Вклад северных племён в мировую культуру

Вклад северных племён в мировую культуру

По-новому, с принципиально иной, чем прежде, точки зрения советская наука рассматривает и вопрос о вкладе северных племен в мировую культуру, В буржуазной литературе с характерным для нее делением народов и племен земного шара на исторические и неисторические, избранные и неизбранные, высшие и низшие издавна установилось пренебрежительное отношение к отсталым племенам, как не имеющим права на участие во всемирно-историческом процессе культурного творчества.

Согласно этой реакционной традиции все открытия и изобретения выводятся обыкновенно из единого источника или нескольких таких источников, а в центре внимания исследователей остаются немногие избранные народы и очаги культуры.

Наша советская точка зрения на этот вопрос с исключительной глубиной и силой сформулирована в следующих словах И. В. Сталина: «Многие не верят, что могут быть равноправными отношения между большой и малой нациями. Но мы, советские люди, считаем, что такие отношения могут и должны быть. Советские люди считают, что каждая нация, — всё равно — большая или малая, имеет свои качественные особенности, свою специфику, которая принадлежит только ей и которой нет у других наций. Эти особенности являются тем вкладом, который вносит каждая нация в общую сокровищницу мировой культуры и дополняет её, обогащает её. В этом смысле все нации — и малые, и большие, — находятся в одинаковом положении, и каждая нация равнозначна любой другой нации»[10].

Что касается северных племен, то здесь для иллюстрации этой мысли И. В. Сталина достаточно одного примера — эскимосского племени.

Пример эскимосов особенно интересен для нашей цели уже по той причине, что заселенный ими район расположен на огромных пространствах по обе стороны Берингова пролива, а также вдоль арктического побережья Азии. В относительно недавнее время, уже в XVII веке, она дошли вплоть до устья реки Колымы на западе.

Это один из немногих на материке Азии районов, где ещё каких-нибудь триста лет тому назад, к моменту первого появления русских землепроходцев, в полном расцвете жила техника каменного века, где в то время еще широко применялись каменные орудия.

Именно здесь, на самом «краю света», вдоль берегов Ледовитого океана, казалось бы, должна быть в неизменном виде культура первобытных дикарей, должны были существовать наиболее архаические черты быта. Именно эта страна, казалось, должна была представлять собою настоящую страну «живых окаменелостей», край подлинной первобытности.

На самом деле при более глубоком и внимательном изучении здесь открывается совершенно иная, значительно более сложная и интересная картина.

Начнём с того, что, опровергая ходячие суждения о какой-то первобытной простоте и примитивности древнеэскимосской культуры, выдающийся русский исследователь культуры сибирских племен В. Г. Богораз писал: «Культура полярных племён вообще представляется своеобразной, я сказал бы, почти чудесной. Мелкие группы охотников, живущих на самой окраине вечного льда и вылавливающие себе ежедневную пищу гарпунам из холодного и бурного моря, сумели из китовых ребер и глыб снега создать себе теплое жилище, сделали кожаную лодку, лук из костяных пластинок, затейливый гарпун, сеть из расщепленных полосок китового уса, собачью упряжку, сани, подбитые костью, и разное другое. Многие из этих полярных изобретений проникли далеко на юг к племенам, обитающим в более счастливых широтах, и даже позаимствованы европейцами», «Художественная одаренность арктических народов, их вышивки, рисунки, скульптура, резьба, — писал он в другой работе, — значительно выше общего уровня племен, обитающих на юге, и может выдержать сравнение с лучшими образцами» (этнографического искусства, — А. О.)[11].

В свою очередь другой известный исследователь Севера писал об эскимосах с тем же чувством искреннего уважения к их талантам и к созданной ими оригинальной культуре.

«На многих людей в настоящее время производит громадное впечатление величие нашего века со всеми его изобретениями и прогрессом, о которых мы слышим ежедневно и которые якобы неоспоримо доказывают превосходство богато одарённой белой расы над всеми остальными. Для этих людей было бы весьма поучительно обратить особое внимание на развитие эскимосов и на орудия и изобретения, при помощи которых они получают все необходимое для жизни, при этом в условиях, когда природа дает в их распоряжение невыразимо мало средств»[12].

Ещё интереснее, что, как показывают археологические исследования, корни этой замечательной культуры уходят неожиданно глубоко в прошлое. По инициативе выдающегося прогрессивного ученого, искреннего друга Советского Союза А. Хрдлички был поднят во весь рост вопрос о роли Берингова пролива и Чукотского полуострова в первоначальном заселении человеком Нового Света.

Особенно много нового и интересного внесли в решение этой проблемы исследования советских археологов как на самом Чукотском полуострове, так и в соседних с ним областях Якутии, а также Камчатки, побережья Охотского моря, Приморья и Приамурья.

Что касается Чукотского полуострова, то здесь центральное место как раз и занял вопрос о происхождении и ранней истории эскимосов и их культуры.

Занимаясь этой сложной проблемой, исследователи натолкнулись на подлинное арктическое чудо. Они обнаружили неожиданно богатую и сложную культуру Берингова моря, которая уходила в отдаленную древность и в то же время была во многих отношениях даже не примитивнее, а выше и богаче позднейшей эскимосской культуры XVIII–XIX веков.

Как оказалось, одно из самых древних поселений приморских охотников на морского зверя, явившихся теми, кто заложил фундамент позднейшей эскимосской культуры, находилось вблизи современного посёлка Уэлен.

В то далёкое время основным источником существования жителей прибрежных поселков уже была охота на морского зверя, но не менее важную роль в их жизни играла охота на северного оленя и белого медведя, добыча птиц и рыбная ловля. Поэтому в производственном инвентаре людей этого времени отмечаются многочисленные предметы богато развитого охотничьего вооружения.

Охотник был вооружен луком со стрелами, наконечники которых выделывались из твердого камня и очень близки по виду к превосходным наконечникам поздненеолитического времени из континентальных областей материка. У него были в распоряжении также и специальные птичьи дротики с большим количеством острых зубьев, загнутых назад, простые и сложные остроги для промысла крупных лососевых рыб. Морскую рыбу ловили удочками, от которых уцелели тяжелые грузила и костяные жальцы от сложных крючков.

Для промысла морского зверя применялись уже гарпуны весьма сложной конструкции — с соскакивающими поворотными наконечниками, у которых сбоку помещались специальные каменные лезвия-вкладыши, чтобы они могли лучше разрывать и резать мясо моржей и тюленей. Внизу у этих наконечников имелись сложные заострённые шипы-шпоры, назначение которых состояло в том, чтобы удерживать наконечник гарпуна в ране и не позволять ему выпасть. Это обеспечивалось и тем, что такие наконечники, привязанные к бечеве-линю, поворачивались поперек раны и окончательно застревали в ней под толстой кожей зверя, под слоем мяса и сала.

Поэтому подобные орудия называются поворотными гарпунами. Для того чтобы гарпун не терялся, к нему привязывали особый поплавок из надутого воздухом пузыря, а для продалбливания прорубей, через которые убивали тюленей, существовали специальные ледовые пешни, материалом для которых служила твердая моржовая кость — бивень моржа. Тяжёлую тушу добытого морского зверя выволакивали на особых салазках с полозьями из моржового клыка.

Несмотря на полное развитие сложного и хорошо оснащенного специальной техникой промысла морского зверя, люди уэлленского времени сохраняли в своем бытовом укладе и в культуре много древних черт.

Жилища ещё очень редко и слабо углублялись в землю. При них не было и типичных ям для хранения пищевых запасов в виде мяса и сала морского зверя.

Поселения больше сближались поэтому с древними охотничьими лагерями и распознаются теперь на поверхности земли только по более густой и зеленой траве, а не по возвышениям и углублениям почвы.

Каменные орудия изготовлялись у них почти исключительно древнейшим способом оббивки и отжима; шлифованные вещи из сланца очень редки.

Особенно широко применялся древний прием оснащения костяных орудий, главным образом наконечников гарпунов и ножей, вставными каменными лезвиями.

Искусство узлленцев ограничивалось реалистическими, но очень простыми фигурами людей, животных и столь же простым узором из прямых или кривых врезанных линий.

Потомки уэлленцев, люди так называемого древнеберингоморского этапа, тоже еще целиком оставались в пределах техники и культуры развитого неолита, не зная иного материала для изготовления своих орудий и утвари, кроме камня, глины я органических материалов — кости, дерева, китового уса. Они, как и их предшественники, умели шлифовать сланец, но большинство каменных орудий по-прежнему изготовлялось только путем оббивания и ретуши.

Их культура уже сильно отличается от уэлленской, и они во многом пошли вперёд — в первую очередь по линии развития и усовершенствования морского зверобойного промысла, который становится главной и первостепенной основой их жизни.

Море теперь полностью обеспечивало жителей Арктического побережья мясной птицей, тюленями и моржами. Мясо и сало морских животных употреблялись в пищу; из шкур их шилась одежда и приготовлялась домашняя утварь, различные охотничий снасти. При недостатке хорошего дереза кость, особенно челюсти, позвонки и ребра кита, использовалась не только для изготовления орудий труда, но и в качестве строительного материала: из неё сооружали каркасы землянок. Сало моржей и тюленей, горевшее в лампах, выдолбленных из камня или вылепленных из глины, согревало и освещало хижины.

Уэлленцы изобрели способ добычи тюленя зимой через отверстия во льду с помощью поворотного гарпуна; теперь охота на морского зверя летом велась и в открытом море. Были изобретены искусно сконструированные кожаные лодки — каяк и уммиак. Уммиак имеет вид большой открытой лодки, приспособленной для многих людей. Каяк приспособлен для одного охотника и плотно затягивается сверху, так что, даже и перевернувшись вниз головой, охотник может без вреда для себя снова принять прежнее положение без риска залить водой внутреннее пространство лодки.

Морской промысел, связанный с определенными, наиболее удобными для него пунктами, привел к еще более прочной и постоянной оседлости. В местах, богатых морским зверем и водной дичью, на выдавшихся в море мысах, по островам и бухтам, обильным наносным деревом-плавником, густо разместились многочисленные поселки берингоморцев, от которых уцелели вырытые в земле основания жилищ и обвалившиеся ямы для запасов мяса.

Внутри полуподземных жилищ их хозяева проводили долгую полярную ночь. Женщины при скудном свете ламп-жирников готовили пищу и шили одежду. Мужчины в свободное от охоты время выделывали различные вещи, чинили охотничье вооружение и утварь.

С утомительно длинной полярной ночью в значительной мере связано и поразительное обилие художественных изделий берингоморского времени, в которых находила свое выражение живая, творческая фантазия и жажда деятельности сильных, ловких и находчивых охотников Арктики. В этих изделиях отражались и свойственные этим людям упорство, настойчивость в достижении цели, потому что вырезать скульптуру животного или тонкий орнамент на твердом куске моржевого клыка или бивня мамонта простым каменным острием было нелегко: для этого требовалось много времени и терпения.

Древние берингоморцы весь свой многовековой технический опыт обработки кости, все свое уменье вложили в свою художественную резьбу. Они создали совершенно своеобразный, неповторимый орнаментальный стиль, разработали удивительный криволинейный орнамент, который щедро покрывает даже самые обыкновенные вещи, прежде всего наконечники гарпунов. Узор берингоморского времени состоял из глубоко врезанных плавных кривых линий, окаймленных пунктиром из выпуклых овалов или кружков, часто концентрических, с точкой внутри. Орнамент всегда тесно связан с формой вещи и подчинен ее очертаниям, но древний мастер с полной свободой размещал детали рисунка на объемном теле предмета. Он с большим декоративным чувством стилизовал изображения человеческих лиц-масок, животных. Особенно необычное впечатление производят по контрасту вполне реалистические фигуры животных, например белого медведя, сплошь покрытые абстрактным криволинейным узором.

^{Копьеметалка с узором}

Оригинальное искусство берингоморцев настолько сложно и по-своему совершенно, что некоторые исследователи пришли к мысли о его иноземном происхождении, о том, что оно зародилось далеко на юге, в Полинезии, у маори, или даже в Китае эпохи Чжоу.

Однако есть и другая, более вероятная возможность объяснения этой загадки. Такой же криволинейный узор издавна, ещё во II–III тысячелетнии до нашей эры, развивался у неолитических племён Приамурья и соседних с ним морских островов Восточной Азии. Оттуда он мог в глубокой древности распространиться на север, в страну эскимосов, где имелась вполне, подготовленная для него уэлленцами почва.

Ещё интереснее, что овалы и кружки с точкой внутри, столь характерные для берингоморской орнаментики, в той же степени типичны для искусства индейцев северо-западной Америки, т. е. прежней Русской Америки XVIII века. У хайда, чимшиан и члинкатов известен именно такой «глазной» орнамент, в котором ритмически повторяется один и тот же мотив стилизованного глаза. Упрощённым соответственно техническим трудностям скульптурной резьбы по кости изображением «глаз» и следует, повидимому, считать овалы и кружки на изделиях берингомоского времени.

Так же, как у северо-западных индейцев, глазной орнамент должен был здесь иметь определённый внутренний смысл. «Глаза», изображенные на гарпуне или другом предмете, одушевляли его, придавали ему в глазах древнего охотника жизнь и, следовательно, особую силу, а заодно делали и самого охотника владельцем этой могущественной и таинственной силы, которую он мог применить в своих интересах и целях. Гарпун с таким узором был уже не просто мертвым предметом, а живым, разумным существом, действующим активно и по собственной воле.

В связи с этим следует упомянуть и о том, что в религии эскимосов до недавнего времени центральное, место занимали представления о женских божествах «владычицах». Одна из этих эскимосских богинь владела морем — источником морских зверей, вторая распоряжалась землей и живущей на ней сухопутной дичью, третья господствовала в воздухе и распоряжалась ветром; это была женщина-ветер. Так как ветер всё ставит вверх дном, её глаза располагались не поперёк, а вдоль лица, нос же находился в поперечном положении. Морская владычица Седна в свою очередь представлялась в облике старой моржихи, живущей в хижине на дне океана и властвующей над его обитателями.

Женские божества эскимосов — наглядное выражение в мифологии приморских охотников былого материнского рода — одно из доказательств существования у них в прошлом матриархально-родовой общины, при которой женщины пользуются уважением и большим влиянием в обществе.

С течением времени развитие морского промысла в открытом море и рост обмена привели к новым сдвигам в жизни предков эскимосов.

Распространяются особые китовые наконечники гарпунов. Всё чаще и чаще появляются кости кита, указывающие, что развивается несравненно более прибыльный промысел кита.

Обнаруживаются, наконец, и первые признаки употребления железа, сначала, вероятно, метеорного, хотя железо даже и значительно позже было большой редкостью и расценивалось как величайшая драгоценность, так как доставлялось издалека.

Одновременно совершенствуется охотничье оружие. Улучшается лук, вместо простых луков появляются усиленные обмоткой из сухожилий.

Были изобретены специальные защитные пластинки для рук, чтобы по ним не ударяла тетива, отскакивающая во время стрельбы, новые виды стрел. Оббитые орудия вытесняются шлифованными, более совершенными, преимущественно сланцевыми.

Искусство резко упрощается. Ботатая криволинейная орнаментика сменяется простыми геометрическими узорами — прямыми линиями, кружками с точкой внутри.

Распространение в это время «пунукского», как его называют археологи, усовершенствованного вооружения, в том числе костяных лат, дает право вспомнить эскимосские старинные легенды, в которых рассказывается о межплеменных столкновениях и войнах, а также вооружённом обмене с чужеплеменными, всегда находившемся на грани разбоя.

Согласно преданиям, во время торгов между чукчами и эскимосами обе стороны являлись на место торга в полном вооружении и предлагали друг другу свои товары на конце копий или держали связки шкур в одной руке, а в другой обнаженный нож, в полной готовности вступить в бой при малейшей тревоге.

Борьба старого и нового нашла также яркое выражение в обычаях и мифологии, в том числе в мифах о морской владычице Седне. Хотя Седна попрежнему остается властительницей жизни и смерти эскимосов, поскольку она владеет морским зверем, в представлениях о ней обнаруживается новая и в высшей степени характерная струя, Седна изображается отныне в мифах в отталкивающем и отвратительном образе. Её наделяют уродливыми физическими и нравственными чертами. Седна — мужененавистница, она не хочет вступить в брак с мужчиной и находится в связи с злыми духами и домашним псом, Собственная семья, её отец, страстно ненавидят Седну, желают ее смерти и хотят убить её. Но Седна опережает их сама, истребляя своих родных.

В. Г. Богораз справедливо считал, что в таких представлениях о женских божествах нашла своё отражение древняя «борьба мужчин с женщинами», закончившаяся, как известно, «всемирно-историческим по своим последствиям поражением женского пола», победой патриархально-родового строя.

Так, в результате раскопок в мёрзлой почве Арктики была шаг за шагом, этап за этапом восстановлена забытая история эскимосов на протяжении примерно четырех тысячелетий.

Вполне понятно поэтому, что вновь открытая в Арктике столь же древняя, как и загадочная сначала культура сразу привлекла к себе исследователей не столько своей новизной, сколько действительно выдающимся значением её в истории Севера.

Достаточно было уже того, что эти жители далекого севера самостоятельно создали во всех отношениях самобытную и оригинальную культуру; самостоятельно взрастили совершенно необычайное по стилю и по-своему богатое искусство; поднялись до наиболее высокого технического уровня, которого могло достичь человечество, пользуясь одними лишь средствами каменного века.

Особенно же удивительно было обстоятельство, что талантливые создатели этой высокой культуры, как и их современные потомки, были обитателями самых суровых и непривлекательных областей Старого и Нового Света, оказались на самом краю обитаемой человеком земли, в окружении вечных льдов, моржей и белых медведей.

Не менее замечателен неожиданно сложный исторический путь, пройденный создателями древнеэскимосской культуры, которых в свете этой истории никак нельзя назвать живыми окаменелостями. Как оказалось, они непрерывно двигались вперед, изменяя свою культуру, обычаи и мировоззрение, вовсе не оставаясь на одном и том же уровне, в неизменно «первобытном» и «диком» виде.

Поразительная культура древних эскимосов, обитателей самого настоящего «края света», даже и по современным понятиям, может служить поэтому одной из наиболее ярких иллюстраций к словам товарища Сталина о равенстве всех народов и племен земного шара в едином процессе создания всемирной культуры.

Таким образом, результаты исследований, осуществленных советскими археологами на Севере, с полной ясностью показывают, что северные племена и народы, считавшиеся раньше «внеисторическими», на самом деле имеют собственную, по-своему богатую и сложную историю.

Если раньше история племен Севера уходила в глубь прошлого не далее последних трех столетий, то в настоящее время «исторический период», наполненный достоверными фактами и событиями, охватил по крайней мере 10–15 тысяч лет.

Если прежде могло существовать мнение об извечной стабильности и тысячелетней устойчивости первобытного уклада северных племен, рассматриваемых в виде «живых окаменелостей», если до сих пор не было возможности установить отчетливую культурно-историческую периодизацию прошлого северных племён, то сейчас положение в этой области существенно изменилось.

Теперь ясно, что и на Севере — на значительных пространствах южной и отчасти северной части Якутии — имела место последовательная и непрерывная смена прогрессивных культурно-исторических этапов: палеолита, неолита, бронзового и железного веков, в основном так же, как в передовых областях земного шара, происходил переход от грубых каменных орудий к металлу.

С полной ясностью обнаруживается и тот факт, что этому прогрессивному развитию экономического базиса — производительных сил соответствует закономерный процесс развития общественных форм, прогрессивный переход от ранних форм материнского рода к зрелому матриархально-родовому обществу, а от него к патриархальному роду и к теш формам общественной организации, которые характерны для времени, когда возникают большие и племенные союзы.

Одновременно становятся в общих чертах ясными и те огромные последовательные сдвиги, которые имели место в идеологии, в мировоззрении северных племён, в их искусстве, верованиях и языке.

Если раньше этим племенам, как представителям «низших» и «неполноценных» народов и рас, отказывали в праве на собственную культуру, то теперь ясно, что они внесли свой вклад в мировую культуру.

Исследования эти, наконец, свидетельствуют и о том, что история северных племен имеет определенное значение не только как один из конкретных вариантов истории человечества, но и как составная часть всемирной истории, истории народов не только Азии, но и Европы, и не только Старого Света, но и Нового Света, т. е. Американского континента, и что, наконец, эта история оказывается в совершенно неожиданном — активном, а не пассивном — отношении к той самой области Европы, которую расисты считали колыбелью избранной нордической расы.

Многочисленные факты ясно показывают, как эти «гиперборейцы»[13] в результате упорной борьбы десятков сотен безвестных поколений с враждебной природой не только освоили необозримые пространства тайги и тундры, но и укрепились даже среди льдов арктических морей, внесли свою посильную долю в борьбу за конечное торжество человечества над слепыми силами природы, за победу разума над стихией.

Археологические факты дают также возможность до некоторой степени проследить взаимные связи северных племён Азии с народами других, нередко очень отдаленных стран. Особенно ясно вырисовываются при этом тысячелетние связи племен Севера с их ближайшими соседями в Старом Свете — предками других племён и народов Советского Союза.

О постепенно складывавшейся теснейшей исторической общности северных племен с остальными братскими народами Советского Союза, с великим русским народом во главе, выразительно свидетельствуют все тысячелетия их истории, начиная с самого появления человека на Севере.

Есть основания полагать, что первые люди пришли на север Азии с запада, из Восточной Европы, где на берегах Дона, на Днепре и в Крыму расцвела яркая культура их ближайших родственников, людей ориньякско-мадленского времени.

В тесной связи с племенами остальной Сибири и Восточной Европы развивают племена Севера свою культуру и в последующие времена, в неолите и бронзовом веке. Оттуда же, от скифских племен Южной Сибири и Причерноморья — предшественников славян, всего вероятнее распространяется, наконец, на севере Азии и железо.

Вся история культурного развития и ранние исторические судьбы одного из самых многочисленных народов Севера — якутов — точно так же неразрывно связаны с историей родственных им степных народов Союза, заселяющих или заселявших обширное пространство Старого Света — бурят-монголов, казахов, киргизов, алтае-саянских племен и народов.

В свою очередь археологические данные показывают, как далеко распространялись на запад не только до Кольского залива, но и вплоть до Прибалтики элементы «гиперборейской» культуры древних времён, возникшей в Северной Азии, какое важное значение в образовании самого физического типа населения Восточной и даже Западной Европы имело тогда проникновение представителей северных племён в северо-западные районы Советского Союза и сопредельных стран.

Так, например, в 1942 году на затерянном среди моховых болот и озер лесотундры небольшом бугорке, расположенном у самого Полярного круга — вблизи Жиганера, в «Уолбинском кырдале» оказалась древние кости людей и многочисленные изделия из камня, Кости людей с Уолбинского бугра были окрашены красной охрой — кровавиком, а сохранившиеся при них каменные изделия представляли собой большие наконечники стрел своеобразной формы. Они имели вид длинных узких пластин кремневого сланца с черенком для насаживания на древко внизу. По специфической форме наконечников страд и ритуальной окраске костяков охрой уолбинские находки неожиданно совпали с замечательными находками в обширном древнем могильнике конца III тысячелетия до нашей эры на Оленьем острове Онежского озера в Карелии.

Закономерный, а не случайный характер такого совпадения подтверждается тем, что костяки Оленьего острова имели четко выраженные монголоидные признаки. Монголоидные черты физического облика древних оленеостровцев могли попасть сюда только с Востока, из Азии, вместе с пришедшими оттуда людьми.

После этого становится ясным, как далеки были от истины «гипотезы» фашистских археологов, пытавшихся «доказать», что культура распространялась в неолите только с Запада на Восток, из области расселения пресловутой «северной расы», и что её несли с собой представители именно этой высшей «нордической расы». На самом же деле новые находки в глубине Якутии, с одной стороны, и в Карелии — с другой, доказывают в данном случае, что и в неолитическое время европейский Север испытывал глубокое прогрессивное влияние именно с Востока.

Так собранные советскими археологами обильные и разнообразные факты в сочетании с другими данными, в первую очередь этнографическими, выразительно рисуют сложный, по-своему насыщенный событиями исторический путь народов Севера на протяжении всего того времени, когда у них господствовал первобытно-общинный строй. Так раскопки в мерзлой земле Севера раскрывают перед исследователями совершенно новые и увлекательные научные перспективы.

Прослеживая шаг за шагом, этап за этапом постепенные перемены в культуре и жизни северных племён, можно видеть, таким образом, как перед нами в совершенно новом свете постепенно раскрываются подлинные исторические судьбы этих племен, возрожденных к новой жизни Октябрьской социалистической революцией и впервые получивших в условиях Советского государства полный простор для свободного проявления и расцвета своих творческих сил.