать предпочтение Тито. В начале 1943 года в результате хорошо спланированных операций немцев Тито оказался на грани полного разгрома. Многие участники тех сражений заверяют, что без помощи англичан и американцев он бы не уцелел. Некоторые сербские политики, находящиеся в эмиграции, убеждены, что ныне ни в Югославии, ни в Албании не было бы коммунистических режимов, если бы англичане и американцы тогда продолжали бы поддерживать Михайловича. В капитуляции Италии в 1943 году есть значительная заслуга Тито. В результате этого ему удалось распространить свое влияние на всю югославскую территорию и значительно укрепить свою военную мощь.

Фашистская политика в оккупированной Югославии была не только гибельной, но и являлась прямым источником усиления партизан. Вместе с тем она не учитывала даже интересов союзников Германии. Что же касается Италии, то итальянские генералы заигрывали с лидерами четников в Хорватии, не проявляя никакого интереса к Сербии. Это более или менее понятно. Но генерал Роатта поддерживал связи и с коммунистическим движением Тито. В 1942 году немецкая военная полиция перехватила курьера партизан, следовавшего в штаб Роатты. Его допросы не дали ничего интересного, разве лишь признание, что он совершал свои поездки туда уже несколько раз. Несмотря на это, мысль о возможности сотрудничества итальянского командующего с партизанами-коммунистами была настолько гротескной, что немецкое руководство в Загребе не придало этому инциденту должного значения.

Несколько позже, тем же летом 1942 года, они были проучены. Тогда была предпринята совместная операция немецких и итальянских войск. Роатта сообщил в немецкий штаб, что главным направлением итальянского удара является Сараево. Однако неожиданно, без всякой военной необходимости, он изменил направление своего продвижения фронтом до восьмидесяти миль – на юг, к итало-германской демаркационной линии. Партизаны Тито тут же устремились в свободный от войск противника район. Их маневр свидетельствовал о предварительном уведомлении со стороны итальянского командования. Явных доказательств этого нет, но сами события свидетельствуют о том, что Роатта был хорошим конспиратором, помогая и четникам, и партизанам Тито в борьбе против немцев, выступая в то же время против хорватского государства.

Чем дольше шла партизанская война, тем чаще стали происходить случаи продажи оружия итальянцами партизанам. Дело обстояло так, что на все виды вооружения были установлены определенные цены – от винтовки до артиллерийского орудия. Можно себе представить, что партизаны отлично использовали такой рынок.

С самого начала немецкое военное командование находилось в довольно щекотливом положении. Широкомасштабные действия против партизан даже не рассматривались, а после капитуляции Югославии значительная часть немецких войск была направлена на Восточный фронт. В стране осталось всего несколько батальонов. В результате дальнейшего развития событий численность оккупационных войск была доведена до нескольких дивизий. Но для активных действий против партизан этих сил было явно недостаточно, и немецкое командование было вынуждено обратиться к итальянцам за поддержкой. В теории этих объединенных сил было вполне достаточно для выполнения возникших задач. Но все акции проводились шаблонно по одной и той же схеме. Немецким частям несколько раз удавалось в результате продвижения на флангах загонять партизан, как говорится, в угол и ставить в такое положение, где их полное окружение с последующим уничтожением было неизбежно. Однако в последний момент партизаны прорывались в секторе, удерживавшемся итальянцами, и уходили. И не всегда это было связано с ошибками и просчетами итальянского командования Чаще всего у итальянцев не было желания вести боевые действия против партизан и рисковать жизнью. Но было бы ошибочно обвинять итальянских солдат в отсутствии храбрости и боевых качеств. Они превосходно сражались только за понятные им дела, которые ими одобрялись, в особенности при защите своей собственной страны. Будущая итальянская империя, в целях расширения которой фашизм вел войну, их не вдохновляла. Поэтому в Северной Африке и на Балканах боевые качества и дух солдат оставляли желать много лучшего.

Хотя итальянский партнер постоянно подводил немцев, их войскам, действовавшим самостоятельно, несколько раз удавалось окружать партизан Тито. Так, например, в Южной Хорватии в результате действий генерала Лютерса их потери составили около 12 тысяч человек. Это была значительная часть от общей численности. Но поскольку Тито оставался на свободе, такие успехи имели преходящую ценность.

С продолжением войны положение в Хорватии все более ухудшалось, и влияние экономического кризиса довлело над всем остальным. Усташи отстранили всех видных лидеров крестьянской партии. Большинство приверженцев Мацека были арестованы, и сам он находился под домашним арестом. Жизнью своей он обязан немцам, которые возражали против расправы над ним. Генерал фон Хорстенау возложил на Павелича личную ответственность за безопасность Мацека.

В дополнение к вышесказанному следует отметить, что усташи вели интриги против тех членов своего движения, которые в свое время не покидали страну. Они систематически оттеснялись на задний план.

В конце концов вокруг Павелича осталась лишь небольшая кучка его личных друзей. Но и в ней возникали постоянные интриги. «Молодой Кватерник» за массовые убийства сербов и евреев не был смещен со своего поста, хотя его преступления возмущали большинство хорватского народа. Но стоило ему принять участие в тайном сговоре против Павелича, как он был тут же снят с должности. Его отец, получивший звание маршала, вынужден был уйти в отставку.

Усташский режим возложил корону Хорватии на принца из савойского дома, герцога Сполето. По рекомендации короля Италии и Муссолини, герцог принял титул короля Звонимира II. Подстрекаемый непомерными амбициями своей жены, маршал Кватерник стал разрабатывать план, как самому стать основателем новой хорватской династии. У него были и приверженцы. Хотя Павелич и не воспринимал его затеи всерьез, но все же опасался, что того могут поддержать немцы, в результате чего путч становился вполне возможным. Поэтому он уединился в своей летней резиденции с личной охраной. К слову говоря, немцы не имели ни малейших намерений поддерживать амбиции Кватерника, так как он не смог бы спасти ситуацию, которая требовала коренных изменений. Уйдя с политической сцены, он вместе с сыном эмигрировал в Словакию. В 1946 году он был передан американцами Югославии, где и был казнен. Подобная судьба не миновала многих хорватских политиков и офицеров, несмотря на то, были ли они усташами или входили в состав оппозиции. Многие из них, кому удалось бежать в Австрию или Венгрию и до которых дотянулась рука англичан или американцев, были выданы Тито. Почти все они были казнены. «Поглавник» Павелич, однако, скрылся. Этот мастер конспирации и обмана прятался несколько месяцев в американской зоне оккупации в Австрии, а затем перебрался в Италию, где нашел убежище в одном из монастырей неподалеку от Рима. Потом он эмигрировал в Аргентину, где и находится до сих пор.

Немецкий полномочный представитель Каше поддерживал Павелича и режим усташей. Поведение Каше являлось большим препятствием в моих попытках понудить Павелича положить конец террору и убийствам, осуществлявшимся усташским режимом. Я считал возможным создание национального коалиционного правительства в Хорватии. Когда представители вермахта и нашей секретной службы высказывали Гитлеру протесты против кровавых усташских деяний, Каше при поддержке Риббентропа парировал наши аргументы, утверждая, что убийства носят единичный характер и неизбежны в любой революции и борьбе за власть. (Эти аргументы, однако, теряют свою силу после окончания революции.) Каше находил и другие аргументы в поддержку своей позиции. Лишь только в 1942 году, когда усташи провели целую серию бессмысленных убийств в Славонии, генерал фон Хорстенау настоял на смещении кучки усташских лидеров. Павелич при этом не проявил ни малейшего желания как-то наказать их и стал использовать в качестве своих советников.

Втайне они планировали убийство начальника штаба хорватской армии генерала Прпича и проведение новых террористических актов.

Попытки приучить усташские банды к цивилизованным формам ведения войны были бесполезными. Даже при проведении отдельных операций вермахта с их участием усташские отряды творили бесчинства среди гражданского населения. В результате их зверств численность партизанских отрядов только росла. Правда, усташи проявляли исключительное мужество, сражаясь до последнего патрона. Ни они, ни партизаны пощады друг другу не давали.

В 1943 году в Хорватии произошел инцидент, привлекший внимание мировой общественности. В Герцеговине партизанами было окружено подразделение строительной организации Тодта[73]. Подразделение это было вооружено и решило принять бой (люди опасались расстрела в случае пленения). Когда у них закончились боеприпасы, они все же попали в плен. Хорваты, сражавшиеся на их стороне, были сразу же расстреляны, немцев же не тронули и переправили на ближайший партизанский командный пункт. Возглавлял это подразделение инженер по фамилии Отт. В дополнение к своим обычным обязанностям он получил задание отыскать деревья с особо прочной древесиной для изготовления самолетных пропеллеров. Деревья произрастали именно в том районе. В ходе своих поисков он вступал в контакты с некоторыми партизанскими командирами, что, по-видимому, и спасло ему жизнь. Его доставили в штаб Тито, который направил инженера к генералу Хорстенау в Загреб с посланием. Тито предлагал обменять одиннадцать человек из организации Тодта на женщину-партизанку, которая была схвачена немцами и находилась в больнице в Загребе. Хорстенау, придававший большое значение прямой связи с Тито, согласился на предложение и заверил Тито, что и впредь готов к подобным обменам. В ответ Тито сразу же отпустил на свободу указанных одиннадцать немцев, не дожидаясь, пока будет освобождена его партизанка, заявив, что для него достаточно слова немецкого офицера.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.