Глава 8 ИГРА В ПРЯТКИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 8 ИГРА В ПРЯТКИ

Однажды утром в Лавариано пришел приказ: «Ваша группа перебрасывается в район Рима». Вечный город окружала цепь аэродромов. С юга – Чампино с двойной взлетно-посадочной полосой; с юго-востока – Ченточелле; с севера – Литторио,[100] аэродром с огромным летным полем, и несколько других, неупомянутых ввиду их малой значимости. Наша группа должны была разделиться между Чампино и Ченточелле.

Приблизительно около полудня, пролетев на высоте 1800 метров над куполом собора Святого Петра, мы приземлились в Чампино и задались вполне резонными вопросами: «А что же „Крепости“? Почему они все еще не нанесли нам визит?»

Мы получили от командира группы нагоняй, он ужасно орал на нас:

– Вы что, круглые идиоты? Вы думаете, что большие «ящики» прибудут средь бела дня? Но я держу пари на пару пуговиц от штанов Рокфеллера, что через полчаса «Крепости» будут здесь. Вы трепались между собой по радио на частоте истребителей. Вас можно было услышать за 240 километров. Вы, случайно, не думаете, что враги ненормальные? Вы можете быть совершенно уверены в том, что они внимательно слушали вас и точно знают, где вы. А теперь вы, ослы, смотрите на свои часы и ждите появления «Крепостей» из Фоджи. Через тридцать минут вы услышите в небе их оглушающий рев, и вместо того, чтобы стоять на летном поле, подобно кучке болванов, вам надо сматываться. Используйте последние остатки топлива, чтобы укрыть свои самолеты, и делайте это моментально, иначе с вами покончат. Давайте приступайте! Одна эскадрилья вылетает в Малагротту.[101] Я пошлю с вами одного из своих парней, иначе вы можете не найти этот аэродром на берегу Тибра. Поберегитесь. Единственная взлетно-посадочная полоса шириной 37 метров и длиной 460 метров. С этим ничего не поделаешь. На этом аэродроме должны уместиться две эскадрильи. Будет сильная толчея. Что же касается 6-й эскадрильи, мы не можем спрятать ее в Ченточелле. Но куда же ее отправить? Ах да, она должна отправиться в Литторио. И прежде всего, не пользуйтесь рациями, иначе вас сразу же засекут, и тогда мы будем собирать вас по кускам.

Дежурный офицер схватил свой пистолет «Вери», выстрелил несколько красных сигнальных ракет и закричал:

– Все по местам!

– Что происходит? – спросил Зиги.

– Это новый трюк, – ответил я. – Ты уже слышал о ковре-самолете, если, конечно, помнишь «Тысячу и одну ночь», но этот сделан в США.[102] Ты должен действовать быстро.

Я поднялся на крыло своего «Мессершмитта» и забрался в кабину.

Нам еще раз необходимо подняться в воздух, но не для того, чтобы встретить бомбардировщики, а чтобы спасти свои машины, укрыв их.

Спустя четверть часа мы прибыли в Литторио и замаскировали свои машины среди кустарника на берегу Тибра, ставшие практически невидимыми для самолетов-разведчиков.

– Слышится гул, – сказал Зиги.

– Хм-м.

– Взгляни! Вон там.

– Хм-м.

– Это настоящий парад игрушечных солдатиков. Они разворачиваются.

– Хм-м.

Зиги уставился на меня, удивленный тем, что я внезапно онемел. Искоса взглянув, он произнес:

– Теперь ты тоже начал «гудеть».

– Я подражаю им, как ты видишь.

– Чертов дурак! Разве ты не можешь отвечать более членораздельно?

– Я поражен. Вот мы, двадцать пять истребителей, лишь наблюдаем, в то время как враг, там наверху, летит как на параде. Мы должны быть в воздухе вместо того, чтобы практиковаться в маскировке. Они превращают нас в наземную прислугу. Это абсолютный позор. Посмотри на это. Одно соединение за другим. Это, Зиги, как сказал бы Монтень,[103] больше достойно смеха, чем рыданий.

– Хм-м…

Сейчас настала очередь Зиги «гудеть».

– Ты подумал еще об одном? Подобное этому не может продолжаться долго. Конечно, есть все шансы на то, что эти большие «ящики» уже перемололи бы нас на части, если бы мы поднялись в воздух, чтобы встретить их. Какую взбучку задали бы они нам. Возможно, именно поэтому мы должны благоразумно оставаться на земле. С другой стороны, если мы попали в это положение сегодня, то что случится завтра? Мы, кажется, катимся под уклон, говорю я тебе.

– Хм-м. Хм-м…

– Вероятно, мы должны рассуждать следующим образом: «Не задумывайтесь о потерях, давайте прямо атаковать их. Двадцать пять истребителей против 500 бомбардировщиков». Я лично очень хочу этого. Но из соображений экономии командование учит нас держаться подальше. – Я сделал паузу, чтобы перевести дыхание, и продолжил: – Когда думаешь, что на этом месте, где мы сейчас находимся, две тысячи лет назад Цицерон,[104] возможно, выращивал лук… Ты можешь представить, как он изумился бы, увидев «Крепости» так, как мы их видим сейчас? Он бы тронулся умом.

– Не больше, чем мы.

На этих исторических размышлениях высокого уровня Зиги и я, лежавшие на траве, заснули, в то время как бомбардировщики спокойно, словно кофемолки, пролетали над Вечным городом. Мы были расквартированы на Виа Аппия,[105] на южной окраине Рима. Вилла, которую мы заняли, до войны предположительно принадлежала послу Аргентины. В первый же вечер, войдя в гостиную, я услышал, как по радио говорит диктор: «Хэлло. Это союзнический военный гарнизон в Бари. Этим вечером мы рады приветствовать 2-ю авиагруппу, прибывшую в Чампино и Ченточелле (далее следовали подробности). Так как вы прибыли из долины По, то мы не можем упустить такой благоприятный случай, что не выказать свое уважение к вам, джентльмены. Не забудьте до следующего рассвета получше зарыться в землю, пока у вас есть еще время. Увидимся, джентльмены. Спокойной ночи».

– Отлично, но это уже немного чересчур, я должен сказать! – воскликнул Зиги. – Как, черт возьми, они узнали о нашем прибытии?

– Болван! Из наших радиопереговоров и от Бадольо.[106] Этим утром мы много болтали, а они нас слышали. Вдобавок об этом позаботились ренегатыфа-шисты.[107] Ничего не может быть проще. Помнишь, что произошло в 1916 году?[108] Мы окружены шпионами!

Дни проходили в перемещениях от аэродромов к местности на берегах Тибра и обратно. Порой, когда мы думали, что противник устал, мы рисковали оставаться на аэродромах Чампино и Ченточелле.

Приземляться там могли лишь пилоты, сведущие в акробатике. Воронки от бомб располагались почти вплотную, но трюк, который мы уже использовали в Трапани, все еще был весьма эффективен. Мы засыпали воронки на участке шириной 15 метров вдоль взлетно-посадочной полосы и обозначали его пустыми бензиновыми бочками. Пилот, который не владел своей машиной в совершенстве, почти наверняка ломал себе шею. Но это было лучшее, что мы могли сделать.

Со своей стороны, американцы полагали, что невозможно продолжать нормальные действия с аэродромов, которые были превращены ими в картофельные поля, но в тот же день, когда итальянцы сообщали им о малейшей активности на них, фейерверк начинался снова.

В конце концов Ченточелле, Литторио, Чампино и другие аэродромы превратились в изрытые, словно кротами, поля. Лишь аэродромы, где мы маскировали наши «ящики», оставались неповрежденными. Самолетов там было больше, чем травы на них.

В первые две недели января царила нездоровая тишина. Это было слишком хорошо, чтобы продолжаться долго.

Зиги полагал, что союзники чистят свои пушки и подвозят подкрепления.

Он оказался прав.

Несколькими днями спустя он однажды утром приветствовал меня следующими словами:

– Наши друзья высадились в Неттуно.[109]

Я притворно потряс головой:

– О мой Боже! Это никогда не закончится! Алжир, Тунис, Пантеллерия, Сицилия, Калабрия, Салерно, а теперь Неттуно. Они могут преодолеть эти несчастные километры, которые отделяют их от Рима, в течение ночи, и притом пешком.

– Если на дороге нет слишком больших камней. Ты же знаешь, что они приходят в ужас от необходимости ходить пешком.

– В другом случае они будут здесь через час. У нас нет ничего, что можно выставить против них.

– Мы удерживаем Монте-Кассино.[110] Именно поэтому они пытаются ударить по нам с тыла.

Старик положил конец нашим размышлениям: «Все в воздух. Полетим и посмотрим, что происходит».

В тот день лишь некоторые из нас смогли пролететь над зоной высадки. Американцы создали заградительный зенитный барьер, беспрецедентный по своей мощи, которого никогда прежде не было на Южном фронте. На высоте от 450 до 9200 метров не имелось ни одного кубического метра воздуха, неприкрытого зенитными снарядами. Абсолютная стена огня. Полосу лесистой местности приблизительно в трех с половиной километрах к северу от Неттуно защищали батареи, размещенные бок о бок. Они были усилены зенитной артиллерией кораблей, стоявших на якорях около берега.

Какой салют…

Тем не менее сбить скоростной истребитель, летевший на 7700 метрах, было почти невозможно до тех пор, пока его пилот не начал бы придерживаться прямолинейного курса. Лишь случайный выстрел мог достать его. К сожалению, на сей раз это не могло помочь нам, заградительный огонь был настолько плотным, что мы предпочитали держаться на расстоянии. Видя эту картину, я сказал сам себе: «Замечательная выставка одуванчиков.[111] Эти зенитки предназначены для тебя. У них, должно быть, масса долларов, чтобы превращать их в дым подобным образом. И куда подевались ковбои? Никаких „Лайтнингов“ сегодня нет».

Я должен был держать свой рот на замке. С юга на горизонте появилось облако. Стая «воробьев», толстых и черных, приближавшаяся со стороны Неаполя.

На сей раз это были «Тандерболты».

Командир группы, летевший справа от меня, не смог сдержать крик по двухсторонней связи: «Все за мной, иначе нас переловят словно крыс».

Мы успели вовремя вернуться на свой аэродром.

Несколькими днями спустя нас вызвал комендант аэродрома. «Рим объявлен открытым городом,[112] – сообщил он. – Мы должны покинуть его. Мы еще раз начинаем стратегическое отступление на север в направлении Витербо».

В самом Риме все было вверх дном. Кессельринг[113] поспешно формировал боевую группу. Госпитали прочесывались, едущие в отпуск останавливались, отбившиеся от своих частей солдаты ставились в строй. Фактически каждый, кто говорил по-немецки и носил оружие, посылался на фронт. Римская боевая группа была направлена к плацдарму.[114]

Если бы в тот момент американцы решили надавить на педали газа своих «Шерманов», то они прорвали бы фронт и доехали до Флоренции, а проблема Монте-Кассино решилась сама собой; но они упустили случай, и эта задержка помогла планам главнокомандующего на юге.[115] Американская пехота продвигалась вперед до тех пор, пока имела артиллерийскую поддержку, а затем она окапывалась и ждала. Спешно сформированные Кессельрингом команды просочились через Понтийские ворота, Торре-Гайа[116] и вышли к побережью южнее Остии.[117] В центре они продвинулись к Априлии, Ланувио и Чистерне,[118] а оттуда к побережью. Войска удерживали свои позиции, позволяя подойти подкреплениям, и линия фронта была сформирована. С другой стороны, американская артиллерия наконец получила цель для обстрела. На время десант был остановлен.

Аэродром нашей группы в Тускании,[119] около Витербо, был великолепно оборудован. Самолеты были скрыты естественной маскировкой в виде групп деревьев на полях, окружающих аэродром. На взлетно-посадочной полосе паслись стада овец.

Когда пролетали вражеские самолеты-разведчики, то вместо аэродрома они видели щиплющих траву овец. В то же время, как только поступал приказ, кусты раздвигались, ввысь взлетала сигнальная ракета, овцы и пастухи растворялись в углублениях в земле, и самолеты взлетали, скользя над спинами стада, которое немедленно после этого продолжало прерванную кормежку. Несколько минут спустя летное поле снова становилось мирным, пасторальным лугом. Вражеские разведчики, должно быть, задавались вопросом, каким чудом «Мессершмитты» оказываются в воздухе. Они так никогда и не смогли обнаружить, откуда мы взлетали. Таким образом, мы избежали ковровых бомбардировок, преследования со стороны назойливых визитеров и сохранили моральный дух группы.

В среднем мы выполняли два или три вылета в день, иногда четыре. Мы получили приказ прикрывать группу штурмовиков, базировавшуюся в Витербо.[120] Эта группа, приблизительно от пятнадцати до двадцати самолетов, должна была два или три раза в день сбрасывать свои бомбы на плацдарм. Очевидно, что нам – истребителям – подобные полеты доставляли немного удовольствия.

Истребители-бомбардировщики «Фокке-Вульфы-190» обычно летели на высоте 5500 метров. Мы, истребители группы сопровождения, распределялись по флангам, сверху и снизу боевого порядка группы, формируя защитный «зонтик». Оказавшись над целью, «Фокке-Вульфы» пикировали со своими 500-килограммовыми бомбами. Некоторые из истребителей тоже переходили в пикирование, в то время как другие оставались наверху прикрывать атаку. Бомбы предназначались для позиций передовых частей американцев или, в редких случаях, для десантных судов.

Пикирование истребителей-бомбардировщиков, устремлявшихся к своим целям на скорости 645 км/ч, было вопросом нескольких секунд. Затем все сломя голову мчались обратно на свой аэродром.

Эти вылеты на сопровождение не всегда были тихими и мирными. Для истребителей это самое неприятное дело из всех возможных. Начать с того, что это, прежде всего, задача прикрытия машин, которые мы эскортируем. Мы не могли атаковать противника в надежде на возможную победу. Наоборот, все остаются на месте и продолжают оставаться начеку.

Иногда в поле зрения поблизости пролетали один или два американских самолета, ожидавших, что «Мессершмитты» ринутся преследовать их. В отдалении же, вне видимости, находилась группа «Лайтнингов» или «Тандерболтов», ждавшая сигнала от отвлекавших внимание самолетов и готовая атаковать группу истребителей-бомбардировщиков, которая и была их настоящей целью. Несольких минут, которые проходили между уходом эскорта и его возвращением, для «Лайтнингов» было достаточно, чтобы разделаться с истребителями-бомбардировщиками, а затем вступить в открытую схватку с «Мессершмиттами».

Так что истребители держались около бомбардировщиков словно собака около ноги своего хозяина. Их роль заключалась в том, чтобы служить щитом, если, несмотря на истребительное прикрытие, группа будет атакована, и подставлять свою шею, пока бомбардировщики мирно возвращаются на аэродром. Во всяком случае, это была точка зрения истребителей люфтваффе, и в некоторой степени она была оправданной.

Однако и пикирование также было очень неприятным. Союзники применяли особую тактику, основанную на их численном превосходстве и разнообразии типов вооружений, имевшихся в их распоряжении.

Прежде всего они создали над плацдармом почти непреодолимый барьер зенитного огня. Выше его над окружающим районом господствовали «Тандерболты», оснащенные двигателями мощностью 2200 л. с. Более тяжелый, чем «Мессершмитт», «Тандерболт» мог пикировать намного быстрее, а мощность его двигателя намного превышала 1350 л. с., развиваемые двигателем Ме-109, делая его быстрее по крайней мере на 65 км/ч. Ниже них рыскали «Лайтнинги» и «Мустанги», которые были одинаково противны. Они оба имели лучшую маневренность, чем Ме-109. И наконец, около самой земли патрулировали «Спитфайры» самой последней модели. Они очень хорошо умели неслышно подкрасться и нанести удар в спину. Вы даже не могли заметить их, а они внезапно садились вам на хвост, и схватка грозила закончиться не в пользу «Мессершмитта».

Все эти вражеские самолеты превосходили несчастный Ме-109 на больших, средних и малых высотах. Кроме того, противник каждые шесть месяцев выпускал новые типы машин, которые были быстрее, маневреннее и имели лучшую скороподъемность, чем их предшественники. «Кертисс» Р-40 во время высадки в Северной Африке был классной машиной. Но уже в Тунисе его оттеснили «Лайтнинги». После высадки в районе Неттуно «Лайтнинги» с Сицилии впервые стали усиливаться «Мустангами». Мы же летали на Ме-109 начиная с авиационной выставки в Цюрихе в 1936 г. Что же касается численного превосходства, то оно увеличилось до приблизительно десяти «Лайтнингов», «Тандерболтов» и «Мустангов» на один «Мессершмитт».

Однажды, сопровождая истребители-бомбардировщики в ходе их ежедневной прогулки, я пропустил свою «реплику», когда они начали пикировать. Это было еще ничего. Я был лишь в 90 метрах от них, но уже попал в беду. Прежде чем я успел вздохнуть, у меня на хвосте висели несколько «Тандерболтов», готовые подстрелить меня. В последний момент мне в голову пришла блестящая идея.

Приблизительно посередине Албанских холмов,[121] на высоте около 600 метров, у подножия Рока-ди-Папа,[122] лежало озеро Неми. Регулярно каждый день, около полудня, над ним на высоте 1800 метров возникало небольшое скопление кучевых облаков приблизительно километра два шириной.

Я направился прямо к нему, заранее смеясь над шуткой, которую собирался сыграть со своими преследователями.

«На сей раз вы не сможете достать меня, – думал я. – Я не чувствую себя достаточно сильным противостоять вам в открытую, как недавно вашим приятелям над долиной По».

Я вошел в кучевые облака и начал вертеться в них, как юла, выполняя произвольные петли. Поскольку я был обучен слепым полетам, то это было не особенно трудно. «Тандерболты» потеряли меня из виду, но пилоты, должно быть, полагали, что я могу быть только в этом проклятом небольшом облаке. Они создали своеобразный барьер вокруг него и поджидали меня.

Началась игра в прятки. Я летел к краю облака и, заметив, где его плотность была меньше, «высовывал свой нос в окно». «Тандерболты» атаковали меня, приветствовав градом пуль.

Я делал переворот и спешил обратно в облако. Они, наверное, позеленели от злости, однако не могли вытащить меня из моего убежища. Лучшее, что они могли сделать, это протаранить меня в облаках, но при этом сами могли обжечь себе пальцы. Поэтому они оставались снаружи, выполняя круг за кругом. Время от времени, чтобы «вдохнуть» свежего воздуха, я высовывал нос наружу, но лишь только для того, чтобы поспешно отступить назад перед тем, как противник успевал нажать на кнопку огня. Для него было совершенно невозможно стрелять вслепую в облако. Это было бесполезно, а также и опасно для тех, кто был с противоположной стороны. Карусель продолжалась.

Они, должно быть, говорили себе: «В конечном счете этот парень должен будет выйти, хочет он этого или нет. В любом случае он не сможет уйти от нас». Я же действовал не спеша. Мои баки были полными, а времени сколько угодно, так что я продолжал терпеливо ждать. Внезапно меня осенило. Они ждут, когда я выйду, но сбоку. Там, где они видели мой нос. Чтобы вырваться, мне придется круто спикировать. Если мне немного повезет, то они не смогут заметить меня, и я без проблем ускользну.

Я выложил свой козырь. Толкнув ручку управления и постепенно набирая скорость, я вышел из облаков в северном направлении и спикировал словно сумасшедший к гребню Рока-ди-Папа. Хитрость удалась.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.